Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Счастье быть художником

.docx
Скачиваний:
4
Добавлен:
22.02.2016
Размер:
43.02 Кб
Скачать

Счастье быть художником

Виталий Мурсалович Аликберов, живописец, Народный Художник Украины, член Национального союза художников Украины, преподаватель Одесского художественного училища им. М. Б. Грекова, лезгин (один из коренных народов Кавказа , исторически проживающий в южных районах современного Дагестана и сопредельных районах Азербайджана.)по национальности, родился в 1944 году в селе Цаповка Винницкой области Украины.

В 1976 году окончил Одесское художественное училище им. М. Б. Грекова.

В 1984 году завершил обучение на факультете живописи Киевского художественного института.

С 1984 года работает преподавателем в Одесском государственном художественном училище им. М. Б. Грекова.

Творчество

Выставочную деятельность начал в 1984 году. Работы Виталия Аликберова экспонировались в Москве, Санкт-Петербурге,Киеве, Одессе и Харькове.

В 1994 году начала работу российско-украинская культурно-просветительская программа «Живопись Виталия Аликберова».

Произведения Аликберова находятся в государственных и частных коллекциях 17 стран мира, среди них коллекция экс-президента России Бориса Ельцина, экс-президента США Билла Клинтона, экс-президента Молдавии Петра Лучинского, экс-президента Украины Виктора Ющенко, митрополита Киевского и всея Украины Владимира и патриарха Московского и всея Руси Кирилла и патриарха Московского и всея Руси Алексия II.

Звания и награды

• Заслуженный художник Украины

• Лауреат премии В. И. Вернадского

В 1994 г. начала работу российско-украинская культурно-просветительская программа «Живопись Виталия Аликберова».

Если тебе есть что сказать, ты научишься это выражать

- Расскажите, пожалуйста, о своей мастерской и студентах.

- Я шел сюда с одной целью - просто работать. Тут натура есть, живое общение с людьми. Я никогда не чувствую усталости здесь. И мои студенты не чувствуют ее. Они могут прийти утром и рисовать до вечера. Получилась у нас такая мастерская, из которой в этом году хлопец поступил в Москву, а другой - в Питер. В Киев все поступили, кто поехал. Я никого никогда не ругал, никому ни разу замечания не сделал. Все шуткой, все смехом. Но где-то полгода надо, чтобы ребята раскрепостились после мастерских. Они же в разных мастерских были. На экзамене ниже тройки не поставлю. Кто хочет больше - должен прийти, нарисовать по памяти то, что я его попрошу. Двоек не ставлю, потому что люди разные. Для кого-то рисунок - это специальность, а для кого-то общеобразовательный предмет. Зачем я буду их угнетать? Просто ставлю «три». А пятерку получает тот, кто знает, что может добросовестно рисовать все, что я скажу, без натуры, по памяти. Сначала скелет нарисуй, потом мышцы. Это практическая работа, за нее ставится высшая оценка. Она ставится за то, что студент рисует сознательно, за пространственное видение. Основная проблема во всех институтских изобразительных предметах - они забивают голову таким тупым вопросом: сначала вы учитесь, а потом вы занимаетесь творчеством. Это чушь собачья! Самое глупое высказывание! Творчеством нельзя заниматься. «Я уже перешел на творческую работу...» - это на что? Помните, есть притча об электроутюге, который сказал: выдерните эту розетку, я перехожу на творческую работу! Ну, выдернули. И что из него осталось? Ничего.

Надо воссоединиться с миром, и процесс будет идти как творческий. Если есть что тебе сказать, ты учишься это выражать. И тогда в академической учебе ты сам видишь, чего тебе не хватает - умения, мастерства, красок, что не получается. А если человеку нечего сказать, то он уже начинает заниматься не творчеством, а изобретательством, не так, как тот, не так, как этот. А сколько есть искусств в мире? Делай, как ни у кого, скажи свое. Ты будешь как никто. Голос ведь у всех при рождении разный. Даже размер ботинок разный. Как мы узнаём человека? Он что, старается быть непохожим на других? Он уже родился непохожий! Если он начинает стараться быть непохожим на других, он становится как другие. Становится массой. Массой, старающейся быть непохожей на других. Поэтому я не знаю как... Чем меньше художник «парится» этим процессом, чем он больше видит, - «созерцая видимое, познаём сокровенное». Мы не изобретатели, мы не собираемся никого развлекать и играть в эти игры: «Оооо! Эта картина продалась за миллион, давайте все так делать!» Это же не базар, где один вынес картошку, а все - яблоки. И картошка очень дорогая. Назавтра - все вытащили картошку. И она лежит. Этот массовый западный вариант, рыночный подход к искусству. А какие могут быть рыночные отношения в искусстве? Какая может быть рыночная любовь? Да это же чушь. Дай Бог тебе любить так, как ты сам любишь. Вот такая вот концепция наша, негласная.

- А как человеку услышать свой голос?

- Говорить им. Если человек чувствует, что он должен высказать так, как он понимает, в голос. Сказать, чтобы он сам услышал фальшь. Это как учить иностранные языки - самому себе кажется, что хорошо владеет, а как заговорит, то сразу видно, что брешет. Если он четко мог сказать, выразить свою мысль, значит, у него есть четкое мышление, значит, он мыслит. Кто как может. Это невозможно высказать, нельзя, потому что придумка выйдет. И человек подумает: вот, я такой! Нет, он должен это почувствовать. И тогда ему будет наплевать на все первоисточники, на все образцы. Вот когда он почувствует, что все образцы - это прошлое, или, как говорится, не учитесь у трупов, потому что они давно умерли. Чему можно научиться у трупов? У нас как говорят? «Посмотрите, как работал великий мастер!» Да он для нас, что ли, работал? Он в свое время делал свое дело и никого не спрашивал. Ну а чего мы должны смотреть, как он работал?

Художник подобен создателю. Когда он проводит линию, никто не может сказать ему, правильно он это сделал или неправильно. Потому что никто не знает, зачем он ее провел. Откуда кто знает? Вот он провел - он неправильно сделал? Откуда они знают? Я, может, вот ЭТО хочу сделать. Поэтому трудно сказать. Это - в нем. В его молчании. И тогда все остальное исчезает. Но зато он приближается к какой-то сфере, которая начинает ему помогать. Она дает ему силу для этого, она дает ему направление, она уберегает его от таких вещей, как наплывы модных побрякушек всяких, он выплевывает жвачку сразу, снимает с ушей вот эти наушники-дебилизаторы, забывает весь тупизм этот. И начинает слышать, видеть, потому что самое главное - родился человек с глазами, ушами не для того, чтобы вставить в них вот эти штуки. Если он вставил вот эти штуки, на глаза еще надел какие-то штуки, на ноги еще какие-то, так он через 10 лет исчезнет вообще. Без этих штук останется такая дрыглистая масса... И вот так пройдет вся жизнь...

- Вы говорили еще о том, что человеку важно иметь ресурс, который бы его поддерживал...

- А он ему дается, если человек идет туда, куда ему предназначено. Ему дается этот ресурс, если он идет той дорогой, которая не противоречит ему, не выдуманной. Если он взял карандаш, то это нормально, взял и идет. А если он взял еще холодильник с собой, это уже есть определенный груз, который тяжел для него, потому что нужен ли холодильник, когда надо идти в путешествие пешком? Еще телевизор можно взять с собой. И далеко ли пойдешь? Берется самое легкое, то, что можно взять в карманы.

Музыка звучит между нотами

- Как зарождается произведение?

- Этого никто не знает. Человек чувствует, что это надо сделать ЭТО - сразу ясно что. Если он может, если у него хватает мастерства, то это происходит сразу, быстро, потому что завтра ему новая тема будет - и он будет разрываться между этой и другой, поэтому он должен уметь безотлагательно воплощать сегодняшнюю тему в произведение. Если что-то вокруг тебя или в тебе приходит, то это надо или выразить, или хотя бы осознать. Еще есть одна крайне необъяснимая вещь - иногда то, что приходит с автором произведения, нужнее зрителю, чем самому художнику. И когда он выставляет эту работу, то сам не знает, как ее замысел доходит до зрителя, ведь он может трогать людей совершенно неожиданным образом. Поэтому я говорил и всегда говорю: для того чтобы увидеть любую картину (особенно картину, которая вроде непонятна), не надо напрягаться. Никогда. Надо просто идти смотреть, она сама заговорит. Если не напрягаться, то возможен резонанс - произведение сразу зазвенит, и ты увидишь в нем что-то значимое для тебя. А с виду картина может вообще ничто из себя, казалось бы, не представлять, но для тебя она может быть чем-то гораздо большим, чем изображенный на ней сюжет. Это трудно объяснить. Нет какой-то явной точки, показывающей, как зарождается произведение. Вот можно идти по улице, увидеть трещину на стенке, прийти домой и написать что-то совершенно другое - никакой трещины, никакой стенки. Напишется совершенно другое... Вызывается какая-то ассоциация, может быть, но трудно называть это и ассоциацией. Ассоциация - это что? Это мгновенное пробуждение совокупности разных воспоминаний. Картины зарождаются обычно у тех живописцев, которые «творят». Вот они берут тему, разрабатывают ее (сейчас многие пишут концепции), сидят в своих прожектах, топчутся, думают, изобретают, мучаются. И вот они пишет здоровенные трактаты, чтобы как-то понять, даже не что бы что-то нарисовать, а для того, чтобы доказать, что их картины чего-то стоят. Но стоит ли они того? Стоит ли придумывать новые буквы, чтобы написать слово «велосипед»? Стоит ли писать такими буквами? Если самого тебя за этим словом нет, то какие буквы ни придумывай, до зрителя не доберешься. Потому что это всего лишь изобразительная часть. Это как в музыке - музыка звучит между нотами. Не ноты, а расстояние между нотами создает музыку. Мозг делает музыку. Сам. Так и здесь то же самое. Если изображено, то это не значит, что это самое главное. Вот то, что там прозвучало, оттуда, вот то - главное. Мне так кажется.

- С чего началась вот эта ваша библейская серия?

- А у меня нет библейской серии. Просто все так думают. Я не возвращаюсь к ней и не ухожу от нее. У меня нет больших и маленьких тем. Оно просто возникает - вот шел по улице, увидел толпу людей и вдруг увидел фигуру человека. И все. Я увидел в прямом смысле слова. Там толпились люди, около этой искусственной плащаницы, а никто не побачил, когда вон там мелькнула фигура. Люди не могли увидеть его, потому что человек, который идет на базар, идет за картошкой или за колбаской. И не автор я этой работе. Я просто ее сделал. Человек, который это записал.

- А когда очередная работа подходит к концу, что для вас важным в ней становится? Что она для вас?

- Ничего. Мои работы надо просто смотреть, они для людей. Так же, как просто мне надо это сделать. Надо, чтобы это люди смотрели. И не больше. А вся проблема нынешнего изобразительного искусства - догнать Европу, упасть в ноги Европе, Америке, выдумать что-то такое, чего никто не видел. Выдумать определенную форму, чтобы удивить толпу. Чтобы какой-то нувориш взял это и сказал: «Оооо, вот это я покупаю! Миллион!» И завтра все, как один, выстроились и стали повторять эту работу. Но ведь вы же человеки! Никогда груша не становится сливой, независимо от того, что модно продавать в этом году. И собака никогда не станет воробьем, хотя воробьи котируются сейчас в Европе. Так собака искреннее человека оказывается, дерево искреннее человека, всё искреннее человека. И выходит, что человек превращает себя в самое беспомощное создание, в поддающееся вот этой социальной дрессуре существо. Научишь его лаять - он будет лаять. Научишь кукарекать - будет кукарекать. И летать будет. Вот потому с него самая большая ответственность, потому что он только тогда человек, когда учится. Но что он творит? Ружье удлинил дальше, чтобы убить ближнего, бомбу придумал - убить ближнего, еще что-то придумал, чтобы забрать больше. Это не человек. Это самый примитивный животный организм, первобытная сущность. Вот сейчас мы возвращаемся к первобытной сущности человека, чтобы захватить больше. Территорию захватить - раньше для пастбищ было, сейчас для нефти. Муть, короче говоря.

Счастье быть художником. Часть 2

Художник - это человек, которому дано познать мир

- Как вы считаете, как человеку остаться человеком?

- Надо выкинуть 90% того, что он имеет. Мало того, чтобы человечество еще прожило на Земле, ему надо отказаться еще от 99% вещей. Останется у него воздух, вода и пища. И одежда, давайте.

- А книги, краски?

- Книги, краски - по потребности. Если мне это будет надо, я найду там себе какую-то глину, что-то придумаю. Это для меня, это не всем. А другой там найдет себе деревяшку, будет что-то вырезать, лепить что-то. Но мне не надо 12 джипов. Мне не надо атомного ледокола, мне лично. Один есть в государстве, пусть себе будет там. Вот и все. Если у вас в пустыне есть ведро воды, вы можете сейчас искупаться, напиться - и умереть от жажды. И все. Человек родился нагишом. У него все есть. Если бы он был не дурак, то летал бы свободно, без всяких самолетов. Он бы и общался без всех телефонов со всей вселенной, потому что это ему дано. Но если он привык уже к велосипеду, то это уже все. Это зависимость. Говорят: «О, значит, отказаться надо от всего... Но ведь шедевры рождались уже в то время, когда не было ничего, ни вездеходов таких, ни мобильников, ничего. Почему? Если Радищев ехал из Петербурга в Москву на паровозе, то что, он глупее стал от этого? Он наоборот больше видел. Общался, перед ним медленно сменялись картины жизни. А сейчас сел на самолет, отсюда туда прилетел, решил проблему, оттуда сюда - решил проблему. Конечно, говорить легко, на это никто никогда не согласится. Говорят: ты призываешь вернуться к первобытному строю... Попробуй вернись. Нет, не возвращаться надо, а выше подняться, потому что человек создает технику, а потом техника создает человека. Это закон, и никто еще не обошел этого закона. Первобытным общество становится, когда мы начинаем поклоняться технике и рынку.

Художник-творец - это самодурство

- А как быть все-таки человеку, который хочет остаться художником, остаться творцом?

- Он и так останется, куда он денется... На него ничего не давит. Как может на меня давить цивилизация? Если будут повышать цены за мастерскую, за отопление, за свет, я на квартире буду красить. А у нас тут все наоборот - вот построили новый евродом. Он еще строится, а топ-менеджеры уже сидят с телефонами за столами. Пустые столы, они сидят уже, говорят. Это, по-моему, для того, чтобы они там сидели. Там ничего не продается и ничего не покупается, но я уже вижу надпись «Скидки». И ничего нет. И на всех окнах надпись «Скидки». И пусть себе скидывают. А куда им деваться, ведь ничего не могут делать? Только с телефонами стоять на лестничной площадке, на улице, пить кофе. А так ведь он ничего не производит. Одесса - город торговли. Если вы ничего не продаете - чего вы здесь? Если вы ничего не покупаете - чего вы тут? Это сейчас во всем мире так.

- О чем это говорит? О том, что не каждый человек рожден быть художником и творцом?

- Творцом не может. Человек может сотворить только себе подобное - ребенка. И то это не его дело - это дело природы. Какой он творец? Творец - он из ничего что-то делает. А если он возьмет ножик, что-то еще, то он просто из готового сделает то же самое, только другую форму оно будет иметь. Это не творчество, это самодурство. Самообман. А искусство дано отдельным личностям для самосовершенствования, но не всем. Продавцом, сапожником тоже может быть не каждый. И сапожник может быть художником. Это тот, кто работает в меру своего интереса, ему хочется это делать, он это делает не для того, чтобы было просто красивее, а чтобы было удобно на ноге. Это может быть. Но художник-творец - это самодурство. Художник - это человек, которому дано познать мир таким способом. Это его задача. И вот он делает то, что он делает. Когда настоящий художник пишет, он отключается. Это называется медитация без напряжения. Он полностью отключается от всего земного, от мути этой. И в этот момент к нему приходит истина, которая как-то проскальзывает на холст независимо ни от чего. Каким способом - я не знаю, и слава Богу. Как хорошо, что я не знаю, каким это способом, а то, кто знает, как завтра я это начал бы использовать. Если зритель что-то увидел в этой работе, это только слава зрителю. Значит, он тоже еще способен воспринимать некую истину. А творить... да сейчас, по-моему, все творят.

- А как определить, дано человеку творить или нет?

- По делам. Если человек подражает, он может сделать так, как автор, и хуже. Это будет пустое, в этом не будет начинки. Это все равно что взять фигуру человека, заформовать и отлить. Мало того, если смотреть на скульптуру такого же роста, как человек, то человек будет казаться выше. В нем еще существует та энергия, то, что возвеличивает человека, делает его выше. Этих людей сразу видно, они все злостные, творцы, они в конкуренции. Они знают, что где надо, что где за сколько продалось. Вот их по этому можно определить.

Был такой Шамиль в Дагестане в свое время, сказал: всех поэтов казнить. Как же, говорят ему, ты культуру потеряешь! Нет, - ответил он, хорошие поэты все равно будут писать, а вот эти все нахлебники бояться будут. Вот. Их легко определить. Если они бегают по Дерибасовской со своим товаром, то товар - это не искусство. Работа художника - это не товар. Товар - это рынок.

Если ты в 16-18 лет несчастлив, ты уже не будешь счастлив

- А что бы вы сказали человеку, который считает себя несчастливым?

- Ничего ему, пожалуй, не скажешь. Потому что, если он так считает, то его уже переубедить нельзя. Вот у нас со студентами такой тезис есть: «Если ты в 16-18 лет несчастлив, ты уже не будешь счастлив». Если ты сегодня несчастлив - завтра ты уже не будешь счастлив. Ведь если ты не видишь красоты за окном - не надо тебе ехать по всему земному шару. Если в тебе нет романтики от созерцания того, как лезет муравей, - не надо тебе плазменную панель во всю стену квартиры зажигать, спецэффекты делать. Это все равно что на свежий воздух прийти покурить. Счастье есть, когда человек так хочет считать. Значит, он счастлив, если так считает. Его нельзя переубедить. Как алкоголика нельзя переубедить, что пить нельзя, так и это нельзя. Как он чувствует себя, так пусть и будет, потому что, переубеждая, вы вызываете протест. Попробуйте не выпить с пьющими друзьями. КАК они обидятся! Вот это все от бездарности. Бездарность - не в смысле какого-то плохого слова, а от того, что у человека нет дара чувствовать. Я вот здесь сейчас поставлю какую-то громоздилу, она кому-то будет мешать. Но она мне нужна - я тут ее поставил! Это бездарность. Если студент заходит в мастерскую и всем мешает, значит, он бездарен. Он понимать должен, что если человек заходит в какое-то общество, то его должны не видеть, потому что они его не ждали, у них своя работа. И вот если его не видно, то это уже дар. Если он приходит, спокойно встал работать, ему это надо делать. Это дар. Учатся так на работе. Это никто, и он все делает сам за себя. Это очень важный момент, когда человек может все за себя сам, не надо прислуги какой-то, чтобы дверь перед ним открывали, табуретку за ним на место ставили. Мелочи, казалось бы, но это уже замечено. Как там у Руми сказано: «Если Бога вы хотите увидать глаза в глаза, с зеркала души смахните муть смирения, пыль молвы. И тогда Руми подобно, истиной озаряясь, в зеркале себя узрите, ведь Всевышний - это вы». И когда сбросишь эту потребительскую муть, эти маски, то кажется, аж будто взлетаешь.

Меня всю жизнь учили, как работать, но никто не спросил, чего я хочу. Один говорил надо так строить, второй советовал: надо смотреть сюда, третий рекомендовал что-то еще, то, что он мог, то и говорил. Но мне надо то, что мне надо. И никто не сказал что это, потому что никто не знает пути моего. Как он может меня научить идти моей дорогой? Он может просто не помешать мне, он может создать мне условия, чтобы я приходил и работал там. Все, это единственное, что он может, преподаватель хороший. Если у меня возникнет вопрос к нему, я подойду, спрошу, он может мне подсказать, как лучше сделать для меня, объяснить непонятный мне прием. Вот это все. И вот это самый простой способ, без труда, без всякой помпы, без ущемления болезненного самолюбия. У меня нет конкурентов, потому что я на рынок не бегу, ни с кем не буду толкаться за место там, мне все равно. Если я летом еду на этюды, что, я буду писать, чтобы не так, как тот, не так, как этот, когда я вижу дерево? Какая мне разница, кто как писал? Я вижу: вот оно, непосредственно передо мной. Вот и все. Проще некуда. А оказывается, некоторым, чтобы написать дерево, надо столько концепций! Замутили мозги, бегают с завязанными глазами в прекрасном саду, ударяются, спотыкаются. И не видят красоты. Да сними с себя маску, посмотри - увидишь, что вот это слово, рай, счастье, благодать льется беспредельно. Просто бронежилет надо снять. Снять с себя и все. И все будет нормально. Но кто вам позволит...

- Как, по-вашему, человек должен противостоять этому злу?

- Он не должен противостоять. Просто надо оставить его само по себе, это зло. Зачем оно нам? Оставить его и спокойно делать свое дело и жить как хочешь, по своему усмотрению, а не по совету соседа. А проблемы начинаются, когда человек начинает придумывать, как развиваться обществу. А что он может-то? Лишь изучить, что происходит в обществе и найти, фактически как в огороде, где удобрить, где полить, а где прополоть. И тогда все будет нормально.

ПО ЗАКОНАМ СОЗНАНИЯ

(Философия живописи В. М. Аликберова)

Взаимоотношения философии и искусства многообразны. В одних случаях философские учения воплощаються в отдельных художественных произвидениях или даже в целых направлениях исскуства. В других - сами эти произведения способствуют развитию философских идей. В-третьих - философские теории, или какие-то их фрагменты становятся элементами “ткани” художественных произведений. Однако среди этих взаимоотношений бывают, оказывается, и такие, когда человек философски мыслящий выбирает в качестве средства выражения своих идей не язык привычных для нас абстрактных понятий, а живопись. И у него это получается настолько органично (и естественно), что возникает своеобразный феномен философии без дискурса, философии изначально воплощённой в художественных полотнах. Именно таким мыслителем оказался наш современник, одесский “ живописец ” (как он сам себя называет) Виталий Мурсалович Аликберов [1].

Его творчеству посвящено нижеследующее эссе, в котором не будем стремиться рассказать о его произведениях или проанализировать их, а только дадим несколько “ ключей ”, с помощью которых, как нам представляется, можно открыть те двери, которые ведут в особый мир, создаваемый этим художником.Прежде всего - по своей первой и изначальной сути Аликберов - мыслитель, стремящийся постичь первоосновы мира, но, на наше счастье, он оказался и одаренным художником. В результате часть того опыта, которым обладает мыслитель, того, что ему открылось, стала доступной внешнему восприятию, то есть нам с вами. Обаяние его творений захватывает сразу, но, чтобы проникнуть в их глубины, требуется понимание логики его постигающей мысли и хотя бы какое-то представление об основных компонентах его художественного мышления. Первое впечатление от картин художника - ты попал в добрый и светлый и в то же время странным образом знакомый, где-то здесь, совсем рядом, находящийся мир. Перед тобой как бы открывается путь, и ты отправляешься в путешествие по когда-то тобой уже виденным, но с тех пор сильно преобразившимся, расцветшим и очищенным от всего наносного, дурного, сорного местам. И вместе с тем всё это крайне загадочно, ведь ты знаешь, что “ вещи ”, изображенные художником, ты встречаешь впервые. Так бывает во сне, причем сне благополучного и счастливого - безгрешного - человека.Секрет, или точнее исток этого впечатления прост, если его попытаться выразить словами, но необыкновенно сложен для художественного исполнения. Всё, что изображено на этих полотнах, - будь то вещи, люди, растительная или неживая природа, формы и цвета и т. п., - существуют, но не по правилам нашего житейского мира и не по тем законам, которым нас учили на уроках природоведения, и которые, в конечном счёте, также вырастают из нашего прагматизма, а по законам сознания. А если сказать точнее, имея в виду главную тенденцию, - то согласно тем формам организации, которые присущи чистой мысли. Слово “чистое” в данном случае означает - свободное от суматохи страстей, озабоченности, как расчёта, борьбы за существование, в конечном счёте, всего того, что можно назвать субъективной, житейской точкой зрения.

Предметы и люди, изображенные на картинах, - это, по сути, призраки. Мы ощущаем - вначале, быть может, лишь смутно догадываемся, - что они лишены плоти, вещества. Они есть то, что делает некую мысль зримой, но ничего из этого - таково ощущение, внутренняя убежденность, вытекающая из художественного восприятия, - нельзя взять в руки, нельзя, скажем, разломать, использовать или сжечь. Зато эти предметы легко проникают сквозь нашу защитную, телесную оболочку, становятся частью души, свободно располагаются в ней и остаются там жить.В художественном мире Аликберова всё, что попадает в поле изображения, не подчиняется причинно-следственным зависимостям, нет того, что мы называем ростом, когда маленькое превращается в большое, нет разрушения и соединения, здесь предметы возникают и исчезают так, как это происходит в памяти или когда мы что-то придумываем, создаем, творим во внутреннем, духовном плане. При этом, как правило, происходит высший род творчества - без субъективных усилий, путём озарения. Процесс этого созидания, или можно сказать рождения, ближе всего к “механике” сна либо более того - логике откровения.

Как на характерную черту этого мира можно указать наличие в нём трёх главных способов существования вещей, бытия изображаемого.Первое, это не различенное, смутное - нечто такое, из чего способно появиться все (если речь идет о напряжении ума). Здесь формы и краски - основной строительный материал этого мира - только возможны, их присутствие намечено, но их ещё нет. И вместе с тем нам передаётся ощущение, что где-то там движутся соки и набухают почки, чреватые взрывом цветущих форм.

Второе - вещи, находящиеся в процессе обретения очертаний и определённости. Различные, иногда несовместимые, формы и цветовые решения присутствуют одновременно, двоятся и троятся, соперничая между собой за овладение содержанием. Предметность здесь как - будто бы уже есть, но мы её не способны назвать, схватить в более или менее четком ощущении. Тут мы, возможно, имеем дело с неким изобразительным - живописным - эквивалентом символических форм в познании - форм, движение которых открывает пространства, которые могут быть заполнены вещами, но сами они, в силу своей природы, не должны опредмечиваться.И, наконец, третье - нечто существует как ясное, отчётливое, выписанное в мельчайших деталях присутствие, даже слишком отчётливое, не допускающее никаких сдвигов и вариации. Вещь - как живая! Это предел, истина - состояния мысли и чувства, за которыми может следовать только действие.

Эти три фразы, или способа бытия вещей воспроизводят всего лишь одну из черт особой организованности, присущей порождающей мысли. Число их, присутствующих в различных вариациях на полотнах Аликберова, можно было бы увеличить. Но для нас, в принципе, и этого примера достаточно, чтобы осознать - увидеть внутренним взором и, может быть, прочувствовать то место, которое в его художественном мире занимает мысль, в какой главной и достаточно неожиданной функции она выступает. А это в понимании работ Аликберова, по-видимому, наиболее существенное звено.