геополитика. мухаев

по факту, но всегда крепнет в эпоху цветущей сложности»1. Отмечая, что «цветущий период Рима надо считать... со времен Пунических войн до Антонинов приблизительно», Леонтьев делает вывод: «Именно в это время выработалась та муниципальная, избирательная диктатура, императорство, которое так долго дисциплинировало Рим и послужило еще потом и Византии»2. Как государство Византия жила вторую жизнь — доживала жизнь Рима, но как цивилизация, как религиозная культура она царила долго повсюду и приобретала целые новые миры.

Логика перехода к третьей стадии, по мнению Леонтьева, проста:

Раз упростившись политически и сословно, неизбежным ходом дел, государству остается одно: или разлагаться, или сближаться с новыми чуждыми, непохожими элементами, — присоединять, завоевывать новые страны, носящие в себе условия дисциплины, и не спешить с глубоким внутренним единением всего, не становиться слишком однообразным, простым по плану или узору3.

Он поясняет ее на исторических примерах:

Моя гипотеза — единство в сложности... Мы имеем три поразительных примера: Англию, Турцию и Россию. В России (т.е. в ее великорусском ядре) было сильно единство нации; в Турции было больше разнородности; в Англии была гармония того и другого. В Англии завоевание, чужое насилие было глубоко и дало глубокие охранительные корни стране. Завоеватели настолько слились с побежденными, что составили одну нацию, но не составили одного с ними класса. В Турции завоеватели вовсе не слились с христианами, потому могли только создать сложное государство, но не единую нацию, и, отняв мысленно турок (привилегированных подданных империи), мы получаем чистейшую демократию, христиан. В России завоевание было слабо, и слишком скорое слитие варягов с славянами не дало возможности образоваться у нас, в собственной Великороссии, крепким сословным преданиям. Сообразно с этим и творчество, и богатство духа трех степеней: выше всех Англия (прежняя конечно), гораздо ниже и беднее ее умом Россия, всех бесплоднее Турция 4.

Таким образом, идея о «вторичном смесительном упрощении» отражает характерную черту исчерпавшей свои творческие силы культуры — потребность во внешней экспансии для внутреннего развития.

1Леонтьев К.Н. Поздняя осень России. С. 100.

2Òàì æå. Ñ. 105.

3Òàì æå. Ñ. 143.

4Òàì æå. Ñ. 151.

5.5.Ɂɚɩɚɞɧɢɱɟɫɬɜɨ ɢ ɫɥɚɜɹɧɨɮɢɥɶɫɬɜɨ. Ʉɨɧɰɟɩɰɢɹ ɪɭɫɫɤɨɝɨ ɝɥɨɛɚɥɢɡɦɚ

В XIX в. геополитические представления о месте России в мировой политике складывались в рамках поисков имманентных для русского народа путей органического развития. В 1820—1840-х годах это привело к возникновению славянофильства è западничества.

Оба направления формировались на единой основе, состоящей в поиске глобальных законов исторического развития, критически оценивали крепостничество и дистанцировались от власти. Однако они расходились в понимании исторического процесса, его целей, конкретных путей. Расходились они и в философских основах своего мировоззрения: славянофилы твердо стояли на почве религиозной философии, западники — разделяли основополагающие идеи западноевропейской рационалистической традиции.

Западники (А.И. Герцен, К.Д. Кавелин, Н.В. Станкевич, Н.П. Огарев, П.В. Анненков, В.Г. Белинский, И.С. Тургенев и др.) сознательно выбирали для России европейскую модель развития, а капитализм — как магистральный путь для человечества. Они считали, что развитие России необходимо рассматривать в контексте развития общечеловеческой цивилизации, передовым рубежом которой является Западная Европа, где наиболее полно и успешно осуществляются принципы прогресса и свободы. Российская история, счи- тали западники, — это история преодоления отсталости от европейского Запада, которая началась со времени Петра Великого, вклю- чившего страну в общечеловеческий цивилизационный процесс. Задача России состоит в скорейшем изживании патриархальщины, косности и азиатчины, в частности общинности.

Напротив, славянофилы (А.С. Хомяков, братья И.В. и П.В. Киреевские, братья К.С. и И.С. Аксаковы, Ю.Ф. Самарин) идеализировали допетровскую Русь и ратовали за возврат к патриархальному состоянию. В первую очередь они исключали наличие общечелове- ческого развития и признавали самобытность жизни каждого народа или сообщества близких народов. Они считали, что преобразования Петра I нанесли удар по российской самобытности. У России, согласно славянофилам, собственный путь развития, не нуждающийся в интеграции в европейскую систему. Особый путь России предопределен коллективистским, а не индивидуалистским началом русского народа, его соборностью, общинным характером деревенской жизни, артельностью ремесленников, а также тем православием, которое выработал русский народ.

По мнению славянофилов, Россия призвана оздоровить Западную Европу духом православия и русских общественных идеалов, а

также помочь Европе в разрешении ее внутренних и внешних политических проблем в соответствии с христианскими принципами.

Русский философ начала XX в. М.О. Гершензон в статье «Славянофильство» подчеркивает, что основой их учения было гегельянство, что они «не хуже германофилов отыскали для своего племени и народа почетное место в мировом прогрессе»1.

Славянофилы считали, что жизнь в России строится по «правде внутренней», тогда как у европейцев по «правде внешней», т.е. по нормам писаного права. В то же время отношение к Западу не у всех славянофилов было одинаковым. Это были довольно расплывчатые рассуждения. Как замечал философ В.С. Соловьев, первоначально примыкавший к ним:

Ненависть К. Аксакова к Западной Европе была такой же сильной, как и любовь к России. Киреевский и Хомяков, указывая пороки западной цивилизации, в то же время признавали ее достоинства. Они любили западную цивилизацию и настаивали на необходимости синтеза ценных элементов западного и русского духа. К. Аксаков видел только темные стороны западной цивилизации: насилие, враждебность, ошибочную веру (католицизм и протестантизм), склонность к театральным эффектам, «слабость». Аксаков полагал, что основы высокой нравственности русской жизни следует искать в крестьянстве, которое еще не испорчено цивилизацией2.

В период Великой реформы второй половины XIX в. славянофилы неожиданно отошли от ряда своих коренных взглядов, «возненавидели» европейский путь развития и обратились к идеалам Средневековья Русского государства. Отказ от прогрессивных преобразований в российском обществе привел славянофилов к национализму. Последующая история показала, что почвенники-славянофилы исходили из патриархального строя жизни, руководствовались утопическими, оторванными от российской действительности представлениями и мало уделяли внимания социальному и экономическому развитию России, а западники недостаточно осознавали национально-госу- дарственные интересы и особенности народов России, без учета которых страна не может успешно модернизироваться.

Ʉɨɧɰɟɩɰɢɹ ɪɭɫɫɤɨɝɨ ɝɥɨɛɚɥɢɡɦɚ ȼ.ɋ. ɋɨɥɨɜɶɟɜɚ

Одним из первых подметил превращение патриотизма славянофилов в мракобесие и безыдейный национализм, опасные для развития российского общества, В.С. Соловьев. Он не принимал национализм,

1Гершензон М.О. Славянофильство // Вопросы философии. 1997. ¹ 12. 1997. С. 69.

2Соловьев В.С. Ñîáð. ñî÷. ÑÏá., 1911. Ò. 2. Ñ. 62.

изоляционизм, мессианство не только из философских, но прежде всего из морально-религиозных соображений. Он развивал глобалистский подход в анализе понятия «русская идея», что позволяло ему избежать крайностей в своих суждениях. Стремился к познанию «русской идеи» в контексте трех «мировых идей», которые выделил Достоевский: «идея католицизма», «старого протестантизма» и «русская идея». Среди отвергаемых Соловьевым суждений — мнение тех, для кого идеалом была старая, допетровская Русь. Критической оценке подвергается также «национальный партикуляризм», видящий благо России в ее изоляции от других народов, а точнее — от Запада.

Соловьев понимал, что идеи изоляционизма далеки от реальной истории России. Он говорил, что если бы новгородцы в IX в. придерживались антиевропейских или любых изоляционистских идей, то не было бы Российского государства. Если бы изоляционистские идеи разделял Владимир Киевский, то Русь не стала бы христианской. И если бы Петр Первый не проводил западнически ориентированых преобразований, то не было бы теперешней России и ее культуры. Таким образом, еще задолго до трудов евразийцев была предопределена отрица-

тельная оценка их основных положений.

5.6. Ƚɟɨɩɨɥɢɬɢɱɟɫɤɚɹ ɞɨɤɬɪɢɧɚ ɟɜɪɚɡɢɣɫɬɜɚ

Евразийство представляет собой идейно-философское течение, основанное на тезисе о том, что Россия, занимающая срединное пространство Азии и Европы, лежащая на стыке двух миров — восточ- ного и западного, представляет особый социокультурный мир, объединяющий оба начала, при доминирующей роли азиатского компонента. Обосновывая свою «срединную» позицию, евразийцы писали:

Культура России не есть ни культура европейская, ни одна из азиатских, ни сумма или механическое сочетание из элементов той и других. Ее надо противопоставить культурам Европы и Азии как срединную евразийскую культуру.

На смену Европе и Западу, исчерпавшим свои духовно-исто- рические потенции, шла мессианская Россия как самобытная евразийская цивилизация.

В свое время публицист и историк П.Н. Милюков в дискуссии с евразийцами замечал, что Россия, несмотря на свое положение в Европе и Азии, по своим глубинным корням византийско-греческое, славянское и европейское государство. Европеизация России — это не продукт заимствования, а результат внутренней эволюции, одинаковой с Европой, но лишь задержанной по условиям среды. Эти тормозящие «условия среды» были обусловлены азиатчиной, поскольку Россия брала далеко не лучшее, чем была богата Азия.

Заметный всплеск интереса к идеям евразийцев в современных условиях связан с поиском Россией собственной геополитической ниши в ситуации «однополярного мира».

Евразийство возникло в 1921 г. в Европе в среде русских эмигрантов и существовало до начала Второй мировой войны. Его отсчет ведется с 1921 г., когда в Софии увидел свет первый сборник евразийцев «Исход к Востоку». Главная идея евразийства состояла в обосновании лидерства России в антиевропейском глобальном движении. В отношении Азии у евразийцев была

достаточно абстрактная и романтичная позиция: они возлагали большие надежды на плодотворность взаимодействия России с азиатскими культурами. В 1926 г. в Европе появилась их программная работа «Евразийство. Опыт систематического изложения».

Наиболее известными евразийцами были географ П.Н. Савицкий (1859—1968), филолог князь Н.С. Трубецкой (1890—1938), историк Г.В. Вернадский, богослов Г.В. Флоровский (1893—1979) и др. Ведущее место среди евразийцев занимал П.Н. Савицкий, автор теории месторазвития.

Ʉɚɬɟɝɨɪɢɹ ɢ ɤɨɧɰɟɩɰɢɹ ɦɟɫɬɨɪɚɡɜɢɬɢɹ

Ключевое понятие в геополитической доктрине евразийцев, как и всей русской школы геополитики, — категория месторазвития. Концепция евразийцев основана на положении о том, что Россия — это не Европа и не Азия, она является исключительной страной, непохожей на Европу и имеющей большое родство с Азией. Россия —

стоят, с одной стороны, окраинно-приморские области, простирающиеся от Китая до Западной Европы включительно, а с другой — его

внутренние районы.

Противоположение это поясняет механизм истории Старого Света в течение тысячелетия: помогает постичь соотношение между врастающим в определенную территорию творчеством «окраинно-при- морских сфер» и передаточной в своем значении, усваивающей результат этого творчества и в движении кочевий и завоеваний сообщающей другим, столько же территориально «неподвижным» мирам, «степной культурой»1.

Отрыв России-Евразии от Мирового океана породил особый уклад хозяйствования. Огромные размеры территории и наличие природных богатств постоянно подталкивают Евразию к осознанию своей экономической самодостаточности, превращению ее в автономный «континент-океан». Евразия в строгом смысле слова, отмечают евразийцы, подразделяется уже не на Европу и Азию, а на несколько сегментов: срединный континент (собственно Евразия) и два периферических мира: (а) азиатский (Китай, Индия, Иран); (б) европейский, граничащий с Евразией примерно по линии: реки Неман — Западный Буг — Сан — устье Дуная. Последняя граница является водоразделом двух колонизационных волн с Востока и Запада2.

Такое географическое положение России-Евразии способствовало объединению и синтезу двух начал Старого Света — Востока и Запада. Образовался новый òèï культуры с чертами материковой (континентальной) культуры в противовес океанической, а точнее, атлантической культуре Европы, Америки и, вообще, британо-атлан- тической модели развития. В России-Евразии осуществлен синтез европейского и азиатского начал.

Позже этот исторически складывавшийся в Евразии тип культуры Л.Н. Гумилев назвал скифско-сибирским «степным» стилем3.

Срединный континент стал «плавильным котлом» для славянотюркских народов, сформировавших в результате органический сплав российского суперэтноса: «Надо осознать факт: мы не славяне и не туранцы (хотя в ряду наших биологических предков есть и те, и другие), а русские»4. Его культуру составила евразийская культура, синтетическая по своему характеру. Самобытность евразийской

1Савицкий П.Н. Континент Евразия. М., 1997. C. 332.

2Евразийство. Опыт систематического изложения // Пути Евразии. Русская интеллигенция и судьбы России. М., 1992. С. 41.

3Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1980. C. 38.

4Òàì æå. Ñ. 39.