Глава тридцатая кружок маргариты наваррской

Одним из крупных гуманистических и литературных центров Франции в первую половину XVI в. был двор сестры Франциска I Маргариты Ангулемской или, как она стала называться после своего второго брака с королем Наварры (северной части старого испанского королевства Наварры), Маргариты Наваррской (Marguerite de Navarre, 1492—1549).

Маргарита сочувствовала протестантизму и возможно была са­ма тайной гугеноткой. При ее дворе находили приют гуманисты, подвергавшиеся преследованиям за свое вольномыслие, и ее прямо­му вмешательству многие «еретики» были обязаны спасением от костра.

Будучи женщиной весьма образованной (она знала итальянский язык и оба древних), Маргарита была плодовитой писательницей. В своем творчестве она является выразительницей гуманистических идей, но в той ограниченной форме, которую они принимали в со­знании передовой части французской аристократии эпохи. Она стремится к освобождению человеческой мысли и чувств от гнета средневекового аскетизма и схоластики, но вместе с тем не мо­жет отрешиться от религиозного мировоззрения и известного морализма.

Маргарите принадлежит большое число стихотворений и поэм, в которых преобладает религиозно-моральная тематика, лишенная, однако, какого бы то ни было религиозного догматизма. Чаще все­го они посвящены неоплатоническим идеалам возвышенной любви и бесконечного нравственного самосовершенствования. В одной по­эме Маргариты содержится диалог двух молодых девушек, из ко­торых одна говорит: «Вся отрада и наслаждение, которые может получить благородное честное сердце, это — свобода тела и мысли, делающая счастливыми всякого человека, птицу или зверя». Заду­шевность и мягкий лиризм типичны для поэзии Маргариты.

Наиболее значительное ее произведение — сборник новелл «Гептамерон», написанный ею в подражание Боккаччо. Подобно по­следнему, она намеревалась дать 100 новелл, но успела написать из них лишь 72. Отсюда происходит и название ее книги («Гептамерон» — «Семидневник»). Как и «Декамерон», сборник Маргариты имеет рамку, однако иную по своему характеру. [335]

Вместо яркой картины флорентийской чумы и ря­дом с ней радостной молодой жизни, отстаивающей свои права. Маргарита рисует совсем нейт­ральную и обыденную ситуацию. Пять господ и пять дам из хоро­шего общества, возвращаясь из Котре, где они лечились водами, были задержаны в пути ливнями, размывшими дорогу. Чтобы ско­ротать время, они придумали рассказывать друг другу занима­тельные истории, подвергая их затем пространному обсуждению. Под условными именами путе­шественников в качестве рас­сказчиков выступают сама Маргарита, король Франциск, их мать и другие.

В отличие от новелл Боккаччо рассказы «Гептамерона» редко имеют своим источником готовый странствующий сюжет; обычно они передают действи­тельные происшествия из придворной жизни, которые Маргарита наблюдала непосредственно или знала понаслышке. Видное место среди них занимают любовные похождения, героем которых иногда выступает, под каким-нибудь псевдонимом, Франциск I, славившийся своим волокитством. Значительно реже попадаются новеллы из жизни средних или низших слоев общества. В неко­торых из них разоблачается корыстолюбие и разврат монахов.

«Гептамерон» представляет собой ценный документ для изуче­ния нравов, чувств, идейных противоречий французского Возрожде­ния. Его рамка дает верную картину салона XVI в., а новеллы, кроме богатого бытового материала, отражают разнообразные идейные и моральные устремления эпохи. Однако кругозор Марга­риты ограничен, и ей недостает подлинной смелости мысли. Это особенно проявляется в длиннейших педантических послесловиях к новеллам, сбивающихся на церковную проповедь и не имеющих ничего общего с веселыми и острыми замечаниями слушателей но­велл в «Декамероне».

Рассказав какую-нибудь игривую историю, Маргарита изви­няется за смелость своих выражений и спешит противопоста­вить нарисованной ею нескромной картинке идеал «чест­ной» и «совершенной» любви. Такой же смешанный и компро­миссный характер имеет и стиль «Гептамерона», в котором свой­ственная эпохе грубая откровенность языка чередуется с изысканностью отдельных выражений, стихийная чувственность ― с дели­катностью мыслей и ощущений. [336]

Маргарита Наваррская поддерживала дружеские отношения со многими гуманистами и писателями. К лицам, состоявшим непо­средственно на службе у Маргариты, относится прежде всего поэт Клеман Маро (Clement Marot, 1496-1544). Двадцати двух лет Маро получил должность камер-юнкера при Маргарите, а затем перешел на службу к Франциску I. Принадлежность к протестантизму и, в частности, сделанный Маро без контроля католической церкви перевод на французский язык псалмов навлекли на него пре­следования вплоть до заключения его в тюрьму. Позже, не чув­ствуя себя в безопасности, Маро бежал во владения Маргариты, а затем в Италию. Амнистированный, он вернулся в Париж, но вскоре был вынужден снова бежать в Женеву, откуда затем пере­брался в Турин, где и умер.

Маро прежде всего — придворный поэт, отражающий в своих легких, изящных стихах нравы и чувства передовых кругов дворян­ства. Он замечательный мастер малых форм.

Кроме двух поэм — юношеского риторического произведения «Храм Купидона» и сати­рической поэмы «Ад», где Маро описывает свое пребывание в тюрьме Шатле, — ему принадлежит несколько сот эпиграмм, рон­до, посланий, элегий и т. п.

Это — живые, непосредственные откли­ки на все то, что происходило в придворном кругу и в личной жиз­ни поэта: мелкие происшествия, любовные увлечения, интриги, празднества, ходатайства о какой-нибудь милости, интимные при­знания и сатирические картинки. Маро в основном — эпикуреец, больше всего любящий досуг, удовольствия, умственные развлече­ния. Но к жизнерадостным картинам иногда у него примешивается мягкая меланхолия, и поэта посещает мысль о смерти, которая, од­нако, рисуется ему не в виде величайшего ужаса, а как «великая успокоительница».

Изящный юмор Маро лучше всего выражается в его блестящих по форме эпиграммах, которые полны личных намеков, по большей части беззлобно-шутливых, но иногда возвышающихся до уровня социальной сатиры. Маро высмеивает взяточников-судейских, об­скурантов-схоластов из Сорбонны, развратных священников. Зна­менита его эпиграмма «Судья и Самблансе», полная страстного не­годования по поводу казни королевского казначея Самблансе, павшего жертвой католических интриг. Другой жанр, которым Ма­ро владел в совершенстве,— стихотворные послания, часто при­нимающие у него характер задушевной беседы с адресатом. Маро рассказывает королю о том, как его обокрал лакей, просит при­слать ему денег, оправдывается в разных обвинениях и т. п. Он проявляет в этих посланиях большое разнообразие интонаций, бы­вает весел, нежен, печален, насмешлив.

Маро не был воинствующим гугенотом, гак как вопросы рели­гии вообще представляли для него второстепенное значение. [337] Но, неспособный отбросить всякие религиозные догмы и вынужденный поэтому избрать для себя какое-нибудь вероисповедание, Маро склонился к протестантизму, по­тому что ранний французский протестантизм был окрашен в более жизнерадостные и гумани­стические тона по сравнению с проникнутым средневековой догматикой католицизмом. Однако религиозные мотивы в подлинном смысле слова чужды Маро, и его псалмы, распевавшиеся на моти­вы народных песен, далеки от сурового пафоса их библейских оригиналов.

Лирика Маро представляет в развитии французской поэзии зна­чительный шаг вперед. Субъективизм и чувственно-материаль­ное восприятие мира, намеченные у Вийона, находят в творчестве Маро свое законченное выраже­ние. Это — торжество ренессансного мировоззрения, с силой сказавшееся в поэзии Маро. Но­вой является также его поэтиче­ская техника — большая музыкальность стиха, ритмичность фразы, гибкость и непринужден­ность выражения.

Другим крупным писателем кружка Маргариты Наваррской был Бонавентура Деперье (Bonaventure Despériers, род. ме­жду 1510 и 1515 г., умер, вероятно, в 1544 г.). Обстоятельства его недолгой и трагической жизни малоизвестны. Происходя из скром­ной буржуазной семьи, Деперье хорошо изучил древние языки, смо­лоду писал стихи, работал переписчиком, участвовал в переводе на французский язык библии, затем поступил на службу к Маргарите Наваррской — сначала в качестве переписчика, потом секретаря. Когда его вышедшая в 1538 г. книга «Кимвал мира» подверглась осуждению, Деперье, находившийся в это время в Париже, бежал к Маргарите Наваррской; но вскоре и она отступилась от него, и, проведя несколько лет, полных лишений, в Лионе, Деперье покон­чил с собой, бросившись грудью на острие шпаги.

Главное произведение Деперье «Кимвал мира», написанное в манере «Разговоров богов» Лукиана, состоит из четырех диало­гов.

В первых двух диалогах изображаются приключения Меркурия. По приказу Юпитера он спустился на землю, чтобы отдать в пере­плет истрепавшуюся «Книгу судеб»; но два плута, встретившиеся с ним в харчевне, выкрадывают у него эту книгу и подменивают ее другой, в которой рассказывается о любовных похождениях Юпитера. [338]

Далее, Меркурий, желая посмеяться над людьми, выпраши­вавшими у него «философский камень» (фантастический состав, будто бы излечивавший от всех болезней, а также обладавший способностью превращать все металлы в золото), растолок этот ка­мень и разбросал крупицы его; с тех пор люди, копошась в пыли, разыскивают частицы «философского камня», оспаривают их друг у друга, ссорятся, и каждый утверждает, что чудесный камень раз­добыл именно он. В третьем и четвертом диалогах выступают го­ворящие животные — сначала лошадь, чудесным образом получившая дар речи и обличающая своего конюха, который жестоко с ней обращается и крадет деньги, отпускаемые на ее корм, затем две владеющие человеческим языком собаки. Они решают скрыть свою способность от людей, чтобы те как-нибудь ее не использовали; ведь «молчать всегда лучше, чем говорить». Другой вывод их — что все же лучше жить по-собачьи, чем влачить существование несчаст­ного рода человеческого.

Книга Деперье полна намеков, которые полностью до сих пор не удалось расшифровать. Но некоторые из них очень прозрачны. Имена людей, разыскивающих крупицы «философского камня» — Retulus, Cubercus, Drarig, — являются анаграммами имен Лютера, его соратника Буцера и католического богослова Герарда. Поль­зуясь мотивом, сходным с тем, который лег в основу новеллы Боккаччо о трех кольцах и затем был использован Лессингом в «Ната­не Мудром», Деперье хочет сказать, что все религии стоят одна другой и что сущее безумие — пытаться в вопросах веры установить истину. Под видом Меркурия Деперье, без сомнения, изобра­жает Иисуса Христа, посланного согласно христианской легенде на землю для того, чтобы «обновить» старую книгу Библию, дав лю­дям «Евангелие». Предисловие к сборнику имеет форму ироническо­го послания некоего Фомы дю Клевье к Петру Триокану — имена, которые расшифровываются как Фома Неверующий и Петр Верую­щий. «Кимвал мира» свидетельствует о крайнем вольномыслии ав­тора и даже, быть может, о полном его атеизме. К этому надо при­соединить резкие социально-сатирические выпады, содержащиеся главным образом в речах говорящих собак и лошади. Аллегориче­ская форма изложения, внешне маскируя замысел автора, придава­ла ему еще более заостренное выражение, которое усиливалось об­щим тоном сарказма.

Деперье принадлежит также сборник новелл под заглавием «Новые забавы и веселые разговоры». По своему построению и сю­жетам эти очень коротенькие, несложные истории чрезвычайно по­хожи на средневековые повестушки-анекдоты. Но способ изображе­ния происшествий, обстановка действия, характеристика персона­жей, все мироощущение, которое в них выражается, вполне ренессансные. В отношении реализма этот сборник значительно превосходит «Гептамерон». Всякая морализация в нем отсутствует. На материале мелких, занимательных случаев, по большей части из жизни горожан или крестьян, здесь показана сила человеческого ума, торжество здоровых, природных чувств, радость жизни. [339]

В этих рассказах с огромной силой проявилось народное начало; оно сказывается не только в общих оценках изображаемого и в ха­рактере юмора, но даже в самой манере повествования, близкого к народной речи и пересыпанного пословицами и выражениями из народных песен.