геополитика. мухаев

382II. ɋɨɜɪɟɦɟɧɧɚɹ ɦɢɪɨɜɚɹ ɝɟɨɩɨɥɢɬɢɤɚ ɤɚɤ ɫɮɟɪɚ ɜɡɚɢɦɨɞɟɣɫɬɜɢɹ ɝɨɫɭɞɚɪɫɬɜ

Âнаиболее очевидной форме сотрудничество между государствами проявляется в двух- и многосторонних договорах и союзах. Союзы представляют собой формальные или неформальные договоренности между государствами по вопросу сотрудничества или взаимопомощи в военной, экономической или политической сферах. Договоры имеют те же цели, но носят более формальный и правовой характер. Они могут варьироваться от прямых соглашений по культурному обмену между двумя дружественными странами до сложных договоров об ограничении стратегических ядерных вооружений между двумя и более великими державами. Как правило, в современном мире большинство важных договоров представляют торгово-экономические соглашения и взаимные соглашения о безопасности между разными странами.

Наиболее типичным примером многостороннего международного соглашения было Генеральное соглашение о тарифах и торговле (ÃÀÒÒ), которое содержало комплекс, или свод, правовых норм, регулирующих торговые соглашения между странами-участницами. Это соглашение, подписанное в Женеве представителями 23 стран и вступившее в силу 1 января 1948 г., заключенное в целях восстановления экономики после Второй мировой войны, на протяжении почти 50 лет представляло одновременно международную организацию для проведения консультаций и переговоров по торговым вопросам. Функции ГАТТ были переданы Всемирной торговой организации.

После Второй мировой войны важное место в международной политике заняла проблема защиты прав человека. В этой сфере был принят ряд международных актов, которые стали составной частью международного права. Они призваны обеспечить международноправовую базу для гарантии прав и свобод личности независимо от национальности, социального происхождения, религиозной веры и т.д. Примером таких актов служит Европейская конвенция о защите прав и основных свобод человека от 4 ноября 1950 г. (вступила в силу в 1953 г.). Государства, подписавшие эту конвенцию, взяли на себя обязательства разрешать своим гражданам обращаться с жалобой в Европейскую комиссию по правам человека в случае нарушения их прав и свобод.

Ʉɪɢɡɢɫɧɚɹ ɞɢɩɥɨɦɚɬɢɹ ɜ ɭɫɥɨɜɢɹɯ ɝɥɨɛɚɥɶɧɨɣ ɧɟɫɬɚɛɢɥɶɧɨɫɬɢ

В ситуации долгосрочной инновационной нестабильности, в которую вступил мир после глобального кризиса 2008 г., дипломатия не утратила своей востребованности, но вынуждена повернуться лицом к самым острым проблемам.

Как всякая острая ситуация, кризисы дают возможность государственным деятелям и политикам проявить себя, если они на это способны. Так произошло и на этот раз — с кризисами на Кавказе и в мировой экономике. Возможности, которые они предоставили, российский президент Д.А. Медведев, по крайней мере, не упустил.

Немногим более шести месяцев после избрания Президент РФ Д. Медведев был вовлечен в международный переговорный процесс. Наиболее серьезная внешнеполитическая нагрузка легла на него

âавгусте 2008 г., когда разразился кризис на Кавказе. С его именем связаны все главные действия Москвы — от решения дать отпор грузинским войскам, вторгшимся в Южную Осетию, до переговоров об урегулировании конфликта и затем осуществлении принятого

âходе этих переговоров Плана Медведева—Саркози и, наконец, признания независимости Абхазии и Южной Осетии.

Первое появление Д. Медведева перед мировыми лидерами на июльском саммите G8 в Тояко (2008) было отмечено его программным выступлением. В нем излагался российский взгляд на экономическую ситуацию в мире, была выдвинута идея широкой перестройки международной финансовой системы. Там же предлагалось подписать новый договор о европейской безопасности. Правда, западных участников встречи насторожили критические оценки США как источника дестабилизирующих явлений в мировых финансах. Кроме того, новичка Медведева противопоставляли более опытному Владимиру Путину. В ходу была версия о том, что именно Путин сохраняет определяющую роль в вопросах внешней политики.

Кавказский кризис негативно сказался на отношениях России с США и ведущими организациями Запада — НАТО и ЕС, но не в одинаковой степени. Так, в Европе нашлись достаточно влиятельные силы, которые не позволили затянуться периоду охлаждения. А ноябрьский саммит 2008 г. в Ницце дал толчок движению в сторону полной нормализации отношений. На нем Медведеву не только удалось договориться о сроках начала переговоров по базовому соглашению о партнерстве Россия—ЕС, но и заручиться поддержкой со стороны Саркози его предложению о проведении конференции по выработке договора о новой структуре безопасности в Европе.

Состоявшийся в ноябре 2008 г. в Вашингтоне саммит G20 («группы 20», «двадцатки») стал самой крупной международной встречей, посвященной борьбе с глобальным кризисом. Принятые на нем решения дали толчок разработке антикризисных мер и их координации в масштабе всего мира. Российская делегация, которую возглавлял Д. Медведев, представила свой документ. В нем были отражены как российское видение ситуации, так и шаги, которые

ответственности за положение в мире, активно участвует не только в реализации, но и в формировании глобальной повестки дня, решении текущих проблем, на многие из которых приходится реагировать в пожарном порядке.

ȼɨɣɧɚ — ɧɚɫɢɥɶɫɬɜɟɧɧɵɣ ɫɩɨɫɨɛ ɪɟɚɥɢɡɚɰɢɢ ɜɧɟɲɧɟɣ ɩɨɥɢɬɢɤɢ

Наряду с дипломатией войны всегда выступали средством достижения внешнеполитических целей только с помощью вооруженной силы. По определению известного прусского военного теоретика Карла фон Клаузевица (1780—1831), «война есть не только политиче- ский акт, но и подлинное орудие политики, продолжение политиче- ских отношений, проведение их другими средствами». Как правило, войны между народами и государствами возникают в силу социаль- но-политических причин и в этом смысле являются политическим актом. Говоря о сущности войны, Клаузевиц писал, что война

представляет собой странную троицу, составленную из насилия как первоначального своего элемента, ненависти и вражды, которые следует рассматривать как слепой природный инстинкт; из игры вероятностей и случая, что делает ее свободной душевной деятельностью; из подчиненности ее в качестве орудия политике, благодаря чему она подчиняется простому рассудку.

Во все времена человеческие сообщества отнюдь не считали мир высшим благом. Одни стремились подчинить своему господству чужие страны и народы, другие жаждали воинской славы, третьи считали, что лучше умирать стоя, чем жить, оставаясь на коленях. Большинство древних исходили из того, что война и мир сами по себе ни есть ни благо, ни зло. Оценка зависит от конкретных обстоятельств. Ибо, если преуспевающее государство может и должно стремиться к миру, то при неудачном стечении обстоятельств ему следует воевать.

Древнегреческий философ Демосфен разделял войны на справедливые è несправедливые. Первые, по его мнению, ведутся ради защиты отечества от разорения и уничтожения врагом, во имя справедливости. Несправедливые войны — это те, которые ведутся из-за корысти, выгоды в нарушение принципов справедливости.

Однако что считать справедливым, а что несправедливым, как правило, всегда входило в прерогативы самих инициаторов войны. Так, древние всегда находили оправдание войне, если она велась во имя, как они считали, благой цели. А римские императоры, как известно, обеспечивали мир тем, что всегда готовились к войне. Последующие же поколения по части совершенствования и изощрен-

ляют собой такие же естественные формы проявления отношений между людьми, как и взаимная симпатия, солидарность, коллективизм и т.д. Инстинкт самосохранения и инстинкт борьбы составляют две стороны одной и той же медали. Очевидно, что в современной войне природная агрессивность человека как бы отходит на задний план, определяющую значимость приобретают целенаправленный расчет и рациональный выбор.

По аналогии с поведением человека можно рассмотреть поведение государства. Так, Томас Гоббс считал, что выгода, безопасность и репутация составляют три главные мотивирующие цели человека. Человек стремится к высокой репутации, потому что является существом, наделенным гордостью и эгоистическим интересом. Гордость заставляет его быть завистливым в силу боязни, что его сотоварищи сочтут его менее достойным, чем они сами, толкая этим предпринять соответствующие шаги.

Такой образ мыслей присущ народам и нациям не в меньшей степени, чем отдельным индивидам. Отсюда то большое значение, которое в международной политике придается категории «национальная честь». В соответствии с ней международные переговоры ведутся таким образом, чтобы ни одна нация не «потеряла лицо». «Национальная честь», которая воплощается в понятии «престиж», определяется прежде всего экономическими и политическими возможностями государства. Но зачастую престиж достигается с помощью силы, особенно успешной, победоносной войны, в результате которой одно государство навязывает свою волю другому государству. С этой точки зрения одна из главных функций войны состоит в том, чтобы определить международную иерархию по шкале престижа и тем самым выявить, какие именно государства являются главными акторами международной системы. Как правило, каждый раз именно доминирующие акторы утверждали свои права на господствующее положение и навязывали нормы и правила игры более слабым членам этой системы.

До недавнего времени войну рассматривали как вполне рациональное средство достижения политических целей. Клаузевиц считал, что стратегия не может иметь рациональной основы до тех пор, пока она не построена на осознании цели, которую она преследует. Именно это он имел в виду, когда характеризовал войну как продолжение политики другими средствами.

Однако появление ядерного оружия в определенной степени разорвало связь между политикой и войной, поскольку теперь разумная политика, призванная реализовывать на международной арене национальные интересы, не может допустить применения ядерного оружия, обладающего чудовищной силой разрушения.

388II. ɋɨɜɪɟɦɟɧɧɚɹ ɦɢɪɨɜɚɹ ɝɟɨɩɨɥɢɬɢɤɚ ɤɚɤ ɫɮɟɪɚ ɜɡɚɢɦɨɞɟɣɫɬɜɢɹ ɝɨɫɭɞɚɪɫɬɜ

Âпериод холодной войны ядерное оружие, выполняя роль эффективного инструмента взаимного сдерживания двух сверхдержав, продемонстрировало ограниченность своих возможностей. С созданием ядерного оружия стало очевидно, что речь уже идет не просто о совершенствовании средств ведения войны, не просто о наращивании военной мощи. Появление ядерного оружия коренным образом изменило саму природу, принципы и нормы ведения войны. Основной задачей ядерного оружия стало сдерживание атаки противника, угрожающего жизненным интересам страны. Отчасти в силу того что стратегическое оружие служит именно этой цели, в центре международной политики в течение пяти послевоенных десятилетий воцарился мир, в то время как на периферии часто бушевали войны. Ракетно-ядерное оружие нельзя более рассматривать в каче- стве средства продолжения политики: теперь соперничающие державы являются одновременно партнерами по выживанию, спасению жизни на земле, а мирное сосуществование, не означая всеобщей и полной гармонии, диктуется императивами выживания человечества.

Казалось, что окончание холодной войны и двухполюсного миропорядка должно было радикально поменять характер взаимоотношений между народами и странами, способствовать формированию нового многополярного миропорядка, где нет места межгосударственным конфликтам и войнам. Многие политики и исследователи заявляли, что в современную эпоху, по мере утверждения во всем мире западной демократической модели жизнеустройства, войны становятся достоянием истории. Иллюзия о том, что с исчезновением фронтального системного, идеологического и военнополитического противостояния ведущих акторов мировой политики якобы исчезли предпосылки для использования войны в качестве инструмента разрешения межгосударственных и международных споров, быстро прошла.

ɂɧɮɨɪɦɚɰɢɨɧɧɚɹ ɜɨɣɧɚ — ɫɩɨɫɨɛ ɤɨɧɬɪɨɥɹ ɡɚ ɩɪɨɫɬɪɚɧɫɬɜɨɦ ɜ ɭɫɥɨɜɢɹɯ ɝɥɨɛɚɥɢɡɚɰɢɢ

В эпоху информационной революции XXI в. победу в борьбе за пространство определяют не военные, а культурно-информационные технологии. Само пространство в информационном обществе — понятие прежде всего информационное. Это определяет главный геополитический закон в эпоху информационной революции: тот, кто контролирует источники информации на данной территории, тот контролирует и саму территорию. Согласно этому закону символи- ческий капитал в геополитике приобретает значение решающего

ноосферного оружия: тот, кто владеет символическим капиталом культуры, обладает решающими преимуществами в информационном пространстве, а значит, и на геополитической карте мира.

Информационные войны как новый тип войн стал следствием холодной войны, в ходе которой использовались информационные технологии. Ее смысл сформулировал Аллен Даллес, директор ЦРУ в 1953—1961 гг.:

Мы бросим все, что имеем, — все золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивание людей. Посеяв хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти ценности верить. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного народа, окончательного угасания его самосознания1.

В эпоху глобализации информационное противоборство в геополитике приобретает значительно более широкий контекст, выходя за рамки информационного соперничества противостоящих геополитических субъектов, поскольку битва идет за умы и сердца большинства человечества. Этот глобальный контекст информационных войн как войн гражданских был раскрыт еще Э. Тоффлером в «Метаморфозах власти», который подчеркивал, что информационные войны бушуют в наших душах, ведь речь идет о том, как люди думают и как принимают решения, какова система знаний и представлений, и воображение при этом является столь же важным фактором, как и информация вообще2.

Информационная война эксплуатирует скрытые человеческие пороки. Так, одним из основополагающих побудительных мотивов человеческой агрессии является образ действительного или воображаемого врага, именем которого люди оправдывают свои действия. При этом архетип врага имеет много ипостасей: чужака, агрессора, иноверца, варвара, захватчика, преступника, насильника и т.д. Привычка направлять свою враждебность вовне, на чужаков привилась человеку вместе со способностями рассуждать, смеяться, удивляться, радоваться и т.д.

Как установлено антропологическими и этнографическими исследованиями, практика использования посторонних, чужих в качестве козлов отпущения стара как мир. Она уходит своими корнями в родоплеменное прошлое человечества. Общий враг, реальный или воображаемый, нередко служил началом, обеспечивающим единст-

1Öèò. ïî: Лисичкин В.А., Шеленин Л.А. Третья мировая информационно-психо- логическая война. М., 1999. С. 64.

2Ñì.: Тоффлер Э. Метаморфозы власти. М., 2001. С. 392—393.

во и сплоченность племени или народа. Поэтому, если не было реального врага, который бы угрожал этому единству и сплоченности, то его, естественно, придумывали, конструировали. Его внезапное исчезновение по какой-либо причине, как правило, создает у племени, народа, страны ощущение некоей пустоты. При отсутствии реального врага его роль часто выполняет враг воображаемый. На этой основе уже в первобытную эпоху появились антитезы: «мы — они», «свои — чужие», «племя — враг племени». Показательно, что в ту эпоху человек легко убивал и съедал иноплеменника. В его глазах представитель другого племени — это «нелюдь». И никакой мысли, что возможен компромисс с другим племенем, что можно как-то его эксплуатировать, использовать, привлечь к сотрудниче- ству, спасти собственную шкуру за счет предательства, судя по всему, просто не возникало. Можно сказать, что на протяжении двух миллионов лет геноцид был нормой отношений между конкурирующими «стадами — племенами».

Действительно, если «горячие» войны прошлого использовали оружие, выводящее врагов по очереди, одного за другим, то информационное оружие с помощью кино и телевидения, напротив, погружает все население в новый мир образов и смыслов, программирующих иные образцы поведения. Но самое главное состоит в том, что новые информационные технологии, если их рассматривать как оружие, способны обернуться для человечества тотальной катастрофой, поскольку в качестве инструмента политики информационная война означает господство одного общества путем оболванивания народа другой страны. Характер и направленность взаимоотношений между государствами во многом зависят от того, как они видят и воспринимают друг друга. От этого зависят обострение или ослабление международной напряженности, успех или неуспех переговоров об ограничении гонки вооружений и предотвращении войны. Войны начинаются в умах людей, сначала мы создаем образ врага. Образ предваряет оружие. Мы убиваем других мысленно, а затем изобретаем палицу или баллистические ракеты, чтобы убить их физически. Пропаганда опережает технологию.

Ʉɨɧɰɟɩɰɢɹ ɢɧɮɨɪɦɚɰɢɨɧɧɨɣ ɜɨɣɧɵ

Современная информационная война представляет собой планомерное информационное воздействие на всю инфокоммуникационную систему противника и нейтральных государств в целях формирования благоприятной глобальной информационной среды для проведения любых политических и геополитических операций, обеспечивающих максимальный контроль над пространством.

Задача информационной войны (как войны гражданской) состоит в том, чтобы подорвать цели, взгляды и мировоззрение людей, изнутри разрушая социум. И самая большая опасность состоит в том, что информационный враг совершенно невидим и абсолютно неизвестен. Под воздействием СМИ видимый мир перестал быть реальностью, превратившись в виртуальный, целиком сконструированный мир вымысла, созданный профессиональными технологами. В эпоху информационных войн порочный круг замыкается: те, кто занимается информационными манипуляциями, становятся первыми жертвами этих бескровных операций и вскоре уже не в состоянии отличить вымысел от реальности, поскольку лжец должен верить в созданный им вымысел. При этом каждое новое изобретение и каждый новый информационный фантом вызывают в человеке что-то вроде культурного шока, некоей слепоты или блокировки сознания. Любой информационный фантом, основанный на сенсационности, вызывает первоначально эффект всеобщего «ослепления» новой яркой идеей, что и лежит в основе манипулятивных технологий информационных войн.

Исследования психологов подтвердили весьма опасную тенденцию: молодые люди, с детства погруженные в мир телевидения и других аудиовизуальных СМИ, неудержимым образом впитывают страсть к глубокому вовлечению в виртуальный мир, что заставляет их воспринимать все остальные цели обычной культуры как незначительные и даже нереальные. Электронные СМИ (особенно телевидение) способны создавать одновременно эффект глубокого вовлече- ния и эффект оцепенения. Человек информационного общества может лишиться умения заглядывать в будущее, поскольку в нем чрезмерно развивается страсть к вовлечению, что делает его послушным объектом информационных технологий. Поэтому молодежь как объект манипуляций — гораздо более восприимчивое поколение, чем люди среднего и старшего возрастов, сформировавшиеся в культуре письменного текста.

Концепция информационной войны во многом возникла по аналогии с созданием эффекта гипнотического внушения по отношению к отдельному человеку.

Процесс погружения в гипноз предполагает несколько важных принципов:

(1)гипнотизируемый должен находиться в расслабленном состоянии;

(2)необходимо внимательно слушать гипнотизера, не обращая внимания на других;

(3)нельзя анализировать слова гипнотизера, надо только машинально пассивно повторять;