Демографические процессы среди разных сословий в 1840-1850-с гг. (на тыс. Человек населения)

Сословие	Рождаемость	Смертность	Прирост	Брачность	Рождений на 1 брак
Дворяне- помещики	51	41	10	8,6	5,9
Духовенство	51	39	12	9,6	5,3
Купцы	51	39	12	8,2	6,2
Мещане	52	40	12	8,4	6,2
Крестьяне	51	35	16	10,0	5,1
Военные	52	43	9	8,2	6,3
Итого	51,1	35,9	15,2	9,9	5,2

Что касается чиновников, то они весьма неохотно связывали себя се­мейными узами; многие из них оставались холостяками, и если вступали в брак, то в зрелые годы, вследствие чего у них было меньше детей, чем у других сословий. Причина этого состояла в том, что многие чиновники в качестве дохода имели исключительно жалованье. Пока они находились в малых чинах и имели скромный доход, женитьба означала для них паде­ние благосостояния ниже того уровня, который было прилично иметь чи­новнику. Они могли позволить себе жениться тогда, когда достигали зна­чительного чина, на что требовалось много лет службы.

В пореформенное время дворянки стали рожать примерно на треть, а купчихи, мещанки и крестьянки — на 10 % меньше, чем в крепостное время. Общее представление об изменении рождаемости по сословиям в России с конца XVIII в. дают данные табл. III.6.

Таблица III.6

Количество детей в возрасте до 7 лет в Европейской России по сословиям, 1796-1903 гг. (в % от общей численности населения)

Сословие	1796	1835	1849	1860	1903
Дворяне	15,9	15,0	15,3	15,2	10,9
Духовенство	18,3	20,5	20,5	19,4	18,4
Купцы, мещане	14,6	16,1	16,0	15,6	15,0
Крестьяне	14,9	17,8	17,7	18,3	18,6
Итого	14,9	17,6	17,5	18,0	18,2

До 1830-х гг. различия в числе детей в возрасте до 7 лет у разных сословий были несущественными. Со второй трети XIX в., когда точ­ность учета заметно возросла, число детей у дворян и чиновников стало значительно, а у купцов и мещан медленно уменьшаться, у крестьян, на­против, немного увеличиваться. Как же это сочеталось с тем, что у всех сословий рождаемость снижалась? Детность сословий отражает измене­ние не только рождаемости, но и смертности, которая с 1860-х гг. начала сокращаться. У крестьян уменьшение смертности немного превышало сни­жение рождаемости, результатом чего и явился некоторый рост числа де­тей. Вероятно, снижение смертности замедлило уменьшение детности в семьях других сословий.

Снижение рождаемости началось в городе еще в крепостное время. После эмансипации крестьянства оно распространилось на губернии сель­скохозяйственной специализации быстрее, чем на губернии промышлен­ной ориентации. В тех и других сокращение рождаемости согласовыва­лось с изменением земельной обеспеченности крестьян: коэффициент корреляции между наделом и рождаемостью в промышленных губерниях равнялся 0,831, а в сельскохозяйственных — 0,623. В дореформенной деревне подобная зависимость отсутствовала. Ряд современников отме­чали связь рождаемости с колебаниями урожаев и цен на хлеб, с каче­ством питания и вообще с благосостоянием населения, с уровнем физи­ческих нагрузок, в доказательство указывая на прекращение менструаций у женщин с наступлением постов, у крестьянок—во время полевой страды.

Особого внимания среди факторов, понижавших рождаемость у та­ких сословий как купцы, мещане и крестьяне, заслуживает отход на се­зонные работы крестьян в город, горожан в деревню, что особенно быс­тро стало развиваться начиная с 1860-х гг. Миллионы крестьян, включая женщин, и десятки тысяч мещан и купцов ежегодно покидали, иногда на длительные сроки, свои дома ради заработка. Говоря об отходничестве, обычно имеются в виду крестьяне. Это правильно только в абсолютных цифрах. В1891-1900 гг. отходничеством занималось около 4,7 % кресть­ян (3,8 млн) и 28,1 % всего городского сословия (3,4 млн). На рождае­мость отходничество влияло прежде всего вследствие длительной разлу­ки супругов, но также и тем, что изменяло быт и стандарты традиционного демографического поведения у крестьян. В уездах с развитым отходниче­ством благосостояние и грамотность были выше, быт имел сходство с городским, в брак вступали позже, в семьях было меньше детей, они получали больше ухода, их лучше воспитывали. В таких уездах показате­ли смертности и рождаемости были на несколько пунктов ниже, средняя продолжительность жизни для новорожденных на 3-4 года больше срав­нительно с чисто сельскохозяйственными уездами. Заметное различие в образе жизни встречалось даже в пределах уезда, в соседних волостях, если одни занимались отходничеством, а другие — нет.

Б. Начало регулирования рождаемости в России

Принято считать, что если общая рождаемость составляет 40-50 на тысячу человек населения, то брачная плодовитость находится на физио­логическом пределе и волевого сознательного ограничения числа детей у женщин не существует. Тезис о всеобщности стихийной рождаемости в России до середины XIX в., а для крестьянства — до 1930-х гг. нуждает­ся в корректировке прежде всего потому, что у людей имелось желание ограничить рождаемость и они знали способы, как это сделать.

Для всего исследуемого времени желание предотвратить беременность или избавиться от нежелаемого ребенка было свойственно женщинам, ко­торым приходилось рожать вне брака, поскольку это считалось большим позором и для женщины, и для ее родственников. В Европейской России уже в середине XIX в. насчитывалось около 260 тыс. женщин с внебрач­ными детьми. Доля зарегистрированных православными священниками незаконнорожденных детей в общем числе новорожденных в первой по­ловине XIX в. колебалась от 2 % в Киевской губернии до 7 % в Москов­ской губернии, составляя в среднем по Европейской России 3,3 %. В

1859. 1863 гг. православные женщины регистрировали в среднем в год 99 тыс., в 1910 г. — 106 тыс. незаконнорожденных. Однако их доля в об­щем числе новорожденных снижалась: 1859-1863 гг. — 3,4 %, 1870 г. — 3,0 %, 1885 г. — 2,7 %, 1910 г. — 2,3 %. Итак, по мере модернизации, урбанизации и индустриализации происходило относительное уменьше­ние числа внебрачных детей у православных женщин, в то время как у старообрядцев, католиков, протестантов и иудеев увеличивалось. Как мож­но интерпретировать этот парадокс?

Единственное удовлетворительное объяснение состоит в том, что жен­щины, вступавшие во внебрачные отношения, применяли противозача­точные меры, а забеременевшие вне брака избавлялись от плода путем аборта или искусственного выкидыша. Только это объяснение может при­мирить противоречащие на первый взгляд факты, наблюдавшиеся в поре­форменное время: 1) число незамужних женщин, вступавших во вне­брачные половые связи, по общему мнению современников, возрастало; 2) возможность скрыть факт беременности и внебрачного рождения как от родственников, так и от священников, увеличивалась; 3) среди старо­обрядцев, католиков, протестантов, иудеев и мусульман женщины, не состоявшие в браке, но рожавшие детей, не осуждались столь сурово, как среди православных, а их дети не дискриминировались; 4) женщи­нам не было смысла уклоняться от регистрации внебрачного ребенка по­тому, что, согласно религиозным представлениям, некрещеный младенец не попадал в рай, воспитательные дома, куда можно было сдать ребенка, в 1891 г. ввели ограничения на их прием. Если наше предположение вер­но, то число женщин, применявших противозачаточные средства или де­лавших аборт в течение года, в 1910 г. превышало 126 тыс. Эта цифра получена следующим образом. В 1859-1863 гг. число внебрачных детей составляло 99 тыс., а их доля среди всех новорожденных — 3,4 %. Если бы женщины не применяли мер против рождения только незаконнорожден­ных детей, то число последних должно было бы составить в 1910 г. как минимум 232 тыс. (по проценту незаконнорожденных в 1859-1863 гг. от общего числа новорожденных в 1910 г.). Между тем фактически было зарегистрировано 106 тыс. внебрачных детей, т. е. на 126 тыс. меньше.

С середины XIX в. среди замужних женщин всех сословий, вклю­чая крестьянок, обнаружилось явное желание уменьшить число детей. Уже в народных пословицах, собранных В.И. Далем в 1840—1850-е гг., имеются такие, которые иронизируют над многодетностью и не рассмат­ривают ее как безусловное благо: «Детки — на руках железа»; «Малые дети не дают спать, большие не дают дышать»; «Без детей горе, а с ними вдвое». В 1860-е гг. появляются первые свидетельства современников о том, что матери стараются избежать зачатия и беременности, число кото­рых со временем увеличивалось. Рост числа подкидышей мог бы слу­жить хорошим показателем увеличения количества нежеланных детей. Но, хотя дети подкидывались по всей России на протяжении всего изучаемо­го периода, полных сведений об этом нет. Представление о динамике рож­даемости нежеланных детей дает деятельность двух самых больших вос­питательных домов в России, находившихся в Москве и Петербурге. В 1791-1800 гг. в оба дома поступали ежегодно 3342 младенца, в 1841- 1850 гг. — 13092, в 1871-1880 гг. — 20169, в 1881-1890 гг. — 24298, в 1891-1900 гг. — 17785, в 1901-1910 гг. — 19218. Следовательно, за 120 лет число подкидышей возросло в 5,8 раза, в то время как население России увеличилось в 2,9 раза. Число подкидышей, принятых в воспита­тельные дома, зависело не только от количества матерей, желавших их сдать, но и от возможностей и политики воспитательных домов. Поэтому, например, снижение численности подкидышей в 1891-1910 гг. вовсе не означает, что их действительно стало меньше, — просто воспитательные дома ввели ограничения на их прием: стали требоваться свидетельства от полиции и священников, подтверждающие, что приносимые в дома дети— незаконнорожденные. Это сразу уменьшило число желающих сдавать де­тей в воспитательные дома.

Итак, в пореформенное время сотни тысяч русских женщин стали тя­готиться многочисленными детьми и задумываться над тем, как облег­чить бремя материнства, как уменьшить многодетность. Знали ли женщи­ны средства против этого? В древнерусских памятниках XI-XII вв. встре­чаются свидетельства, что женщины использовали лекарства для вытравливания плода и нагружали себя тяжелой физической работой, чтобы вызвать выкидыш. Судя по вопросникам, составленным монахами для исповеди в XIV-XVIII вв., священники спрашивали женщин на испове­ди: «Не травила ли младенца во утробе? Не убила ли младенца во утро­бе?» Кроме того, и мужчин, и женщин постоянно призывали покаяться за отклонения (они во множестве перечислялись) от ортодоксального спо­соба полового акта, признаваемого в православной церкви, которые мог­ли использоваться для избежания беременности. В одном вопроснике, относящемся к началу XVIII в., имеется такой вопрос: «Не вступал ли муж в половой контакт с женой после извержения семени?» Это указы­вает на то, что coitus interruptus был известен, но его использование счи­талось грехом. Врачи и судебные следователи отмечали следующие спо­собы предотвращения или прекращения беременности, известные женщинам в конце XIX в.: механические (поднятие тяжестей, прыжки, тугое бинто­вание и разминание живота, трясение всего тела и т. п.), лекарственные (от различных трав до ртути и фосфора, употребляемых внутрь), вытрав­ливание плода, удлинение лактационного периода, аборт и др. В каждом селении были знахарки, занимавшиеся изгнанием плода.

Если люди имели потребность регулировать деторождение и знали, как это делать, то естественно ожидать, что они применяли эти, пусть весьма несовершенные, методы. Так оно и было в действительности, хотя соот­ветствующая информация скрывалась, поскольку по духовным законам все средства предотвращения беременности считались грехом, а по граж­данским законам аборт был запрещен и уголовно наказуем, причем при­влекались к ответственности и врачи, и пациенты. В деревне большой популярностью пользовалось увеличение срока кормления грудью до 2 и более лет. В 1860-е гг. горожане познакомились с абортом раньше, и в начале XX в. промышленные города были охвачены «эпидемией абор­тов». Прерывания беременности в большинстве случаев были криминаль­ными, поэтому можно составить лишь приблизительное представление об их числе. Если за 1840-1890 гг. во всех российских родовспомога­тельных учреждениях было сделано всего 247 официально разрешен­ных по медицинским соображениям абортов, то в 1910-е гг. только в Москве совершалось около 10 тыс. абортов в год. При этом менее 1 % женщин, сделавших аборт, предстали перед судом, причем в 75 % случа­ев они были оправданы. В 1913 г. под влиянием общественного движения за отмену уголовного преследования врачей и пациентов за производство абортов Двенадцатый съезд русских врачей поддержал это требование. Однако аборт в России был легализован только в 1920 г.

В городах движение женщин против многодетности приняло более ши­рокие масштабы. Например, в таком среднем по численности населения городе России, как Харьков, распространение презервативов и абортов на­чалось уже с конца 1860-х гг. С 1890-х гг. образованные классы населения стали широко применять презервативы. Однако по религиозным причинам и из-за дороговизны презервативы в крестьянский быт не входили.

Регулирование рождаемости постепенно входило в жизнь и начинало приносить свои результаты. Рождаемость в Петербурге с 1861-1865 гг. по 1911-1915 гг. упала с 38 до 26 новорожденных на тысячу человек населе­ния, в Москве в 1867-1880 гг. всего 23 на тысячу, но в отличие от Петер­бурга к 1911-1913 гг. повысилась до 29 новорожденных на тысячу вслед­ствие огромного притока крестьян. Данный уровень рождаемости свидетельствует о том, что она стала регулироваться. Об этом говорит и тот факт, что общая и брачная плодовитость в Петербурге имела не только меж­сословные, но и внутрисословные отличия. В 1907-1912 гг. женщины бед­ных классов рожали в 3 раза чаще, чем представительницы богатых сло­ев, жены квалифицированных рабочих рожали в 2 раза реже, чем жены неквалифицированных рабочих. К 1910 г. насчитывалось 15 губерний, где рождаемость была ниже 40 младенцев на тысячу и, следовательно, опреде­ленно контролировалась.

Знание методов регулирования рождаемости проникало в деревню че­рез отходников. В волостях с развитым отходничеством женщины обык­новенно рожали через 3,5 года, хотя мужья ежегодно на два-три месяца приходили домой, а в волостях «оседлых», крестьяне которых не занима­лись отходничеством, — через 1-2 года. Поэтому в первых женщины ро­жали за репродуктивный период 5,3 раза, а во вторых — 9,2 раза, т. е. на 74 % больше. При этом в «отхожих» семьях совсем не рожавших жен­щин насчитывалось 11 %, а в «оседлых» — 3 %. Это дает веские основа­ния для заключения, что мужчины-отходники приносили из города зна­ния о том, как не допускать зачатия. В Ярославской губернии 1880-х гг., где 37 % взрослого населения занималось отхожими промыслами, крес­тьянки имели первые роды спустя 2,9 года после вступления в брак, в то время как в земледельческих губерниях — на первом году брака. После­дний ребенок у ярославских женщин появлялся на свет, когда в среднем им было около 38 лет, а климакс наступал в 42 года. Эти факты ясно указывают на то, что ярославские женщины регулировали рождаемость. Согласно данным проведенного в 1927 г. обследования украинских кре­стьянок в возрасте свыше 50 лет, т. е. которые были рождены до 1877 г. и большую часть репродуктивного возраста которых прошла до 1917 г., 9 % из них пользовалось тем или иным способом, чтобы предотвратить зачатие, чаще всего coitus interruptus. При этом в среднем на каждую жен­щину, применявшую меры защиты, пришлось 7,4 рождения, а в среднем на всех женщин — 9,5 рождения. 9—10 % женщин, предохранявшихся от беременности, — это был тот уровень, который достигло стихийное дви­жение за сокращение рождаемости к 1917 г. При этом среди женщин в репродуктивном возрасте на Украине в 1930 г. предохранялись от бере­менности всего 15 %, в Саратове в 1927 г. — 19,4 % (в том числе 30,1 % интеллигентных женщин и 14,5 % неинтеллигентных). В 1880-х гг. в деревнях, особенно в подгородных, стали входить в практику аборты, производимые преимущественно «бабками» и знахарками. Об их рас­пространенности до 1917 г. дают представление первые всероссийские данные об абортах, произведенных в больницах СССР в 1925-1926 г., через 5-6 лет после их легализации: в губернских городах абортирова­лись 4,3 % женщин в возрасте 15-49 лет (от 2,5 % в Астрахани до 13 % в Симферополе), в прочих городах — 2,8 % (от 0,4 % в городах Тверской губернии до 5,6 % в городах Крыма), в сельской местности - 0,5 % (от 0,06 % в Тверской губернии до 1,1 % во Владимирской губернии). Это число нужно увеличить примерно на треть за счет подпольных операций. Следовательно, до революции, т. е. за 8-9 лет до 1925-1926 гг., к ним еже­годно прибегало менее 3—4 % горожанок и менее 0,5 % крестьянок. По состоянию на 1964 г. — год максимального числа абортов за весь XX в., их сделали более 16 % россиянок фертильного возраста, в 1985 г. — 10 %, в 2001 г. — 5,2 %.

Таким образом, приведенные данные прямо говорят о том, что в поре­форменное время методы регулирования рождаемости стали постепенно входить в жизнь, сначала в городах, затем в деревнях, в среде образован­ных и богатых слоев населения, а позже и среди городских низов и кре­стьянства. Однако есть основания полагать, что регулирование рождае­мости началось по крайней мере во второй трети XIX в., причем началось оно среди помещичьих крестьян, особенно в малоземельных губерниях. С регулированием ими рождаемости связано явление, получившее в ис­торической литературе название «вымирание помещичьего крестьянства». Суть его состоит в следующем. С конца XVIII в. доля помещичьего кре­стьянства в общем населении страны сокращалась: в 1719 г. она равня­лась 48,4 %, в 1762 г. — 52,7 %, в 1796 г. —- 53,9 %, в 1811 г. — 51,7 %, в 1833 г. — 44,9 % и 1857 г. — 39,2 %, с 1830-х гг. вообще прекратился рост его абсолютной численности. Этому феномену посвящено большое количество публикаций, но исследователи не могут прийти к общему мне­нию потому, что спор идет вокруг вопроса: что было главной причиной сокращения численности помещичьих крестьян — социальная мобиль­ность или высокая смертность, о которой судили не по прямым данным, а по естественному приросту населения? Между тем обращение к прямым данным о брачности, рождаемости и смертности приводит к выводу, что более низкий естественный прирост помещичьих сравнительно с госу­дарственными крестьянами объяснялся их пониженной рождаемостью, а не повышенной смертностью (табл. III.7).

Таким образом, способность регулировать рождаемость позволила им уменьшить смертность детей, облегчить положение женщин, повысить свое благосостояние. Вполне естественно, что именно помещичьи крестьяне вы­ступили пионерами регулирования рождаемости: у них было меньше зем­ли, чем у казенных крестьян; они несли большие повинности; они сильнее, чем менее закрепощенные категории крестьян, тяготитились крепостной за­висимостью.

Итак, анализ истории рождаемости в России за 200 лет обнаружил, что она, как и брачность, претерпела достаточно серьезные изменения. Снижение рождаемости началось во второй трети XIX в. у дворянства, чиновничества, высшей страты городского населения, а также у крепос­тного крестьянства; в пореформенное время это явление постепенно ох­ватило все остальные группы населения. Снижение рождаемости в де­ревне с 1860-х гг. происходило под влиянием крупных, промышленных городов. Как и в случае с брачностью, действовали экономические, куль­турные и психологические факторы. Увеличение плотности населения и соответствующее уменьшение природных ресурсов на душу населения в деревне во второй трети XIX в., изменение культурных стандартов у об­разованных классов общества и городских сословий — вот что являлось главными факторами снижения рождаемости. Оно происходило сознатель­но в результате снижения брачности и начавшегося со второй трети XIX в. регулирования рождаемости. Среднее число детей, которое могла бы ро­дить женщина за свою жизнь, — 12,44; родила — 6,24; не родила — 6,20, в том числе из-за смерти в возрасте моложе 50 лет— 1,26, из-за того, что не вступила в брак, — 0,55, из-за того, что не вступила в брак в возрасте 16 лет, —2,38, из-за пребывания вне брака после овдовения — 0,41, из-за плохого состояния здоровья или прерывания беременности — 1,60.

Таблица III.7