ЯЗЫЧЕСКИЕ ВЕРОВАНИЯ ПСКОВСКОЙ ЗЕМЛИ

веры и найти ответы на многие актуальные сегодня вопросы.

Письменные источники для изучения духовной жизни представляются наиболее полезными, так как вместе с историческими фактами они отражают и отношение к ним. Следует учитывать, что письменная культу- ра Древней Руси была по сути дела христи- анской и литература имела преимуществен- но духовное содержание. А поскольку функ- ция духовной литературы - передача и со- хранение христианской традиции, то иные верования упоминались косвенно и получи- ли лишь фрагментарное отражение3.

Весь период сосуществования христи-

анства и язычества на Руси характеризуется их постоянным противоборством и взаимо- проникновением. В духовном плане новая

религия поставила перед русскими людьми принципиально новую задачу: «спасение души», становление личности. Однако «на- селение подвержено исторически обуслов- ленным расслоениям»,4 и надо думать, что на Руси в X в. нашлось сравнительно мало тех, чей образ мысли позволил сразу принять

новое вероисповедание и соответствующим образом перестроить свою жизнь. И простые земледельцы, и социальные верхи, для кото- рых христианство стало не только верой, но и орудием власти, еще много веков остава- лись наполовину язычниками. Большинство

древнерусских уже крещеных князей вошло в историю под языческими именами. Княжес- кие жены, сестры, дочери носили украшения с явно языческими символами. Археологи- ческие исследования свидетельствуют, что «христианские символы (крестики, натель- ные иконки) появляются в деревенских кур- ганах не ранее рубежа XIIXIII вв.5 Летопи- си периодически сообщают о появлении вол-

хвов и их участии в народных волнениях даже в крупных городах, в Киеве и Новго- роде, например, в 1060-х гг. во время голо- да и нашествия половцев. Новгородская I летопись сообщает о сожжении четырех вол- хвов в 1227 г.; в Пскове волхвов сжигали еще и в XV в.: в 1411 г. «псковичи сожгоша 12 жонке вещих»6. В более ранние, но уже христианские времена в Пскове, крупней- шем русском городе, функционировало до

рубежа XI-XII вв. языческое святилище, вы- явленное раскопками на ул. Ленина в 1982 г.7 Язычество северно-русских территорий

имеет ряд отличий от верований более южных районов. Для населения Псковской и Новго- родской земель культ небесных сил, помогаю- щих земледелию, имел меньшее значение, ипо- клонение Роду, Перуну, Хорсу было распрос- транено меньше, чем почитание Велеса, Ма- коши и Рожениц, что можно объяснить разли- чиями в хозяйственной деятельности. Почвен- но-климатические условия Псковщины не га- рантировали урожая зерновых, достаточного для расширенного производства, а порой и для простого потребления, и земледелие должно было сочетаться со скотоводством и различ- ными промыслами. Поэтому для населения ес- тественно было почитать бога, который по- кровительствовал неземледельческим заняти- ям (отрицательным признаком легче всего обо- значить широкую сферу владычества Велеса). Велес помогал процветавшей в Пскове тор- говле, ремеслу, скотоводству; он - покрови- тель искусства, в том числе и магического, с ним же связано и ткачество. В древнерусской традиции это взаимосвязанные явления: пря- дение - пение - заклинание.8 На это следует обратить особое внимание, так как одно из главных богатств Псковщины - это лен.

Географическое положение Псковско- го края предопределило также тесные контак- ты его жителей с «иноверцами». Соседство с некрещеными народами - чудью, корелой, ижорой - способствовало более длительному сохранению язычества. Главной точкой со- прикосновения и основой для симбиоза финс-

кого и русского язычества выступал культ Велеса.9 Можно предположить, что двухсто-

роннее культурное взаимодействие привело к приобретению псковичами верований, мень- ше известных в других регионах.

В христианские времена культ Велеса перешел в почитание св. Николая Чудотвор- ца. Известно, что св. Николай почитался на всей территории Руси, но в Пскове особен- но сильно. Он покровительствовал некото-

рым псковским пригородам и защищал их во время опасности: «...а града богъ оублюде и святыи Никола»10 (о нашествии литовцев на Изборск в 1480 г.).

вать еще много веков, постепенно приобре- тая христианскую окраску. Сближению язы- ческого и православного календаря способ- ствовал схожий принцип построения, учиты- вающий солнечные фазы.

В псковских письменных источниках XVI-ХVII вв. практически не зафиксирова- ны (только одно упоминание в грамоте архи- епископа Макария 1526 г.) поминальные об- ряды и культ предков, необходимые для под- держания плодородия земли, сведения о ко-

торых есть в других российских источниках этого периода. Вероятно, они не принимали в Псковской земле слишком широкого разма- ха и не вызывали недовольства у духовен- ства. В то же время подробно описан празд- ник Ивана Купалы, имеющий уже не столько аграрный, сколько магический характер.

О праздновании дня Ивана Купалы в Пскове XVI в. свидетельствует послание Памфила, старца Елизаровского монастыря, известное в двух редакциях - Краткой и Ле- тописной (Псковская II летопись под 1505 г.). «Послание игумена Памфила Елизаровы пустыни» описывает празднование дня Иоанна Крестителя («Рождества Предоте- чева»), совпавшего с древним праздником - Купалой, и ночь непосредственно перед ним - с 23 на 24 июля. Послание позволяет сде- лать вывод, что языческие черты явно пре- обладали над христианскими: «яко день Ро-

жества Предотечи великого празнуют по своим древним обычаям»18.

Ночь на Ивана Купалу известна как одна из самых колдовских в году; это куль- минация годового цикла, когда волшебные травы набирают наибольшую силу. С ку- пальской ночью связаны и мифические поис- ки цветка папоротника, и более прозаичес- кий сбор целебных растений: «но еще и пре- же того великого праздника исходят огав- ници мужие и жены чаровницы, и по лугом, и по болотом, и в пустыни, и в дубравы, ищу- щи смертные травы и привето чрева от трав- ного зелия на пагубу человеком и скотом; ту

же и дивия корения коплют на потворение мужам своим: сиа вся творять действом дья- водим в день Предотечев, с приговором со- тонинским»19.

В «святую ночь» начинались всенарод- ные гулянья, сопровождавшиеся музыкой и плясками: «мало не весь град възмятнеца и възбесица бубны и сопели, и гудением струн- ным, и всякими неподобными играми сото- нинскими, плесканием и плясанием»20. За «играми сотонинскими» возможно скрыва- ются какие-то вполне определенные обряды,

характерные для праздников русального цикла, тем более, что рядом упоминаются песни и пляски: «и главами их накивание, устами их неприязненен кличь и вопль, все скверненыя песни, бесовские угодия сверша- хуся, и хрептом ихъ вихляние, и ногами ихъ скакание и топтание»21. Несколько гневных слов старец Памфил добавляет в адрес жер- твоприношений.

«Послание» тесно перекликается с из- вестиями Стоглава, который вполне может быть привлечен к данному исследованию, так как ряд фактов говорит о том, что вни- мание участников собора 1551г. было осо- бенно пристально направлено на Новгород- скую епархию. В частности, в постановле-

ниях Собора царь приводит Новгород и Псков, вместе и по отдельности, в качестве примеров того, о чем идет речь22. В главе 41 «О тридесяти и дву царских вопросах...» в вопросе 24 говорится, что в «Русалии о Ива-

нове и в навечерии Рождества Христова и крещения сходятся мужи и жены и девицы на нощное плещевание, и на бесчинный сговор, и на бесовские песни, и на плясание, и на ска- кание, и на богомерзские дела. И бывает от- рокам осквернение и девам растление»23. Оба источника взаимно подкрепляют и дополня- ют друг друга. В каждом из них подчеркива- ются эротические обряды, которые, как по- казал В. Я. Пропп, укрепляют связь людей с рождающей силой земли. Стоглав не упоми- нает сборы трав, описанные старцем Памфи- лом, зато сообщает о ритуальном очищении в конце праздника: «и егда мимо нощь ходит, тогда отходят к реце с великим кричанием, аки бесни, и умываются водой»24. Маловеро- ятно, что очищения водой были неизвестны в Псковской земле, скорее всего почтенный

старец или его информатор не задерживались до финального этапа празднества.

Интересно, что ни в царских вопросах, ни в «Послании» не упоминаются прыжки

через костер, которые сегодня в обыденном представлении считаются чуть ли не глав- ной чертой дня Ивана Купалы. Зажигание нового огня и прохождение через него упо- минается в главе 93 Стоглава, в ответах цер- ковников. Но и там обычай не связывается с днем Ивана Купалы, а относится к марту

месяцу и сравнивается с греческим обычаем зажигать костер перед домом и проходить через него всей семьей. Самым прямым ука- занием на сохранение язычества в Псковс-

кой земле являются сведения о поклонении идолам и наличии волхвов. Таковые содер- жатся, например, в посланиях архиеписко- па Новгорода и Пскова Макария 1526 и 1534 гг. Грамота 1526 г. касается в первую очередь чудских племен, проживавших в Псковской и Новгородской земле по сосед- ству с русскими. В XVI в. у них все еще су- ществовали собственные языческие жрецы - абруи. Сельчане с ними во главе «соверша- ли по лесам свое богослужение, поклонение

ижертвоприношение деревьям и каменьям, молитвословили и нарекали именами ново-

рожденных младенцев и прочии совершали обряды»25. Православные священнослужи- тели не пользовались такой популярностью: крестьяне «не приходили на исповедь к от- цам - погребали на холмах и в курганах, а там отправляли им со абруями поминовение, расторгали свои браки, с чужими женами и девками жили без венчания и прочее»26.

Русское население Псковской земли также не отличалось благонравием. В жало- ванной архиепископской грамоте от 21 июля 1528 г. говорится о том, что священники «по- учают детей своих духовных, а они дей их не слушають»27.

Архиепископ Макарий был деятель-

ным борцом с язычеством и неустройством в церкви, но его усилия не привели к суще- ственным результатам. В 1534 г., 25 марта,

он составляет еще одну грамоту и посылает ее государю Ивану Васильевичу. Макарий сетует, что в его архиепископстве во многих местах процветает язычество: «...а обычая держахуся от древних прародителей. Еще же

иродителемъ тогда идолопоклонником быти, яко же и во всей Рускои земле было до крещения, еже мы прияхомъ от святого вели-

кого князя Владимера святое крещение: во всей Рускои земле скверные мольбища идоль- ские разорены тогда, а в Чюди, и в Жере, и в Кореле, и во многих руских местех в преж- дереченных онех скверные мольбища идоль-

ские удержашася и до царства великого князя Василия Ивановича и сына его великого князя Ивана Васильевича всея Руси само- держцев...»28

Ответом великого князя был приказ срочно исправить положение, христианизи- ровать население, что, если верить летопи- си, и было исполнено. Однако в ряде источ- ников за последующие годы по-прежнему упоминаются волхвы, например в «Житии Саввы Крипецкого». Описание одного из чудес, совершенных преподобным Саввой, «о жене Матроне, пако исцеле от огненыя болезни», произошедшегов лето 7068 (1560), содержит жалобы автора на грехи пскови- чан; «...и первее прибегаем к волхвам и от тых цельбы и помощи чаем...»29

К 1590 г. относится известие И. Д. Вун- дерера о каменных идолах, увиденных им в окрестностях Пскова. Эти сведения в XX в. были подтверждены и позволили восстано- вить языческое святилище псковских сла- вян30. О присутствии волхвов в жизни Пско- ва в начале XVI в. сообщает словарь Тонни Фенне: «на минуту задерживаются и два кон- курента: доктор и «волхва»31.

Говоря о языческих жрецах, необходи- мо упомянуть скоморохов. В нашем пред- ставлении скоморошество связано со смехо- вой культурой: «Интерпретация скомороше- ства есть по сути дела интерпретация древ- нерусского смеха и веселья»32, которые в средневековье, так же как и сегодня, были привычной (и необходимой для здоровья) частью народной жизни. Однако значение им придавалось несколько иное. Смех, помимо психологической, имел еще и ритуальную функцию. Как символ жизни и возрождения, он присутствовал в многочисленных обря- дах: игры в покойника, потопление (сожже- ние) Масленицы, похороны Костромы и т. д. В наиболее отдаленные времена смехом со- провождались убийства престарелых род- ственников - тот самый «сардонический смех». Смеяться надо было и во время ро-

дов, как, например, у якутов. В аграрных культурах «сила смеха должна была обес- печить земле плодотворящую силу, помочь ей в ее родах».33

Как и все плотское, земное, смех го- раздо ближе к Дьяволу, чем к Богу, и поэто- му доброму христианину смеяться не поло- жено. Кроме того, любое проявление жизне- радостности противоречит церковному уче- нию об аскетизме и смирении. Одним из са- мых весомых аргументов против смеха, выд- вигаемых церковными авторитетами, был тот, что Иисус никогда не смеялся.

Негативное отношение церкви к смеху накладывалось и на «жрецов» его - скоморо- хов. Их приравнивали к колдунам и волхвам, о чем говорит, например, приговорная память 1555 г. собора Троице-Сергиева монастыря: «не велели ... им в волости держати скоморо- хов, ни волхвов, ни баб ворожей»34. В XVI в. отношение к скоморохам было еще более- менее терпимым. Их очень любил Иван Грозный, хотя современники и осуждали его склонность к «богомерзским игрищам». А вот в XVII в. скоморошество начинает под- вергаться «прямым, регулярным, жестоким репрессиям церковных и светских влас- тей»35.

Церковь относилась к скоморохам го- раздо жестче, чем к просто «заблудшим» душам. Они воспринимались как оппозиция и конкуренты, которые заботились о теле,

отвлекая внимание человека от спасения души. Очевидно, что услуги скоморохов пользовались спросом, недаром это явление, уходящее корнями в далекое языческое про- шлое, дожило практически до наших дней.

Скоморохи вели как бродячий, так и оседлый образ жизни. Во Пскове, например, в 1585 г. держал лавку скоморох Суббота36.

Бродячие скоморохи тоже были нередкими гостями в Пскове. Тонни Фенне внес их в свой словарь, встретив даже не в праздник, а в будний день. Он не отметил никакого пе- реполоха при их появлении37.

Помимо смеха, скоморохи пользова- лись еще одним языческим орудием - музы- кальными инструментами. Бубны, сопели, рожки, трубы несли в себе магический охра- нительный смысл: по народным поверьям,

все резкие звуки отпугивают нечистую силу38, музыка имела большое значение в ар- хаических ритуалах.

Языческие музыкальные инструменты и в XVI-XVII вв. оставались обычной частью народного быта. Их названия попа- ли в словарь Тонни Фенне39. Звуки языческой музыки зафиксировал в своем со- чинении другой иностранец, автор «Дневника последнего похода Стефана Ба- тория на Россию»: «не знаю, что за веселье нашло на русских. Сегодня, во 2-ом часу ночи, поднялась игра в бубны, трубы и литавры, такъ, что въ лагере было хорошо слышно» (25 сентября 1581 г.)40. Удивление автора вполне можно понять: Псков уже да- леко не первый день находился в осаде, и о

причине ночного гулянья остается только догадываться.

Псковские летописи тщательно фикси- ровали сообщения о знамениях как религи- озного, так и астрологического характера.

Дореволюционные авторы объясняли это следованием византийской традиции, гла- сившей, что все выходящие из ряда вон яв- ления - это указания свыше, предзнаменова- ния или, что особенно верно для российской действительности, предупреждения. Думает- ся, однако, что зарубежным влиянием воп- рос не исчерпывается, древнейшие русские памятники, например «Слово о полку Иго- реве», уже свидетельствуют о вере в особое значение небесных явлений.

А вот астрология как система знаний действительно появилась на Руси благода- ря Византии. Главным источником сведений стал «Шестоднев» Иоанна экзарха Болгар- ского (2-я пол. IX - нач. Х вв., самый древ- ний русский список - 1263 г.), где содержит-

ся целостная концепция астрологического знания, отсутствующая в других русских па- мятниках. Астрология в «Шестодневе» по- нимается двояко: она делится на «научную», природоведческую, которая занимается до- стойным делом - прогнозом погоды, и «на- родную», куда включается учение о пред- сказании судьбы человека по звездам. Эта часть астрологии в христианском мире еди- нодушно порицалась, так как гороскоп - предопределенность доли человеческой -

лишает людей свободы воли и, как след- ствие, сводит на нет все христианское уче- ние. Иоанн опровергает всю систему астро- логического знания и приходит к выводу: «Все это показывает астрологов как пустос- ловов, речи которых построены на лжи»41.

В Древней Руси не разделяли астроло- гию на «научную» и «народную» и потому порицали всю целиком как явление, не име- ющее ничего общего с православной верой. Так, например, известный псковский публи- цист XVI в., старец Елизаровского монастыря Филофей в своем послании к дья-

ку Михаилу Григорьевичу Мисюрю Мунехину убеждал последнего не верить в астрологические предсказания о скором конце света, который, по словам некоего Николая Булаева, должен был случиться в 1524 г., да и в астрологию вообще: «а что касается веры в семь планет, и в двенадцать звезд Зодиака, как и в прочие звезды, и в плохие часы, и в рождение человека под ка- кой-то звездой, или в час злой, или добрый, определяющие участь, богатство и нищету, порождающие добродетель или пороки, мно- голетнюю жизнь или быструю смерть, все это кощунство и басни»42.

Тем не менее, интерес к астрологии, безусловно, существовал. Даже такой орто- докс и консерватор, как протопоп Аввакум, посвятил ей первые страницы своего «Жи- тия...» Ссылаясь на Дионисия Ареопагита,

он объясняет затмения солнца нахождением на него луны и делит знамения на добрые и злые, смотря, с какой стороны подходит луна: «Егда заблудная звезда, еже есть луна,

подтечет под солнце от запада и закроет свет солнечный, то солнечное затмение за гнев божий бывает»43. Знамение может предве- щать добро, если луна «подтечет» с восто- ка, но такое счастье, по понятным причинам, выпадает крайне редко.

Несмотря на неодобрение церковни- ков, летописцы тщательно фиксировали сообщения о знамениях (за XVI-XVII вв. све- дения о знамениях встречаются более пятнад- цати раз) и пытались их интерпретировать.

Древнерусская традиция связывает затмения солнца и появления комет с грядущими не- счастьями, о чем говорит сам летописец:

«Явися на небеси звезда хвостата; а сие бо знамения являтца не на добро, но на зло, или на мор, или на развращение, или на глад»44.

Интересно то, что ожидания псковичей обычно сбывались. Каждый раз за сообще- нием о знамении следуют сведения о пожаре, море и других катаклизмах. Так, приведен- ный пример взят из статьи « В лето 7028-е...», а уже в 7029-м году сообщается о пожаре, о начале мора, который продолжался до 7030- го и прекратился только после того, как весь

город поставил сначала церковь Варлаама (но «моръ не преста»), а потом - Покрова Святой Богородицы у Мотыльной гридницы.

«Гибель солнцу» и «звезда копейным образом» - не единственные виды знамений. Псковичи наблюдали также огненные лучи, безголовых змей, «два месяца рогами про- тиву себе», слышали гром зимой и шум в церквах. В 1624 г. 27 ноября «мнози видеша пламя велие исходяще ис церкви святыи Тро- ица, и инии же глаголют видеша во снехъ главу св. Троицы падшу и инии же колоколь- ницу с колоколы спадшу»45. Весной этого же года началось сильное наводнение.

Вопрос о сбываемости знамений сам по себе очень интересен. Приведенный случай кажется достаточно ясным - горящая и пада- ющая церковь для христианина может озна- чать только неприятности. Но другие слу- чаи вызывают сомнения: что было раньше - предсказание (толкование знамения летопис- цем) или его исполнение. Подозрительно чет- ко сбылась трактовка знамения 1562 г.: опи- сав 14 марта «лоучи огняные», летописец истолковал их как предвестие пожара - «яка огнем осудил богъ град Псков»46, а уже 28 апреля случился большой пожар, уничто- живший торги, Запсковье, Кром со всеми церквами и другие части города.

Однозначный вывод о роли и значении знамений в жизни средневекового Пскова сделать сложно. Столь пристальное внима-

ние к знакам окружающего мира говорит о том, что жители XVI-XVII вв. по-прежнему относились к природе как к живому, одухот- воренному существу, так же как их некре- щеные предки. В то же время знамения име- ют место также и в христианской традиции. Как правило, это крупномасштабные явле-

ния, предваряющие события глобальной зна- чимости - на меньшее христианская религия просто не согласна. Например, по свиде- тельству Дионисия Ареопагита, затмением солнца сопровождалось распятие Христа (в пересказе протопопа Аввакума): «солнце в тму преложися и луна в кровь, звезды в по- лудне на небеси явися черным градом»47.

Напротив, псковские летописи пове- ствуют о самых разнообразных знамениях, большинство из которых могло быть наблю- даемо только псковичами и, соответствен- но, значимо только для них. По логике лето- писца, внимание Господа Бога локализует- ся на одном отдельном регионе. Это, конеч- но, неудивительно: для Господа нет больших

именьших. Но, тем не менее, очевидно, что масштабы силы, посылающей знамения, ощутимо сокращаются и, следовательно, стирается разница между великим христиан- ским Творцом-Вседержителем и местными языческими божествами-покровителями.

Культ природы, важная часть любой языческой религии, для восточных славян имел, вероятно, особое значение. Вся исто- рия русского народа, живущего на огром- ной, с минимумами естественных границ тер- ритории, связана с освоением все новых и новых пространств. Неустойчивость клима- та и невысокая плодородность почвы (осо- бенно на севере) заставляли с особым вни- манием следить за состоянием природы, ко-

торая по своему усмотрению распоряжалась благополучием народа.

Объектом поклонения для язычника могло стать все, что угодно. Митрополит Макарий в своей грамоте 1534 г., адресо- ванной великому князю Ивану Васильеви- чу, довольно полно описал возможные мес- та языческого культа: «Суть же скверные мольбища ихъ лесъ, и каменье, и реки, и бла- та, источники, и горы, и холми, солнце и ме- сяцъ, и звезды, и езера, и проста рещи всей твари поклоняхуся яко богу, и чтяху и жерт- ву приношаху кровную бесомъ, волы и овцы,

ивсяк скоть и птицы»48. На общем фоне оду- хотворенной природы для каждой конкрет- ной социальной общности (племени, приход- ской общины) существовали особые почита- емые места, которые выполняли функцию

мольбища. С ними, как правило, связаны ма- нифестации божественного: чудеса, видения, нахождение сакральных предметов и т. д. По словам А. А. Панченко, «чтимый ландшаф-

тный объект служит или местопребыванием некоего сакрального существа, или своеоб- разной дверью в священный мир»49. Как сви- детельство того значения, которое придава- лось именно месту, выступает тот факт, что

после христианизации на месте святилищ стали строить храмы.

Культ ландшафтных объектов слабо отражен в письменных источниках. Относи- тельно Псковской земли XVI в. этот вопрос может быть рассмотрен по «Повести о явле- нии чюдотворных иконъ пресвятыя владычи- ци нашея Богородицы и Приснодевы Марии». Она рассказывает о событиях, предшество- вавших основанию Святогорского монасты- ря в Пушкинских Горах. Начало событий

«Повесть...» относит к 7071 (1563) г.

Герой «Повести» - молодой человек, по имени Тимофей, сын Терентия и Анаста- сии, родившийся близ Пскова в городе Во- роноче. С детства он отличался робостью, кротостью, послушанием; окружающие счи- тали его умственно неполноценным. Поэто- му Тимофею доверили только один вид дея- тельности - пасти скот. Однажды рядом с ре- кой Лугвицей его посетило видение. Явился ему свет с неба и голос, повелевший идти на Синичью гору: « тамо узриши благодать Господа»50. Не осмелясь ослушаться, Тимо- фей бросил свое стадо и пошел, куда было сказано, а по пришествии увидел свет сияю- щий и в нем «икону Пречистыя Богородици Умиление», стоящую на воздухе. И снова раздался голос, повелевший вернуться че- рез шесть лет на это же место, чтобы обрести благодать.

По возвращении в Вороноч Тимофей зашел в церковь св. Георгия, увидел там ту же самую икону. Это окончательно опреде- лило его дальнейший путь. В течение шести

лет ожидания Тимофей бесплатно работал на людей, терпел все насмешки и обиды, продолжая проповедовать полученное от- кровение. В конце концов он всех убедил в истинности своих слов. В большинстве слу-

чаев для этого было достаточно примера его

собственной святости, но для наиболее недо- верчивых нашлись дополнительные меры воз- действия. «Повесть» рассказывает о конфлик- те Тимофея со священником Никитой, служив- шим в церкви св. Георгия. Никите, который поначалу грубо отругал Тимофея, приснился сон, недвусмысленно показавший незавидную участь тех, кто не доверяет проявлению Свя- того Духа. Священник устрашился до того,

что собрал крестный ход и с иконой из церкви направился к Синичьей горе.

По дороге, как водится, происходили разные чудеса и исцеления, особенно актив- но на месте первого видения пастуха. Само-

го Тимофея крестный ход встретил в лесу по пути, и тот отвел всех к горе. Там присут- ствующие узрели икону «Пречистыя Бого- родицы Одигитрия пядницу, стоящу у того дерева, рекомыя сосны, ко единой части на восток»51. Далее следует вторая серия чудес и исцелений.

Позже на том месте была построена часовня для обеих икон. Часовня однажды сгорела, но иконы, разумеется, остались не- вредимы. Об этом чуде сообщили государю Ивану Васильевичу, и он приказал заложить обитель, что и было сделано.

В«Повести» присутствуют все те ос- новные моменты, которые отметил А. А. Панченко в современных культах ландшаф- тных объектов: фигура пастуха, связанного

внародных представлениях с потусторонни- ми силами; особенности ландшафта - возвы- шенность вдали от поселений; нахождение священного предмета, сопровождаемое нео- бычными происшествиями; связь иконы и дерева (Богородица и сосна - женская икона рядом с «женским» деревом).

Вописанных «Повестью» событиях тесно слились языческие и христианские эле- менты. Например, гора - один из традицион- ных объектов языческого поклонения; «По- весть» отводит ей вторичную роль; на пер- вом плане - чудесные иконы, видения Тимо-

фея и последовавшее под конец основание монастыря. Но не будем забывать, что пос- ле всех происшествий Синичья гора получи- ла новое название «Святая», что уже указы-

вает на определенную долю оказанного ей внимания. Причем это не было «бюрократи-

ческим» переименованием, гору стали назы- вать по-другому потому, что в сознании лю- дей она стала восприниматься как «святая». Это говорит о том, что на горе была скон- центрирована часть религиозного пережива- ния верующих, что указывает на отголосок языческого культа ландшафтных объектов. Надо учитывать и то, что источник имеет

церковное происхождение и о некоторых моментах может просто умалчивать.

Ряд свидетельств позволяет предполо- жить, что иконы воспринимались как нечто большее, нежели просто предметы церков- ного обихода. Обратимся к дневнику Нико- лааса Витсена, который уделял много вни- мания набожности псковичей. Ему, иност- ранцу, были интересны и непонятны многие моменты духовной жизни русских людей, в его дневнике было зафиксировано то, что не попадало в русские источники. Несколько наблюдений связано с иконами. Одно из них было сделано в Печорах 8 декабря 1664 г.: «Очень удивила нас странная манера русских креститься, кланяться и молиться. Здесь был старик более ста лет, он молился иконам, что- бы святые помогли ему получить от нас ми- лостыню».52 Через несколько дней пути, бу- дучи 21 декабря в селе Дубровка в восьми милях от Опочки, Витсен сделал следую- щую запись: «когда мне постлали постель около домашних икон, меня предупредили, чтобы я не лег к ним ногами, это они считали большим неуважением и грехом»53.

В предвестии трагических событий ико- ны могли заплакать. Как правило, люди наблюдали слезы на иконах Божьей Матери - заступницы человеческой, а не на других, хотя с материальной стороны все ико- ны одинаковы и могли бы «плакать» с тем же успехом. Подобное известие содержит запись под иконой Божьей Матери Одигитрии, на- ходившейся (к моменту ее обнаружения чле- нами Псковского Археологического Обще- ства в 1911-1912 гг.) в Сергиевской с Залу- жья церкви.

Запись повествует о чуде, случившем- ся в 1650 г. В пятый день февраля «бысть знамение страшно и оужаса исполненно.

Показася от образа пречистыя богоматере издеснаго ока слезы исходяще густы, а не-

якоже вода»54. Через некоторое время (18 февраля) в Пскове началась «междоусобная брань» и продолжалась пять месяцев. 11 и 12 мая от иконы опять шли слезы, об этом сообщили архиепископу Макарию. Он, как повествует источник, пришел в ужас и со- звал Священный Собор, которому была предъявлена икона. Знамение увидели все, и с тех пор икону носили крестным ходом.

Вспомним также культ чудотворных икон, обычай хоронить состарившиеся об- раза. Когда речь идет о слезах на ликах и других знамениях, обычно не бывает ссылок «на высшие инстанции», не говорится о бо- жественной воле и т. п. Все иконы, независи- мо от того, кого они изображали, восприни- мались как священные объекты, обладающие собственной силой. Даже сегодня, в XXI в.,

многие старушки называют любую икону словом «боженька». Иконы расцениваются как отдельный, самоценный объект покло- нения, что, конечно, несколько расходится с христианскими нормами.

Сознание средневекового человека - язычника, христианина или двоеверца - пол- но волшебства. Мир вокруг него отнюдь не является инертным объектом. Все управля- ется магическими силами, и неважно, кому они принадлежат - природе, святым угодни- кам или Господу Богу. «С этими пронизыва- ющими вселенную силами необходимо счи- таться, вместе с тем на них можно оказать воздействие, опять-таки по преимуществу магическое»55.

Магическое мировосприятие - еще одна характерная черта духовной жизни пскови- чей XVI-XVII вв. Большая часть псковских святых, канонизированных в рассматривае- мый период, - чудотворцы56. Непонятные

события объяснялись происками вражеских колдунов (хотя христианину естественнее было бы сослаться на волю божью). Так, например, лютость Ивана Грозного Псков- ская III летопись приписывает влиянию «Немчина, лютого волхва, нарицаемого Елисея», которого подослали ливонцы, опа- саясь окончательного разгрома в войне: «Поне же безбожнии узнали своими гадани- ями, что было им до конца разореными быти, того ради такового злого еретика и присла-

ша к нему, поне же руские люди прелестни и падки на волхование»57.

Колдовство не являлось вопросом веры, оно было частью повседневной жиз- ни, одним из способов разрешения затрудне- ний. Это подтверждают письменные источ- ники, а именно актовые документы Иверс- кого монастыря58. В 1682 г., например, на

подворье Иверского монастыря в Старой Руссе была приведена девка Пелагея Ива- нова. Она рассказала, что была выдана за- муж, но сбежала и теперь живет у дворянина Ульяна Ивановича Машнина «в блуде аки муж с женою более четырех лет». При этом Пелагея особо оговорила, что «живет с ним, с Ульяном, по неволе, потому что он, Ульян, на ее ... сухоту напустил. И в 1692 году о насильстве и ворожбе била челом митропо- литу»59.

Увлекательную историю с захватыва- ющим сюжетом мы узнаем из челобитной сол- датской вдовы из Пскова Ириньи Федоро- вой новгородскому митрополиту. Иринья во время работы по найму встретилась с гуля- щим человеком, кузнецом Ильей Тимофее- вым. Он, почувствовав симпатию к Иринье, стал сватать ее при свидетелях, но она отка- зала. Тогда кузнец решил действовать ина- че. Удобный случай выдался, когда они оба оказались в одном доме. Хозяйка принесла в избу мед и дала кусок кузнецу. Тот поло- вину съел сам, а половину дал Иринье. Да- лее - слово пострадавшей: «И как я съела, и он сказал: какова де пчела до меду падка, таковой падкой тебе до меня быт. И знатно, государь, тот мед давал он, Илья, мне, сиро- те, мед, наворожа. И ныне я, сирота, по нем, Илье, сохну». Колдовство, как видно, сра- ботало. Далее события развивались следу- ющим образом: Иринья стала гораздо сго- ворчивей и с тех пор «жила с ним блудно». Но изменились намерения кузнеца. Он не только не возобновил сватовства, но даже выгнал ее через четыре недели. Однако чув- ства вдовы оказались достаточно сильны, и она решила побить врага его же оружием. И вот, «тайно наворожа... сол дала тое дерев- ни крестьянину Степану Борисову» и веле- ла, никому не говоря, положить Илье в пищу. Соль, надо сказать, выбрана не только из-за