§ 3. Постмодернизм и критика науки

Постмодернистская философия выступает с критикой науки, которая делается ответственной за обезличивание и отчуждение человека. Научное знание, начиная с Р. Декарта с его идеей о mathesis universalis — об универсальном знании, о систематическом овладении миром, ведет к научно-технической цивилизации, к господству инструментального разума. Критика науки, развернутая современными постмодернистами, заключается прежде всего в том, чтобы рассмотреть ее как идеологию и инструмент власти. Научное знание теряет статус объективного, незаинтересованного знания, свою объективную значимость и становится выражением лишь воли к власти — над природой, над другим человеком, над собой. Так, для Фуко воля к знанию — это выражение воли к власти. Наука — лишь средство дисциплинаризации человека, навязывания ему внешних норм, которые превращаются во внутренние регу-

-----------------------------

¹ Foucault. M. Wahrheit und Macht // Disposition der Macht. Berlin, 1978. S. 51.

ляторы его поведения, его мыслей и чувств. Постмодернизм делает науку ответственной за все прегрешения власти — за ее репрессивность, обезличенность, отчужденность и т.д. Наука превращается тем самым в идеологию, в пластичное воплощение идей властвующих элит.

Наука — один из дискурсов, который используется властью для достижения политических целей. Для Ж.Ф. Лиотара, наука — одна из форм «языковой игры», не имеющая объективного, общеобязательного смысла. «Научное знание — это вид дискурса... Знание не сводится к науке и даже вообще к познанию. Познание можно трактовать как совокупность высказываний, указывающих на предметы или описывающих их... и по отношению к которым можно сказать, верны они или ложны»¹. Наука, по его определению, — это языковая игра с денотативной прагматикой, т.е. она употребляет слова, которые обозначают что-то в реальном мире. Но она притязает на предписывающую значимость. Иными словами, в научном знании смешаны различные языковые игры — язык описания с языком власти. Поэтому дискурс науки всегда империалистичен, т.е. направлен на увеличение и расширение своей власти.

Другая отличительная черта постмодернизма — разрыв с историей. Разговоры о «конце истории», начатые еще Фукуямой, были восприняты постмодернистами как свидетельство конца традиции, ориентации на традиции и соответственно как свидетельство конца историчности и идеи прогресса. Историчность отождествляется ими с идеей прогресса, выдвинутой эпохой Просвещения. История лишается любой внутренней связи и превращается в набор отдельных историй, не связанных между собой и не предполагающих каких-либо связей преемственности. Историческая наука с ее идеями прогресса, всемирной истории представляется лишь как орудие власти, как одна из технологий власти. История представляется, например Фуко, как расширение поля власти, которая пронизывает все и вся.

§ 4. Культивирование деконструкции

Постмодернизм выступил с критикой любой формы интеграции культуры в единое целое — будь то семиотически понятая знаковая система, будь то единая система ценностей и т.д. Прежде всего постмодернисты не приняли семиотику культуры, те концепции, в которых культура представала как семиотическая, знаковая система и как тексты разного рода, исследуемые структуралистскими методами. Уже в «Грамматологии» (1967) Ж. Деррида говорит об «инфляции знака», инфляции знака «язык», кото-

--------------------------------

¹ Лиотар, Ж. Ф. Состояние постмодерна. С. 15, 51.

рая оказывается «абсолютной инфляцией, самой инфляцией»¹. Но инфляция знака не означает, что «знак» должен быть устранен из дискурса. Он должен быть переосмыслен и включен в иную сеть отношений.

Классическая европейская философия, и в том числе семиотика культуры, в своих определениях знака и значения исходила из приоритета устной речи. Она была первична, письмо же было вторично и производно. Письмо было сведено к вторичной и инструментальной функции — «функции переводчика полной речи, которая всецело присутствует»². Этот примат устной речи (его постмодернисты называют фоноцентризмом всей предшествовавшей философии) приводит к тому, что в речевом акте говорящий и слушающий присутствуют одновременно. Вся предшествовавшая философия делала акцент на значении и акте его речевого выражения. Из фоноцентризма вытекают все категориальные расчленения философии. Культура и понимается при семиотическом подходе как внешнее, знаковое бытие смыслов. Идея культуры и возникает при экстраполяции идеи знака, при натурализации знаковой реальности, отождествляемой с внешним бытием значений, внутренних, идеальных по своему статусу.

Культуру Деррида предлагает подвергнуть деконструкции. Культура, согласно постмодернистам, — это мнимая предметная конструкция, претендующая на универсальность и воплощающая в себе такие бинарные оппозиции структурализма, как «внешнее — внутреннее», «знак — значение», «священное — профанное» и др. Деррида для характеристики введения оппозиций вводит специальную процедуру — difference (разнесения, различания в отличие от difference — различения, дифференциации). С этим актом разнесения он связывает «продуцирование того, что метафизика называет знаком (означаемое/означающее)», продуцирование тех различий, о которых «лингвистика, начиная с Соссюра, и все структуральные науки, взявшие ее за модель, напомнили нам, что в них условие всякого значения и всякой структуры», а также общий корень «всех концептуальных оппозиций, размечающих наш язык, таких, как... чувственное/умопостигаемое, интуиция/значение, природа/культура»³. Знак отсылает к предмету — репрезентанту и в конечном счете к универсальному по своей структуре и единому сознанию. В этом Деррида обнаруживает «империализм Логоса» и логоцентризм всей прошлой культуры. Необходимо встать на путь деконструкции логоцентрического дискурса.

---------------------------

¹ Деррида, Ж. Конец книги и начало письма // Интенциональность и интертекстуальность. Томск, 1998. С. 218.

² Там же. С. 220.

³ Деррида, Ж. Позиции. Киев, 1998. С. 17—18.

Семиотике, с которой и связано формирование понятия «культура», Деррида противопоставляет грамматологию — науку о письме. Письмо — весьма разнородная «реальность». В него Деррида включает жесты, пиктограммы, кинематографическое, хореографическое, живописное, музыкальное, скульптурное, военное, политическое письмо. Даже информационные процессы внутри клетки он называет письмом. Он отмечает, что с развитием цивилизации расширяются средства письма и фонографического сохранения устной речи. Письмо получает у Дерриды разные именования — след, скольжение по смыслу, прикасание к нему. Вместе с ним достигается освобождение от власти бинарных оппозиций, от структур, притязающих на универсальность и абсолютность. Письмо — это языковая игра, которая всегда специфична, разнородна и индивидуальна и представляет собой не структуру, а серийность. Письмо оказывается рассеянием смысла, ранее считавшегося целым, а ныне постоянно интерпретируемого и переинтерпретируемого. Метод деконструкции предполагает не просто отказ от оппозиций, но и от всех иерархий. Нет ни одной позиции, которая могла бы служить центром интерпретации. Семантические и ценностные центры произведений и их истолкований постоянно смещаются. Деконструкция и предстает методом демонтажа смыслового центра, демонтажа интерпретации, всегда сосредоточенной на смысле того или иного произведения культуры.