Лекция. Русская философия

1. Особенности русской философии

1. Удивительное, неповторимое разнообразие философских школ и направлений. Россия является родиной нескольких философских направлений. Экзистенциализм возник накануне 1 мировой войны в России – Н.А.Бердяев, Л.И.Шестов, персонализм – Н.А.Бердяев, Л.И.Шестов, Н.О. Лосский, С.Н.Булгаков.

2. Тесная связь русской философии с религией. «Руская мысль оставалась всегда связанной с религиозной стихией» В.В.Зеньковский.

Христианская жизнь, ее ценности становятся предметом философской рефлексии. В людях подобного склада российская церковность и интеллигентность – вещи, казалось бы, исторически «несовместные» - находились в состоянии органической взаимосвязи. Как отмечает один из исследователей русской философии – повышенная интуиция Божественной полноты творения обусловила и внутреннюю мощь метафизики русской философии. Смысл космоисторического процесса, - нелегкое, но внутренне свободное и просветвляющее восхождение падшей твари и прежде всего человечества к Божеству – «обожение».

«Философия по существу есть не логика, не теория познания, а богопознание. Единственный предмет философии есть Бог». С.Л.Франк.

«Жизнь человека оправдывается только тогда, если душа его живет из единого, предметного центра, - движимая подлинной любовью к божеству, как верховному благу» И.А.Ильин.

3.Органическая связь русской философии с другими формами художественного творчества, в частности, с литературой. Формой философского творчества в России часто была литература. В России это явление. Русская художественная культура была сильна мыслью о вечном.

С.Л.Франк отмечал: «Глубочайшие и наиболее значительные идеи были высказаны в России не в систематических научных трудах, а в совершенно иных формах – литературных. Наша проникновенная прекрасная литература, как известно – одна из самых философски постигающих жизнь: помимо таких общеизвестных имен, как Достоевский и Толстой, достаточно вспомнить Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Гоголя.

4.Органическая связь с этицизмом, парморализмом.

Любая идея должна находиться под нравственной оценкой. Идея во имя идеи без нравственной оценки приводила к трагедиям.

Человеческая практика не может строиться на жестком (по терминологии Соловьева – «отвлеченном» доктринерстве. Слишком дорого заплатила и продолжает платить Россия за вменявшиеся ей безжизненные абстрактно-идеологические приоритеты (священная империя, классовая борьба, глобальная гегемония, цивилизационное соперничество, геополитическое «броски» и т.п.). В наших подходах к миру было слишком много идеологии, т.е. наспех концептуализированных политических страстей.

Но в нынешней России, «угоревшей» от прежних идеологий, мы сталкиваемся с непреложной потребностью осмысления подлинно культурных основ человеческого существования на индивидуальном, национальном и глобальном уровнях.

Никакой жесткой и единообразной прописи развития никому не дано. Однако каждому человечскому массиву дана почетная и тяжкая свобода найти, исходя из собственных предпосылок собственную уникальную связь с общечелочеческими векторами духовности, рациональности и социального милосердия.

Закономерные тенденции эономического развития, роста показателей урбанизации, грамотности, здравоохранения существенно подрывались контртенденциями, связанными с массовыми репрессиями, уничтожением памятников веры и культуры, некомпетентными технократическими решениями, заведомо произвольными формами административного районирования, именовавшимися « национальным размежеванием», этническими чистками и спецпереселениями «подозрительных» народов (этносы Северного Кавказа, корейцы, турки-месхетинцы, немцы, греки, калмыки и др.).

Авангардистский нигилизм не мог не обернуться явлениями человеческого и экономического упадка. Экологической разрухи, тенденциями религиозно-этнической, клановой, групповой вражды, нередко разрешавшимися насилием и кровопролитием.

«Одно только мы знаем наверное: если Россия не исполнит своего нравственного долга, если она не отречется от национального эгоизма, если она не откажется от права силы и не поверит в силу права, если она не возжелает искренно и крепко духовной свободы и истины – она никогда не может иметь прочного успеха ни в каких делах своих, ни внешних, ни внутренних» В.С.Соловьев.

5. Неприятие системосозидания. Практически ни один русский мыслитель не создавал закрытую систему, т.к. система сковывает, стесняет свободно мыслить. Первый мыслитель, попытавшийся создать собственную философскую систему был, В.С.Соловьев.

В философии всеединства речь шла о единении Бога и человечества; идеального и материального начал; единого и множественного (когда часть тождественна целому); рационального, эмпирического и интуитивно-мистического знания; нравственности, науки, религии, эстетики. «Я называю истинным или положительным всеединством такое, в каком единое существует не за счет всех или в ущерб им, а в пользу всех. Ложное, отрицательное единство подавляет или поглощает входящие в него элементы и само оказывается таким образом пустотою, истинное единство сохраняет и усиливает эти элементы, осуществляясь в них как полнота бытия».

6. Нелюбовь к гносеологизму. Проблемы теории познания не являлись центральными. Дискурсивность (последовательное изложение хода мысли), разложение по элементам не было характерным.

7. Антропоцентризм. Исключительная занятость проблемой человека, его судьбой. Русская философия не теоцентрична, не космоцентрична, а антропоцентрична.

Познание, взаимопознание и терпимость мыслились русскими философами как непреложные императивы достоинства индивидов, человеческих групп, наций и государств. Без внутреннего многообразия человеческого универсума и без понимания ценности этого многообразия развитие невозможно и на каком уровне: ни на индивидуально-личностном, ни национальном, ни на уровне больших регионов, ни на глобальном.

8. Историософский характер русской философии. О путях и целях отечественной истории, с точки зрения своего видения культурно-исторических судеб России.

Россия – страна на пересечении европейских и восточных этно-демографических, культурных и мыслительных потоков;, страна, где в недрах сословно-теократического государства развивались очаги элитарно-европейской культуры (университеты, академии, издательское дело, свободные интеллектуальные и художественные группы); страна, где форсированное развитие индустриально-урбанистических форм общежития во многом опиралось на полутрадиционные, сугубо принудительные формы социальной организации; страна, чье религиозное наследие, с одной стороны, роднило ее с духовным и интеллектуальным наследием Запада, а с другой – было исполнено черт восточной созерцательности и сервилизма перед земной властью.

В пореформенной России этот социально неустойчивый, но чрезвычайно продуктивный в плане культурном – здесь эпитет из Бердяева – «востоко-западный синтез» выглядел вещью исторически почти что беспрецедентной.

Русские мыслители пореформенной русской культуры (Достоевский, Толстой, Соловьев) выговорили эту беспрецедентную, но, в конечном счете, «всечеловеческую» (выражение Достоевского) глубину этого востоко-западного синтеза с особой творческой напряженностью и с особой интеллектуальной силой.

Иными словами, проблема России, русского народа как коллективного субъекта истории и – вместе с ней – проблема духовного самоопределения русского человека в преломлении всемирных и национальных судеб становилась исходной для размышления о множестве и несходстве культур, о Западе и Востоке, а также о сквозной проблематике общественной справедливости и внутренного достоинства человека, которая, по-разному варьируясь в разных культурах, образует тем не менее основной духовный стержень всемирной истории. Вопрос о судьбах России – вопрос не просто о «существовании», но вопрос о достойном, т.е. нравственно обоснованном существовании великого государства с большой, сложной и духовно богатой историей.

9. Эсхатологичность. Способность русских мыслителей к духовному синтезу плодов самых различных областей человеческой культуры довольно ярко проявилась и в эсхатологических построениях, оригинально сочетающих теологические и историософские спекуляции с рациональным анализом международного положения в 19 в. Пророчество о светопреставлении соединено у Соловьева ознаменовался драматическими переменами во взглядах на нравственную природу людей и тяжелыми мистическими предчувствиями в понимании истории человечества. Он был полон ощущениями ее трагического конца, всеобщего распада и повсеместного людского раздора. Его светлая вера в богочеловеческий процесс сменилась идеей торжества Апокалипсиса, который, как он считал, неизбежно надвигается над человечеством. Эти позиции нашли отражение в в его сочинении «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории», где раскрывается подлинная глубина трагизма человеческого существования. В данном диалоге соловьев показывает, что прогресс научно-технической цивилизации, достижения социально-экономического развития отнюдь не способствуют утверждению нравственности, напротив, они ведут к моральной деградации людей т.к. комфорт и удобство жизни заменяют им совесть, а царство антихриста – христианские ценности любви и милосердия.

Если взять более глубокий контекст, то, как говорил апостол Павел, «Мы не имеем здесь пребывающего града, но грядущего взыскуем». То есть верующий человек, конечно, предан земному отечеству, любит и тоскует по дому, но согласно христианскому мировоззрению понимаем, что наш дом на самом деле Царство Небесное. И окончательное наше отечество находится за пределами земной жизни. Это не просто некое свершение жизни каждого человека, но и эсхатологическое свершение всей мировой истории.

10. Антибуржуазность русской философии. Русские мыслители всегда ставили выше материального. Буржуазность – по К.Н.Леонтьеву – усредненность, унифицированность; буржуа – по Н.А.Бердяеву – человек, лишенный творческих порывов; буржуа – по А.И. Герцену – символ мещанства, погруженность в сытость, успокоенность. Для русских никогда не стоял вопрос: «Как жить?». Сытно или не сытно. Хорошо, если сытно. Они ставили вопросы иного порядка: «Для чего жить?».

11. Русская мысль всегда была связанной с общественным устроением мира. Эта тема была сквозной для многих русских мыслителей. Русские философы были активными деятелями общественной жизни, были публицистами.

Самой общей чертой РФ (за нее ей часто даже отказывали в праве называться таковой) была склонность обращаться к повседневным вопросам жизни, «сгущая» их до мировоззренческих. Сравнивая современную публицистику, где имеется лишь злободневность, с публицистикой предыдущих философов (Н.О.Лосский, Н.А. Бердяев, В.С.Соловьев и др.) можно обнаружить сочетание злободневности и вечности. Для русского философского творчества были характерны вдохновляющие тысячи людей в разных поколениях просветительские, правозащитные и экологические мотивы.

В РФ не было проповеди индивидуализма. Это означало, что напрасно искать судьбу и благо отдельной личности вне ее связи с последним.

12. Особое понимание истины. В РФ преобладает не понятие истины, а понятие правды. Т.е. они искали нравственные ориентиры, которые позволили бы жить оправданно, осмысленно, целостно. Иван Пересветов высказывает очень смелую идею: «Бог любит не веру, а правду». Смысл и цель познания виделись не только (а может и не столько) в торжестве разума, сколько в поисках праведных, т.е. социально-справедливых основ земного существования человека. Другими словами, категория истины выступала в системе знаний о мире не только в своем классическом гносеологическом смысле. Русский философ, конечно же, жаждал торжества знания над незнанием, но еще больше – над «неправдой» человеческого бытия. Близость РФ к земному бытию человека объясняет утверждаемое ею единство гносеологической категории «истина» с социальной категорией «справедливость». И это было, пожалуй, главной особенностью отечественной философской мысли.

13. Эстетичность РФ. Как писал С.Л.Франк: «Между художником и мыслителем существует органическое духовное сродство, в силу которого все подлинные и великие представители каждой из этих форм творчества не только как личности, в большей или меньшей степени, сочетают в себе оба духовных начала, но и несут в себе именно их внутреннее единство, ибо оба эти творчества истекают в конечном итоге из одного источника, разветвлениями которого они являются». Наверное, поэтому философское образование, по оценке одного из литературных критиков является наилучшим эстетическим цензом. Поэтический талант лишь облекает в стихи то, что рождается работой мысли – он как бы примиряет ум с художественным творчеством.

14. Пророческий характер РФ. Россия была для Соловьева местом встречи и взаимодействия Европы и Востока, прежде всего монотеистического Востока – иудаизма и ислама. В последние годы жизни Соловьев полагал, что России суждено стать полем взаимодействия Европы и Дальнего Востока (Японии и Китая), и опасался, что духовный и культурный потенциал Европы и России, порядком подточенный плоскими идеями материализма и национализма, рискует оказаться слишком слабым при этой неотвратимой встрече. Соловьев раньше других почувствовал неизбежность переплетения исторических судеб Японии и России, что нашло выражение в созданной им концепции двух Востоков, художественно воплощенной и развитой Андреем Белым.

Для русской мысли всегда были характерны неоднозначное отношение к востоку и неоднозначное истолкование этого исторического и социального феномена. Противоречивость, более того, - несовместимость и одновременно диалектическое единство двух ликов Востока с наибольшей полнотой были выражены Соловьевым давшим им имена – Восток Ксеркса и Восток Христа. Имя персидского царя Ксеркса употреблено мыслителем как синоним жестокого и беспощадного завоевателя, несущего гибель человеческой цивилизации и гуманистическим христианским ценностям. Христос противостоит ему как воплощение добра, красоты и деятельной любви, как символ исторического оптимизма и устремленности в будущее.

В стихотворении «С Востока свет» он прямо ставит перед Россией историческую дилемму:

Каким же хочешь быть Востоком

Востоком Ксеркса иль Христа?

С 1890 г. именно на Дальнем Востоке видит Соловьев совершенно определенно и однозначно наиболее сильного и опасного врага христианства – а значит, в его понимании, и человечества в целом. Историческое значение его учения о двух Востоках для русской мысли в том, что в нем дана наиболее полгая картина противоборства сил Ксеркса и Христа в мире и сделан вывод колоссальной важности: «Всемирная история переносит свой центр тяжести на Дальний Восток».

Он обладал несомненным даром предвидения, но здесь мы имеем дело скорее с блестящим политическим прогнозом, полностью оправдавшимся в скором будущем. Тогда он пишет стихотворение «Панмонголизм»:

От вод малайских до Алтая

Вожди с восточных островов

У стен поникшего Китая

Сбирали тьмы своих полков.

«Вожди с восточных островов» - это, разумеется, японцы, а стихотворение написано под впечатлением японо-китайской войны. Основной целью доктрины панмонголизма было «собрание воедино, под своим главенством всех народов Восточной Азии против чужеземцев, т.е. европейцев». Философ совершенно верно выразил главную тенденцию исторического развития Японии, стремительными темпами наращивавшей в те годы свою военную и экономическую мощь и уже вынашивавшей планы достижения политического господства на Тихом океане.

Повествование о японских завоеваниях с поразительной точностью предсказывают реальный ход войны на Тихом океане четыре десятилетия спустя. Русское общество в полной мере оценило гениальные предвидения Соловьева только во время войны с Японией (1904-1905 гг.).

Конечно, сегодня разговоры о «желтой», «красной» и любой иной «опасности» следует считать достоянием прошлого, но нельзя не отметить исключительной дальновидности и высокой точности социально-политических прогнозов В.С.Соловьева. Эти прогнозы и их историческое воплощение полностью разрушают легенду о нем как о кабинетном философе, занимавшемся исключительно отвлеченными проблемами, и в полной мере показывают многообразие и разносторонность его гения.