1Литература как искусство слова

Он заставляет ребенка задуматься. Ребенок сам должен сделать соответствующие выводы. «Кувыркнулся я в одну копну, повернулся в ней раза два и вдруг вскочил с ужасом. Что-то холодное и скользкое махнуло меня по руке. Мысль о гадюке мелькнула в голове моей - и что же? Огромная гадюка, которую я обеспокоил, вылезла из сена и, подымаясь на хвост, готова была на меня кинуться.

Вместо того чтобы бежать, я стою как окаменелый, будто гадина зачаровала меня своими безвековыми, неморгающими глазами. Ещё бы минута - и я погиб; но Бровко, как стрела, слетел с копны, кинулся на змею, и завязалась между ними смертельная борьба». Бровко спас мальчика, а сам чуть не погиб. Две недели он бродил по лесам, искал лечебную траву и выжил.

Таким образом, в этих рассказах читается доброта, взаимовыручка, предостережение ребенка от возможной опасности. Мальчик знал, что в копне может быть змея, потому что много случаев встречи со змеями в данной местности, но он не поостерегся. Хорошо, что рядом оказался добрый и верный пес.

№47 Особенной поэтичностью отличаются рассказы Л. Толстого о животных («Лев и собачка», «Мильтон и Булька», «Булька» и др.). Они оказывают наибольшее воспитательное воздействие на маленьких детей. Писатель учит детей дружбе и преданности на примерах из жизни животных. Действие в рассказах полно драматизма, эмоциональности, образности.

Незабываемое впечатление на детей производит рассказ «Лев и собачка». Реалистичность картины смерти собачки и глубокий драматизм поведения льва отразились в психологически точном и лаконичном повествовании: «„.он обнял своими лапами мертвую собачку и так лежал пять дней. На шестой день лев умер». В зообеллетристических рассказах Толстой знакомит детей с повадками животных и птиц, очеловечивает их, наделяет индивидуальными чертами характера:

* «Хотела галка пить. На дворе стоял кувшин с водой, а в кувшине была вода только на дне. Галке нельзя было достать. Она стала кидать в кувшин камушки и столько накидала, что вода стала выше и можно было пить».

Сообразительность и находчивость галки легко запоминаются маленькими детьми. С повадками птицы писатель познакомил читателей в конкретных, зримых картинах, из сцепления которых состоит рассказ. Лев Толстой явился основоположником зообеллетристическо-го рассказа в русской детской литературе. Его традиции позже развивали Мамин-Сибиряк, Гаршин, Чехов. Произведения Л. Н. Толстого для детей разрабатывают важные нравственные проблемы, дают проникновенный анализ внутреннего мира героев, отличаются художественным совершенством формы, поэтической ясностью и лаконизмом языка.

№48 Рассказ «Детвора», открывающий сборник, как бы вводит читателя в своеобразный мир детства. Взрослые уехали на крестины. В ожидании их возвращения дети играют в лото. Им давно пора спать, «но разве можно уснуть, не узнав от мамы, какой на крестинах был ребеночек и что подавали за ужином?». Двумя-тремя штрихами писатель не только набрасывает портреты всех детей от мала до велика, но и дает представление о том, как у каждого из них начинают проявляться или уже определенно проявились индивидуальные особенности характера. Гриша завистлив, корыстолюбив и играет исключительно из-за денег. Аня тоже боится, чтобы кто-нибудь не выиграл. Однако «копейки ее не интересуют. Счастье в игре для нее вопрос самолюбия». Сонечка играет в лото ради процесса игры. Поэтому, кто бы ни выиграл, она «одинаково хохочет и хлопает в ладоши». Алеша еще очень мал: у него «ни корыстолюбия, ни самолюбия». Кухаркин сын Андрей по натуре мечтатель. К выигрышу он относится безучастно. Но зато его интересует, «сколько на этом свете цифр и как они не перепутываются!». Название рассказа «Детвора» как бы вызывает у читателя представление о детстве благополучном - счастливой, безмятежной поре. Но все ли дети могут спокойно спать, у всех ли детство безоблачно? Зная и другое детство, обездоленное, лишенное всего, что необходимо ребенку, Чехов пишет о нем в ряде произведений («Ванька», «Спать хочется»).

№49 Цикл его рассказов «Детские тени» печатался в 1890-е годы в журнале «Русское богатство».

Ранние рассказы писателя - о тесной связи человека и природы: «Зимовье на сеной», «Емеля-охотник», «Постойко», «Приемыш». Главные герои в них почти всегда - старик-охотник, его друг собака, приемыш - лебедь, олененок, спасенный человеком по доброте душевной.

Иногда в рассказах появляются дети: маленький внук охотника, слабый, болезненный мальчик, мечтающий о забавном олененке, но счастливый тем, что дед не погубил зверя зря и дал ему спастись вместе с матерью. Или мальчик Боря, который не бросил в беде четвероногого друга, попавшего к собачникам. В круг детского чтения вошли рассказы Мамина-Сибиряка о маленьких тружениках: «Под землей», «Вертел», «В глуши», «Кормилец», «В каменном колодце», «Пимка-жигаленок». Все эти рассказы - о тяжелой доле детей, лишенных радости детства, вынужденных заниматься рабским трудом, чтобы выжить.

Иногда рассказы имеют благополучный конец, но чаще всего от них веет безысходностью, финалы трагичны. Частная благотворительность, добрые пожелания какой-нибудь барыни и ее детей не могут изменить объективный ход вещей. Не отгораживая своих читателей от трагических картин жизни, вызывая у детей сочувствие к героям, писатель лишь устраняет из рассказов для детей жестокие бытовые эпизоды. 1892 году умерла в родах любимая жена писателя, и он остался с маленькой, тяжелобольной дочерью. Современники писателя говорили о «подвиге отцовства» Мамина-Сибиряка. Всю оставшуюся жизнь он посвятил дочери, перестал ездить на горячо любимый Урал, был вынужден из-за болезни девочки подолгу жить в большом городе или ездить на детские курорты. Для дочери сочинялись знаменитые «Аленушкины сказки». Они создавались с 1894 по 1897 год и сначала не предназначались для печати. Затем, кому-то из друзей пришло в голову издать сказки. Эти сказки можно назвать «сказками жизни». Они задумывались как педагогические заповеди ребенку, учили быть в жизни стойким, мужественным, добрым. Ищи свое место в жизни, не будь зависим от обстоятельств, как желтая птичка Канарейка, помни, что даже маленький комар способа победить медведя, потому что «храбрость города берет». Не суди по законам «птичьего двора»: последний на нем может оказаться гораздо лучше тех, кто его презирал.

В центре «Аленушкиных сказок» - животные, рыбы, насекомые, куклы, но человеческие законы ребенок постигает и через них. В сказках чувствуется аромат русского фольклора, здесь есть и храбрый Заяц - длинные уши, и мохнатый Миша - короткий хвост, и хитрый Кот, и надоедливая Муха. Ребенок учится зорко наблюдать за природой, быть деятельным и внимательным ко всему живому. Недаром маленькая Аленушка как действующее лицо посвященных ей сказок говорит отцу-рассказчику о своей любви ко всему живому. Сказки эти одновременно грустные и веселые: хвастун Заяц, сам того не ожидая, напугал Волка и не только завоевал авторитет храбреца, но и сам поверил в свою храбрость. Нахальный Комар пригрозил съесть медведя, и хоть осуществить такую угрозу было немыслимо, Медведю пришлось спасаться бегством от несметных полчищ родственников Комара.

В некоторых сказках герои - игрушки. Описывая праздник («Ванькины именины») писатель рассказывает, как весело начавшийся праздник кончается всеобщей дракой, как это нередко случается в жизни, когда люди не умеют уступить другому и собственное самолюбие ставят превыше всего.

Сама слушательница сказок - Аленушка - временами становится и действующим лицом. В одной из сказок она во сне летит над морем цветов на Божьей коровке, Божья коровка увеличивается, чтобы девочка могла усесться на ее спинку, а девочка таинственно уменьшается. Последняя сказка, завершающая цикл, о том, как герои всех предыдущих сказок собрались вокруг Аленушки, напоминают ей о себе, стерегут ее счастливый сон и доброе пробуждение.

«Аленушкины сказки» вышли в свет, когда дочке Мамина-Сибиряка шел пятый го». В письме к матери он писал: «Это моя любимая книжка, ее писала сама любовь, и поэтому она переживет все остальное».

№50 Внешне незамысловатое повествование о детстве, отрочестве и юности близкого автору по происхождению и нравственному облику, Николеньки Иртеньева открыло для всей русской литературы новые горизонты. Ведущий критик тех лет Н. Г. Чернышевский, рецензируя "Детство и Отрочество", "Boeнные рассказы" Толстого, определил суть художественного новаторства молодого писателя двумя терминами - "диалектика души" и "чистота нравственного чувства". Психологический анализ существовал в реалистическом искусстве и до Толстого. В русской прозе - у Лермонтова, Тургенева, молодого Достоевского. Открытие Толстого состояло в том, что для него исследование душевной жизни героя сделалось главным среди других художественных средств. Н. Г. Чернышевский писал: "Психологический анализ может принимать различные направления: одного поэта занимают всего более очертания характеров; другого - влияния общественных отношений и житейских столкновений на характеры; третьего - связь чувств с действиями; четвертого- анализ страстей; графа Толстого всего более - сам психический процесс, его формы, его законы, диалектика души, чтобы выразиться определительным термином"1.

Небывало пристальный интерес к душевной жизни имеет для Толстого-художника принципиальное значение. Таким путем открывает писатель в своих героях возможности изменения, развития, внутреннего обновления, противоборства среде.

По справедливому мнению исследователя, "идеи возрождения человека и народа... составляют пафос творчества Толстого... Начиная со своих ранних повестей, писатель глубоко и всесторонне исследовал возможности человеческой личности, ее способности к духовному росту, возможности ее приобщения к высоким целям человеческого бытия" 2.

(*199) "Подробности чувств", душевная жизнь в ее внутреннем течении выступают на первый план, отодвигая собою "интерес событий". Сюжет лишается всякой внешней событийности и занимательности и до такой степени упрощается, что в пересказе его можно уложить в несколько строк. При этом нужно упомянуть такие, например, события: учитель - немец Карл Иваныч - над головой спящего Николеньки прихлопнул муху; маман за завтраком отложила шесть кусочков сахару для любимых слуг; папа разговаривает с приказчиком; Иртеньевы собираются на охоту. И в "Отрочестве": поездка "на долгих"; гроза; новый гувернер. И в "Юности" та же подчеркнутая будничность сюжета, та же череда неприметных событий, лишенных всякой литературной завлекательности, но тем не менее важных для героя, заставляющих его думать и страдать. Интересны не события сами по себе, интересны контрасты и противоречия чувств. Они-то, собственно, и являются предметом, темой повествования.

Огромная художественная смелость проявилась в том, что большая повесть - "Детство" - построена как рассказ о двух днях: один в деревне, другой - в Москве. Последние главы - как бы эпилог.

"Люди как реки" - знаменитый афоризм из романа "Воскресение". Работая над последним своим романом, в дневнике Толстой записал: "Одно из величайших заблуждений при суждениях о человеке в том, что мы называем, определяем человека умным, глупым, добрым, злым, сильным, слабым, а человек есть все: все возможности, есть текучее вещество". Суждение это почти буквально повторяет запись, сделанную в июле 1851 года, то есть как раз в пору "Детства": "Говорить про человека: он человек оригинальный, добрый, умный, глупый, последовательный и т. д. ... слова, которые не дают никакого понятия о человеке, а имеют претензию обрисовать человека, тогда как часто только сбивают с толку".

Уловить и воплотить "текучее вещество" душевной жизни, само формирование человека - в этом главная художественная задача Толстого. Замысел его первой книги определен характерным названием: "Четыре эпохи развития". Предполагалось, что внутреннее развитие Николеньки Иртеньева, а в сущности - всякого человека вообще, если он способен к развитию, будет прослежено от детства до молодости. И нельзя сказать, что последняя, четвертая (*200) часть осталась ненаписанной. Она воплотилась в других повестях молодого Толстого - "Утре помещика", "Казаках".

"Текучее вещество" человеческого характера наиболее отзывчиво и подвижно в ранние годы жизни, когда каждый новый день таит в себе неисчерпаемые возможности для открытия неизведанного и нового, когда нравственный мир формирующейся личности Восприимчив ко всем "впечатленьям бытия".

С образом Иртеньева связана одна из самых любимых и задушевных мыслей Толстого - мысль о громадных возможностях человека, рожденного для движения, для нравственного и духовного роста. Новое в герое и в открывающемся ему день за днем мире особенно занимает Толстого. Слово "новый" - едва ли не самый распространенный и характерный эпитет первой книги. Оно вынесено в заглавия ("Новый взгляд", "Новые товарищи") и стало одним из ведущих мотивов повествования. Способность любимого толстовского героя преодолевать привычные рамки бытия, не коснеть, но постоянно изменяться и обновляться, "течь" таит в себе предчувствие и залог перемен, дает ему нравственную опору для противостояния окружающей его застывшей и порочной среде. В "Юности" эту "силу развития" Толстой прямо связывает с верой "во всемогущество ума человеческого".

Поэзия детства - "счастливой, счастливой, невозвратимой поры" - сменяется "пустыней отрочества", когда утверждение своего "я" происходит в непрерывном конфликте с окружающими людьми, чтобы в новой поре - юности - мир оказался разделенным на две части: одну - освещенную дружбой и духовной близостью; другую - нравственно враждебную, даже если она порою и влечет к себе. При этом верность конечных оценок обеспечивается "чистотой нравственного чувства" автора.

В жанровых рамках повествования о детстве, отрочестве и юности не было места для исторических экскурсов и философских размышлений о русской жизни, какие появятся в творчестве последующих лет. Тем не менее и в этих художественных пределах Толстой нашел возможность для того, чтобы в определенной исторической перспективе отразить всеобщую неустроенность и беспокойство, которые его герой - и он сам в годы работы над трилогией - переживал как душевный конфликт, как внутренний разлад.

(*201) Толстой писал не автопортрет, но скорее портрет ровесника, принадлежавшего к тому поколению русских людей, чья молодость пришлась на середину века. Война 1812 года и декабризм были для них недавним прошлым. Крымская война - ближайшим будущим; в настоящем же они не находили ничего прочного, ничего, на что можно было бы опереться с уверенностью и надеждой.

Вступая в отрочество и юность, Иртеньев задается вопросами, которые мало занимают его старшего брата и, вероятно, никогда не интересовали отца: вопросами отношений с простыми людьми, с Натальей Савишной, с широким кругом действующих лиц, представляющих в повествовании Толстого народ. Иртеньев не выделяет себя из этого круга и в то же время не принадлежит к нему. Но он уже ясно открыл для себя правду и красоту народного характера. Искание национальной и социальной гармонии началось, таким образом, уже в первой книге в характерно толстовской форме психологического историзма. В 1847 году, будучи студентом Казанского университета, Толстой записал в дневнике: "Перемена в образе жизни должна произойти. Но нужно, чтобы эта перемена не была произведением внешних обстоятельств, но произведением души".

Стремление вести себя так, как ведут себя "большие", само по себе вполне естественно. Но беда в том, что поведение "больших" и весь уклад взрослой жизни совершенно неестественны и враждебны герою. Один из важных стимулов развития характера Иртеньева заключен в том, что он постепенно открывает для себя не только "среду", но прежде всего свое первородное "я", которое постоянно искажается в подражании и притворстве и снова и снова утверждает себя в столь же постоянном самоанализе.

В главах "Отрочества", посвященных жизни Иртеньева в Москве, где француз Сен-Жером добросовестно и со знанием дела воспитывает его в духе "comme il faut", с большой драматической силой звучит мотив отчуждения и душевного одиночества. Причина жестокой ссоры с Сен-Жеромом - не шалость или простое упрямство, но, скорее, несовместимость характеров. Иртеньев не в состоянии ужиться с гувернером, который "имел общие всем его землякам и столь противоположные русскому характеру отличительные черты легкомысленного эгоизма, тщеславия, дерзости и невежественной самоуверенности". В черновиках "Отрочества" к прямому столкновению с французом приве(*202)ден не только главный герои, но и простой человек, слуга Василий, не желающий подчиняться новому господину - "мусью" Сан-Жиро.

И Николенька, и слуги (что для Толстого чрезвычайно важно) иначе относятся к доброму немцу Карлу Иванычу. Но авторский взгляд здесь полон иронии. В художественном плане всей книги особенно важна история Карла Иваныча. С нею в повествовании возникает определенная историческая перспектива и слой воспоминаний о баснословных временах наполеоновских войн. Карл Иваныч, с его халатом, шапочкой и хлопушкой для мух, оказывается, был под Ульмом, Ваграмом, Аустерлицем, бежал из плена и вообще совершал все то, что, по мнению Иртеньева, совершали необыкновенные люди, герои. "Неужели вы тоже воевали? - спросил я, с удивлением глядя на него.- Неужели вы тоже убивали людей?"

Как выясняется, Карл Иваныч никого не убивал. Его история рассказана в подчеркнуто бытовом, прозаическом плане и как будто пародирует избитые образы и ходовые сюжетные штампы романтизма: "Я купил ведро водки, и когда Soldat были пьяны, я надел сапоги, старый шинель и потихонько вышел за дверь. Я пошел на вал и хотел прыгнуть, но там была вода, и я не хотел спортить последнее платье: я пошел в ворота".

Уже в первой книге блистательно проявилось искусство Толстого сочетать иноязычное слово, как характерную деталь эпохи и образа, со всей стихией русского национального слова. "Я, приводя его речь, не коверкаю слов, как он коверкал",- сказано о речи Карла Иваныча. Для этого потребовалась большая работа и большой художественный такт.

С характерным, рано сложившимся чувством стиля Толстой противопоставил в повествовании столичную и деревенскую жизнь героя. Стоит Иртеньеву забыть о том, что он - человек "сопппе il faut", оказаться в родной стихии и стать самим собой, как исчезает "иноплеменное" слово и появляется чисто русское, лишь слегка окрашенное диалектизмом. В пейзажных описаниях, в образе старого дома, в портретах простых людей, в стилевых оттенках повествования заключена одна из главных идей трилогии - мысль о национальном характере и национальном образе жизни как первооснове исторического бытия.

В описаниях природы, в сценах охоты, в картинах дере(*203)венского быта Толстой открывал своему герою неведанную для того страну - родину:

"Необозримое, блестяще-желтое поле замыкалось только с одной стороны высоким, синеющим лесом, который тогда казался мне самым отдаленным, таинственным местом, за которым или кончается свет, или начинаются необитаемые страны".

В "Отрочестве": широкая лента дороги, длинный обоз огромных возов, незнакомая деревня и множество новых людей, которые "не знают, кто мы такие и откуда и куда едем", гроза, озимое поле и роща после грозы - как широко и поэтически крупно написаны эти страницы. Прочитав "Отрочество", Н. А. Некрасов написал Толстому: "Такие вещи, как описание летней дороги и грозы... и многое, многое дадут этому рассказу долгую жизнь в нашей литературе"3.

В "Юности" поэтический образ дома, который, как некое живое существо, помнит и ждет Иртеньева, слит с представлением о патриархальном укладе бытия, отошедшем в прошлое вместе с детством, Натальей Савишной и маман. Но тот же дом пробуждает новые надежды героя, его мечты о душевной гармонии и полезной, доброй жизни. Дом, усадьба, родная земля олицетворяют в глазах Иртеньева родину, и трудно не видеть, как много в этом олицетворении характерно толстовского, личного. В очерке "Лето в деревне" (1858) он писал: "Без своей Ясной Поляны я трудно могу себе представить Россию и мое отношение к ней. Без Ясной Поляны я, может быть, яснее увижу общие законы, необходимые для моего отечества, но я не буду до пристрастия любить его. Хорошо ли, дурно ли, но я не знаю другого чувства родины".

№51 Стихотворная сказка, как правило, адресована самым маленьким, она в значительной мере опирается не только на традиции народной сказки, но и на малые фольклорные жанры (считалки, дразнилки) и на детское устное творче-ство («страшные истории», былички). В основе стихотворной сказки - игровое начало, близкое маленькому читателю. Для сюжета такой сказки характерна быстрая смена событий, насыщенность действием.

Интересным своеобразием стихотворной сказки Чуковского является то, что, например, мы не найдём подробных описаний героев, главным средством их характеристики становятся поступки, отсюда преобладание глагольных форм. Изучая процесс становления психики маленьких детей, Чуковский экс-периментально установил, что созерцательное стихотворение, когда смысл произведения сосредоточивается не на действии, а на подробном описании предметов, не доходит до маленького ребенка, так как он не воспринимает эпи-тетов, которыми изобилует такое произведение. Он установил, что речь ма-ленького ребенка строится почти исключительно на глаголах, так как дети вос-принимают в первую очередь действие, а не качество предмета. Отсю-да он сделал вывод: «не загромождать стихов прилагательными». «Поэто-му, - пишет Чуковский, - «Мойдодыр» я сверху донизу наполнил глаголами… и каждой вещи, которая фигурирует в этих стихах, придал максимальное движе-ние». Сказка «Мойдодыр насыщена действенными глаголами»: «убежало», «улетела», «ускакала», «хочу напиться», «подбегаю», «завертелось», «закружи-лось», «несется кувырком», «сбежали», «подскочили», «вцепились», «помча-лись», «прыгнула», «проглотил», «пустилась плясать» и т. д. Да и любая другая сказка Чуковского – пример воплощения этого важного принципа, который ак-тивно использовался в фольклоре (сказках, потешках, прибаутках и др.).

Таким образом, новаторский, экспериментальный характер сказок К. Чуковского, в которых царит игровая атмосфера, предполагает необыкновенную открытость детского произведения для самых разнообразный элементов фольклорных и литературный жанров.

Подводя итоги, отметим, что сказки Чуковского характеризуются своеоб-разием синтеза элементов фольклора и литературы, что выражается в вплете-нии в сказочную канву элементов фольклорных жанров, мотивов или образов. В системе фольклорно-литературных взаимосвязей литературная сказка отли-чается такой жанровой особенностью, которая содержит в себе возможность сочетать традиционные элементы и художественно-новаторское авторское ис-полнение, где автор выступает в качестве основного синтезирующего фактора.

«Умение писателя, его мастерство, своеобразие, индивидуальные художественные приемы и способы освоения фольклорного материала во многом зависят не от традиции, а от особенностей мироощущения художника, его нравственно-эстетических идеалов и творческих задач, от его стиля». По сло-вам Б.В. Томашевского, «своеобразие - это первый признак значения слова «стиль».

О сказках Чуковского столько написано, что повторять нет смысла, разве что обобщить вкратце: написать их мог только человек, который чрезвычайно внимательно прислушивался и к ребенку, и к своему времени – отсюда абсо-лютная новизна поэтического языка; только человек, чья память насыщена об-разами и ритмами величайших мировых культур – отсюда литературная энцик-лопедичность сказок: они знакомят малыша с огромным разнообразием поэти-ческих форм, помогают ему плавно войти в стиховую культуру. Отсюда и осо-бая фольклорная крепость сказочной ткани – выделка изумительная, проходит сквозь колечко, но нигде не тонко, не толсто, не провисает, не рвется».

№52 Пожалуй, в пьесах-сказках Маршака с наибольшей отчетливостью можно проследить, как и какими средствами писатель подсказывает ребенку определенные моральные выводы, не лишая свое произведение ни живости, ни свободы, ни остроты. Сказки Маршака, как и лучшие народные сказки, всегда несут важные моральные идеи, но сами эти идеи не становятся чем-то вроде аккуратных табличек, прибитых гвоздями к живому дереву, от которых дерево только чахнет и сохнет. И читатель или зритель охотно, доверчиво идет за сказочником, зная, что его не будут душить поэмою в углу и не станут читать ему скучную и плоскую мораль. И в других своих пьесах Маршак, как истинный сказочник, говорит всегда в причудливой и занятной форме о радости простого, умного, доброго труда. В "Сказке про козла" всю работу в доме за двух слабых стариков берет на себя веселый, ловкий и сметливый козел, да так работает, что дед с бабой не могут им нахвалиться. (Вспомним о традиционной маске Козла в русских народных представлениях. Этот "ряженый" Козел - и работник, и плясун, и песенник.) В пьесе "Теремок" все симпатии автора тоже отданы дружным, трудолюбивым обитателям теремка, между тем как весь сатирический запал направлен против его недругов, трех лесных хищников - медведя, волка и лисы, которые привыкли жить разбоем и ничего другого не хотят и не умеют делать. А в самой последней пьесе-сказке Маршака "Умные вещи", над которой он продолжал работать еще за сутки до смерти, надежным союзником честного, трудолюбивого человека становятся вещи. В добрых руках они могут творить настоящие чудеса. Но скверно и даже опасно, если "Меч - сто голов с плеч" или "Шапка-невидимка" достаются злым, чванливым, самодовольным бездельникам. К счастью, новым хозяевам никак не удается справиться с ними. Волшебные вещи вдруг теряют могущественную силу. Несмотря на все заклинания, Царю, Барину, Наследнику не удается заставить "волшебный инвентарь" служить своим корыстным интересам.

№53 Творчество Михалкова и его роль в развитии детской литературы 20

С первых литературных опытов С. Михалков активно пробо­вал себя в разных жанрах, откликался на важные события в жизни страны. Однако нельзя не признать, что стихи для взрослых, написан­ные в подражание В. Маяковскому, не отличались высокими по­этическими достоинствами. Гораздо удачнее были детские стихи, из числа которых особенно выделяется поэма «Дядя Степа».

Имя веселого, доброго и мудрого героя тетралогии «Дядя Сте­па», «Дядя Степа — милиционер», «Дядя Степа и Егор», «Дядя Степа — ветеран» давно стало нарицательным. Михалкову уда­лось создать обаятельный образ взрослого человека — благород­ного, гуманного, отзывчивого старшего друга «всех ребят со всех дворов». Отношение дяди Степы к людям определятся по-детски естественной верой в торжество добра, утверждение справедливо­сти.

В стихотворениях о дяде Степе проявились наиболее сильные стороны таланта Михалкова — детского писателя: оптимистиче­ский взгляд на мир, светлая вера в человека, жизнерадостная, под­час озорная выдумка, мягкий юмор.Основной прием, которым пользуется Михалков для создания образа своего героя, — поэтическая гипербола — имеет в этом произведении особый характер. Дядя Степа — «самый главный великан» — живое воплощение спокойной, благожелательной силы, которая так пленяет ребенка в героях народной сказки. Но здесь этот исполин введен поэтом в обычную обстановку боль­шого города, поселен и «прописан» им в Москве. Как любой обык­новенный человек, он работает, задумывается, развлекается.