История зарубежной литературы = Средние века и Возрождение. /Алексеев М. П., Жирмун­ский В. М., Мокульский С. С., Смирнов А. А.— 3-е изд.—М.: Высш. школа, 1978.— 527 с, ил. 25

Алексеев М. П. и др.

История зарубежной литературы = Средние века и Возрождение: Учеб. пособие для филол. спец. ун-тов и пед. ин-тов. /Алексеев М. П., Жирмун­ский В. М., Мокульский С. С., Смирнов А. А.— 3-е изд.—М.: Высш. школа, 1978.— 527 с, ил. В пер. 1 р. 70 к.

Раздел второй. Страницы [56] – [94]

ОГЛАВЛЕНИЕ

От издательства

СРЕДНИЕ ВЕКА

Введение…3

Раздел I

ЛИТЕРАТУРА ПЕРИОДА РАЗЛОЖЕНИЯ РОДОВОГО СТРОЯ И ЗАРОЖДЕНИЯ

ФЕОДАЛИЗМА

Глава 1. Кельтский эпос...................18

Глава 2. Германский эпос. Его отражение в древненемецкой и англосаксон­ской

литературе.....................23

Глава 3. Древнескандинавская литература.............35

Глава 4. Светская литература на латинском языке.........51

Раздел II

ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ РАЗВИТОГО ФЕОДАЛИЗМА

НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО И ЕГО ОТРАЖЕНИЕ В ПИСЬМЕННЫХ ПАМЯТНИКАХ

Глава 5. Средневековая народная поэзия и следы древнейшей народной

лирики и драмы.....................56

Глава 6. Французский героический эпос..............64

Глава 7. Испанский героический эпос...............74

Глава 8. Немецкий героический эпос...............82-94

Раздел III

ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ РАЗВИТОГО ФЕОДАЛИЗМА РЫЦАРСКАЯ И КЛЕРИКАЛЬНАЯ

ЛИТЕРАТУРА

Глава 9. Лирика трубадуров и труверов.............95

Глава 10. Миннезанг.....................109-119

Глава 11. Рыцарский роман..................119

Глава 12. Клерикальная литература...............136

Раздел IV

ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ РАЗВИТОГО ФЕОДАЛИЗМА ГОРОДСКАЯ И НАРОДНАЯ

ЛИТЕРАТУРА

Глава 13. Сатира и дидактика.................141

Глава 14. Лирика......................158

Глава. 15. Драма......................174

ВОЗРОЖДЕНИЕ

Раздел V

ВОЗРОЖДЕНИЕ В ИТАЛИИ

Глава 16. Общая характеристика................185

Глава 17. Данте.......................197

Глава 18. Петрарка.....................217

Глава 19. Боккаччо.....................228

Глава 20. Развитие гуманизма в конце XIV и в XV веке......248

Глава 21. Кружок Лоренцо Медичи...............252

Глава 22. Ренессансно-рыцарская поэма. Боярдо и Ариосто......259

Глава 23. Кризис гуманизма в литературе XVI века.........267

Глава 24. Феодально-католическая реакция. Торквато Тассо......280

Раздел VI

ГУМАНИЗМ В ГЕРМАНИИ И НИДЕРЛАНДАХ НЕМЕЦКАЯ РЕФОРМАЦИЯ

Глава 25. Общая характеристика XVIвека в Германии. Гуманизм ....288

Глава 26. Литература реформации................299

Глава 27. Бюргерская и народная литература...........307

Глава 2S. Гуманизм в Нидерландах...............321

Раздел VII

ВОЗРОЖДЕНИЕ ВО ФРАНЦИИ

Глава 29. Общая характеристика................327

Глава 30. Кружок Маргариты Наваррской............335

Глава 31. Рабле.......................340

Глава 32. «Плеяда».....................353

Глава 33. Литература последней четверти XVIвека. Отражение религиозных

войн в поэзии. Ученая литература и мемуары. Монтень.....364

Раздел VIII

ВОЗРОЖДЕНИЕ В ИСПАНИИ И ПОРТУГАЛИИ

Глава 34. Общая характеристика................371

Глава 35. Лирика и эпос...................378

Глава 36. Развитие романа до Сервантеса............385

Глава 37. Сервантес.....................395

Глава 38. Создание национальной испанской драмы. Лопе де Вега и его

школа.........................415

Раздел IX

ВОЗРОЖДЕНИЕ В АНГЛИИ

Глава 39. Подготовка Возрождения в Англии. Чосер.......433

Глава 40. Общая характеристика английского Возрождения. Гуманисты .......441

Глава 41. Лирика и поэмы XVIвека.............452

Глава 42. Развитие романа..................460

Раздел X

РАЗВИТИЕ АНГЛИЙСКОЙ ДРАМЫ

Глава 43. Развитие английской драмы до Шекспира.........468

Глава 44. Шекспир......................433

Глава 45. Драматурги — современники и продолжатели Шекспира .......511

РАЗДЕЛ II

ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ РАЗВИТОГО ФЕОДАЛИЗМА

НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО И ЕГО ОТРАЖЕНИЕ

В ПИСЬМЕННЫХ ПАМЯТНИКАХ

ГЛАВА ПЯТАЯ

СРЕДНЕВЕКОВАЯ НАРОДНАЯ ПОЭЗИЯ

И СЛЕДЫ ДРЕВНЕЙШЕЙ НАРОДНОЙ ЛИРИКИ И ДРАМЫ

1

Установление в X —XI вв. феодальных отношений в большин­стве стран Западной Европы привело к разделению общества на два антагонистических класса — феодалов и крепостных крестьян. Господствующий класс феодального общества, военно-земледельче­ская знать, получает четкое сословное оформление, обособляясь в своих наследственных привилегиях и в своей кастовой идеологии. В се состав входят и крупные светские феодалы, владетельные князья, и их вассалы — мелкопоместные рыцари. К ней тесно при­мыкают и духовные феодалы, представители высшего и среднего духовенства, духовных княжеств, церквей и монастырей, живущие трудом крепостных крестьян. Феодальная церковь дает высшую ре­лигиозную санкцию господствующим политическим и социальным отношениям; поэтому многочисленные народные движения, напра­вленные против феодальной эксплуатации, обычно находят идеоло­гическое обоснование в так называемых «ересях», колеблющих ос­новы официального церковного вероучения.

Интересы и воззрения привилегированных классов общества на­ходят широкое выражение в рыцарской и клерикальной литературе периода развитого феодализма. С XII в. усиливает­ся значение городов как центров цехового ремесла и торговли, вы­росших в основном из поселений крепостных, покинувших феодальные поместья. [56]

Они создают особую «бюргерскую» (городскую) литературу, по своей тенденции оппозиционную и демократическую, но в то же время значительно отделившуюся и от народного мироощущения. Творчество широких народных масс, не имеющих доступа к письменности, почти до самого конца средне­вековья продолжает существовать и развиваться лишь в устной форме, вызывая пренебрежительное и даже враждебное отношение к себе со стороны феодальной аристократии и церкви.

Тем не менее эти основные направления средневековой литера­туры, различные по своему социальному происхождению, разви­ваются не изолированно, а во взаимодействии. Поэзия демократи­ческая в отдельных случаях использует мотивы и формы поэзии рыцарской, с большей или меньшей их переработкой и переосмыс­лением. С другой стороны, на протяжении всего этого периода на­родная поэзия питает собой письменное литературное творчество, своими сюжетами, образами и формами доставляя ему богатейший материал, который, будучи соответственным образом переработан, используется и рыцарской лирикой, и рыцарским романом, и позднейшей сатирической и дидактической повестью, и даже «ученой» литературой эпохи. Именно эта связь с народным творчеством придает лучшим произведениям средневековой письменной литера­туры более глубокое общечеловеческое содержание, подымающееся над узкой классовой ограниченностью специфически феодальной литературы.

Несмотря на это, собственно народная поэзия, хотя и предста­вленная в это время самостоятельной и богатой, но исключительно устной традицией, не дошла до нас в письменных записях более ранних, чем сделанные в XIV—XV вв.

Поэтому мы можем соста­вить себе лишь приблизительное представление о ее характере на основании косвенных данных — отчасти по свидетельствам о ней ж документах эпохи, отчасти по прямым ее отражениям в тех запи­санных поэтических произведениях, где она подверглась не слиш­ком радикальной переработке.

Исполнителями и в значительной степени авторами таких обра­боток народной поэзии были профессиональные певцы — потешники, являвшиеся главными носителями поэтического творчества до середины XIII в., когда развилась городская литература. Эти мас­тера-потешники, очень похожие на старых русских скоморохов, во Франции назывались жонглерами (буквально — «игрецы»), в Испании — хугларами (вариант того же термина), в Германии ― шпильманами (то же значение) и т. п. Профессия эта сложного происхождения. В императорском Риме существовали быстро распространившиеся во всех провинциях Римской империи особого рода бродячие актеры, называвшиеся мимами, или гистрионами, которые соединяли разыгрывание неприхотливых сродных фарсов с иного рода забавами — ряженьем, показом дрессированных животных и всякого рода паясничаньем. В то же время наряду с этими пришлыми увеселителями во всех странах Европы существовали местные «люди искусства» в лице, во-первых, дружинных певцов, во-вторых, потешников, декламаторов и певцов из народа — наиболее одаренных любителей, достигших известного мастерства в своем деле. [57]

С течением времени римские мимы растворились в среде местных «искусников», со своей стороны привив им целый ряд своих профессиональных навыков и «секретов мастерства». Таким путем около X в. возникли жонглеры-шпильманы, функции и ре­пертуар которых вначале были очень обширны. С одной стороны, они водили с собой медведей и обезьян, ходили по канату и проделывали разные фокусы, рассказывали анекдоты и разыгрывали небольшие балаганные сценки; с другой стороны, они распевали, аккомпанируя себе на виоле (примитивной скрипке) героические по­эмы, духовные стихи и т. п.

Впоследствии, с XII в., ко всему этому присоединилась рецитация произведений разных жанров ры­царской и городской литературы.

Вначале все эти функции совмещались одними и теми же лица­ми. Но с течением времени произошло разделение их на две катего­рии — потешников и исполнителей «высоких» литературных жан­ров — эпоса и духовных стихов. Аскетически настроенная церковь относилась к первой категории жонглеров чрезвычайно враждебно, не допуская их к причастию, отказывая им в христианском погребе­нии и т. п. Также и светские власти подвергали их гонениям, иног­да лишая права наследования и почти ставя их вне закона. Напро­тив, к жонглерам второй категории как духовная, так и светская власти проявляли большую терпимость.

Жонглеры во всех кругах средневекового общества пользова­лись огромной популярностью. Они странствовали по проезжим дорогам, заходя во все замки, села и города. Они были собирателя­ми и разносчиками всех новостей, «ходячей хроникой» своего вре­мени, в некотором роде публицистами, откликавшимися на все ак­туальное, злободневное. Без жонглеров не обходились ни одно придворное торжество, ни одна ярмарка, ни один церковный или народный праздник. Ближе всех стояли жонглеры к народным мас­сам, для которых в первую очередь было предназначено их всякому доступное, глубоко выразительное искусство. Но постоянно быва­ло, что один и тот же жонглер тешил своим мастерством как демо­кратического, так и феодального зрителя или слушателя. Отсюда — двоякое воздействие, оказываемое на жонглеров их аудиторией: черпая в основном из круга народных идеалов и чувств, они в то же время включали в свое творчество многие черты феодально-ари­стократического мировоззрения. В силу этого в жонглерскую обра­ботку народно-героического предания нередко проникали — притом в разных случаях в разной степени — феодально-рыцарские по­нятия.

Сложностью общественной среды жонглеров и их отзывчивостью объясняется также и то, что типично рыцарское сказание очело­вечивалось и обобщалось у них зачастую до степени народной сказки, и христианская легенда становилась выражением народных оценок и чаяний. [58]

Как общее правило, особенно до XII в., жонглеры были негра­мотны и заучивали свои произведения наизусть. Но очень часто они сами являлись авторами исполнявшихся ими произведений или, по крайней мере, тех вариантов, которые они в них вносили.

Из этого вытекают основные свойства творчества жонглеров. Прежде всего вся эта литература в соответствии с ее происхожде­нием из народной песни, лирической или эпической, имела стихо­вую и притом напевную, форму. Но еще существеннее то особен­ное отношение к ней со стороны авторов, исполнителей и слу­шателей, которое может быть названо «фольклорной» трактовкой ее. Каждое произведение воспринималось как нечто традиционное и коллективное, как продукт творчества нескольких поколений пев­цов или рассказчиков, ставший как бы общим достоянием, в обра­ботке которого каждый последующий поэт-исполнитель был вправе также принять участие. При таких условиях вопрос об оригиналь­ности сюжета, о личном авторстве и об индивидуальном стиле со­всем отпадал или отступал на задний план. Главной задачей поэта-исполнителя (две функции, совмещавшиеся в деятельности жонгле­ра как преемника народного певца) было дать нечто традиционное, отвечавшее запросам, утвержденным и проверенным массовым, коллективным слушателем, еще лучше того — несколькими поколе­ниями таких слушателей. Хорошо известный сюжет, старинный на­пев, образ или мотив были лучшей рекомендацией всякому жон­глерскому произведению. Но, как и во всяком фольклорном творчестве, это далеко не означало стремления к механическому во­спроизведению старого; напротив, отзывчивые к живой современ­ности, жонглеры пользовались старой основой для внесения в нее новых, оригинальных вариантов — этого первого признака всякой народной поэзии. Отсюда обилие сюжетных, стилистических и ино­го рода творческих вариантов, которые должны были быть и были в жонглерских произведениях, имевших очень долгую устную жизнь.

2

Из всех видов народной поэзии, преломившихся в жонглерском творчестве, лучше всего сохранился героический эпос. От других жанров до нас дошли только небольшие обрывки. Все же, сопоста­вив их с намеками, которые мы встречаем в документах эпохи, можно приблизительно восстановить картину богатой средневеко­вой народной лирики и драмы. Наиболее обильный материал тако­го рода сохранился во Франции. Мы поэтому ограничимся рассмо­трением народной поэзии во Франции, учитывая то, что по аналогии с ней, ввиду сходства социальной структуры общества, Можно судить о состоянии народной поэзии и в других странах.

Начиная с VI и до середины IX в., когда складывается француз­ская национальность, мы имеем целый ряд свидетельств о суще­ствовании в Галлии разнообразных народных песен и игр. [59] [60-илл.]

Постановления церковных соборов, приказы епископов, капитулярии (указы) каролингских королей клеймят «дьявольские постыдные песни, распеваемые в деревнях женщинами», «позорные забавы и бесстыдные любовные песни», «нечестивые женские хоровые пес­ни», всякого рода «бесовские игрища». Эта ненависть объясняется как обильными пережитками в народной поэзии языческих верова­ний, так и общим вольнолюбивым и жизнерадостным характером ее, резко противоречившим церковному аскетическому идеалу. Со­бранные вместе, эти свидетельства проливают некоторый свет на тематику и формы древнейшей народной лирики. Они показывают, что существовали прежде всего трудовые песни — этот исконный и важнейший вид всякой народной поэзии, затем песни восхвалительные, позорящие, любовные, свадебные, шу­точные, заплачки. Много раз подчеркивается хороводный ха­рактер этой поэзии и распространенность ее в деревнях.

В сборниках лирической поэзии, возникших в XII —XIII вв., ког­да сформировался и стал господствующим рыцарский стиль, содер­жится несколько групп стихотворений, выделяющихся своей осо­бенной образностью и тематикой и представляющих собой пе­реработку более старых народных песен. Большинство этих песен связано с празднованием прихода весны, воспеванием обновления природы и развертывающейся на этом фоне свободной любви. До недавнего времени почти во всех странах Западной Европы сохра­нялся обычай «празднования мая»: молодые люди с утра отправля­лись в лес и приносили оттуда зеленые ветви, которыми украшали двери и окна домов; это называлось «сажать май». Из числа деву­шек выбирали «майскую королеву», которая становилась хозяйкой праздника, и водили веселые хороводы, воспевая весеннюю радость и любовь. При этом запевала исполнял весь текст, а остальные пе­ли припев.

В этот день замужние женщины, участвовавшие в игре, как бы сбрасывали опеку ревнивцев-мужей, а девушки — опеку матерей; те и другие выбирали из среды молодежи «дружков», с которыми рас­певали и плясали, взявшись за руки, в хороводе.

Этот старинный народный обряд лежит в основе названных пе­сен, которые распадаются по своим темам и внешней структуре на несколько жанровых групп. Одну из них образуют так называемые реверди (буквально — «зазеленение»), в которых воспевается об­новление природы, молодая зелень, цветы, пение птиц, и иногда на фоне всего этого — любовные встречи. Другая группа — песни о несчастной в замужестве; это жалоба молодой женщины на злого, ревнивого мужа либо в форме монолога, либо в виде рас­сказа, обращенного к подругам или к самому певцу, который иног­да выступает в роли нежного утешителя бедняжки. Очень близки к названным жанрам другие виды плясовых песен преимущественно любовного содержания, так или иначе связанных также с весенней обрядностью, — баллада (буквально — «плясовая песня»), древ­нейший вид пастурели, в которой первоначально изображалась простая жизнь и чувства пастухов на лоне природы и т. д.

Сюда же относятся некоторые прения, например те, в которых, излагался «спор Зимы с Летом», сопровождавшийся обрядовым действом — сожжением чучела зимы. [61]

Часто обрывки старых народных песен можно открыть в при­певах позднейших образцов рыцарской лирики, поскольку эти припевы, нисколько не связанные по содержанию с самими стихо­творениями, резко от них отличаются простодушной непосред­ственностью своего тона и образов. Вот несколько таких припевов: «Никто не должен ходить в лес без милой подружки»; «Мне милее немного повеселиться, чем получить сто марок серебром, а после плакать»; «Я заспался, и у меня похитили мою милую» и т. д.

Очень своеобразна группа стихотворений XII—XIII вв., предста­вляющих собой переработку старых трудовых песен — так назы­ваемые «ткацкие» песни, распевавшиеся женщинами или девушками из народа, а иногда, вероятно, и из высших слоев общества во вре­мя тканья, вышивания и т. п. В них обычно рассказывается о ка­ком-нибудь происшествии, большей частью трогательная любовная история, причем нередко даются имена действующих лиц. О народ­ной основе этих песен свидетельствует их архаическая метрика, за­душевная простота тона, полное отсутствие позднейших рыцарских мотивов (героиня всегда не дама, а девушка, и она не является предметом поклонения, а, наоборот, сама ищет любви, в случае ус­пеха приводящей к браку), а также ряд бытовых черт, уводящих нас в глубокую старину.

В одной из этих песен изображается, как прекрасная Эрамбор, дочь императо­ра, сидит у окна и вышивает. Мимо ее башни проезжают знатные «франки», воз­вращаясь от королевского двора (практиковавшийся в старину майский «сбор коро­левских вассалов»). В первом ряду едет граф Рено. Было время — он любил Эрамбор, а сейчас — и не вспомнит о ней. В ответ на ее призыв он упрекает ее в не­верности: «Вы сами виноваты, дочь императора; вы полюбили другого и забыли нас!» Она клянется в своей невиновности, предлагает сто девушек и тридцать дам в поручительницы. И граф Рено одумался. «Широкоплечий с тонким станом, бело­курый, с вьющимися кудрями», он взбегает по ступеням на башню, садится рядом с плачущей Эрамбор, и «снова ожила их былая любовь». «Ах, друг Рено!» — таков припев каждой строфы, звучащий сначала печально, а под конец радостно.

Песня содержит в себе отзвуки далекого прошлого (обычай «майского сбора вассалов», слова «франки» и «император»), как пережиток, сохранившийся в народном песенном предании.

В другой такой же песне рассказывается, как две кузины, Гайя и Ориор, пошли купаться к источнику. Там подошел к ним дружок Гайи, юный Жирар, и увел ее в город, чтобы обвенчаться с ней. Печально Ориор возвращается домой одна.

Припев: Бушует ветер, ломает ветки

Сладко спят те, кто любят друг друга.

Такие же следы народной лирики мы находим в литературных памятниках XII—XIII вв. Германии, Испании и т. д. В сборниках португальской утонченно-рыцарской поэзии встречается ряд песен явно народного происхождения, в которых девушка жалуется на су­ровость родителей, мешающих ее свиданиям с возлюбленным, и грозит убежать из дома и отправиться с милым на праздник. В других случаях народный элемент сказывается в образах, взятых из рыбачьей или пастушеской жизни. [62]

3

Менее отчетливы следы народной драмы. Однако сохранилось много свидетельств из разных стран об исполнении жонглерами «шутовских сценок» и «позорных игр». Это были маленькие импровизированные пьески балаганного, нередко вольного характе­ра в которых наряду с инсценировкой забавных бытовых эпизодов и анекдотов иногда пародировалось богослужение и высмеивались предметы религиозной веры. Чаще всего исполнителем был один жонглер, говоривший за нескольких лиц на разные голоса. К со­льным выступлениям жонглеров восходят шутовские или сатириче­ские «проповеди» и пародии на монологи разных шарлатанов (ле­карей, предсказателей и т. п.), встречающиеся во Франции и Испании позднейшего времени. Но иногда имели место и высту­пления двух жонглеров, изображавших в лицах шуточные «тяжбы» или «прения» — Души с Телом, Вина с Водой, Великого поста с Масленицей.

Народное игровое творчество, получившее свое дальнейшее раз­витие в мастерстве жонглеров, преследуемое властями и церковью за пережитки в нем языческой обрядности и за слишком жизнера­достный и вольный его характер, продолжало жить и развиваться полулегально в непрерывной и мощной низовой традиции, при каждом удобном случае выступая наружу. Одно из ярких его про­явлений — практиковавшиеся до XV в., главным образом в роман­ских странах, шутовские праздники низшего духовенства, особенно справлявшийся раз в год «праздник дураков». В этот день низшее духовенство, принадлежавшее к народу и настроенное оппозицион­но по отношению к высшим духовным чинам, брало реванш за свое угнетение. Вся церковная иерархия отменялась, и «дураки» вы­бирали из своей среды «епископа», которому вручалась вся полнота власти. Надев маски и смешно вырядившись, они справляли в церк­ви свою собственную, пародийную мессу, весело скакали и кривля­лись при этом, ставили около алтаря осла (в воспоминание о заго­ворившей «Валаамовой ослице» библейского сказания) и т. д., а потом разъезжали по городу, задевая прохожих и всячески балаганя.

Импровизированные жонглерские представления, восходящие своими корнями к народным обрядовым играм, были обязательной принадлежностью всех народных праздников или пышных город­ских торжеств, устраивавшихся по случаю каких-либо выдающихся событий, как например приезд в город короля, заключение мира и т. п. Эти игры явились источником, оплодотворившим средневе­ковую драматургию. Отсюда ведут начало вставные комические сценки, оживлявшие церковные драмы, в частности — буфонно-акробатические выступления дьяволов и чертенят. В них же надо искать основу первых французских комедий XIII в., французских фарсов XIV—XV вв., немецких «масленичных игр» — фастнахтшпилей (см. ниже, глава 15, § 3) и т. д. [63]