VI.3. Традиция против модернизма

Формирование новых представлений происходило не только стихий­но, под влиянием новых условий жизни; либеральная общественность и правительство принимали многообразные меры — создавали клубы, об­щества трезвости, читальни, народные библиотеки, изобретали даже но­вые праздники и т. п., чтобы изменить традиционное мировоззрение на­рода. Но изменения происходили медленно вследствие инерции, свойственной всем сакральным образцам, идеалам и установкам со­знания, и благодаря поддержке традиционной идеологии широкими сло­ями русской интеллигенции, а также церковью. Русская серьезная лите­ратура и пресса пореформенного времени пронизаны острой критикой буржуазного мировоззрения, отрицательным отношением к русской бур­жуазии, которая с середины XIX в., после знаменитых пьес А.Н. Остро­вского и критических статей Н.А. Добролюбова, олицетворяла собой «тем­ное царство», где господствовали произвол, насилие, жестокость, самодурство, невежество, преступление. Русская религиозная филосо­фия отрицала буржуазную этику и противопоставляла ей христианскую мораль. Известный философ В.Ф. Эрн в 1905 г. написал работу, доказы­вающую, что «личной собственности у верующих не должно быть. Кто не отрешается от личной собственности, тот не христианин, а язычник». Рус­ская церковь также проявляла активность, чтобы сохранить традиционное мировоззрение и удержать паству под своим влиянием. «Главная обязан­ность Ваша, благочестивые супруги, — наставляли священники вступа­ющих в брак в начале XX в., -— для настоящей жизни та же, какая лежит на каждом христианине, а именно: приготовление к жизни вечной через веру и соблюдение заповедей Божьих. Эту обязанность вы должны все­гда помнить и носить в своем сердце. Старайтесь блюсти себя столь чис­тыми и святыми, чтобы ваши супружеские взаимные отношения не толь­ко не препятствовали вам в достижении спасения, но, напротив, содействовали и облегчали для вас шествие к небесному отечеству». И далее перечислялись традиционные обязанности мужа и жены, как и ты­сячу лет до этого. Попытки церкви приспособиться к новым условиям путем изменения доктрины были крайне редки. Активное и весьма попу­лярное в среде интеллигенции общественное движение под названием «народничество» поддерживало тезис о самобытном историческом пути России, который избавит ее от ужасов капитализма. Вера в исключитель­ность России, в возможность избежать язв буржуазного общества, раз­деляемая последними русскими императорами и консерваторами, была популярной и в правящих сферах до начала XX в.

Не были равнодушны и пассивны крестьяне. Они сопротивлялись про­никновению светской, буржуазной культуры в свою среду. В крупных го­родах, откуда шли новые веяния, крестьяне создали институт землячества, благодаря которому крестьянам-отходникам удавалось до некоторой степе­ни сохранять традиционные взгляды в условиях города. Новичок и на рабо­те, и на досуге постоянно находился в обществе земляков, среди своих, и благодаря этому долго сохранял крестьянские социальные нормы поведе­ния. «Оригинальность Петербурга заключается в том, — писал известный публицист В.О. Михневич в 1886 г., — что огромное большинство его жителей—торговая и промышленная масса—не ассимилируется и, живя иногда целый век здесь, редко отрешается от родного пепелища, свято хра­ня все его обычаи и весь житейский склад. Такая характерная черта может быть объяснена тем, что здесь каждый, в работе или торговле, в товарищах или помощниках, встречает одних почти земляков, нередко родственников и односельчан». В Петербурге существовали общества взаимопомощи уро­женцев всех губерний, которые давали наибольшее число отходников в столицу, — Олонецкой, Вологодской, Костромской, Рязанской, Тамбовс­кой, Архангельской, а отходники из Ярославской губернии имели даже три благотворительные организации. Землячества не могли, конечно, парали­зовать влияние города на мигрантов. Отходники не являлись непроницае­мой для внешних влияний кастой и со временем знакомились и усваивали городские стандарты мышления и поведения.

Сельские общины в ответ на развитие отхода усилили свое вмеша­тельство в жизнь крестьянских семей и в особенности крестьян-отходни- ков, предпринимая изощренные меры для сохранения контроля над ними, что замедляло разрушение традиционной крестьянской культуры. Ярким примером самозащиты крестьянства от разрушающего влияния образо- иания на молодое поколение является следующий факт. Родители совер­шенно сознательно разрешали своим детям учиться в школе лишь 1,5-2 года, чтобы не потерять над ними полный контроль и чтобы дети «не испор­тились». Дети успевали овладеть минимальной грамотностью, которая не позволяла им слишком подняться над родителями в интеллектуальном от­ношении. В записках И. Столярова, крестьянина по происхождению, ро­дившегося в 1874 г. и проведшего в воронежской деревне детство и юность, который стал впоследствии инженером-агрономом, находим много наблю­дений о борьбе традиций с модернизмом, в том числе и на ниве дискурсив­ной практики. «Русский народ был так сильно привязан к традициям, — свидетельствует И. Столяров, — что недоверчиво относился ко всем нов­шествам. <...> Крестьянство не спешило идти по стопам города. Оно про­должало еще питаться соками старины. Разрыв между городом и деревней был не только экономический, но и психологический и даже языковый. Культурный городской слой плохо понимал язык деревни и даже отвергал его, а деревня совсем перестала понимать городской культурный язык. Они плохо понимали друг друга и расходились, не договорившись ни до чего. <.. .> В ответ на наступление города деревня насторожилась, стала пассив­но сопротивляться, но иногда сопротивление было активное».

Несмотря на защитные меры, город мало-помалу оказывал «разлага­ющее» влияние на отходников, а через них — сначала на материальную, а затем и на духовную культуру деревни. Отходничество расширяло круго­зор, повышало общий культурный уровень, делало крестьян восприим­чивыми к иным системам ценностей и способам поведения, к новше­ствам. До эмансипации, отмечал Н.Н. Златовратский, идеалами крестьянина были терпение, самопожертвование, солидарность, равенство, справедливость и взаимопомощь, а после реформы на смену им шла «ум­ственность», как говорили крестьяне, т. е. рациональность и расчет. Зла­товратский считал, что «умственность» шла в деревню из города. «Ум­ственный мужик и душой, и мыслью тяготеет к городу: там ключ к экономическому благосостоянию и гарантия человеческих прав». Имен­но крестьяне-отходники, а среди них особенно молодежь, являлись «пио­нерами городской культуры», которая «рушит заветы старины, сложив­шиеся веками; воспринимая ее, крестьяне, особенно молодежь, начинают презрительно относиться к старым дедовским обычаям, которые дали рус­скому народу и форму общежития (общину. — Б. М.) и веками выработа­ли его мировоззрение. Семейное начало с каждым годом слабеет все более и более, правовые воззрения, выработанные и проверенные веками, забы­ваются, свое родное мировоззрение заменяется чуждым, наносным. Лишь малейшее облегчение сношений глухого уголка с центром — сейчас же замечается падение нравов, падение всякого уважения к старине и стрем­ление, хотя бы внешним образом, походить на носителей так называемой культуры». Влияние города было тем заметнее, чем ближе находилась сель­ская местность к крупным городским центрам, чем удобнее с ними была связь и чем больше крестьян занималось отходничеством; наоборот, чем глуше село, уезд, деревня, чем дальше от центров культуры, тем лучше сохранялся пасторальный взгляд крестьянина на жизнь.

Однако во взаимодействии города и деревни есть оборотная сторона, на которую мало обращается внимания — крестьянство не было пассив­ной средой, лишь испытывавшей «разлагающее» городское влияние, — оно само весьма активно влияло на горожан. В крепостную эпоху вслед­ствие незначительности миграции это влияние было незначительным. Но в пореформенное время поток мигрантов из деревни усилился. Например, в Петербурге число жителей за 1869-1900 гг. увеличилось с 668 тыс. до 1248 тыс., в том числе на 69 % за счет мигрантов и лишь на 31% за счет естественного прироста уроженцев города. И это повлекло за собой ок­рестьянивание горожан как по социальному составу, так и по образу мысли и образу жизни. Мигранты и их потомки не успевали перевариться в городском котле и освободиться от деревенских понятий и потому ут­верждали в городе деревенские стандарты поведения, что находило мно­гообразные проявления. Грамотность населения в больших городах, куда направлялся основной поток мигрантов, росла медленнее, чем в малых городах или в деревне. Например, грамотность петербургского населе­ния обоего пола в возрасте старше 6 лет за 1869-1900 гг. возросла с 60 до 70 %, или на 10 пунктов, а грамотность всего населения Европейской России в возрасте старше 9 лет за эти же годы — с 19 до 33 %, или на 14 пунктов, в том числе сельского населения — с 16 до 26 %, или на 13 пунктов. Влияние сельских мигрантов сказалось на демографическом по­ведении горожан, в особенности в крупных городах: увеличились доля лиц, состоявших в браке, и вариация браков и рождений по месяцам, при­ближаясь к сельской модели; уменьшились доля холостых и неженатых, доля конфессионально-смешанных браков, средний брачный возраст. Так, средний возраст вступления в брак в деревне и у мужчин и у женщин слегка повысился, а в городе у мужчин понизился, а у женщин слегка повысился; в больших городах, где больше было мигрантов из деревни, наблюдалось снижение возраста и у женихов и у невест, причем более су­щественное, чем в прочих городах, в чем наглядно проявилось воздей­ствие сельских стандартов на город, а городских — на село (табл. VI. 1).

Таблица VI. 1