геополитика. мухаев

ȼɚɥɸɬɧɨ-ɤɭɪɫɨɜɚɹ ɩɨɥɢɬɢɤɚ ɚɮɪɢɤɚɧɫɤɢɯ ɝɨɫɭɞɚɪɫɬɜ

Страны Африки, к сожалению, существенно отстали от экономиче- ски развитых стран в области среднесрочной стабилизации курсов национальных валют и эффективности проведения валютно-курсо- вой политики в целом. Между тем валютный курс большинства стран региона объективно становится одним из основных инструментов современной макроэкономической политики государства и обеспечения экономической безопасности стран региона.

В странах Африки применяются различные режимы и системы регулирования и корректировки курсов национальных валют. По классификации МВФ они подразделяются на две большие группы: плавающие (27 стран) и жестко привязанные валютные курсы (26 стран). Одновременно прослеживается тенденция к целенаправленной диверсификации систем плавающих курсов, используются модификации различных видов плавания — от управляемого плавания до свободно колеблющегося. Одним из основных инструментов валютного регулирования до сих пор остается массированная девальвация национальной валюты. Девальвация соответствует, прежде всего, интересам национальных африканских производителей, защищая африканские страны от дешевого импорта. В Африке намного активнее по сравнению с большинством стран третьего мира используются инструменты административного валютного и курсового регулирования. Так, в большинстве африканских стран до 100% экспортной выручки подлежит обязательной продаже в центральный банк по установленному официальному курсу. В том или ином виде популярна множественность валютных курсов. Часто для финансовой поддержки экспортных отраслей национальной промышленности допускается льготный курс и порядок обмена.

На практике использование системы плавающих валютных курсов имеет ряд преимуществ: она обеспечивает определенную свободу хозяйственной деятельности и валютно-финансовых операций хозяйствующих субъектов, заметно упрощается процесс регулирования платежных балансов, валютные курсы могут плавно корректироваться в зависимости от конкретной рыночной ситуации. Однако если в экономике сохраняются глубокие структурные диспропорции, то искусственно поддерживать стабильность плавающего курса в течение длительного времени практически невозможно. В этой ситуации устойчивому развитию национального производства все же больше соответствует модель гибкого, но регулируемого валютного курса с учетом сложившихся рыночных условий в экономике и отвечающая целям создания условий для экономического роста и безопасности страны.

Ɂɚɤɥɸɱɟɧɢɟ

Представление о том, что мир фундаментально един, поскольку ценности западной цивилизации являются общечеловеческими, — прекраснодушная иллюзия. Для глобализации существует множество грозных опасностей. Об этом свидетельствует разгул терроризма в эпоху, когда окончание противостояния двух сверхдержав (СССР и США) должно было ознаменоваться наступлением мира и всеобщего процветания. Стабильности современного мира в первую очередь угрожает разнонаправленность течения социальных процессов в разных его сегментах. Даже Третий мир становится настолько неоднородным, что некоторые исследователи ставят под сомнение обоснованность самого этого понятия. Ведь в третий мир входят Южная Корея и Камбоджа, Мексика и Гаити.

Исследователей проблем глобального развития можно условно разделить на монистов и дуалистов. Монисты исходят из существования единого пути развития человечества, вторые — из наличия на земле двух совершенно различных цивилизаций. Тем не менее нет непреодолимых преград, разделяющих эти два подхода. Дуалисты правы, утверждая, что заимствование техники отнюдь не обязательно сопровождается заимствованием ценностных систем. Действительно, Китай не создал особой велосипедной цивилизации и идет тем же путем автомобилизации, что и прочие страны. Однако в Китае осужденных казнят на переполненных стадионах, чего в России не происходило даже в самые страшные годы массового террора.

Геополитические перспективы России неочевидны. Россия входит в десятку самых населенных стран мира. У нее самая большая территория, практически неистощимые природные, людские и интеллектуальные ресурсы. Сейчас страна активно ищет свое новое место в меняющемся мире. Вопрос о том, каким оно будет, интересует не только политическую элиту нашего государства, но и большинство его граждан.

Между Западом и Россией существует фундаментальное разногласие, не всегда ощущаемое в западных странах. Запад в лице его лучших представителей искренне и доброжелательно советует России понять, что она — страна средних возможностей, с отсталой индустриальной базой, без особых перспектив в XXI в. Ей следует погасить гордыню, трезво оценить собственные возможности и, не выдвигая претензий на великодержавный статус, спокойно «возделывать свой сад» без разорительных потуг на участие в мировых делах.

Однако совет стать средней державой неосуществим по чисто психологической причине: Россия в глазах полтораста миллионов ее граждан органически не согласна видеть себя Бразилией. Несмотря на падение экономического веса страны, национальное сознание не может примириться с второстепенным характером ее международной роли. С удивительной силой выражается несогласие с западным историческим анализом, с предрекаемой судьбой второстепенной державы.

Россияне помнят, что страна распадалась и исчезала многократно — в 1240, 1612, 1918 гг., стояла на краю гибели в 1709, 1812, 1941 гг., но и восставала в 1480, 1613, 1920, 1945 гг. Этот национальный код трудно, если вообще возможно, изменить. С психологической реальностью следует обращаться всерьез: Россия была, есть и будет такой, какой она живет в воспоминаниях, восприятии и мечтах ее народа. И что бы ни говорили иностранные или наши специалисты, россияне заведомо отрицательно относятся к уходу страны с международной сцены.

Уникальное ли это явление? Отнюдь нет. В час крушения своего государства народы Китая, Германии, Японии также сохраняли неколебимое самоуважение и веру в свою звезду. Демонстрировали некое «коллективное помешательство» в виде несгибаемой уверенности в воссоздании былого могущества, в конечном занятии почетного места в мировой семье народов. И это являлось главным основанием их возрождения. Без него целенаправленный упорный труд народа не получил бы стимула. То, что было благом для других стран в их трудный час, не может быть абсурдным для России. Глубокая вера россиян в общую судьбу станет важнейшей предпосылкой упорного труда на долгом пути возвращения более весомого места в мировой системе. Для наших граждан сильное государство не есть аномалия, от которой следует избавиться. Как раз наоборот, они видят его гарантом порядка, инициатором и движущей силой всех перемен. Существует мнение, высказанное руководством страны, что Россия способна догнать Запад за 15 лет. Правда это или нет, но само стремление отражает национальное желание принести жертвы ради более достойного места в мире. Значит, у страны есть будущее, и есть смысл рассмотреть его основные варианты.

ɉɹɬɶ ɜɨɡɦɨɠɧɵɯ ɞɥɹ Ɋɨɫɫɢɢ ɫɰɟɧɚɪɢɟɜ

Первый — сценарий судьбы униженного, нестабильного гиганта, способного без особого труда отказаться от ограничительных пут внутреннего и международного права.

Действительно, резкое падение жизненного уровня, переход общества в принципиально иное состояние, инфляция и экономические катастрофы 1992, 1998, 2008—2009 гг. деморализовали население. Реформы выставили государственный механизм паразитом на теле общества, заинтересованным в благосостоянии лишь столицы, а в ней — лишь десяти тысяч вышестоящих. Многомиллионная безработица, потеря бесплатного образования и медицинского обслуживания стали наиболее ощутимыми для обычных россиян символами насилия над ними. Один из самых доверчивых народов мира обрел негативный опыт, который едва ли будет скоро забыт.

Нет ответа и на мучающий многих вопрос: почему страна, добровольно создавшая ситуацию, при которой Запад смог значительно уменьшить свои военные расходы, оказалась в тягостной долговой кабале? А когда занятый собой Запад начал принимать в НАТО бывших союзников СССР, опасение «удара в спину» стало важной частью российского мироощущения. На этом фоне поражение демократии в России возможно. Высшая бюрократия в таких условиях может пойти на союз с крайними элементами — националистическими, фашиствующими и другими — и попытаться утвердить в стра-

826

не диктатуру. Отрицать подобный сценарий не может ни один реалистиче- ски мыслящий политик.

Второй сценарий — союз с Западом. Запад достаточно популярен в России. Общая христианская вера, тысячелетний опыт связей, наличие прозападной интеллигенции, восприятие Европы как культурного центра мира, похожая система образования, наука, тесно связанная с западными достижениями, образуют единое русло развития. Информационная революция также сближает Россию именно с этим регионом. Экономическое развитие России зависит от западной технологии. Только западные фирмы способны массово и с пользой для национальной промышленности поднять общероссийский уровень.

Эти обстоятельства могут благоприятствовать тому, что своей стратеги- ческой линией Россия изберет ориентацию на западный мир. В данном слу- чае она снизит значимость военно-стратегического фактора и передоверит свою безопасность наиболее мощному мировому региону. В результате освободятся огромные средства. В этом сценарии будущего Россию приглашают в Североатлантический блок, ей предоставляют права члена Европейского Союза, принимают в Организацию экономического сотрудничества и развития. Визовые и таможенные барьеры между Западом и Россией понижаются. Возможно, некоторым отраслям российской промышленности позволят занять нишу на богатом западном рынке. Осуществится отчаянное желание западников: союз западного капитала и технологии с российской рабочей силой и природными ресурсами.

В результате жизненный уровень в России повысится, интеллигенция воспользуется западными стандартами свободы, в стране возникнет чувство приобщенности к мировому прогрессу. Россия войдет в европейский мир, причем не как квартирант, а как полноправный союзник, составная вели- чина Большой Европы от Владивостока до Сан-Франциско. Этот сценарий возобладает в случае распространения в российском обществе убеждения, что в политике всегда полезнее плыть вместе с лидером, а не против него.

Однако сложности реализации такого проекта ощущали на своих плечах многие деятели русской истории — от императора Петра I до академика Сахарова. Даже, если забыть об особом человеческом материале, иной культуре, религии, традиции, цивилизации, стоит помнить другое. Желает ли Запад общаться с Россией? Практически невозможно представить себе приглашение России в ОЭСР, ЕС и т.п. Визовые правила трудно будет изменить ради въезда российских пролетариев умственного и физического труда, ведь в Европе 18 млн собственных безработных. Кроме того, после нескольких лет (1988—1993) непрерывного «да» Россия сама стала говорить Америке «нет» на международной арене. Российская сторона продает свое оружие «не тем странам», нарушая американский взгляд на нераспространение оружия массового поражения. Иллюзии увяли, реальность оказалась для российских стратегов жестче и грубее ожидаемой.

Третий сценарий — антизападное самоутверждение. Этот вариант развития российско-западных отношений приобретет актуальность, если Европа отгородится от России, станет игнорировать ее интересы в международных организациях. Запад сочтет, что ослабевшая Россия способна лишь на словесные протесты, что она не представляет интереса ни как

рынок, ни как кладовая ресурсов. Соседи России вопреки ее протестам вступят в НАТО.

В этом случае соображения безопасности снова выйдут в России на первый план. Будут созданы оградительные барьеры на пути западных товаров в целях спасения отечественной промышленности и сельского хозяйства. Прежние военные соглашения с Западом потеряют силу. Россия быстро сумеет найти чувствительную для Запада зону, где она окажется еще на многое способной. Москва восстановит массовый выпуск стратегических ракет, создаст закрытые города, мобилизует науку для совершенствования военно-промышленного комплекса. Это потребует усиления внутренней дисциплины, плановой (по крайней мере, в оборонных отраслях) экономики, целенаправленного распределения ресурсов.

Россия постарается расколоть единый фронт Запада. Петр I нашел союзников против шведов, Екатерина II образовала Северную лигу, весь XIX в. Россия соперничала с Германией, а в начале XX столетия сделала ставку на Францию. Европа никогда не была и не является монолитом, и Россия неизбежно будет искать и найдет необходимые трещины. Но гораздо важнее для Запада окажется поиск Россией союзников на южном и восточном направлениях. Она может стать военным арсеналом Китая, Индии, мусульманского мира. Российско-китайско-японско-южнокорейские компании подступят к последней кладовой мира — Сибири. Усилятся связи с Латинской Америкой, еще одной жертвой Запада. Такое сближение второго и третьего миров создаст новую схему мировой поляризации. А внутри России снова будет национализирована промышленность, расширятся карательные органы.

Главное препятствие для реализации этого сценария — европейская ориентация в образованных кругах России. Вся российская интеллигенция восстает против этого антизападного курса. Кроме того, у страны просто нет ресурсов для такой борьбы с мировым лидером. За последнее десятилетие на 84% сократились расходы на военную промышленность. Ныне на страны НАТО приходится 45% мирового ВВП, а на Россию — 2,4%. Военные расходы стран НАТО составляют 46% мировых — в десять раз больше российских. Численность вооруженных сил НАТО сейчас составляет 6,8 млн человек, а у России — менее 1,5 млн. При таком раскладе сил, даже если учитывать, что русским не привыкать затягивать пояса, противостояние с Западом едва ли сулит России успех.

Четвертый сценарий — союз с Китаем. Именно Россия и Китай громко высказывают сомнения в справедливости однополюсного порядка, который так желателен Соединенным Штатам как лидеру Запада. Более того, эти две страны имеют возможности предотвратить долговременное существование такого порядка.

У них есть исторический опыт взаимопонимания. В 1949—1958 гг. Россия содействовала росту промышленности Китая. И сейчас наша страна видит в Китае значительного соседа. США не признают прав Пекина на Тайвань и Тибет, а российская сторона — признает. США опасаются роста во- енно-политического влияния Китая, а Россия активно помогает этому. Между двумя крупнейшими евразийскими странами достигнута договоренность о сотрудничестве в военной области. Значительно выросла взаимная

828

торговля — с 3,8 млрд долл. в 1994 г. до 7 млрд долл. в 2000 г. Россия стала третьим торговым партнером Китая после США и Германии. К чему приведут эти процессы, нетрудно себе представить. Идея союза двух странгигантов приобретает влиятельных сторонников и в Пекине. Здесь все громче звучат призывы активно идти на сотрудничество с Россией по всем направлениям, поскольку позиции стран практически полностью совпадают по ключевым мировым проблемам. Тесное сотрудничество с Россией приведет к тому, что в будущем роль Китая в конкуренции мировых держав станет беспроигрышной.

Однако три обстоятельства препятствуют преобладанию в России прокитайской ориентации. (1) Переориентация на Китай дорого обошлась бы российской экономике: сейчас торговля России с Западом более чем в семь раз превышает российско-китайский торговый оборот, причем экспорт из западных стран содержит жизненно необходимые России технологии.

(2) Владельцы крупнейших российских компаний создали своего рода прозападное лобби, преодолеть которое сторонникам прокитайской ориентации непросто. (3) Запад старается не допустить перемещения российских интересов в Азию, замедлить процесс вооружения Китая Россией. Однако именно это делает российско-китайское сотрудничество естественным, ибо Россия и Китай уже устали от вторжения США в их сферы влияния.

Пятый сценарий ставит во главу угла идеи православной цивилизации и евразийства. Основную энергию Москва, возможно, будет расходовать на объединение в рамках СНГ соседних государств, в первую очередь православных. Чтобы увеличить свой геополитический вес, потенциальный союз трех восточноевропейских стран — России, Украины и Белоруссии — обязан сохранять влияние в Средней Азии. Поэтому, если Запад ощутит опасность исламского фундаментализма, он может смягчить нынешнее настороженное отношение к союзу Москвы, Киева и Минска. Не менее важны для России близкие отношения с Казахстаном и другими азиатскими республиками. Отчуждение Центральной Азии грозит уязвимостью глубинных российских центров, прежде всего промышленного Урала. В России 20 млн граждан являются мусульманами. Ислам владеет ключевыми позициями в Татарстане и Башкортостане, расположенных в геополитическом центре страны. Поэтому признание элемента евразийства в российской государственной идеологии и политике просто неизбежно и остается лишь вопросом времени.

В ближайшем будущем у России нет радужных горизонтов. Предстоит быстро преодолеть экономический кризис внутри страны. Кроме того, необходимо выработать систему геополитических координат, способную объединить нацию и одновременно приемлемую для западного мира. В конечном счете геополитическое влияние России будет определяться не количеством танков и ракет. Важно, станет ли Россия экономически стабильным геополитическим центром Евразии или, потерпев экономический крах, превратится в европейскую перифирию.