Глава29

Когда я снова пришел в себя, вокруг стояла полутьма, я лежал на земле,

на мягких одеялах. Дядюшка сидел возле меня, стараясь уловить в моем лице

признаки жизни. Услыхав мой вздох, он схватил меня за руку. Поймав мой

взгляд, он вскрикнул от радости.

— Он жив! Он жив! - закричал дядюшка.

— Да, - произнес я слабым голосом.

— Дитя мое, - сказал дядюшка, прижимая меня к своей груди, - вот ты и

спасен!

Тон, каким он произнес эти слова, глубоко тронул меня, а еще более меня

растрогали его заботы. Но какие же понадобились испытания, чтобы вызвать у

профессора такое излияние чувств!

Подошел Ганс. Когда он увидел, что дядюшка держит мою руку в своих

руках, смею утверждать, что в его глазах мелькнуло выражение живейшей

радости.

— God dag, - сказал он.

— Здравствуй, Ганс, здравствуй, - прошептал я. - А теперь, дорогой

дядюшка, объясните мне, где мы находимся.

— Завтра, Аксель, завтра! Сегодня ты еще слишком слаб. Я обложил твою

голову компрессами, лежи спокойно! Усни, мой мальчик, а завтра ты все

узнаешь.

— Но скажите хотя бы, - продолжал я, - который час и какое сегодня

число?

— Одиннадцать часов вечера; сегодня воскресенье, девятое августа, а

теперь я запрещаю тебе говорить до завтрашнего дня.

Действительно, я был очень слаб, и глаза мои закрывались сами собой.

Мне нужно было хорошенько выспаться, и я заснул с той мыслью, что моя

разлука со спутниками продолжалась четыре долгих дня.

Проснувшись на следующее утро, я стал осматриваться. Мое ложе,

устроенное из наших дорожных одеял, помещалось в гроте, украшенном

великолепными сталактитами и усыпанном мелким песком. В гроте царил

полумрак. Ни лампы, ни факелы не были зажжены, а все же извне, сквозь

узкое отверстие, в грот проникал откуда-то слабый свет. До меня доносился

плеск воды, точно волны во время прибоя набегали на берег, а порою я

слышал свист ветра.

Я спрашивал себя, действительно ли я проснулся, не грежу ли я во сне,

не пострадал ли мой мозг при падении, не начинаются ли у меня слуховые

галлюцинации? Но нет! Зрение и слух не могли обманывать меня!

"Да ведь это луч дневного света проникает через расщелину в скале! -

думал я. - А плеск волн? А ветер? Неужели я ошибаюсь? Неужели мы снова

вышли на поверхность Земли? Неужели дядюшка отказался от своей затеи, или

он довел дело благополучно до конца?"

В моем мозгу теснилось множество вопросов, но тут подошел профессор.

— Здравствуй, Аксель, - сказал он весело. - Я готов держать пари, что

ты хорошо себя чувствуешь!

— О да, - сказал я, приподнимаясь.

— Так и должно быть, потому что ты спал спокойно. Ганс и я поочередно

дежурили ночью подле тебя и видели, что дело заметно идет на поправку.

— Верно, я чувствую себя вполне здоровым и в доказательство окажу честь

завтраку, которым вы накормите меня.

— Тебе следует поесть, мой мальчик! Лихорадка у тебя уже прошла. Ганс

натер твои раны какой-то мазью, составляющей тайну исландцев, и они

необыкновенно быстро затянулись. Что за молодчина наш охотник!

Разговаривая со мною, дядюшка приготовил для меня кое-какую пищу; я

накинулся на нее с жадностью, несмотря на его увещания быть осторожнее. Я

забрасывал дядюшку вопросами, на которые он охотно отвечал.

И тут я узнал, что упал я как раз в конце почти отвесной галереи; а

поскольку меня нашли лежащим среди груды камней, из которых даже самый

маленький мог раздавить меня, то, значит, часть скалы оборвалась вместе со

мною, и я скатился прямо в объятия дядюшки, окровавленный и без чувств.

— Право, - сказал он, - достойно удивления, что ты не убился. Но, ради

бога, не будем впредь разлучаться, иначе мы потеряем друг друга.

"Не будем больше разлучаться!" Так, значит, путешествие еще не

кончилось? Я вытаращил глаза от удивления.

Дядюшка тотчас же спросил:

— Что с тобой, Аксель?

— Я желал бы предложить вам вопрос. Вы говорите, что я здоров и

невредим?

— Без сомнения!

— Мои руки и ноги в порядке?

— Конечно!

— А моя голова?

— Голова, не считая нескольких ушибов, цела и невредима!

— Я опасаюсь, что пострадал мой мозг.

— Пострадал?

— Да! Мы разве не на поверхности Земли?

— Нет, конечно!

— Значит, я сошел с ума! Ведь я вижу дневной свет, слышу шум ветра и

плеск волн.

— Ну и что же?

— Вы можете объяснить мне это явление?

— Нет, не объясню! Явление это необъяснимо. Но ведь геология еще не

сказала своего последнего слова. Ты в этом убедишься на опыте.

— Так выйдем же отсюда! - воскликнул я, вскакивая.

— Нет, Аксель, нет! Свежий воздух повредит тебе.

— Свежий воздух?

— Да, ветер довольно сильный. Ты можешь простудиться.

— Но, уверяю вас, что я чувствую себя превосходно.

— Немного терпения, мой мальчик! Рецидив болезни задержит нас, а

времени терять нельзя, потому что переправа может оказаться

продолжительной.

— Переправа?

— Да. Отдохни еще сегодня, а завтра мы поплывем.

— Поплывем?

Последнее слово совсем взбудоражило меня.

Как? Поплывем? Неужели к нашим услугам река, озеро или море? Неужели

какое-нибудь судно стоит на якоре у пристани?

Мое любопытство было возбуждено до крайности. Дядюшка напрасно старался

удержать меня. Когда он увидел, что его упорство причинит мне больше

вреда, чем удовлетворение моего желания, он уступил. Я быстро оделся. Из

предосторожности я закутался в одеяло и вышел из грота.