О.П. Потапенко

Историческое развитие бланко-акцепта

В обычных условиях скриптурный акт плательщика по векселю ставится на документе, который содержит все реквизиты переводного векселя, предусмотренные ст. 1 Положения о переводном и простом векселе, утвержденного Постановлением ЦИК и СНК

СССР от 7 августа 1937 г. № 104/13411. Лицо, желающее обязаться по предъявленному к акцепту векселю, ставит свою подпись на документе и возвращает его презентанту, чем обязуется оплатить вексель в установленный срок. Однако не исключаются ситуации, когда подпись плательщика ставится на бумаге, на которой отсутствует подпись составителя и иные реквизиты полного векселя. В таких случаях говорят о бланко-акцепте (Blanko-Akzept)2.

Будучи разновидностью бланко-векселя3, бланко-акцепт имеет длительную историю своего развития. Причина этого кроется в развитии вексельного права в целом и вексельного акцепта в частности.

§1. Развитие бланко-акцепта в Западной Европе

Обланко-акцепте можно говорить лишь с того момента, когда акцепт векселя стал совершаться в письменной форме. В XII - XVI вв. практически весь вексельный оборот был сосредоточен ис-

ключительно в руках итальянских менял (Wechsler, camcores, bancheri)4. Именно они в XIV - XV вв. образуют вексельные ярмарки, на которых совершались все «вексельные операции». Самыми посещаемыми были так называемые шампанские ярмарки в Линсе

иПровансе, а также бургундские ярмарки в Лионе и Безансоне.

Позднее открылись ярмарки в Лейпциге, Аугсбурге, Нюрнберге и Франкфурте-на-Майне5. Вплоть до XVII в. они являлись центрами всего вексельного оборота6. Здесь же осуществлялась акцептация векселей. Как правило, она происходила устно7. Держатель векселя перед его презентацией публично выкрикивал имя плательщика, называл имена составителя и презентанта, а также указывал вексельную сумму. Затем векселедержатель предлагал плательщику

объявить о том, желает ли он акцептовать вексель. Если плательщик соглашался на акцепт векселя, то презентант и плательщик ставили в своих вексельно-расчетных книгах, которые при себе имел каждый посетитель ярмарки, крестик рядом с соответствующими расходами8.

С течением времени вексель становится одним из самых распространенных средств платежа, и его применение уже не ограничивается одними только ярмарками. При широком распространении вексельного оборота упрощенный устный акцепт перестал быть надежной гарантией платежа со стороны плательщика. Немало неудобств вызывало и использование вексельно-расчетных книг, по которым зачастую трудно было установить обязанных по векселю лиц. Поэтому все чаще и чаще стали прибегать к письменной форме акцепта9.

Единичные случаи применения письменной формы для акцепта векселя встречаются уже в XIV в. Так, согласно предписанию магистратуры Барселоны от 1394 г. плательщик должен был поставить свой скриптурный акт на оборотной стороне векселя в течение 24 часов с момента предъявления ему бумаги для акцепта10. Позднее в ордонансе Карла V для Антверпена от 16 октября 1541 г. и в Уложении о векселях Болоньи от 25 ноября 1569 г. для действительности акцепта была утверждена письменная форма11.

Повсеместно письменная форма для волеизъявления об акцепте получила легальное закрепление лишь в XVII - XVIII вв. Она предписывалась прусским Landrecht и французским Code de commerce12. Согласно этим законодательным актам действительность акцепта зависела от письменных данных, указанных на бумаге. В это же время становится возможным и обычным бланко-акцепт. Первоначально акцепт векселя рассматривался только как принятие содержащегося в тратте поручения платежа. С повсеместным введением письменной формы акцепта изменяется его характер. Акцепт становится основанием возникновения самостоятельного вексельного обязательства.

Широкое распространение бланко-акцепт получил в Италии, доказательством чего служит особое внимание итальянских юристов к бланковым векселям. Последние исследуются в трудах Brunetti, Rocco, Bolchini и Vivante13. Итальянские суды выносят мно-

гочисленные решения по делам о бланко-акцептах14.

Бланковые векселя в форме бланко-акцептов получают широкое применение в международной торговле. Деловые обычаи узаконили действительность акцепта, поставленного на вексельном бланке. Однако, вопреки сложившейся торговой практике, большинство судебных органов Германии и Австрии отрицали допустимость их применения15. Только в 1825 г. прусский Obertribunal решил, что «вексельная бумага, если она еще не содержит подписи составителя, может акцептоваться»16. На законодательном уровне вопрос о допустимости применения бланко-акцептов в странах Западной Европы оставался нерешенным до начала ХХ в.

Несмотря на неурегулированность вопроса о допустимости бланко-акцепта в законе, он бурно обсуждался учеными. Более убедительными были аргументы сторонников допустимости бланковых бумаг17. По их мнению, если подпись бланкового акцептанта предшествует подписи векселедателя, то из этого не следует, что волеизъявления лиц, поставивших свои подписи на вексельной бумаге, влекут недействительность векселя.

Иной точки зрения придерживался G. Beseler, который в своей

«System des deutschen Privatrechts» хотя и признал действитель-

ность вексельной подписи в бланке, однако оспаривал ее действительность для бланко-акцепта18. G. Beseler считал, что акцепт, поставленный на еще не подписанном векселе, недействителен, так как он является не реквизитом векселя, а самостоятельной правовой сделкой, которая предполагает наличие действительного век-

селя. Полемизируя с G. Beseler'ом, R. Rosendorff и W.A. Mager со-

глашались с ним в том, что акцепт есть самостоятельная правовая сделка. Но как раз поэтому скриптурный акт акцептанта, поставленный на неполном векселе, является вполне действительным19.

В отличие от германского законодателя, которому для признания бланко-акцепта потребовалось не одно столетие, в Англии применение бланковых векселей, в том числе и бланко-акцептов, регламентировалось параграфом 20 Bill of exchange akt'а 1882 г.

Этот параграф гласит: «Where a simple signature on a blank stamped paper is delivered by the signer in order that it may be converted into a bill, it operates as a prima facie authority to fill it up as a complete bill for any amount the stamp will cover, using the signature for that of the drawer, or the acceptor, or an indorser, and, in like manner, when a bill is wanting in any material particular, the person in possession of it has a

prima facie authority to fill up the omission in any way he thinks it. Provided that if any such instrument after completion is negotiated to a holder in duc course, it shall be valid and effectual for all purposes in his hands, and he may enforce it as fi it hat been filled up within a reasonnable time and strictly in accordance with the authority given»20.

Эти положения Bill of exchange akt'а исчерпывающим образом регулируют вопросы, возникающие по поводу бланко-акцепта. Однако последние в английской практике встречались намного реже, чем в странах континентальной Европы. Не разрабатывался этот институт вексельного права и в английской литературе.

§2. Развитие бланко-акцепта в России

I.По свидетельству А.Э. Вормса, в России бланко-векселя применялись едва ли не чаще, чем где бы то ни было в Европе. Русскому вексельному обороту были известны и бланко-акцепты; однако по сложившейся традиции они именовались бланковыми векселями и, как в других странах, в течение длительного времени не получали признания ни со стороны закона, ни со стороны судебной практики. Устав о векселях 1729 г. вообще не содержал ка- кого-либо упоминания о бланко-акцепте. Во время его действия вопрос о бланко-акцептах в судебных инстанциях не возникал. Нет каких-либо сведений о них и в одной из самых ранних работ по вексельному праву - «Начальных основаниях» барона Дильтея, вышедшей в 1801 г. во Владимире. Устав о векселях 1832 г. в первоначальной своей редакции также не касался вексельных бланков. Но к этому времени употребление бланко-акцепта уже успело привиться в России, о чем свидетельствует обширная судебная практика.

Распространение бланко-векселей, в том числе и бланкоакцептов, вызывало опасение, что они могут заменять векселедателю несколько векселей, и притом на неограниченное время. Ввиду этого 24 февраля 1837 г. Правительствующим Сенатом был принят

указ, в котором говорилось: «Признавая согласно с мнением г. министра финансов, что объясняемая им выдача лицами, обязывающимися векселями, вместо векселей, просто бланков на обыкновенной вексельной бумаге, может наносить значительный ущерб казенному интересу, Правительствующий Сенат полагает: в отклонение этого на будущее время, строжайше подтвердить повсемест-

но о наблюдении, чтобы как в написании, так и передаче лицами торгового сословия векселей, исполнялись в точности постановленные на сей предмет в законах правила; если же и за сим усмотрено будет употребление вместо векселей одних только на вексельной бумаге бланков, то обличенных в том подвергать ответственности по законам»21.

Позднее, при кодификации законодательства, принимая во внимание вышеназванный указ, ст. 2 Устава о векселях излагается в ст. 542 в следующей редакции: «Употребление, вместо векселей, просто бланков на вексельной бумаге воспрещается». Руководствуясь этой редакцией, неточно передавшей первоначальный смысл закона, судебная практика стала придерживаться мнения, что законом вообще запрещена выдача бланко-акцептов. Так, Санкт-Петербургский коммерческий суд в решении от 17 июля 1874 г. признал, «что выдача бланка на вексельной бумаге не обязывает выдавшего к платежу той суммы, которая впоследствии внесена в текст получившим бланк»22. Такого же взгляда придерживался уголовный кассационный департамент, признавший в решении 1875 г. № 595, что вписание в бланк большей против следовавшей по договору суммы не может служить основанием к преследованию по ст. 1160 Уложения о наказаниях23. Этот взгляд затем был подтвержден решением общего Собрания Сената 1876 г. № 3, которое предписало по поводу неправильного заполнения бланко-акцепта, что «нельзя было допустить ни гражданского спора, ни уголовного преследования, так как нельзя было давать судебной защиты против такого злоупотребления, которое может совершиться вследствие нарушения самим потерпевшим лицом запрещения, выраженного в ст. 542 устава о векселях».

Одновременно с этим гражданский кассационный депертамент, а затем и второе общее Собрание Сената, сознавая практическую ценность института бланковых векселей, заняли противоположную точку зрения по вопросу их допустимости. В решении гражданского кассационного департамента 1874 г. № 131 уже признавалось, что «то обстоятельство, что на долговом документе, представленном ко взысканию и не оспоренном в подлинности, подпись выдавшего оный лица изложена им до вписания им же текста, не служит еще основанием к признанию такового документа недействительным»24. Это решение ценно потому, что в отличие от после-

дующих решений оно ставит вопрос о силе вексельного бланка в связи с общим вопросом о действительности бланковых подписей.

Гражданский кассационный департамент колебался по этому вопросу. Коммерческие же суды под давлением потребностей торгового оборота не могли оставаться на своей прежней точке зрения. Так, Санкт-Петербургский коммерческий суд уже в решении от 4 марта 1875 г. по делу Мандельштама с Ждановичем постановил, что «ст. 542 устава о векселях, на основании которой поверенный Мандельштама просит признать векселя недействительными, воспрещает употребление вместо векселей бланков на вексельной бумаге; в настоящем же случае, хотя Мандельштамом и были выданы Касаткину бланки на вексельной бумаге, но бланки эти с согласия Мандельштама обращены были в векселя на имя Ждановича

и, следовательно, употребления вместо векселей бланков вовсе не было»25.

Однако практика продолжала колебаться до тех пор, пока этот вопрос не был рассмотрен Общим Собранием Четвертого, Пятого и Межевого департаментов Правительствующего Сената по делу Савельева с Нориным. В принятом им решении Сенат обратился к источнику ст. 542 и выяснил, что последний вовсе не заключает правила о недействительности бланков, а лишь имеет в виду оградить фискальные интересы казны26. Сенат постановил: «Если одно лицо выдает другому вместо векселей вексельные бланки, то этим оно тем не менее принимает на себя известное обязательство и выдаче бланков обыкновенно предшествует предварительное между сторонами соглашение, в силу которого лицу, получившему бланк, предоставляется вписать в него текст и обратить таким образом бланк в вексельное обязательство. Так и в настоящем случае сам Савельев объясняет, что он согласился выдать Норину бланки на вексельной бумаге для дисконта, т.е. для обращения их предварительно в векселя. Нет никакого основания не признавать такой род сделок, которые часто имеют место на практике и основаны на добровольном и непринужденном согласии сторон, из коих дающему бланк известно, что через проставление своей подписи на вексельной бумаге оно принимает на себя известное обязательство, и которые притом не заключают в себе ничего противного общим государственным интересам»27.

Позднее Санкт-Петербургский коммерческий суд признал силу заполненного вексельного бланка в решении от 11 февраля 1885 г. по делу Кондратенко с Кржицким28. В том же году гражданский кассационный департамент Правительствующего Сената в решении № 67 по поводу иска о возвращении бланков указал на неправильность заключения судебной палаты, «что вексельные бланки лишены всякой ценности», и на основании анализа законодательных источников не только признал за заполненным бланковекселем силу, равную обычному векселю, но и подтвердил сделанный из этого положения важный вывод, что вписание в вексельный бланк суммы больше оговоренной не влечет за собою никаких противоправных для силы векселя последствий, вследствие чего вексель сохраняет силу в том виде, как он написан. Юридиче-

ское значение вексельных бланков признается в решениях Сената

1887 г. № 90 и 1892 г. № 1529.

II. Издание Устава о векселях 1902 г. не внесло ничего существенно нового в регулирование обращения бланко-акцепта. При его принятии не были учтены в полной мере имевшиеся на этот счет теоретические разработки. «Вполне разделяя желания избежать в вексельном уставе многостатейности, мы, однако, думаем, - писал А. Краевский, - что несколько лишних статей не слишком расширят его пределы, а между тем внесут порядок в ту сферу, где теперь столько запутанности и недоумений». В ст. 14 Устава 1902 г. было включено предписание: «Акт, не удовлетворяющий хотя бы одному из требований, указанных в ст. 3 - 5, 9 - 11 и 13, не почитается векселем и учиненныя на таком акте подписи и надписи не имеют вексельной силы. Такой же силы не имеет и подписанный бланк вексельной бумаги, пока такой бланк не заполнен указанным в ст. 3 содержанием векселя». Оценивая значение этого предписания, А.Э. Вормс правильно отмечал: «Все сложные детали» применения бланко-акцептов закон «оставил открытыми и предоставил заполнение этих пробелов судебной практике и науке»30. В последующем, опираясь на ст. 14 Устава 1902 г., Правительствующий Сенат сформулировал общие правила применения бланко-акцеп- тов. Так, например, Сенат признал, что бланко-вексель может быть заполнен текстом вексельного бланка наследниками первого получателя бланка на имя их наследодателя31. Указ Правительствующего Сената от 28 февраля 1909 г. № 2375 определял: «Вексель может

быть признан вступившим в законную силу относительно первого его приобретателя, если вексель, составленный первоначально в виде вексельного бланка, был потерян должником еще до передачи его кредитору и пополнения бланка текстом векселя»32.

III. С развитием международной торговли возникла необходимость в создании единого нормативного акта, единообразно регулирующего обращение векселей. Но в Международном Вексельном Соглашении, принятом в 1912 г. на конференции в Гааге, отсутствовали какие-либо указания в отношении бланко-векселей. На это было обращено внимание в замечаниях российского правительства на проект общего устава. Конференция, однако, не сочла нужным восполнить этот пробел, ссылаясь на то, что вексельный бланк, пока он не заполнен необходимым содержанием векселя, таковым не является вовсе, в силу чего юридическое значение бланко-векселя не может определяться Уставом о векселях. Поэтому вопрос о подписанных вексельных бланках данным международным соглашением остался неурегулированным33.

IV. После Октябрьской революции 1917 г. Устав о векселях 1902 г., как и все законы дореволюционного времени, утратил силу. Первое время органы советской юстиции полагали, что вообще нет нужды заменять вексельный устав соответствующим ему новым законом. И только с переходом к новой экономической политике началась разработка такого закона. Положение о векселях 1922 г. отличается краткостью и недоработанностью. Помимо того, что в нем отсутствует целый ряд необходимых вспомогательных институтов вексельного права и просматривалось несоответствие международному вексельному праву, в Положении о векселях 1922 г. не содержалось ни одной статьи, имеющей хоть какоенибудь отношение к бланко-векселям. Однако на практике бланкоакцепты находили применение. В комментариях к Положению о векселях 1922 г. также признавалась возможность заполнения бланка иным, нежели векселедатель, лицом после выдачи бланка34. Обращение бланко-векселей связывалось с заполнением бланка лицом, получившим его, на основании и в соответствии с поручением лица, выдавшего этот бланк, и с запретом приема взамен обеспечительных векселей вексельных бланков с незаполненным текстом35.

V. В 1937 г. СССР присоединился к международной Конвенции, устанавливающей Единообразный закон о переводных и простых векселях, принятой в Женеве 7 июня 1930 г. СССР принял на себя обязательства, установленные этой конвенцией. В ст. 3 Приложения II к указанной Конвенции сказано, что каждая из Высоких Договаривающихся Сторон сохраняет за собой право не включать в свой национальный закон ст. 10 Единообразного закона о переводном и простом векселе, посвященную бланко-векселю.

Действующее в России Положение о переводном и простом векселе содержит ст. 10, которая воспроизводит ст. 10 Единообразного закона о переводном и простом векселе. Статья 10 названного Положения гласит: «Если переводный вексель, не заполненный к моменту выдачи, был заполнен в противоречии с состоявшимися соглашениями, то несоблюдение этих соглашений не может быть противопоставлено векселедержателю, если только он не приобрел вексель недобросовестно или же, приобретая его, не совершил грубой неосторожности». В современной судебной практике России эта статья применяется лишь при разрешении общих гражданскоправовых вопросов, связанных с добросовестностью36.

VI. В настоящее время не вступила в действие Конвенция о международных переводных и международных простых векселях, которая содержит нормы, непосредственно касающиеся бланкоакцепта37. Конвенция вносит некоторые новшества по сравнению с основным вексельным законодательством относительно заполнения и применения бланко-векселей. Своеобразие этой Конвенции обусловливается объединением в ней норм вексельного законодательства англосаксонской и континентальной систем права. И специфика положений Конвенции ЮНСИТРАЛ может служить темой отдельной работы.

Примечания

1СЗ СССР. 1937. № 52. Ст. 221.

2Подробнее о бланко-акцепте см.: Voigt I.F. Rechtsfolgen der Vollziehung und Hingabe von Blanketaccepten // Archiv für Theorie und Praxis des Allgemeinen Deutschen Handelsund Wechselrecht. 1880. Bd. 14. S. 69 - 88; Senckpiehl R. Das Blanko-akzept. Greifswald, 1896. S. 3 ff.; Latz R. Das Blanket-Akzept. Ein Beiträge zur Lehre vom Akzept. Berlin, 1897. S. 1 ff.; Vonschott K. Beiträge zur Lehre vom Blancoaccept. Bielefeld, 1902. S. 3 ff.; Fuhrmann W. Das BlankoAkzept und seine wechselrechtlichen Wirkungen. Borna - Leipzig, 1903. S. 3 ff.;

Mager W.A. Das Blanco-Akzept. S. 3 ff.; Abraham H. Die Lehre vom Blankoakzept. Greifswald, 1918. S. 3 ff.

3О понятии бланко-векселя см.: Крашенинников Е.А. Заметки о бланко-век- селе // Очерки по торговому праву. Ярославль, 1998. Вып. 5. С. 81 - 87; Потапенко О.П. К понятию бланко-векселя // Очерки по торговому праву. Ярославль, 1999. Вып. 6. С. 102 - 106; Чуваков В.Б. Понятие бланко-векселя // Юридические записки Ярославского государственного университета. Яро-

славль, 2000. Вып. 4. С. 158 - 164.

4Vonschott K. Op. cit. S. 9.

5Latz R. Op. cit. S. 3.

6Hartmann W. Das deutsche Wechselrecht. Berlin, 1869. S. 307; Latz R. Op. cit. S. 3; Vonschott K. Op. cit. S. 10; Mager W.A. Op. cit. S. 13.

7Hartmann W. Op. cit. S. 307; Rosendorff R. Das Wechselblankett. Berlin, 1897. S. 6.

8Latz R. Op. cit. S. 3; Vonschott K. Op. cit. S. 10.

9Hartmann W. Op. cit. S. 307.

10Vonschott K. Op. cit. S. 10; Mager W.A. Op. cit. S. 13.

11Vonschott K. Op. cit. S. 10.

12Rosendorff R. Op. cit. S. 13.

13Вормс А.Э. Вексельные бланки. М., 1914. С. 2. Прим. 4 - 6.

14Бурышкин П. Бланковые векселя // Изв. моск. коммерч. ин-та. М., 1914.

Кн. 2. С. 149 - 150.

15Latz R. Op. cit. S. 6; Vonschott K. Op. cit. S. 12; Mager W.A. Op. cit. S. 14.

16Vonschott K. Op. cit. S. 12.

17По свидетельству W.A. Mager'a, такого мнения придерживались S. Borchardt, Gelpke и Kitka (см.: Mager W.A. Op. cit. S. 16).

18Latz R. Op. cit. S. 12. Anm. 5.

19Rosendorff R. Op. cit. S. 18 - 19; Mager W.A. Op. cit. S. 18.

20Цит. по: Mager W.A. Op. cit. S. 19.

21Цит. по: Вормс А.Э. Указ. соч. С. 4.

22Практика Санкт-Петербургского Коммерческого суда за 1874 г. СПб., 1875.

С. 114.

23Клокоцкий С.С. Бланк // Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Эфрона. СПб., 1891. Т. 4. С. 213.

24Решения гражданского кассационного департамента Правительствующего Сената. СПб., 1874. 1-е полугодие. С. 302 - 311.

25Практика Санкт-Петербургского коммерческого суда за 1875 г. СПб., 1876.

С. 1.

26Появление такого решения объясняется тем, что один и тот же бланко-акцепт часто обслуживал несколько вексельных сделок, уменьшая потребление вексельной бумаги, от реализации которой в государственную казну поступали гербовые сборы.

27Цит. по: Носенко Д.А. Сборник решений 4 департамента Правительствующе-

го Сената. СПб., 1882. Т. 5. Вып. 1 - 2. С. 7 - 11.

28Аргументация суда аналогична доводам, приводимым Сенатом в решении № 109: «Хотя 542 статьей устава о векселях …употребление вместо векселей просто бланков на вексельной бумаге и воспрещается, но закон этот должен

быть понимаем только в смысле воспрещения обращения вместо векселей вексельных бланков и производства по таким бланкам взыскания, но не в смысле безусловного признания недействительною всякой выдачи вексельного бланка. Если одно лицо выдает другому вместо векселя подписанный вексельный бланк, то этим оно, очевидно, выражает свое желание и готовность вступить в вексельную сделку и предоставляет лицу, получившему бланк, вписать в него текст векселя на сумму, до которой простирается вексельная бумага. Признавать противное противоречило бы основной цели гражданских законов укреплять и поддерживать добровольные между сторонами соглашения, не имеющие в себе ничего законопротивного и не заключающего в себе достижения цели безнравственной, или противной общественным интересам» (Судебная практика по торговым делам 1882 - 1893 гг.

СПб., 1896. С. 5).

29Вормс А.Э. Указ. соч. С. 6.

30Там же. С. 6.

31Решения гражданского кассационного департамента Правительствующего Сената за 1910 г. СПб., 1911. С. 86.

32Цит. по: Нолькен А.М. Устав о векселях. Практическое руководство. 5-е изд.

Спб., С. 52.

33Нолькен А.М. Объединенное законодательство о векселях. СПб., 1913. С. 63.

34Вавин Н.Г. Положение о векселях. Научно-практический комментарий. 2-е изд. М., 1927. С. 68 - 69; Зайцев С., Лебедев В. Вексель. Положение о векселях с постатейно-систематизированными материалами. 2-е изд. М., 1929.

С. 25 - 26.

35На практике применение бланко-векселей достаточно детально регламентировалось подзаконными актами. Так, в Разъяснениях III Отдела НКЮ РСФСР правлению Центросоюза от 7 апреля 1926 г. говорилось, что если вексель, первоначально выданный в форме вексельного бланка, находится в руках получателя бланка, то против получателя вексельного бланка еще возможны возражения, что текст векселя заполнен в нарушение условий, установленных между лицом, выдавшим вексельный бланк, и лицом, получившим вексельный бланк. Последующие же векселедержатели, приобретая все права, вытекающие из текста векселя, независимо от объема права предшествующего векселедержателя, не связаны ограничительными условиями, установленными векселедателем (точнее - бланкодателем) и первым векселедержателем (точнее - бланкополучателем). Последующие векселедержатели имеют все права, вытекающие из текста векселя, независимо от того, подписан ли векселедателем полностью заполненный текст векселя или вексельный бланк, впоследствии заполненный правомерным в соответствии со ст. 10

Положения о векселях 1922 г. держателем вексельного бланка (см.: Вавин Н.Г. Указ. соч. С. 69).

Кроме того, в циркуляре НКФ СССР от 6 июня 1929 г. № 494 рассматривался частный вопрос передачи бланко-векселя без оплаты гербовым сбором, а в циркуляре Правления Госбанка от 17 ноября 1924 г. № 161802/56 предусматривалась обязанность при посылке векселей нотариусу сообщать адреса обязанных по векселю лиц, а если они не известны, то делать отметку в препро-

вождаемом к векселям списке, что адреса векселедателя или бланконадписателя Госбанку неизвестны (см.: Вавин Н.Г. Указ. соч. С. 69).

36См., например: Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1999. № 8. С. 34.

37Конвенция принята 9 декабря 1988 г. в Нью-Йорке, открыта для подписания Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН № 42/165 с 9 декабря 1988 г. по 30 декабря 1990 г. Россия подписала эту Конвенцию 30 июня 1990 г.

А.Р. Хакимулин

Квопросу о судебном нормотворчестве

Впоследнее время все настойчивее звучат голоса, призывающие законодателя обратить взор в сторону судебного прецедента: указывается, что подобная форма правотворчества представляет собой весьма положительное явление в силу того, что нормы права не всегда поспевают за реальной жизненной ситуацией, что законотворческий процесс слишком усложнен, отягощен двойным вето и проч. В числе преимуществ подобного правотворчества отмечается его динамизм, подчеркивается, что фактически судебный прецедент в России уже существует, что Верховный Суд РФ дает руководящие разъяснения, обязательные к применению нижестоящими судами, которые, по сути, имеют нормативный характер.

Такие радикальные взгляды требуют теоретического осмысления правотворческой деятельности, уяснения роли суда в формировании правовой системы общества, рассмотрения вопроса о применимости прецедента в нашей правовой системе.

Всоответствии с Конституцией РФ в России признается и закрепляется принцип разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную. Суд, как известно, является вершителем власти судебной, которая имеет правоприменительный характер. Правотворческая же деятельность, т.е. деятельность по созданию общеобязательных норм, имеет совершенно иную природу - это реализация законодательной власти. Таким образом, необходимо заключить, что конституционные положения в принципе

препятствуют смешению правосудия и правотворчества.

Как верно отмечается в литературе1, судебная практика содержит два пласта решений. Первый - так называемые «разъяснитель-

ные» решения, или «первая стадия конкретизации». Деятельность суда на этой стадии заключается в том, что, применяя норму, суд раскрывает, уточняет ее содержание. По сути дела, конкретизируя норму в правоотношении, суд занимается толкованием. Процесс толкования должен проходить строго в рамках закона, задача суда на этой стадии - раскрыть реальное содержание нормы, а не создать новое, отходящее от нее правило. Причем специфика такого «судебного толкования» состоит в том, что суд строит выводы, опираясь не только на формально-логические суждения, а с учетом достоверности доказательств, их оценки, квалификации и т.п. Совершенно ясно, что подобное толкование не обладает материальноправовым воздействием на спорное правоотношение.

Иным свойством обладают решения «второй стадии конкретизации». Они характеризуются тем, что суд «в рамках закона» создает новые нормативные положения, детализирующие правовую норму. Такие решения вызываются к жизни самыми различными условиями: чрезмерно общим характером нормы, изменением об- щественно-политической обстановки и т.п. Данное решение носит индивидуально-правовой характер, и никакой речи о действии подобного решения за пределами конкретного спорного правоотношения идти не может. Кроме того, отходить от правового регламента суд вправе только в порядке аналогии права при выполнении всех сопутствующих правил. В этом случае качественно нового воздействия на материально-правовые отношения, не предусмотренного в нашей правовой системе, нет.

В литературе подобную деятельность суда пытались охарактеризовать как «выработка правоположений» или «прецедент толкования», однако ни та, ни другая характеристика не являются достаточно адекватной в силу неопределенности, размытости содержания.

Правильно отмечается, что влияние судебных решений на практику применения права осуществляется в силу

1)убедительности,

2)практической полезности,

3)широкой информации о них (опубликование)2.

Таким образом, судебная практика с содержательной точки зрения представляет собой толкование норм права, имеет индивиду-

ально-правовой характер и не обладает материально-правовым действием на норму права и правоотношение.

В каких же случаях судебное решение может обладать матери- ально-правовым действием?

Рассмотрим категории таких решений (конститутивные решения).

Установительные решения. Правопорождающий характер такого решения заключается в том, что охраняемый законом интерес истца дополняется установленным судом субъективным гражданским правом. Такие решения необходимо отличать от решений о признании права, они не имеют материально-правового действия: суд, снимая спорность правоотношения, лишь констатирует то правовое состояние, которое сложилось до, вне и независимо от процесса.

Преобразовательные решения. Конститутивный механизм в данном случае имеет сложный состав: «...любое изменение ... заключается в частичном уничтожении прежнего и замене его (т.е. возникновении вместо него) новым»3. Таким образом, преобразование включает в себя два элемента: прекращение прежнего правоотношения и установление нового. Кроме того, преобразовательными решениями правоотношение может быть только прекращено.

Решения при применении ситуационных норм (или норм с неза-

вершенным регламентом)4. Не вызывает сомнений факт существования в нашем законодательстве норм с неполным регулированием отношения, что, однако, не является недостатком законодательной техники: сторонам предоставляется возможность завершить регламент соглашением, а при его недостижении регулирование осуществляется «судебным усмотрением». Суд, вынося такое решение, осуществляет материально-правовое воздействие, однако нормативного (общеобязательного) характера оно не имеет. Судебное усмотрение ограничено рамками правовой нормы, которая предоставляет несколько вариантов развития отношения с учетом конкретных обстоятельств дела, суд лишь выбирает один из вариантов, - не более. Такую деятельность суда можно охарактеризовать как «индивидуально-правовое регулирование»5. Несложно заметить, что конститутивное действие указанных решений является лишь факультативным, дополнительным элементом.

Такое индивидуально-правовое регулирование может быть элементом не только установительного или преобразовательного решения, но и исполнительного, а также решения о признании. Отметим основные признаки судебного (индивидуально-правового) регулирования:

1.Результатом такой деятельности является решение, в материальном смысле представляющее собой юридический факт.

2.Такое решение может быть вынесено в случае, прямо предусмотренном в законе.

3.Такое регулирование имеет поднормативный характер: судейское усмотрение строго ограничено рамками ситуационной нормы.

4.Такое регулирование представляет собой особую форму применения права, его ни в коем случае нельзя отнести к правотворческой деятельности.

Таким образом, материально-правовое воздействие на спорные правоотношения суд оказывает, вынося:

а) установительные решения, б) преобразовательные решения,

в) решения по применению норм с незавершенным регламентом,

г) при применении аналогии права.

Отдельного рассмотрения требует вопрос о правовой природе руководящих разъяснений Пленумов Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ.

В отличие от решений судов первой инстанции, руководящие разъяснения имеют общий характер, в них обобщается практика нижестоящих судов.

Но имеют ли руководящие разъяснения нормативный характер? Они обязательны для судов, но только в плане необходимого учета. Такие разъяснения не связывают суды по существу, иначе это бы

противоречило принципу независимости судей и подчинения их только закону6. Неверно считать руководящие разъяснения обязательными правилами, не допускающими отклонений, иначе такие разъяснения будут ошибочно отождествляться с нормой права. Мотивированное отступление от руководящего разъяснения не является основанием для отмены судебного решения, чего не скажешь при отступлении суда от нормы права.

Таким образом, даже в форме постановлений Пленумов Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ недопустимо создание правил, вступающих в противоречие с существующим правовым регламентом. Необходимость в изменении нормативноправовой базы указанные суды вправе реализовать путем обращения с законодательной инициативой.

Резюмируя, следует отметить, что наша правовая система допускает судебную деятельность единственно возможной исключительно как правоприменительную. Специфика судебной деятельности в том, что она носит характер индивидуально-правового регулирования. Если сравнить ее с прецедентным правом Англии и США, можно заключить, что это совершенно разные по правовой природе явления и оснований для внедрения в России «прецедентного» права нет ни с правовой точки зрения, ни с точки зрения устоявшихся традиций.

В заключение остановимся на вопросе о правовой природе деятельности Конституционного Суда РФ.

Следуя логике п. 3 ст. 1 Федерального конституционного закона от 31.12.96 г. (ред. 15.12.2001 г.) № 1-ФКЗ «О судебной системе РФ» и ст. 1 Федерального конституционного закона от 21.07.94 г. (ред. 15.12.2001 г.) № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде РФ», необходимо заключить, что Конституционный Суд РФ осуществляет судебную власть, которая, как известно, относится к сфере правоприменения.

Однако решения Конституционного Суда имеют нормативный характер: они обязательны на всей территории Российской Федерации для всех представительных, исполнительных и судебных органов государственной власти, органов местного самоуправления, предприятий, учреждений, организаций, должностных лиц, граждан и их объединений (ст. 6 закона о Конституционном Суде). Кроме того, с момента вынесения Конституционным Судом решения о несоответствии нормативного акта (к примеру, закона) Конституции такой акт утрачивает силу.

Получается, что в компетенции органа судебной власти находится издание нормативно-правовых правил (суждение о том, что норма права неприменима есть тоже норма права), а это уже сфера правотворчества. Правда, правотворчеством такую деятельность

можно назвать с известной долей условности: Конституционный Суд вправе отменить норму, создать новое правило он не вправе.

Таким образом, правовая природа деятельности Конституционного Суда имеет неоднозначный характер: с одной стороны, это правоприменение, с другой - правотворчество. Такой вывод должен противоречить принципу разделения властей, тем не менее это так: в нашей правовой системе Конституционный Суд является высшим органом судебного контроля, и он призван исправлять ошибки законодателя. Такая деятельность не вписывается в рамки только судебной власти, и совершенно ясно, что Конституционный Суд законодательным органом не является.

Примечания

1См.: Братусь С.Н., Венгеров А.Б. Понятие, содержание и формы судебной практики // Судебная практика в советской правовой системе. М., 1975. С. 5- 25; Гурвич М.А. Судебное решение. Теоретические проблемы. М., 1976.

С. 114-128.

2См.: Трубников П.Я. Пересмотр решений в порядке судебного надзора. М., 1974. Гл. 7.

3Гурвич М.А. Учение об иске. М., 1981. С. 27.

4Исследованию таких норм посвящено немало трудов (см.: Кац А.К. Конкретизирующая деятельность суда и семейные правоотношения с частично неурегулированным содержанием // Правоведение. 1964. № 2; Курылев С.В.

Значение конкретных обстоятельств дела при применении норм советского права // Вопросы советского государства и права. Иркутск, 1965; Гурвич М.А. Судебное решение. Теоретические проблемы. С. 100-128).

5Гурвич М.А. Судебное решение. Теоретические проблемы. С. 100-114.

6См.: Там же. С. 123.

Н.А. Конева

К вопросу о принятии закона "О государственной судебно-экспертной деятельности

в Российской Федерации"1

Судебно-экспертная деятельность - одна из самых неурегулированных областей российского права, и если в уголовном процессе основные положения об экспертизе все же отражены, то в граж-

данском процессуальном праве ей не уделяется практически никакого внимания. Оно и понятно: последствия несоблюдения законодательства или нарушения прав человека в уголовном процессе гораздо более серьезны, чем в гражданском, и заинтересованность государства в правильном разрешении дела более выражена. Тем не менее в обеих отраслях до недавнего времени, кроме нескольких статей в Уголовно-процессуальном кодексе (далее - УПК) и Граж- данско-процессуальном кодексе (далее - ГПК), не было никаких правовых норм, посвященных специально экспертизе. С этой точки зрения принятие закона "О государственной судебно-экспертной деятельности в РФ" - значительный шаг вперед.

Новый закон урегулировал ряд вопросов, не освещенных в законодательстве. Так, он отразил принципы судебно-экспертной деятельности, в том числе принцип независимости эксперта от других участников процесса, более полно обозначил статус руководителя судебно-экспертного учреждения (ранее такие нормы содержались только в УПК), права и обязанности эксперта, предусмотрел возможность присутствия участников процесса при производстве экспертизы, а также урегулировал процедуру назначения комиссионных и комплексных экспертиз.

Относительно последних в ГПК ранее содержалась однаединственная фраза: "В случае необходимости может быть назначено несколько экспертов", в то время как с развитием науки и усложнением экспертных исследований экспертизы с участием нескольких специалистов стали вытеснять единоличные. Этой фразы было явно недостаточно, требовалась более подробная регламентация. Например, формулировка "в случае необходимости" позволяла при буквальном ее толковании сделать вывод, что комиссионная или комплексная экспертизы должны назначаться, только когда иным способом решить вопрос невозможно. Между тем уровень развития науки приводит к необходимости все более узкой специализации экспертов, разделения их функций в процессе исследования. Формы такой специализации могут быть различными: от привлечения экспертов различных родов и видов экспертиз до специализации внутри одного вида, например по методам (приборам). "В любом случае такая специализация - явление прогрессивное, повышающее эффективность исследования, так как предпола-

гает более глубокое и квалифицированное владение каждым экспертом своей специальностью"2.

Новый закон прямо провел классификацию экспертиз на единоличные и комиссионные, обозначив, что последние возможны при участии нескольких экспертов одной специальности или разных (комплексная экспертиза). Кроме того, теперь предусмотрено, что такой характер экспертизы вправе определить руководитель судеб- но-экспертного учреждения (СЭУ) как наиболее компетентное в специальных вопросах лицо либо субъект, экспертизу назначивший, если он в состоянии сделать это. Для удобства контроля за ходом комиссионной экспертизы в Законе введена фигура экспер- та-организатора - одного из участников комиссии, обладающего равным с другими участниками статусом.

В перечне обязанностей эксперта Закон (а вслед за ним - и новый УПК РФ) устанавливает эксперту прямой запрет самостоятельно собирать материалы для исследования. Ранее это положение не было сформулировано текстуально, и существовала точка зрения, согласно которой суду следует предоставить право давать эксперту поручения по собиранию материалов для экспертного исследования3. Однако само исследование и так в основном находится за пределами регулирования гражданско-процессуального закона. Суд дает лишь общее направление судебной экспертизе, а окончательное определение методики исследования, выбор науч- но-технических средств анализа, оценка полученных результатов - компетенция эксперта. Предоставление ему права самому собирать материалы увеличило бы эту неурегулированную часть экспертизы. Как видим, законодатель поддержал вторую точку зрения.

Статья 25 Закона впервые устанавливает структуру экспертного заключения; правда, без принятого на практике разделения на вводную, исследовательскую и заключительную части. Наконец, теперь в законодательстве сформулированы требования к квалификации государственного эксперта: в частности, наличие высшего образования, прохождение подготовки по соответствующей экспертной специальности, а также необходимость проведения переаттестации каждые пять лет. Ранее такие нормы содержались только на подзаконном уровне.

Но, несмотря на такую прогрессивность Закона о государственной судебно-экспертной деятельности, в нем, на наш взгляд, име-

ются некоторые недостатки, в том числе оставшиеся от старого законодательства пробелы и недочеты. В частности, неполнота этого закона видна уже из его названия: речь в нем идет только о государственной экспертной деятельности, тогда как в настоящее время она составляет лишь часть экспертной деятельности, удельный вес которой постепенно падает. Особенно это касается гражданского и арбитражного процесса. В законе имеется ссылка на те его статьи, которые распространяются и на негосударственных экспертов, а также установлен запрет совмещения функций эксперта государственного и негосударственного, однако было бы более логичным принять нормативный акт, одновременно регулирующий деятельность и тех, и других.

Неясна отраслевая принадлежность Закона. При всем сходстве между гражданским, административным и уголовным процессом это все же разные отрасли права с самостоятельными предметом, методами и совершенно различными принципами. Выдвинутая в свое время Н.Н. Полянским теория судебного права, в которой предлагалось объединить в рамках одной отрасли права судоустройство, уголовное и гражданское судопроизводство, в настоящее время не находит поддержки среди ученых, и общепризнанным является мнение о недопустимости их объединения. Думается, что нормы о судебной экспертизе - самостоятельные институты внутри соответствующих отраслей права (в частности, гражданского процесса) со своими принципами, перечень которых дан в ст. 4 нового Закона. Поэтому принятие единого для них закона, оправданное с точки зрения законодательной экономии, строго говоря, недопустимо с точки зрения теории права.

Как и большинство других нормативных актов РФ, Закон о государственной судебно-экспертной деятельности содержит множество норм декларативного характера, обеспечить соблюдение которых, к сожалению, невозможно. Так, например, руководителю СЭУ предписывается "обеспечить условия, необходимые для сохранения конфиденциальности исследований и их результатов" (каким образом?) и запрещается давать эксперту указания, которые могут предрешить содержание экспертного заключения (как это проконтролировать?). То же касается и закрепления в Законе, повидимому, новой разновидности профессиональной тайны, наряду с врачебной, нотариальной, депутатской и т.д., - "экспертной" тай-

ны. Это прогрессивное положение не обеспечено соответствующими изменениями в уголовном законодательстве, и среди оснований освобождения от уголовной ответственности за отказ от дачи свидетельских показаний экспертная тайна не предусмотрена. Часть 3 ст. 56 нового УПК устанавливает свидетельский иммунитет только в отношении священнослужителей, членов Совета Федерации, депутатов, защитников и адвокатов. Этот перечень более полон по сравнению с УПК РСФСР, однако остается непонятным, как согласовать его с существованием и других видов профессиональной тайны.

Не дано понятие специальных познаний, при необходимости которых можно назначить экспертизу, и вопрос о возможности назначения экспертизы для установления содержания норм иностранного права или для разъяснения некоторых других вопросов правового характера остался нерешенным. В юридической литературе в первую очередь проводится отграничение специальных познаний от знаний, относящихся к области права, и указывается, что "нельзя назначить экспертизу для разрешения правовых вопросов, в том числе касающихся содержания и порядка применения норм иностранного права"4. Предполагается, что суд лучше любого специалиста должен уметь отвечать на подобные вопросы и сам должен их разрешать. (Кстати, такой подход не свойствен, например, англосаксонскому праву, где содержание норм иностранного права считается вопросом факта и должно быть доказано стороной, которая на них ссылается.) В этом плане ч. 1 ст. 74 ГПК РСФСР и существующая практика противоречат ч. 1 ст. 166 Семейного кодекса РФ и ч. 1 ст. 157 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г., которые допускают привлечение экспертов в целях установления содержания иностранных норм. Представляется целесообразным устранение данного противоречия с учетом мировой практики, т.е. в пользу Семейного кодекса РФ и Основ, поскольку установление содержания норм иностранного права зачастую оказывается не менее затруднительным, чем решение ка- ких-либо специальных вопросов.

Отсутствие в законе указания на возможность назначения в некоторых случаях экспертизы по правовым вопросам неудобно еще по одной причине: не всегда представляется возможным определить, является проблема чисто правовой или все-таки относится к

области специальных познаний. Например, многие специальные технические вопросы урегулированы в нормативных актах, таких, как правила дорожного движения, охраны труда, безопасности горных работ и пр.5 Чтобы разрешить такие вопросы, нужно определить, соблюдено ли соответствующее предписание законодателя, что вроде бы относится к исключительной компетенции судьи, но при этом требуются не только юридические, но и специальные технические познания. Поэтому на практике в подобных случаях назначается экспертиза.

В новом Законе не установлено также, вправе ли суд назначить экспертизу по собственной инициативе при отсутствии ходатайств заинтересованных лиц. Эксперту по-прежнему не предоставлено право менять формулировку поставленных перед ним вопросов, что создает неудобства на практике. Не закреплена структура определения о назначении экспертизы, сформулированная на практике (вводная, описательная и резолютивная части).

Как и ранее, не предусмотрено никаких сроков проведения экспертизы, что неудивительно: чтобы их предусмотреть, необходимо при учете экспертной нагрузки и мнения соответствующих специалистов продумать возможности экспертов по различным видам экспертиз, при этом для государственных СЭУ и негосударственных экспертов, вероятно, надо устанавливать разные сроки, ведь большая нагрузка экспертов, например СЭУ при Министерстве внутренних дел, известна. Тем не менее это очень важно, особенно в уголовном процессе, где от следователя требуют строгого соблюдения процессуальных сроков и из-за невозможности своевременного получения экспертного заключения он вынужден либо нарушать, либо без необходимости приостанавливать и возобновлять дела.

Есть и более мелкие недостатки. Так, на наш взгляд, не совсем удачно деление экспертизы на единоличную и комиссионную (с участием экспертов одной специальности и экспертов разных специальностей). В теории гражданского и уголовного процесса под комиссионной экспертизой было принято понимать только первый ее вид, поэтому удобней было бы назвать экспертизы, проводимые несколькими экспертами, коллегиальными и подразделять их на комиссионную (одной специальности) и комплексную (разных). Представляется неудачным и ограничение прав экспертов одной

специальности - участников комиссионной экспертизы, установленное в абз. 1 ст. 22 Закона: "...каждый из них проводит исследования в полном объеме, и они совместно анализируют полученные результаты". Ведь внутри одной специальности тоже возможно разделение, например, по методам проводимых исследований, и не только самим специалистам может быть удобно проводить исследования порознь, это также более прогрессивно и повышает качество экспертизы.

Итак, несмотря на то, что Закон "О государственной судебноэкспертной деятельности в РФ" принят совсем недавно, в мае 2001 года, и в него уже вносились изменения, он, как минимум, нуждается в некоторой доработке по вопросам, перечисленным нами выше. Идеальным же вариантом, на наш взгляд, была бы замена его отдельными законами об экспертизе в разных отраслях процессуального права, которые, с одной стороны, урегулировали бы также и деятельность негосударственных экспертов и СЭУ (в каких случаях возможно их привлечение, в каком порядке, какие требования предъявляются к их квалификации и т.д.), а с другой стороны, отразили бы специфику соответствующей отрасли.

Примечания

1Федеральный закон от 31.05.2001 № 73-ФЗ (ред. от 30.12.2001) "О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации" // Российская газета. 2001. 5 июня.

2Орлов Ю. Спорные вопросы судебной экспертизы // Российская юстиция. 1995. № 1. С. 12.

3См., например: Давтян А.Г. Экспертиза в гражданском процессе. Ереван, 1993. С. 22.

4Треушников М.К. Доказательства и доказывание в советском гражданском процессе. М., 1982. С. 129.

5См.: Громов Н., Смородинова А., Соловьев В. Заключения эксперта: от мнения правоведа до выводов медика (обзор практики) // Российская юстиция. 1998. № 8. С. 29; Кокорев Л.Д., Кузнецов Н.П. Уголовный процесс: доказательства и доказывание. Воронеж, 1995. С. 200.