6. Новые городские слои

Но, может быть, самое важное следствие особого пути советской урбанизации и главный показатель незавершенности городской революции — отсутствие «средних» городских слоев. Еще Петра I, а затем Екатерину II занимала мысль «о создании среднего рода людей в смысле западноевропейской буржуазии»⁴⁹. «Ека­терина много хлопотала о так называемом третьем сословии; это третье сословие, т. е. городское промышленно-ремесленное, тогда, как известно, было модным словом в Западной Европе.; на третьем сословии покоились все надежды тогдашних ли­бералов»⁵⁰. Ключевский приводит выдержку из письма Екатерины ее французской корреспондентке мадам Жоффрен, убеждавшей императрицу в необходимости треть­его сословия: «Обещаю вам, м-м, еще раз позаботиться об этом: но и как же будет мне трудно устроить это третье сословие в России»⁵¹.

Императрица знала, что говорила. Мысль о создании сильного третьего сословия принадлежала к числу тех «предположений или мечтаний» Екатерины, которые, по словам Ключевского, «были упразднены самой жизнью как излишние»⁵². «Мы не мо­жем определить, — писал он, — насколько успехи, сделанные городским классом при Екатерине, произошли от ее забот, насколько ими была обязана Россия естест­венному ходу дел, однако эти успехи становятся заметны, только они не оправдыва­ют наших ожиданий. Городской класс составлял 1/25 всего податного населения империи»⁵³.

С неоправдавшимися ожиданиями насчет третьего сословия России пришлось сталкиваться еше не раз. В свое время французский историк А. Леруа-Болье выска­зывал надежды (которые тогда многие питали и в России и вне ее), что реформы Александра II и общее буржуазное развитие страны изменят положение, приведут, наконец, к появлению сильного «среднего класса, крупной, а возможно еще больше мелкой буржуазии, служащей посредником между идеями верхов и нуждами низов. Только это может положить конец социальному дуализму, моральному расколу, кото­рый со времен Петра Великого составляет одну из бед России, препятствует упразд­нению привилегий и прогрессу равенства. Только тогда эта нация, разделенная внут­ри себя и еще сегодня расколотая на две части, бессильные порознь, сможет явить Ев­ропе меру своего гения»⁵⁴.

Но рядом с надеждами шли и опасения по поводу того, что третье сословие может не прижиться в России. «Боже нас упаси от исполнения такого пожелания!» — вос­кликнут многие русские. Аристократы или демократы, они склонны очень плохо воспри­нимать это заимствованное у нас безобидное слово „буржуазия", которым злоупотреб­ляют самым странным, на западный взгляд, образом. Они испытывают страшное пре­зрение к нашему „буржуазному" обществу и нашей «буржуазной» цивилизации, к на­шим „буржуазным" свободам и строю. Они искренне гордятся тем, что у них нет ничего подобного и не хотят походить на нас в этом смысле. В своем стремлении к единству и социальной однородности, в своей постоянной антипатии к классовым различиям, они смотрят на буржуазию как на что-то вроде новой касты или враждебной народу олигар­хии, не осознавая, что сближение классов, о котором они мечтают, обязательно приво­дит к появлению буржуазии, свободной от всех кастовых предрассудков, единственной, кто способен реализовать моральное единство нации, столь дорогое их сердцу»⁵⁵. На­блюдения иностранца не расходились с «внутренними» оценками. «Слова „буржуа", „буржуазный" в России носили порицательный характер, в то время как на Западе эти слова означали почтенное общественное положение.» — писал Бердяев⁵⁶.

Долгие десятилетия в неразвитости городов, в отсутствии в России буржуазии многие видели признак ее самобытности, залог того, что страна пойдет по иному, чем Запад, пути. Когда П. Струве в «Вехах» высказал убеждение в том, что в ходе эконо­мического развития русская интеллигенция «обуржуазится» и «втянется в существу­ющий общественный уклад, распределившись по разным классам общества»⁵⁷, это не­медленно вызвало возражения. «Должно ли развитие капитализма привести к тому, что и русский интеллигент «обуржуазится», проникнется мещанским духом..?» — спрашивал М. Туган-Барановский⁵⁸, напоминая слова Герцена о том, что мещанство — окончательная форма западной цивилизации. «Мещанство» — главный враг, его от­сутствие в России — предмет необъяснимой гордости едва ли не всех течений обще­ственной мысли. Самые просвещенные русские философы и экономисты не желали видеть, что «мещанства» западного типа в России не вообще нет, а еще нет. Они бы­ли убеждены, что русское немещанство — не следствие слабой развитости городов, городского образа жизни и городских традиций в сельском обществе, а чуть ли не вечная метафизическая черта русского народа, причем черта положительная, способ­ная оправдать немалые дикости отечественной жизни. «Русский народ в глубоких яв­лениях своего духа — наименее мещанский из народов, наименее детерминирован­ный, наименее прикованный к ограниченным формам быта, наименее дорожащий ус­тановленными формами жизни», — утверждал Бердяев, видя в этом самостоятельное достоинство. «У русских отсутствуют буржуазные добродетели., столь ценимые За­падной Европой. Буржуазные же пороки у русских есть, именно пороки, которые та­кими и осознаются. Самый быт русский. бывал безобразен в такой степени, в ка­кой этого не знали народы западной цивилизации. Но этот буржуазный быт не почи­тался святыней»⁵⁹.

Признавая, что в Западной Европе мелкая буржуазия веками играла «промежу­точную роль между высшими классами и народными массами и соединяла все слои населения в одно целое национальной культуры»⁶⁰, Туган-Барановский подчеркивал, что там она «была всецело созданием городского цехового строя, которого Россия, даже в каких-либо зачатках, совершенно не знала»⁶¹. Купцы и промышленники, ко­нечно, были в России, но по своему происхождению, положению в обществе и госу­дарстве, влиятельности, самостоятельности они были далеки от западноевропейских буржуа. Ричард Пайпс имел все основания назвать посвященную им главу своей кни­ги «Буржуазия, которой не было»⁶². Но значило ли это, что ее и не будет?

Спору нет, фермер или лавочник — далеко не всегда аристократы духа. В разных странах они не раз ощущали себя «массами», собирались в фанатичные толпы, стано­вились участниками факельных шествий и погромов, случалось, и опорой тотали­тарных режимов. Нет никакой необходимости приукрашивать мелкого буржуа, часто и впрямь малосимпатичного. Но можно ли избежать «мещанства» только потому, что непривлекательны, ограничены, корыстны, вульгарны многие «мещане»? И неужто так уж привлекательны были все русские дворяне? В рассуждениях о мещанстве истори­

ка или социолога речь вообще должна идти не об отдельных людях, а о социальном слое, который, достигнув определенной зрелости, по соображениям собственной вы­годы, начинает играть стабилизирующую роль в обществах современного типа. Ис­тория его становления — это история «среднего класса», который всего лишь «стоял за свои деловые интересы, а поскольку интересы эти требовали законоправия и за­щиты прав личности, он боролся за общественное устройство, соответствующее иде­алам, которые впоследствии стали называть либеральными. Коли дело обстояло так, есть смысл полагать, что между ставшей притчей во языцах неразвитостью законнос­ти и свободы личности в России и бессилием или апатией ее среднего класса сущест­вует отнюдь не поверхностная взаимосвязь»⁶³.

10В

Советский вариант модернизации предложил свою альтернативу становления современного общества — без среднего класса. Однородная масса крестьян превратилась в не менее однородную массу государственных рабочих и служащих. Насколько убедительной оказалась эта альтернатива? Внутреннее разнообразие об­щества, а значит, и его устойчивость оказались очень ограниченными. Оно способ­но было существовать только в условиях либо чрезвычайной мобилизации, либо за­стоя, либо нестабильности. Весь советский опыт да и первые годы опыта постсовет­ского как раз и убеждают, что при сохранении слабой расчлененности общества, от­сутствии в нем внутренних социальных противовесов, устойчивой мещанской середины, средних слоев, предпочитающих осмотрительно держаться подальше от краев социального и политического спектра, сочетание стабильности и демократии в стране невозможно.

Городское население и старой России, и СССР всегда было слабо дифференциро­вано — и в имущественном, и в социально-профессиональном отношении. Еще более ста лет назад Леруа-Болье обращал внимание на чрезвычайную бедность российской городской социальной сцены. На ней выступали уже купцы и промышленники, но поч­ти отсутствовали представители либеральных профессий: юристы, врачи, писатели, профессора, инженеры, нотариусы. «Россия никогда не знала этой аристократии мантии, которая по своему положению и духу занимала столь видное место в нашей старой Франции. В этом отношении Россия первой половины XIX века была еще по­зади Франции XVI века»⁶⁴.

СССР и к концу 80-х годов ХХ века не вполне догнал Францию тех далеких времен. Конечно, где-нибудь в миллионном Харькове, Нижнем Новгороде или Екатеринбурге можно было найти тысячи инженеров самых разных специальностей. Но отличие фи­зика от химика в социальном плане не принципиально. А с «аристократией мантии» как было плохо, так и осталось. Статус адвоката, судьи, юрисконсульта, нотариуса был крайне низким, их роль — ничтожной, а от таких слов, как «биржевик», «банкир» или «торговец недвижимостью», веяло экзотикой чужой, неведомой и к тому же басур­манской земли. Между тем, с их деятельностью связано нечто большее, чем техноло­гия обработки металла или создания ядерного реактора. Они — специалисты в обла­сти технологии жизни в сложном обществе. Эта технология, конечно, везде несовер­

шенна, но все же в ней есть свои ноу-хау, порожденные столетиями развития совре­менной городской цивилизации.

Разумеется, индустриализация и урбанизация делали свое дело, внутреннее раз­нообразие социальной системы увеличивалось, формирование городских средних слоев продвинулось довольно далеко и в советском обществе. Но что представляют собой новые городские слои с социальной и социокультурной точек зрения?

Если говорить о городском населении вообще, то прежде всего бросается в глаза его социокультурная маргинальность.

Переселение крестьянина в город — классический пример маргинализации чело­века, источник множества синдромов социальной дезадаптации. В СССР, как и везде, вчерашний крестьянин не становился автоматически «городским» индивидуализиро­ванным человеком. Поначалу это было лишь формальное превращение, что служило причиной огромных, хотя и не всегда осознаваемых социальных напряжений.

Маргинализовались целые поколения, десятки миллионов людей. С одной сторо­ны, это не могло не привести к очень быстрому разрушению социокультурных стерео­типов, вырабатывавшихся столетиями, к их забвению. Утрачивалась социальная па­мять, а значит, и та почва, на которой естественным образом вырастает многообразие индивидуальных культурных образцов, передаваемых от родителей к детям, от старших к младшим. С другой же стороны, требование городской жизни — индивиду­ализация личности — плохо воспринималось поколениями, воспитанными на сель­ских принципах следования групповым стереотипам. Весь процесс социального на­следования оказался дезорганизованным, общество — дезориентированным.

По мере укоренения бывших крестьян, крестьянских детей и внуков в городах, их врастания в развивающуюся систему городских связей, маргинальность постепенно изживается, и можно надеяться на их все более полное «обуржуазение», превраще­ние в те самые средние слои, о которых пеклась еще и Екатерина II.

Нельзя, однако, упускать из виду уже упоминавшуюся неполноценность системы внутренних связей советского городского общества, развитой в основном лишь по­стольку, поскольку развито разделение труда. Оно делает массовой фигуру специали­ста, то есть человека, обладающего личным, неотторжимым достоянием — знанием, специальностью, квалификацией. В этом достоянии, особенно если речь идет о более редких, интеллектуальных и творческих профессиях, — одна из опор личной незави­симости, из которой вырастает гражданское самосознание средних классов.

109

Но еще П. Милюков, размышляя в начале века о будущем средних классов в Рос­сии, писал, что «третье сословие нашего времени формируется из самых различных элементов русского прошлого, в нем намечаются те силы, которые создали культурную жизнь современной Европы: сила капитала и сила знания»⁶⁵. Одна из этих сил начис­то отсутствовала в советское время. Не было «капитала», собственности, не было эко­номической независимости, столь характерной для классических средних слоев в об­ществах западного типа. Практически все советские специалисты — от юриспруден­

ции или джаза до торговли или пошива модной одежды — были государственными служащими. Об этом «парадоксе среднего класса» писал А. Амальрик в своей знаме­нитой книге «Просуществует ли СССР до 1984 года?». «В нашей стране, поскольку мы все работаем на государство, у всех психология чиновников — у писателей, состоя­щих членами Союза писателей, ученых, работающих в государственном институте, ра­бочих или колхозников в такой же степени, как у чиновников КГБ или МВД. .Так на­зываемый средний класс не только не представляет исключения в этом отношении, но для него. эта психология в силу его социальной срединности как раз наиболее ти­пична. А многие члены этого класса попросту являются функционерами партийного и государственного аппарата. Таким образом, .хотя в нашей стране уже есть социаль­ная среда, которой могли бы стать понятны принципы личной свободы, правопорядка и демократического управления, .эта среда столь посредственна, ее мышление столь «очиновлено»., что успехи демократического движения, опирающегося на этот со­циальный слой, представляются мне весьма проблематичными»⁶⁶.

Эти слова Амальрика, написанные в 1969 г., оказались пророческими. Ничто не обозначилось ярче с началом горбачевских реформ, чем несостоятельность социаль­ной среды, на которую, казалось бы, должны были опираться реформы, воскресающая (или нарождающаяся?) российская демократия, неготовность этой среды отстаивать «городские» либеральные ценности. Иначе и быть не могло. Каково общество, тако­вы и люди. А общество все еще оставалось промежуточным, полугородским-полу- деревенским. Его все еще мучили фантомные боли, ежечасно напоминала о себе ам­путированная деревня и «вновь, в который уже раз, мировой „город" и его слабое проникновение в панслободскую реальность воспринимались как воплощение все­ленского порока»⁶⁷.

Тем не менее недооценивать совершившиеся перемены не следует. Городская революция в СССР не закончилась и пока действительно привела только к торжеству «панслободы». И все же вопрос В. Глазычева «вечна ли схема слободской организа­ции субстрата культуры в пространстве России?»⁶⁸, пожалуй, запоздал. Советское об­щество, по сравнению с исходным состоянием на рубеже второго и третьего десяти­летий ХХ века, продвинулось по пути урбанизации очень далеко. Конечно, вследствие внутренней противоречивости советской модели урбанизации, в СССР, а значит, и в «пространстве России» была создана, в лучшем случае, лишь, так сказать, внешняя оболочка нового городского общества, его материальная форма. По сути же в нем бы­ло еще очень много сельского, оно оставалось слабо структурированным, слабо диф­ференцированным, средние городские слои едва обозначились. Но именно потому социальная жизнь урбанизировавшегося общества вступала во все большее проти­воречие с ее материальными условиями, советское общество все ближе подходило — и подошло — к той черте, за которой сохранение прежнего промежуточного, «слобод­ского» положения было невозможно. Это тем более ощущается в новой, постсовет­ской ситуации. Завершение городской революции, предполагающее изживание «сло­боды», формирование полноценных средних городских слоев, становится безуслов­ным требованием времени. Без этих слоев, без «третьего сословия» не обойтись, не выйти из тупика, не вдохнуть новую жизнь в каменные и металлические громады городов и заводов, созданию которых была жертвенно отдана жизнь застигнутых ре­волюцией крестьянских поколений.

1Lewin M. La grande mutation sovietique. Paris, 1989, p. 50.

2Simmel G. Metropol.es et mentalite. // Yves Grafmeyer et Isaac Joseph, L'ecole de Chicago, Paris, 1984, p. 76.

3Williamson D. G. Bismarck and Germany 1862-1890. London & New York, 1986, р. 103.

4Dupeux L. Histoire culturelle de l'Allemagne 1919-1960 (RFA). Paris, 1989, p. 18.

5Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1. М., 1993, с. 165.

6Dupeux L. Revolution conservatrice et modernite. // La Revolution Conservatrice Allemande sous la republique de Weimar. Paris, 1992, p. 29.

7Энгельс Ф. Положение рабочего класса в Англии. // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, 2-е изд., т. 2, с. 256.

8Growth of the world's urban and rural рориЫлоп, 1920- 2000. UN, New York, 1969, р. 98, 100.

9Ibid.

10Миронов Б. Н. Русский город в 1740-1860-е годы: демографическое, социальное и экономическое развитие. Л., 1990, с. 231-233.

11Тихонов Б. В. Переселения в России во второй половине XIX в. М., 1978, с. 47.

12Там же, с. 211-212.

13Рындзюнский П. Г. Крестьяне и город в капиталистической России второй половины XIX века. (Взаимоотношение города и деревни в социально-экономическом строе России). М., 1983, с. 107.

14Рашин А. Г. Население России за 100 лет. М., 1956, с. 267.

15Тихонов Б. В. Цит. соч., с. 59.

16Там же.

17Рындзюнский П. Г. Цит. соч., с. 212.

18Рашин А. Г. Цит. соч., с. 122.

19Рындзюнский П. Г. Цит. соч., с. 212.

20Миронов Б. Н. Цит. соч., с. 234-235.

21Рашин А. Г. Цит. соч., с. 99, 104-110.

22Ленин В. И. Развитие капитализма в России. // Полн. собр. сочинений, т. 3, с. 558.

23Там же, с. 493.

24Белый А. Петербург. М., 1978, с. 23-24.

25(а) Социалистическое строительство СССР. Статистический ежегодник. М., 1936, с. 542;

(б) Население СССР. 1987, с. 8;

(в) Андреев Е. М., ДаоскийЛ. Е, Харькова Т. Л. Население Советского Союза. М., 1993, с. 118.

В последней колонке таблицы — сравнительно недавно появившиеся новые оценки численности населения СССР в 30-е годы. Они сделаны с использованием не­доступной прежде информации, в частности «репрессированной» переписи 1937 г. Правда, сохранившиеся материалы переписи 1937 г. тоже, видимо, небезупречны. Согласно данным, приведенным в одной из публикаций, доля городского населения

26. Население СССР. 1987: Статистический сборник. М., 1988, с. 8.

26Всесоюзная перепись населения 1937 г. Краткие итоги. Институт истории СССР. М., 1991, с. 60-61.

27Итоги Всесоюзной переписи населения 1937 г. // Перепись населения 1937 г. История и материалы. Госкомстат СССР. Экспресс-информация. Серия «История статистики», вып. 3-5 (Часть II). М., 1990, с. 66.

28Контрольные цифры народного хозяйства СССР на 1928-1929 год. М., 1929, с. 163.

29Там же, с. 164. Любопытно, что в этом выводе чувствуется полемика с самими «контрольными цифрами», помещенными здесь же. В 1926/1927 финансовом году затраты на жилищное строительство увеличились, по сравнению с предыдущим годом, на 31%, в 1927/1928 г. —

на 23%, на 1928/1929 предусматривался рост всего на 13% (там же, с. 487).

30Российский статистический ежегодник. 1994. М., 1994, с. 17, 99.

31По официальным оценкам, в оккупированных в 1941-1943 гг. районах было полностью или частично разрушено и сожжено 1710 городов и поселков, более 70 тысяч сел и деревень, свыше 6

млн. зданий и лишено крова около 25 млн. человек (Народное хозяйство СССР за 70 лет, с. 46). П 1

32Народное хозяйство СССР в 1990 г. М., 1991, с. 185. 9 1

33Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. Т. 2. Игры обмена.

М., 1988, с. 123.

34Чаадаев П. Я. Философические письма. // Полн. собр. соч. и избранные письма. Т. 1. М., 1991, с. 324.

35Киреевский И. В. Полн. собр. соч. в двух томах. Т. 2. М., 1911, с. 249.

36Федоров Н. Ф. Выставка 1889 года. // Сочинения. М., 1982, с. 456. П Г

37Огарев Н. П. Комиссии для составления положений о крестьянах. // Колокол, вып. II (1859), с. 417. J J

38Беpдяев Н. Философская истина и интеллигентская правда. // Вехи. Интеллигенция в России. М. 1991, с. 35.

39Восленский М. Номенклатура: господствующий класс Советского Союза. М., 1991, с. 140-141.

40Маркс К. Капитал. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 144.

41Simmel G. Ор. dt., р. 63.

42О московском городском хозяйстве и о развитии городского хозяйства в СССР. // КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 1898-1970. Изд. 8-е, т. 4, с. 554.

43Столыпин П. А. Нам нужна великая Россия... Полное собрание речей в Государственной Думе и Государственном Совете 1906-1911. М., 1991, с. 105.

44Рындзюнский П. Г. Цит. соч., с. 209.

45Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс. // Ортега-и-Гассет Х. Дегуманизация искусства и другие работы. М., 1991, с. 51.

46Глазычев В. Слободизация страны Гардарики. //Иное. Т. 1. М., 1995, с. 86. Эта слободизация не имела ничего общего с западной субурбанизацией, движущей силой которой был собственный авто­мобиль. Жители советской «субурбии» в массе своей не могли и помышлять об автомобиле, это были парии советских городов. Позволю себе процитировать свою давнюю статью на эту тему. Речь идет о «многочисленных одноэтажных поселках, окружающих наши большие города и очень тесно связан­ных с ними трудовыми связями». «Смысл создания и развития этих поселков был в их небольшой стоимости; государство почти не несло расходов в связи с их строительством и благоустройством, размещение же подобной застройки в пределах городов хотя и имело место, но противоречило ин­тенсивному характеру освоения городских земель. Низкий уровень благоустройства этих поселков, их значительная удаленность от места работы и другие неудобства лишь частично компенсируются хорошими природными условиями, наличием приусадебных участков и т.п., в целом же жизнь в по­селках связана со многими неудобствами, которых не знает житель города». (Вишневский А. Эконо­мические проблемы развития форм городского расселения. //Проблемы современной урбанизации. М., 1972, с. 65). Одним из главных неудобств были ежедневные поездки на работу в города («трудо-

47Глазычев В. Цит. соч., с. 77.

48Там же, с. 87.

49Ключевский В. Курс русской истории. Ч. V. М., 1989, с. 283.

50Ключевский В. Курс русской истории. Ч. V. М., 1937, с. 162. В издании 1989 г. (Ч. V, с. 142-143) это место, как и приводимая далее цитата из письма Екатерины (примечание 56), даны в несколько иной редакции.

51Там же, с. 163.

52Ключевский В. Курс русской истории. Ч. V. М., 1989, с. 283.

53Ключевский В. Курс русской истории. Ч. V. М., 1937, с. 162-163. В издании 1989 г.: «на 161-2 млн. душ податного населения насчитано было немного более 700 тыс. ревизских душ городских состояний, т.е. менее 5%» (с. 143).

54Leroy-Beaulieu A. Ор. dt., р. 243.

55Ibid.

56Беpдяев Н. Русская идея (Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века). Париж, 1946, с. 198-199.

57Стpуве П. Б. Интеллигенция и революция. // Вехи., с. 150.

58Туган-Баpановский М. И. Интеллигенция и социализм. // Вехи..., с. 429.

59Беpдяев Н. Русская идея..., с. 198-199.

60Туган-Баpановский М. И. Цит. соч., с. 420.

61Там же, с. 421.

62Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993, с. 252.

63Там же.

64Leroy-Beaulieu A. 0р. cit., р. 225, 240.

65Милюков П. Очерки по истории русской культуры. Часть I. Население, экономический, государственный и сословный строй. М., 1918, с. 251.

66Амальрик А. Просуществует ли Советский Союз до 1984 года? // Погружение в трясину. М., 1991, с. 652-653.

67Глазычев В. Цит. соч., с. 85.

68Там же, с. 88.