20. Фаблио; комедия положений, дидактика, напряжение;

Одним из излюбленных жанров городской литературы являются во Франции фаблио — небольшие стихотворные рассказы о за­бавных или нелепых происшествиях из обыденной жизни, должен­ствующих вызвать смех. Но характер смеха в фаблио бывает очень различным.

Простейший вид их сводится к анекдоту или чистой юмористи­ке, основанной на случайно возникшей комической ситуации, игре слов и т. п. Таким фаблио чужда какая-либо социальная мысль или сатирическое содержание: они вполне подобны шутовству раеш­ника, и единственная их цель — грубоватый, но здоровый смех, до­ставляющий отдых и развлечение.

Вторую группу образуют фаблио с более развитыми сюжетами, в которых смех имеет уже определенную социальную направлен­ность. В соответствии с духом времени их мораль сводится к вос­хвалению качеств, более присущих горожанину, нежели рыцарю — сметливости, расчетливости, ловкости рук и ума. Особенно типично фаблио «Крестьянин-лекарь», послужившее источником для мольеровского «Лекарь по неволе». [144]

Одному крестьянину, которому было приказано вылечить королевскую дочь, подавившуюся костью,— хотя он ничего не понимал в медицине,— удалось рассме­шить ее своим кривлянием, и кость выскочила у нее из горла. Когда же после этого собрались больные со всего города, требуя, чтобы он вылечил и их тоже, он велел самому недужному пожертвовать собой: его бросят в печь, и все остальные будут исцелены его пеплом. Крестьянин каждому из них по очереди предлагает признать себя неизлечимо больным, но все один за другим объявляют себя совершенно здоровыми.

На грани сатиры и циничного сочувствия более хитрому нахо­дится фаблио «Кречет», разрабатывающее популярную в средние века тему женской неверности.

Жена одного горожанина в отсутствие мужа принимает одного за другим двух любовников, пряча первого от второго, а затем, когда муж внезапно возвращается, отлично выходит из положения с помощью остроумной выдумки.

Подлинная социальная сатира появляется в третьей группе фа­блио, в которых разоблачаются определенные пороки, свой­ственные разным сословиям и кругам общества, по преимуществу городскому. Главными объектами сатиры являются жадность, ску­пость, душевная черствость, чревоугодие зажиточных горожан, ли­цемерие и порочность священников, грубость глуповатых рыцарей, проделки профессиональных мошенников и т. п.

В «Завещании осла» священник, обвиненный перед епископом в том, что он по­хоронил своего любимого осла на освященной земле, спасается от наказания, вру­чив епископу 20 ливров, будто бы завещанные тому его ослом.

Такое разнообразие типов фаблио объясняется сложностью по­родившей и воспринимавшей их социальной среды. Наряду с горо­жанами, духовенством, крестьянством фаблио адресовались также и к рыцарству, для которого они служили легкой юмористической литературой. Занимательность сюжетов и комизм фаблио безотно­сительно к их сатирическому содержанию делали их любимым чте­нием лиц всех сословий и кругов общества.

Сатирический элемент в фаблио также имеет не всегда одина­ковый смысл и направленность. В центре внимания фаблио стоят горожане и те их типические черты, которые были порождены заро­ждающимися товарно-денежными отношениями. Однако в оценке этих черт наблюдается двойственность. С одной стороны, в целом ряде случаев изворотливость и ловкость изображаются как положи­тельные свойства, почти вызывающие в авторе восхищение; но, с другой стороны, эти же самые свойства, когда они служат целям стяжательства и угнетения других людей, резко обличаются и вы­смеиваются. Мы имеем здесь критику с позиции широких масс го­родского населения, крестьянства, народа.

Многие сюжеты фаблио находят близкие аналогии в сказках, новеллах, назидательных рассказах других народов различных стран и эпох. В частности, ряд очень точных параллелей к ним об­наружен в буддийских «апологах» (морально-назидательных расска­зах). Это послужило основанием для возникшей в середине XIX в. теории «восточного» или «индийского» происхождения фаблио, которая господствовала в европейской науке до конца XIX в. и еще до сих пор насчитывает многих сторонников. [145]

Выраженная в такой общей форме, она безусловно неверна. Не подлежит сомнению, что в течение всего раннего средневековья происходило в самых широ­ких масштабах блуждание сказочных и новеллистических сюжетов, беспрерывный международный обмен их, происходивший обычно устно, но нередко также и письменным путем. Учитывая куль­турные влияния, шедшие в XII—XIII вв. преимущественно с Восто­ка в Западную Европу, нельзя отрицать восточного происхождения некоторых фаблио. Однако вполне доказанным это можно считать лишь в отношении очень немногих из них, и притом наиболее позд­них. Большинство же фаблио, по всей вероятности, местного фран­цузского происхождения, и сюжетное сходство их с рассказами дру­гих народов, в том числе и восточных, объясняется аналогичными общественно-бытовыми условиями, порождающими, без каких-ли­бо взаимных влияний, аналогичные сюжетные схемы и сходную мораль.

Такие частью развлекательные, частью сатирические анекдоты-повестушки в устной форме бытовали в народе в течение ряда ве­ков до тех пор, пока, наконец, в эпоху подъема городов и новой де­мократической волны в литературе жонглеры не освоили этот материал и, насытив его специфически городскими чертами, не при­дали ему то литературное оформление, в котором он дошел до нас.

Народное происхождение фаблио отчетливо сказывается в той правдивости и свободе, с какими разоблачаются притеснители и хищники всякого рода. Наряду с этим очень выразителен образ крестьянина, проявляющего свою природную сметливость и энер­гию не для угнетения других или стяжательства, а единственно лишь в целях самозащиты. Примером этого, кроме упомянутого выше «Крестьянина-лекаря», может служить фаблио «О крестьяни­не, который тяжбой приобрел рай».

Душу умершего крестьянина апостол Петр не хочет пускать в рай: таким, мол, не место в божьем жилище. Но крестьянин не растерялся: он сумел так пристыдить Петра, да и других апостолов тоже, припомнив все их проступки — и отречение от Христа, и маловерие, и другие провинности, — что бог признал его правоту и впу­стил в рай.

В ряде других фаблио короли и епископы вынуждены бывают склониться перед народной силой и народной мудростью, говоря­щей устами простого крестьянина. Черты народного происхожде­ния сохраняет и стиль фаблио, с его энергичной сжатостью речи, точностью выражений, обилием подлинно народных оборотов, сравнений и пословиц.

Фаблио оказали значительное влияние на последующую фран­цузскую, а отчасти и на другие европейские литературы. Они дали материал для некоторых новелл Боккаччо и других итальянских рассказчиков. Многое из сюжетов и стиля фаблио перешло в фарсы XV в., кое-что в роман Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», в коме­дии (фарсового типа) Мольера, в «Сказки» Лафонтена. Отголоски фаблио мы встречаем еще в XIX в.— в «Озорных рассказах» Бальзака и в некоторых (преимущественно крестьянских) новеллах Мопассана. [146]

В Германии жанром, аналогичным фаблио и сформировавшим­ся не без их влияния, являются шванки. Особенной известностью пользовалась повесть Штриккера «Поп Амис», составленная из се­рии шванков, в которых изображаются похождения хитрого свя­щенника.

Собирая пожертвования на постройку церкви, Амис объявляет, что принимает их только от тех женщин, которые никогда не изменяли мужьям; в результате все женщины упрашивают его принять от них дар. Чтобы доказать, что его осел умеет читать, Амис пересыпает страницы библии овсом, и осел с ревом переворачивает мордой листы книги. По молитве Амиса богатый крестьянин находит в своем ко­лодце живых рыб, которых хитрый поп заранее туда подкинул, чтобы получить за это богатый дар.

В другом, более позднем шванке рассказывается о проделках черта, который нанялся слугой в монастырь, чтобы соблазнять живущих там монахов: он готовит им вкусные блюда, развивая в них чревоугодие, приводит к ним красивых женщин и т. п.

В «Фермере Хельмбрехте» австрийского поэта Вернера Садов­ника (вторая половина XIII в.) шванк вырастает в небольшой роман.

Хельмбрехт, сын богатого крестьянина, проникся презрением к честной кресть­янской жизни и поступил на службу к рыцарю, живущему разбоем. Когда он при­ходит на побывку к отцу, тот расспрашивает его о рыцарской жизни. Оказывается, что современные рыцари забыли о былых подвигах и куртуазности: они грабят проезжих, насильничают, пьянствуют и злословят — вот все их занятия. Хельм­брехт тоже усвоил эти обычаи. Чтобы добыть приданое для своей сестры, которую он захотел выдать замуж за своего сотоварища по разбою, он нещадно грабит крестьян. Во время свадьбы являются стражники и забирают Хельмбрехта и всю его шайку. Палач выкалывает Хельмбрехту глаза и отрубает руку и ногу. В таком виде его отдают отцу, который прогоняет его, и в конце концов крестьяне вешают его на осине.