5. Исламский фактор в системе этноконфессиональных проблем Европы.

Приведенные выше данные и рассуждения на первый взгляд подводят к выводу о конституирующей роли исламской идеологии в системе европейских конфликтов. Однако вопрос о почвенной воинственности ислама остается в высшей степени дискуссионным.

Несомненно, острота характера стимулированной «карикатурным скандалом» дискуссии о принципиальной несовместимости западных и исламских ценностей, о «ценностно-культурном» разрыве явилась в одном случае, продолжением серии публикаций о деструктивной функции ислама и его стагнирующем воздействии на социумы, в другом – спровоцировала их появление. Это не удивительно: по словам В.Д.Соловья, «смерть - своя и чужая - предельный, экзистенциальный вызов любой политической и культурной системе»³².

Логично поэтому, что европейцы склонны окрашивать ислам в агрессивные тона. В 2005 году около 87% населения Германии полагали ислам агрессивным; близкие показатели дали Франция и Италия; в то же время в Польше, где мусульман немного, считали ислам агрессивным только 38% населения.³³ Ислам служит для нее опознавательным знаком опасных «чужаков», «врагов», «других» вне зависимости от радикализма их веры и даже вне зависимости от того, верующие они вообще или нет.

Итак, агрессивен ислам или миролюбив? Ответ на данный вопрос, как правило, исследователи пытаются искать в специфике историко-культурного развития исламских стран, и особенно в конституирующей роли ислама.

Анализируя мировоззрение современных мусульман, следует иметь в виду, что ислам, как и любая другая великая традиция, представляет собой сложную систему идей, верований и доктрин. Он полон амбивалентных смыслов, которые могут приобретать различное социальное звучание в зависимости от трактовки и исторического контекста.

Исходя из того, что исламский религиозный аспект включает в себя догматику, а также вопросы веры и способы исповедания и его целью является увеличение числа приверженцев мусульманского вероучения, проявляется он в форме миссионерско-проповеднической деятельности. Верующий мусульманин полагает себя частью уммы и сохраняет верность ее культурному центру / центрам. В силу особенностей ислама как религиозной системы голоса этих центров могут приобретать и политическое звучание. Многие видные отечественные исследователи, ссылаясь на Священный текст, указывают на прямую связь «нетолерантных» норм Корана с политической практикой исламизации³⁴. В качестве примера приводятся коранические истины о хитрости, обмане и введении противника в заблуждение, которые не только не запрещены, но и рекомендованы как руководство к действию: «Не повинуйтесь неверным и лицемерным…», «…А если кто не верует в знамения Аллаха, то ведь Аллах быстр в расчетах…», «…Сражайтесь с теми, кто не верует в Аллаха… и не подчиняется религии истины…», «Мы непременно погубим неверных…», и т.д.

Суммируем следующие обстоятельства: наличие в тексте священной книги мусульман «нетолерантных» аятов, воинственную трактовку джихада, использование процедуры иджтихада как способа выбора правовых источников, их оценки, рассмотрении вопросов и выработке типовых формул их решения, а в случае несовпадения этих решений с реальностью - в поиске компромиссов в системе фикха - мусульманского права, исламский прозелитизм, на который ссылаются все без исключения исследователи.

Можно ли предположить чисто гипотетически, что «сухой остаток» причинно-следственного комплекса европейской конфликтности – ислам - как система религиозных норм, является по определению носителем врожденной агрессии?

Большинство зарубежных и отечественных исследователей настаивает на ведущей роли в конфликтах на Западе преимущественно фундаменталистской (салафистской) составляющей ислама, выражающемся, в частности, в ее бескопромиссном фанатизме: «Аллах - наша цель, Пророк – наш вождь, Коран – наша Конституция, джихад – наш путь, смерть на пути, предначертанном Аллахом – наше высшее желание»³⁵.

По мнению В.В.Кулакова, организации, представляющие радикальный

исламский фундаментализм, отличаются от традиционных форм ислама следующими признаками:

• Исповедание принципа «такфира», то есть обвинение в неверии всех, кто не входит в данное направление.

• «Кяфирами», «гяурами», «джахиллей», то есть безбожниками и язычниками считаются даже верующие мусульмане, если они не разделяют взглядов и позиций данной экстремисткой группы.

• Проповедь необходимости, правомерности и религиозной обязанности использовать любые формы насилия по отношению к «неверным» вплоть до их полного уничтожения. Экстремисты проповедуют жестокость и агрессию, как основные добродетели борца за чистоту веры.

• Полное отрицание всего современного, агрессивное неприятие идей прав и свобод граждан, как оно понимается в идеологии современного западного либерализма и демократии.

• Активная пропаганда полного подчинения «истинных мусульман» правилам и порядкам, проповедуемым и насаждаемым радикальными фундаменталистами³⁶

Видный отечественный востоковед А.А.Васильев резюмирует: «Знамя исламизма у «умеренных», готовых к компромиссам, могут перехватить и уже перехватывают экстремисты».³⁷

Своевременно поставить ключевой вопрос: является ли исламская идеология и связанный с ней онтологический разрыв, «цивилизационный раскол», выражающийся в непонимании христианских ценностей и (или) неготовности их принять основным (единственным) фактором конфликтности в Западной Европе?

Многие исследователи отвечают на него положительно.

«Фундаментальной проблемой является неготовность представителей незападного мира принять западную модель, которая одна только и может стать основой для подлинной свободы», - утверждает отечественный комментатор глобализационных процессов В.Л. Иноземцев³⁸.

По мнению С.М.Хенкина, секуляризованное общество кажется странным и непонятным приверженцам религии, которая включает не только заповеди, но и нормы поведения, регулирующие образ жизни мусульман в различных его проявлениях³⁹. Суть конфликтов между мусульманами и принимающим обществом, подобным «делу Рушди» в Британии и «делу косынок» во Франции, сводится к непониманию мусульманами мирских принципов западной социально-политической жизни⁴⁰, - подтверждает подобные выводы А. Цхурбаев.

Безусловно, абсолютное отрицание рассматриваемого цивилизационного раскола было бы ошибочно. Известный иранский философ С.Х.Наср утверждает, что мировоззрение мусульманина базируется на сознании Бога как высшей реальности и на представлении, что в полной мере человек может быть предан только шариату как божественному закону, единственно позволяющему обрести счастье. В таком контексте базисные принципы западной цивилизации по определению представляют собой антитезу исламским, поскольку философские школы этой цивилизации основаны на рассмотрении человека как существа, восставшего против Бога, или на рассмотрении человеческой коллективности как муравейника.

Между западной и исламской цивилизациями как культурно-историческими целостностями лежит глубинный почвенный антагонизм, а «исламский фактор» в системе конфликтного взаимодействия выглядит, по-крайней мере, эмпирически значимой величиной, что доказано современными исследованиями.

Однако внутри западной цивилизации ситуация выглядит не столь однозначной.

Преследуя цель максимально точно определить место и роль религиозного (в данном случае, мусульманского) фактора, катализирующего конфликт, необходимо обратить внимание на некие иные обстоятельства, влияющих на уровень конфликтности, рассмотреть другой взгляд на поставленную проблему

Одна группа ученых, таких как, например, видный английский философ и социальный антрополог, Э. Геллнер, в принципе не считают ислам как таковой препятствием для модернизации⁴¹.

Некоторые отечественные востоковеды осторожно указывают на неконфликтный, «толерантный» характер ислама, который, по крайней мере, не является исчерпывающим объяснением появление на Западе конфликтности нового типа.⁴²

Ставя под сомнение определяющую роли религиозно-культурных и ценностно-цивилизационых факторов в системе конфликтов в Европе, отечественный историк В.Д. Соловей демонстрирует если не экстравагантный, то весьма оригинальный взгляд на проблему рассматриваемого ценностно-культурного разрыва⁴³. Ученый, по сути, развивает мысль известного aмерикaнского политолога Д.Горовицa, который в своем классическом исследовании выявил принципиальную недостаточность экономикоцентричных и культуроцентричных моделей для объяснения этноконфессиональных конфликтов.⁴⁴ 

По предположению российского ученого, конфликт между принимающим населением и иммигрaнтaми из «третьего мира» по своей природе - этнический. Сообразно данной концепции, этнические различия сами по себе генерируют напряженность и конфликт принимающих обществ и мигрантов. Глубинный исток напряжения и коллизий коренится не в культурных различиях, религии, социальной стратификации и экономике, a во «врожденных и этнически дифференцированных мыслеформах, наполняющихся конкретным содержанием в зависимости от историко-культурного и социального контекстов»⁴⁵.

Европейские общества, поясняет он, не только постхристианские, но и для значительной части иммигрантской молодежи - постмусульманские, что неизбежно для выросшего секулярной Европе второго и третьего поколений иммигрантов. Между тем у арабской молодежи в Европе атрофируется не только религиозное чувство, но и меняется культурный стиль. «В культурном отношении молодые арабские и черные погромщики во Франции не столь существенно отличались от молодых французов - и те, и другие пропитаны космополитичной молодежной субкультурой мегаполисов» - утверждает исследователь.⁴⁶ Принадлежность к исламу в данном случае служит не столько конфессиональным, сколько культурным и идентификационным маркером, доказывая, что эти иммигранты (а чаще - их предки) прибыли из стран, где ислам доминирует (или, как в секуляризованной Турции, доминировал историческом прошлом).

Следует учесть так же, что в Европе сформировался обширный слой политически умеренных мусульман, в разной степени интегрированных в западные общества. Они соблюдают законы страны, в которой живут, осуждают терроризм. Эксперты констатируют усиливающееся сближение образов жизни выходцев из мусульманских стран и среднестатистических европейцев. Для многих мусульман, особенно второго и третьего поколения, основным языком общения становится язык страны проживания, их предпочтения в еде, одежде, музыке похожи на предпочтения европейцев. Принципиальное значение имеет изменение характера религиозности мусульман. Значительная часть их перестает посещать мечети и соблюдать религиозные обряды. Появились светские мусульмане, считающие возможным отказаться от своей веры. Возник так называемый евроислам, представители которого восприняли либерально-демократические ценности для адаптации отдельных норм шариата к европейским реалиям. По существу, согласно точке зрения исследователя, происходит масштабная трансформация идентичности мусульман⁴⁷.

Однако представляется, что, во-первых, сторонники подлинного евроислама являются немногочисленной, а во-вторых, нa деле евроислaм все чaще окaзывaется не aдaптaцией религиозной доктрины к зaпaдным ценностям, a поверхностной мaскировкой для борьбы с ними. «Рaди джихaдa идеологи нового зaвоевaния Европы позволяют своим послушникaм употреблять aлкоголь, брить бороды и делaть многое из того, что считaлось бы aморaльным в поведении любого мусульмaнинa».⁴⁸

Исходя из принципа разделенности ислама на различные ветви – суннизм, шиизм, алавизм и др., утверждают С.М.Хенкин и И.В.Кудряшова, даже в рамках одного религиозного течения может существовать неявное разделение мусульман по этническому или племенному признаку. Тесная связь современного ислама с этничностью затмевает универсализм этой религии.⁴⁹

Солидаризируясь с исследователями данной группы, есть основания предположить, что иммигранты-мусульмане усвоили западные ценности и адаптировались к западным институтам - но ровно настолько, чтобы использовать ценности, институты и практики западного общества против базовых оснований этого же общества. Но при этом выдвигаемые их политическим авангардом цели радикально альтернативны фундаментальным принципам и основаниям западного общества: свободе слова (и свободе вообще), гражданскому равенству, лаицизму (принципу светского государства) и т.д. Вкратце вектор подобной активности можно определить как стремление мусульман адаптировать западное общество под себя, а не адаптироваться к нему.

Логичным и взвешенным представляется вывод В.Д. Соловья: «Если иммигранты умело пользуются западными ценностями и институтами для достижения собственных целей, значит, они их усвоили». В такой аналитической перспективе проблема ценностно-культурного разрыва действительно теряет фундаментальное значение: неевропейские народы способны усвоить демократические ценности, сформировавшиеся в западной цивилизации. Но пользоваться ими они будут иначе, чем европейцы, а именно использовать универсальные демократические ценности для обеспечения группового преимущества. «Это именно схватка за власть - власть, понимаемую в широком смысле: как возможность определять социальное пространство других. В данном случае это другие в прямом смысле слова. Требования разрешить ношение хиджаба в школах и госучреждениях, ограничить свободу слова в пользу ислама, предоставить преференции в трудовых практиках по этническому признаку и т.д. суть стремления переформатировать социокультурную матрицу современного Запада, изменить его цивилизационную идентичность», - резюмирует автор⁵⁰.

Итак, представляется, что несколько проaнaлизировaнных выше гипотез, как «классических», так и «оригинальных» - иммигрaнтскaя, социaльнaя и ценностно-культурнaя, этническая и конфессиональная способны в комплексе исчерпывающе объяснить aспекты нового типa конфликтности в зaпaдном мире.