Диалоги
Жизнь Сократа прошла в беседах. Это были не обычные житейский разговоры и словесные припирательства, но облюбованный им, хорошо продуманный и умело применявшийся способ исследования филосовских , моральных, политических проблем. Сократ ни чего не писал. Он филосовсвовал устно и высказывал все свои взгляды в беседах. Которые представляли собой одновременно и своеобразную форму сократовского филосовствования, и стиль его жизни, сознательно подчиненый поискам истины.
Книги, в том числе и филосовские, писались и тогда, но устное слово и интерес к нему явно преобладали. Это было время непосредственного, наивно-детского увлечения словом, еще не успевшим потускнеть и закоснеть в своей определенности. Слово удивляло, очаровывало и интриговало. Оно еще поддавалось игре. Афиняне, проводившие большую часть своей жизни на людях, на разного рода публичных собраниях и мероприятиях, на площадях, судах, рынках ценили слово, питали к нему слабость и вообще любили поговорить, потолковать.
Мастерство Сократа, собеседника-исследователя, пришло, конечно, с годами, по мере формирования его собственной морально-филовской позиции. Но вкус к беседам и талант вдумчивого и острого полемиста он проявил уже в молодости.
Беседа – стихия Сократа. Окунувшись в нее, он, можно сказать, не только не вынырнул от туда до конца жизни, но, больше того, тведо надеялся на блаженные беседы и после смерти. Эта страсть, охватившая его, завлекла в свои сети и всех тех, кто встречался с ним на долгом жизненом пути. «Вызвать Сократа на разговор, - удачно сострил известный античный математик и астроном Федор Киренский, - это всеравно что звать ездока в чистое поле. Так что спрашивай и услышишь».
Беседывать и испытывать, обсуждать и советовать, спрашивать и отвечать, сомневаться и ввергать в сомнение, наставлять и опровергать – истинно сократовские глаголы, отражающие направление и смысл филосовствования этого всегда бодрого, жизнерадостного и общительного человека.
Блестяще владея исксством спора, Сократ, однако, принципиально противопоставлял себя софистам – спорщикам, а свои беседы – софистическим спорам и словестным припирательствам. Софистический спор нацелен на достижение внешнего эффекта победы над оппонентом; при этом софист – спорщик, игнорируя существо дела и отрицая объективный характер истины, пользуется всевозможными словесными ухищрениями и уловками. Для Сократа же беседа – это идеологическая форма обсуждения соответствущего предмета и поиска истины. Будучи формой его филосовствования, сократовская беседа воспроизводит основные моменты метода его философии. В целом можно сказать, что диологи Сократа – это и есть его диалектика в действии. Ксенофонт сообщает, что слово «диалектика», по мнению Сократа, «происходит от того, что люди сходятся и сообща разбирают предметы по их родам. Поэтому, говорил он, человек должен приготовить себя к этой добродетели как можно лучше и всячески о ней заботиться, так как отсюда выходят люди и нравственные, и способные к управлению, и искуснейшие диалнктики».
Диалектика для Сократа представляет собой филосовское искусство вести рассуждение. Она отличается от эристики – софистического метода спора. Эристик, отстаивая свою правоту, во что бы то нистало возражает против иной точки зрения. Диалектик же тот, кто умее ставить вопросы и давать ответы. Поэтому беседа как диалектический разбор вопроса предполагает взаимно согласованное, дружеское рассуждение собеседников. Спрощики припираются и затемняют предмет спора, беседующие же совместными усилиями стремятся к прояснению возникшей проблемы, причем сведующий и знающий помогает своему собеседнику на этом диалогическом пути познания.
В ходе диалектических бесед человек, по мысли Сократа, восстанавливает знания доставшиеся ему бессмертоной души, другими словами – духовно возраждается. Поэтому роль собеседника, посредством диалектики помогаещего возрождению знания и его закреплению, он по анологии с ремеслом матери – повитухи называл «майевтикой», т. е. повивальным искусством.
Чтобы вновь не растерять возрожденное посредством «повивального искусства» знание, результаты познания – воспоминания необходимо, по Сократу, «связать» путем общих определений и понятий. Лишь благодаря этому можно раскрыть сущность обсуждаемого предмета и достигнуть истинного знания о нем. Такова в конечном счете цель сократовских бесед, в которых обсуждение конкретных и частных явлений подводит к выяснению их сущности, к рассмотрению того, что же такое сами по себе добродель, справедливость, мудрость, мужество, прикрасное и т. п.
Сократ в своих беседах часто прибегал к индукции, используя ее как при образовании общих определений, так и с противоположной целью – для наглядной демонстрации ошибочности тех односторонних и мнимых «общих» определений, которые опрометчиво предлагались его собеседниками на основе поверхностных и поспешных обобщений эмперического характера.
Определения Сократом блага, мужества, справедливости и т. п. в качестве знания являются выводом из его предшествущего индуктивного рассуждения, по существу же они предстваляют собой исходный принцип сократовского филосовствования. Истина, которая «рождается» в сократовских беседах, предшествует им. Дедуктивное понятие предшествует индуктивному «общему определению». Собственно, именно то, что Сократ уже в начале беседы располагает соответствующим дидуктивным понятием, и позволяет ему уверенно дирижировать ходом обсуждения.
В беседах Сократа с людьми из ближайшего его окружения, с друзьями и учениками, заметно усиливается момент наставления, вразумления, назидания.
Часто сократовские беседы с учениками развертывались по ходу совместного чтения произведений древних и современных авторов и разбора их положений. Поощряя любознательность своих слушателей и всемерно содействуя их добродетельной тяге к знанию, Сократ в тех случаях, когда сам был не сведущ в том или ином вопросе, отводил их к нающим людям. При этом он постоянно предостирегал их против суетного стремления к «многознанию» и «всезнанию», призывая сосредоточиться на развитии и углублении практически необходимых, полезных знания и занятий.
Счастье он видел не в богатстве, роскоши и неге, но в добродетельной жизни, достигаемой на путях разумного управления потребностями, стратями и чувствами. Сократовские беседы сделали его уже при жизни популярнейшей фигурой не только в Афинах, но и вовсей Элладе. И когда Херефонд, один из преданных ему слушателей обратился к дельфийской пророчице с вопросом, есть ли кто на свете мудрее Сократа, пифия ответила: «Софокл мудр, Еврипид мудрее, Сократ же мудрейший из всех людей».
Ответ оракула вверг Сократа в раздумье о смысле божественного прорицания: сам он не считал себя мудрым, но и бог ведь не лжет. Путем бесед и наблюдений испытывая себя и всех тех, кто слыл что – либо знающим, Сократ пришел к выводу, что если другие мнят себя мудрыми, не будучи таковыми, то он сам, хотя и немудр, но, покрайней мере и не воображает себя мудрецом. В этом различии он и усмотрел причину предпочтение оракулам его всем остальным. «А в сущности, афиняне, - поясняет Сократ, - мудрым то оказывается бог, и своим изречением он желает сказать что человеческая мудрость стоит немного или вовсе даже ничего, и кажется, при этом он не имеет в виду именно Сократа, а пользуется моим именем ради примера, всеравно как еслибы он сказал: «Из вас, люди, всего мудрее тот, кто подобно Сократу знает, что ничего поистине не стоит его мудрость»».
Сократовские беседы, пронизанные таким пониманием смысла божественного прорицания, привели его в конечном счете в суд. И когда накануне слушанья дела Гермоген спросил его, почему он не готовится к защите, Сократ резонно заметил : «Разве я не провел всю жизнь в этом занятии?».