Владимир Войнович Москва 2042

1986

Краткое содержание романа

Читается за 5–10 мин

оригинал — за 10−11 ч

Живущий в Мюнхене русский писа­тель-эмигрант Виталий Карцев в июне 1982 г. получил возмож­ность оказаться в Москве 2042 г.

Гото­вясь к поездке, Карцев встретил своего одно­каш­ника Лешку Бука­шева. Букашев сделал в СССР карьеру по линии КГБ. Было похоже на то, что встреча их не случайна и что Букашев знает о необычной поездке Карцева.

В разгар сборов Карцеву позвонил ещё один старый москов­ский прия­тель Леопольд (или Лео) Зиль­бе­рович и велел немед­ленно ехать в Канаду.

Звонил Зиль­бе­рович по пору­чению Сим Симыча Карна­ва­лова. В своё время именно Лео открыл Карна­ва­лова как писа­теля. Сим Симыч, в прошлом зек, работал тогда истоп­ником в детсаду, вёл аске­ти­че­ский образ жизни и писал с утра до ночи. Им было заду­мано фунда­мен­тальное сочи­нение «Большая зона» в шесть­десят томов, которые сам автор называл «глыбами». Вскоре после того как Карна­ва­лова «открыли» в Москве, он стал печа­таться за границей и мгно­венно приобрёл извест­ность. Вся совет­ская власть — милиция, КГБ, Союз писа­телей — всту­пила с ним в борьбу. Но аресто­вать его не могли, не могли и выслать: помня историю с Солже­ни­цыным, Карна­валов обра­тился ко всему миру с просьбой не прини­мать его, если «заглот­чики» (так он называл комму­ни­стов) выпихнут его насильно. Тогда власти не оста­ва­лось ничего иного, как просто вытолк­нуть его из само­лёта, который пролетал над Голлан­дией. В конце концов Сим Симыч посе­лился в Канаде в собственном имении, названном Отрадное, где все было заве­дено на русский лад: ели щи, кашу, женщины носили сара­фаны и платки. Сам хозяин на ночь заучивал словарь Даля, а с утра репе­ти­ровал торже­ственный въезд в Москву на белом коне.

Карцеву Карна­валов поручил взять в Москву трид­цать шесть уже готовых «глыб» «Большой зоны» и письмо «Будущим прави­телям России».

И Карцев отпра­вился в Москву буду­щего. На фрон­тоне аэро­вок­зала он первым делом увидел пять порт­ретов: Христа, Маркса, Энгельса, Ленина... Пятый был почему-то похож на Лешку Бука­шева.

Пасса­жиров, приле­тевших вместе с Карцевым, быстро загру­зили в броне­транс­портёр люди с авто­ма­тами. Карцева вояки не тронули. Его встре­чала другая группа военных: трое мужчин и две женщины, которые пред­ста­ви­лись как члены юбилей­ного Пяти­уголь­ника. Выяс­ни­лось, что Пяти­уголь­нику пору­чено подго­то­вить и провести столетний юбилей писа­теля Карцева, поскольку он явля­ется клас­сиком пред­ва­ри­тельной лите­ра­туры, произ­ве­дения кото­рого изучают в пред­ко­мобах (пред­при­я­тиях комму­ни­сти­че­ского обучения). Карцев абсо­лютно ничего не понимал. Тогда встре­чавшие дамы дали Карцеву кое-какие даль­нейшие пояс­нения. Оказа­лось, что у них в резуль­тате Великой Авгу­стов­ской комму­ни­сти­че­ской рево­люции, осуществ­лённой под руко­вод­ством Гени­а­лис­си­муса (сокра­щённое звание, так как их Гене­ральный секре­тарь имеет воин­ское звание Гене­ра­лис­си­муса и отли­ча­ется от других людей всесто­ронней гени­аль­но­стью), стало возможным постро­ение комму­низма в одном отдельно взятом городе. Им стал МОСКОРЕП (бывшая Москва). И теперь Совет­ский Союз, являясь в целом соци­а­ли­сти­че­ским, имеет комму­ни­сти­че­скую серд­це­вину.

Для выпол­нения программы постро­ения комму­низма Москва была обне­сена шести­мет­ровой оградой с колючей прово­локой сверху и охра­ня­лась авто­ма­ти­че­скими стре­ля­ю­щими уста­нов­ками.

Зайдя в кабесот (кабинет есте­ственных отправ­лений, где пришлось запол­нить бланк о «сдаче продукта вторич­ного»), Карцев озна­ко­мился там с газетой, напе­ча­танной в виде рулона. Прочитал, в част­ности, указ Гени­а­лис­си­муса о пере­име­но­вании реки Клязьмы в реку имени Карла Маркса, статью о пользе береж­ли­вости и многое другое в том же роде.

Наутро сочи­ни­тель проснулся в гости­нице «Комму­ни­сти­че­ская» (бывшая «Метро­поль») и по лест­нице (на лифте висела табличка «Спуско­подъ­ёмные потреб­ности временно не удовле­тво­ря­ются») спустился во двор. Там пахло, как в нужнике. Во дворе вилась очередь к киоску, и стоявшие в ней люди держали в руках бидон­чики, кастрюли и ночные горшки. «Что дают?» — поин­те­ре­со­вался Карцев, «Не дают, а сдают, — отве­тила корот­ко­ногая тётенька. — Как это чего? Говно сдают, что же ещё?» На киоске висел плакат: «Кто сдаёт продукт вторичный, тот снаб­жа­ется отлично».

Писа­тель гулял по Москве и беспре­рывно удив­лялся. На Красной площади отсут­ство­вали собор Василия Блажен­ного, памятник Минину с Пожар­ским и Мавзолей. Звезда на Спас­ской башне была не руби­новая, а жестяная, а Мавзолей, как выяс­ни­лось, вместе с тем, кто в нем лежал, продали какому-то нефтя­ному магнату. По тротуарам шли люди в военных одеждах. Авто­мо­били были в основном паровые и газо­ге­не­ра­торные, а больше — броне­транс­пор­тёры. Словом, картина нищеты и упадка. Пере­ку­сить пришлось в преком­би­нате (пред­при­ятие комму­ни­сти­че­ского питания), на фасаде кото­рого висел плакат:. «Кто сдаёт продукт вторичный, тот пита­ется отлично». В меню значи­лись щи «Лебё­душка» (из лебеды), свинина веге­та­ри­ан­ская, кисель и вода нату­ральная. Свинину Карцев есть не смог: будучи первичным продуктом, пахла она, примерно как вторичный.

На месте ресто­рана «Арагви» поме­щался государ­ственный экспе­ри­мен­тальный публичный дом. Но там писа­теля ждало разо­ча­ро­вание. Выяс­ни­лось, что для клиентов с общими потреб­но­стями преду­смот­рено само­об­слу­жи­вание.

Посте­пенно выяс­ни­лось, что верховный Пяти­угольник уста­новил для Карцева повы­шенные потреб­ности, а места, куда он случайно попадал, пред­на­зна­ча­лись для коммунян потреб­но­стей общих. Режим отчасти благо­волил к нему потому, что Гени­а­лис­симус действи­тельно оказался Лешкой Бука­шевым.

Везде, где бывал Карцев, ему встре­ча­лось напи­санное на стенах слово «СИМ». Делали эти надписи так назы­ва­емые симиты, то есть против­ники режима, ждущие возвра­щения Карна­ва­лова в каче­стве царя.

Карна­валов не умер (хотя машина времени и забро­сила Карцева на шесть­десят лет вперёд), он был замо­рожен и хранился в Швей­царии. Комму­ни­сти­че­ские прави­тели стали втол­ко­вы­вать Карцеву, что искус­ство не отра­жает жизнь, а преоб­ра­жает её, точнее, жизнь отра­жает искус­ство, и поэтому он, Карцев, должен вычерк­нуть Карна­ва­лова из своей книги. Заодно дали почи­тать автору саму эту его книгу, напи­санную им в будущем и потому им ещё не читанную (и даже непи­саную).

Но сочи­ни­тель был стоек — он не согла­сился вычерк­нуть своего героя. Тем временем учёные размо­ро­зили Карна­ва­лова, он торже­ственно въехал в Москву на белом коне (насе­ление и войска, озве­ревшие от нищеты, беспре­пят­ственно пере­хо­дили на его сторону, попутно само­судом казня заглот­чиков) и уста­новил монархию на терри­тории бывшего Совет­ского Союза, включая Польшу, Болгарию и Румынию в каче­стве губерний. Вместо меха­ни­че­ских средств пере­дви­жения новый монарх ввёл живую тягловую силу, науки заменил изуче­нием Закона Божьего, словаря Даля и «Большой зоны». Ввёл телесные нака­зания, пред­писал мужчинам ношение бород, а женщинам — бого­бо­яз­нен­ность и скром­ность.

Сочи­ни­тель же Карцев улетел в Мюнхен 1982 года и уселся там сочи­нять эту самую книгу.