Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Ответ на задачу 3

.doc
Скачиваний:
41
Добавлен:
09.12.2013
Размер:
81.92 Кб
Скачать

Донец Т.В. группа 309

Билет №

Этические проблемы аборта.

Аборт относится к числу старейших проблем медицинской этики, а также философии, юриспруденции и теологии. Клятва Гиппократа запрещает врачу прерывание беременности: "Я...не вручу никакой женщине абортивного пессария". Так в V веке до нашей эры Гиппократ фиксирует позицию врачебного сословия об этической недопустимости участия врача в производстве искусственного аборта. Вместе с тем эта позиция идет вразрез с мнением великих моралистов и законодателей Древней Греции о естественной целесообразности аборта. Их взгляды обобщает и выражает Аристотель, который писал в "Политике": "Если же у состоящих в супружеском сожитии должен родиться ребенок сверх (этого) положенного числа, то следует прибегнуть к аборту, прежде чем у зародыша появиться чувствительность и жизнь". Таким образом, в позиции Аристотеля обращают на себя внимание два момента: необходимость абортов обосновывается у него демографическими целями (регулированием рождаемости); одновременно он считал аборт дозволенным, пока в зародыше не сформировалась "чувствительность" и "двигательная активность".

В Древнем Риме, в особенности в его поздний период, аборт не считался чем-то позорным и широко практиковался. В эпоху упадка империи состоятельные граждане предпочитали не иметь ни семьи, ни детей. Поначалу в римском праве зародыш трактовался как часть тела матери (pars viscerum), поэтому женщина не подвергалась наказанию за умерщвление плода или изгнание его из утробы. И только позднее эмбрион (nasciturus — "имеющий родиться") был наделен некоторыми гражданскими правами. Искусственный аборт стал трактоваться как преступление против прав родителей, если кто-то стремился достичь таким путем имущественных прав.

Окончательное осознание ценности эмбриона самого по себе связано с возникновением христианства.

Начиная со II века нашей эры христианство распространяет заповедь "не убий" и на находящийся во чреве матери зародыш. Нормоформирующей установкой по этому вопросу становится постановление Константинопольского Собора 692 года, в котором говорится: "Разницы нет, убивает ли кто-либо взрослого человека или существо в самом начале его образования". К каноническим относится и суждение Василия Великого (IV-V вв. до н.э.): "Умышленно погубившая зачатый в утробе плод подлежит осуждению как за убийство". Эти идеи проникают в светское законодательство европейских государств с начала Средних веков. В VII веке законодательство вестготов устанавливает в качестве наказания за изгнание плода смертную казнь. Такой подход является типичным для европейского законодательства Средних веков и Нового времени. В 1649 году смертная казнь за плодоизгнание была введена и в России (отменена она была лишь спустя столетие).

Преимущественный интерес для нас представляет эволюция отношения врачей и общества к проблеме аборта в течение двух последних столетий. Под влиянием христианской морали и законов в XV, XVI, XVII веках аборт как медицинская операция практически исчезает из врачебной деятельности. Поворотным же становится 1852 год.

Еще в 1784 году основоположник отечественного акушерства Н. М. Максимович-Амбодник (1744-1812) предвосхищал концепцию медицинских показаний к искусственному прерыванию беременности, выступая за то, чтобы в критических случаях на первое место ставить спасение матери, а не плода. В европейской медицине поворотным пунктом в окончательном формировании данной концепции стала дискуссия в Парижской медицинской академии в отмеченном 1852 году: статистика материнской смертности после кесарева сечения стала главным аргументом в этическом оправдании искусственного прерывания беременности в случаях анатомического сужения таза у беременных женщин. Вслед за этим медицинская наука начинает отстаивать и другие медицинские показания к искусственному аборту, и прежде всего в тех случаях, где беременность угрожает жизни матери. Смертная казнь за плодоизгнание начинает вытесняться из законодательств европейских государств, тем не менее сохраняя за собой при этом статус преступления "против жизни, семьи и общественной нравственности".

Хирургическая техника искусственного аборта путем введения в полость матки медицинских инструментов известна примерно с 1750 г. Однако, вначале по причине высокого риска таких операций дипломированными врачами они делались очень редко. Если этот метод и применялся в те годы, то незаконно практикующими врачевателями.

Во второй половине XIX века в США возникает общенациональное движение за запрет аборта. Ведущую роль в нем играло руководство авторитетной Американской медицинской ассоциации. Основываясь на эмбриологических открытиях, врачи доказывали, что плод представляет собой живое существо с момента зачатия, а не с момента появления ощущаемых матерью движений его тела (этот момент назывался "оживлением плода"). Поэтому медики настаивали, что аборт, даже в самом начале беременности, является убийством плода.

В итоге к 1880 году аборты в США, если речь не шла о случаях спасения жизни женщины, были запрещены. Принятые тогда законы в основном сохранялись до 60-х годов XX века.

В 1869 году британский парламент принял "Акт о преступлениях против личности", согласно которому аборт, начиная с момента зачатия, стал считаться тяжким преступлением. Аборт, произведенный самой женщиной, наказывался значительно строже, если он имел место после появления шевеления плода.

В Германии в эти же годы производство аборта за деньги считалось отягчающим обстоятельством. Во Франции наказание усиливалось в отношении врачей (в то же время здесь был период - с 1791 по 1810 год - когда сама женщина от наказания освобождалась вовсе).

В России производство абортов только по желанию женщины было разрешено лишь в 1920 году. В дореволюционном законодательстве России четко различались разрешенный законодательством искусственный аборт, производимый врачом с целью спасения жизни женщины и аборт, производимый самой женщиной или каким-либо посторонним лицом с преступной целью прекращения беременности. Принадлежность лица, производящего криминальный аборт, к медицинской профессии (сюда относились и повивальные бабки) считалось отягчающим обстоятельством.

В профессиональной медицинской среде моральные оценки искусственного аборта во многом не совпадали с юридической квалификацией. Среди отечественных врачей во второй половине XIX -начале XX веков имелись альтернативные подходы к этой проблеме.

С начала XX века на страницах русских медицинских газет и журналов обсуждение этико-медицинских проблем искусственного аборта разворачивалось весьма интенсивно. Так, в 1900 году доктор Э.Катунский в своей статье "К вопросу о праве родителей на жизнь плода" писал об отсутствии у акушера как нравственного, так и юридического права производить эмбриотомию над живым плодом. В 1911 году доктор Т.Шабад констатирует, что аборт - "это социальное зло". В то же время он один из первых ставит вопрос о "праве матери распоряжаться функциями своего тела" (особенно в случае угрозы ее жизни). Фактически Шабад стоит у истоков либерального подхода к искусственному аборту, пытаясь найти аргументы против господствующего на тот момент принципа, который, например, в католицизме был выражен так: вечная жизнь ребенка дороже временной жизни матери. При этом он ссылается на принцип иудейского врача и богослова Маймонида - не следует щадить нападающего - который он трактует как разрешение на убийство ребенка в утробе матери, совершаемое врачом для спасения жизни матери. Такое действие, по его мнению, не является преступным и не должно быть наказуемо.

Особый интерес представляет дискуссия об аборте и решения, принятые на XII съезде Пироговского общества в 1913 году. Выступая на съезде, доктор Л.Личкус говорил: "Преступный выкидыш, детоубийство и применение противозачаточных средств - симптом болезни современного человечества". Не менее бескомпромиссную позицию занимал доктор Д.Жбанков, который называл распутством настоящего времени воздержание от деторождения при усиленных половых сношениях. Женщин, решающихся на аборт, он именовал "неомальтузианками", деятельность же врачей, оказывающих им пособие - "преступной", "бессовестной". Ортодоксально-запретительная позиция в отношении аборта усугубляется у Д.Жбанкова безоговорочным осуждением других методов регулирования рождаемости - стерилизации, "механических приспособлений", "различных манипуляций при сношениях".

На съезде российские врачи с тревогой констатировали образование особого класса "профессионалов-плодоистребителей", нелицеприятно называя их "выкидышных дел мастерами". Вот точка зрения доктора Я.Выгодского (из стенограммы съезда): "Принципиальный взгляд на выкидыш как на зло и убийство должен быть сохранен, производство выкидыша как профессия для врача недопустима".

XII Пироговский съезд, признав в целом аморальность искусственного выкидыша, тем не менее пришел к выводу, что государству необходимо отказаться от принципа уголовной наказуемости плодоизгнания. В резолюции Съезда от 2 июля 1913 года сказано: " Уголовное преследование матери за искусственный выкидыш никогда не должно иметь места. Также должны быть освобождены от уголовной ответственности и врачи, производящие искусственный выкидыш по просьбе и настоянию. Исключение из этого положения должны составлять врачи, сделавшие искусственный выкидыш из корыстных целей своей профессией и подлежащие суду врачебных советов".

В XX веке в дискуссии о допустимости аборта особенно активно включаются феминистские движения. Протест сторонников феминизма против традиционного положения женщины в обществе (против "отречения женщины от прав на свою личность, имя и собственность") касался и ее сексуальной роли, то есть обязательно затрагивал и вопросы половой морали.

Моральный статус плода.

Согласно древнейшей восточной традиции возраст человека отсчитывается с момента зачатия. А в западной цивилизации было распространено мнение, что жизнь начинается с рождения. Долгое время врачи связывали начало жизни плода с первым шевелением. В Католической церкви со времен позднего средневековья, благодаря разработкам теолога-схоласта Фомы Аквинского, была усвоена аристотелевская концепция «одушевления» (на 40-й день после зачатия у мальчиков и на 80-й — у девочек).

Естественнонаучная или физиологическая позиция относительно «начала» человеческой жизни отличается от религиозной принципиальным отсутствием единого решения — даже в пространстве и времени современной культуры. Различные физиологические подходы могут быть объединены лишь по формальному признаку. Ответ на вопрос: «Когда начинается человеческая жизнь?» — всегда предполагает сведение «начала» жизни к «началу» функционирования той или иной физиологической системы — сердцебиения, легочной или мозговой деятельности. Например, в нач. XX в. биология связывала «жизнь» с 4-месячным плодом, так как «эмбрион до шести недель — простейшая ткань, до двух с половиной месяцев — млекопитающее существо низшего порядка, и именно с четырех месяцев — фиксируется появление мозговой ткани плода, что говорит о возникновении рефлексивно-воспринимающего существа».119 В кон. XX в. у 6-недельного плода регистрируется электрофизиологическая активность ствола мозга. Примечательно, что исчезновение этих мозговых импульсов у человека является современным юридическим основанием констатации его смерти. Если перенести современный критерий смерти человека — «смерть мозга» — на уровень проблемы определения начала жизни, то именно эти шесть недель (начало активности ствола мозга) необходимо было бы принять как время начала жизни. Но полнота мозговой деятельности связана с сознанием и речью. Нельзя не напомнить, что сознание и язык как признаки личности появляются лишь на втором году жизни ребенка. Несомненно, что признание этой цифры за начало человеческой жизни абсурдно, и, следовательно, вообще сомнителен вариант, связанный с «мозговым» критерием.

Еще один выделяемый физиологический рубеж возникновения человеческой жизни — первое сердцебиение (четыре недели). В то же время для многих принципиальным является формирование легочной системы (20 недель), что свидетельствует о возникшей «жизнеспособности» плода. Под жизнеспособностью понимается его способность выжить вне организма матери.

В последнее время физиологические рубежи пытаются отыскать на клеточном уровне. Современная микрогенетика располагает двумя подходами. Согласно первому, собственно индивидуум — неповторимая и неделимая целостность — образуется в течение двух недель после зачатия в результате полной утраты у родительских клеток способности самостоятельного существования. Другая позиция, распространенная среди микрогенетиков, связывает начало человеческой жизни с моментом оплодотворения яйцеклетки, т.е. с моментом возникновения полного и индивидуального набора генов будущего биологического организма. «С точки зрения современной биологии (генетики и эмбриологии) жизнь человека как биологического индивидуума начинается с момента слияния ядер мужской и женской половых клеток и образования единого ядра, содержащего неповторимый генетический материал.

На всем протяжении внутриутробного развития новый человеческий организм не может считаться частью тела матери. Его нельзя уподобить органу или части органа материнского организма. Поэтому очевидно, что аборт на любом сроке беременности является намеренным прекращением жизни человека как биологического индивидуума».

Этическое знание предлагает свои ответы на вопросы о том, когда и при каких условиях человеческое существо становится моральным субъектом, т.е. носителем собственно моральных прав, и, прежде всего, права не быть умерщвленным. К сожалению, говорить о единодушии этических подходов также не приходится. Согласно одному из них, вопрос о начале жизни человеческого существа может быть решен при условии определения критерия морального статуса человеческого плода. Рациональность, способность к рефлексии, к поступку, к заключению договора и другие подобные критерии морального субъекта, личности отпадают, так как речь все же идет о плоде в утробе матери. Из многочисленных исследований этой проблемы можно выделить еще четыре свойства, которые, по общему мнению, в состоянии выполнить функции критерия. Это — внутренняя ценность, жизненность, рациональность, реакция на раздражители.

В результате критического анализа каждого из них Л. Коновалова приходит к выводу, что, в ходе применения их к ситуации морального выбора при аборте, приемлемым оказывается «единственный критерий — критерий реакции на раздражители, понимаемый в узком смысле как способность ощущать удовольствие и боль, приятное и неприятное». Этот критерий избирается как основание «возможности установить существенное с моральной точки зрения различие между ранним и поздним прерыванием беременности. Это второй триместр беременности (3-6 месяцев)». Совпадение такого подхода с житейскими представлениями, с юридической практикой делает раннее прерывание беременности морально допустимым.

Тем не менее, такой подход вряд ли может быть оценен как в достаточной мере безупречный. Моральный статус человеческого существа не определяется набором физиологических реакций и свойств. Такое «определение» сродни уже известному: процедуре сведения морального и этического к биологическому с благой, но не вполне корректной целью «биологизаторского» объяснения моральных ценностей и норм.

Если мы ведем речь о моральном статусе плода, пытаясь ответить на вопрос о моральности аборта, то лучше всего было бы делать это, находясь в границах самого морального сознания, а не физиологических процедур. При таком условии плод приобретает моральный статус, соучаствуя в моральных взаимоотношениях. Тогда критерием статуса плода является его включенность в моральное отношение, которое возникает, когда плод, эмбрион, зародыш, «сгусток ткани» — становится объектом моральной рефлексии не только для матери, но и для всей человеческой культуры, которая самой постановкой проблемы о моральном статусе эмбриона уже неизбежно делает его субъектом фундаментальных моральных прав. При этом обнаруживаются моральные качества человеческого рода в целом, такие, как солидарность, долг, взаимоответственность, свобода, любовь, милосердие.

Вряд ли целесообразно и возможно отрицать эти ценности. Они являются традиционным содержанием морально-этического «должного», несмотря на реальность различных житейских обстоятельств, разных практических интересов и все ситуативное многообразие «сущего», поэтому морально-этическое решение проблемы начала человеческой жизни (в его нередукционистской форме) вполне разумно и направлено на защиту жизни.

Аборт: история вопроса.

Вопросы регулирования рождаемости волновали человечество всегда. Поиском методов контрацепции и прерывания беременности занимались ещё врачи древнего мира. На протяжении всей истории человечества аборт относится к числу старейших проблем медицинской этики, философии, юриспруденции и теологии.

Упоминание об аборте встречается в Древнем Китае более 4600 лет назад. Есть свидетельства, что древние жители Австралии разрывали плодную оболочку, чтобы вызвать выкидыш. А женщины Восточной Африки вызывали аборт с помощью специальных деревянных палочек. Некоторые врачи древности подходили к вопросу взвешенно и допускали аборт только в тех случаях, когда роды грозили опасностью матери или ребенку.

Особенно аборты были распространены в эллинскую эпоху и во время Римской империи. В Древней Греции и Риме по законодательству жизнь плода не охранялась. Искусственное прерывание беременности никак не каралось. Оно наказывалось лишь в тех случаях, когда производилось в корыстных целях или по другим низменным побуждениям. Позднее, когда Римская империя стала нуждаться в солдатах для захвата чужих земель и увеличении числа рабов, женщина и лица, способствующие производству аборта, строго наказывались. В то время для производства аборта стали применять препараты спорыньи. К сожалению, не у всех она вызывала выкидыш, зато побочные явления появлялись у всех. Известные народные названия болезней "Антонов огонь", "Злая корча" - это все явления передозировки спорыньей.

Смертельные исходы при абортах были не редкостью. Отношение к аборту всегда было противоречивым. Женщина или врач, проведший аборт могли преследоваться по закону. В 200 году н.э. аборты наказывались изгнанием и каторжными работами в рудниках. В то же время, Платон не считал аборт непозволительным средством, а Аристотель просто-таки рекомендовал его для ограничения слишком большой рождаемости. Римское же право карало производство искусственного аборта. Но это касалось только супругов. Если же аборт делали незамужние женщины - на это не обращали никакого внимания.

Христианская концепция утверждала, что истребление плода лишает его благодати будущего крещения и, следовательно, является тяжким грехом. Поэтому в средние века аборт квалифицировался как тяжкое преступление, аналогичное убийству родственника. Под влиянием церкви в ХVI веке почти во всех европейских странах (Англии, Германии, Франции) производство аборта каралось смертной казнью, которая впоследствии была заменена каторжными работами и тюремным заключением. При чем это касалось не только врача, но и пациентки. Такое положение сохранялось во многих странах вплоть до первой половины ХХ века. В Англии аборт был разрешен по медицинским показаниям, а также в случае, если беременность наступила в результате изнасилования.

В дореволюционной России аборт грозил матери заключением в "исправительный дом", а врачу - тюрьмой. Несмотря на это, число абортов ежегодно увеличивалось, а смертность была очень высокой. В 1914 году в России было проведено примерно 400 тысяч абортов. А судебные дела возбуждены в 20 случаях. Почему? Да потому, что царское правительство понимало: посадить на скамью подсудимых 400 тысяч женщин и столько же врачей - немыслимо".

Впервые искусственное прерывание беременности по желанию женщины было узаконено в России в ноябре 1920 года декретом "Об искусственном прерывании беременности". Это был первый в мировой истории права закон, разрешающий аборты. В Европе, где церковь сохраняла свое влияние на общество, они были узаконены на 40-50 лет позже. Желающих оказалось много и с 1924 года при подотделах охраны материнства и младенчества стали функционировать специальные "абортные" комиссии, состоящие из врачей и представителей женотделов и занимавшиеся распределением койко-мест в больницах. Как писал ученый-демограф Андрей Попов, страна "использовала аборты для высвобождения женщин для нужд народного хозяйства". Власть легализовала аборты не потому, что отказывалась от буржуазной морали, а исходя из государственных интересов. И когда массовые репрессии, депортации, коллективизация привели страну к демографическому кризису, появились первые ограничения (в частности, запрещалось делать аборт при первой беременности).

Выступая на XVII съезде ВКП(б) 1934 года, Сталин заявил, что темпы роста населения не соответствуют "темпам строительства социализма". И в 1936 году, идя навстречу "многочисленным заявлениям трудящихся женщин", наркомат здравоохранения запретил искусственное прерывание беременности. Но запрет на аборты не сократил их количества - за предыдущие пятнадцать лет в стране успела сложиться так называемая абортная культура репродуктивного поведения. И соответственно весь объем абортов перешел из легальной сферы в нелегальную, что привело к резкому увеличению женской смертности. В 1936 году после развернутой антиабортной кампании не только врача, сделавшего аборт, но и человека, к нему склонившего (в том числе и супруга), ожидало тюремное заключение сроком до двух лет. Женщине грозили общественное порицание, штраф, сокращение зарплаты ("Огонек", № 7, 1936 г.)

На легальное положение аборт перевел Хрущев в 1955 году указом "Об отмене запрещения аборта". Было разрешено прерывать беременность по желанию женщины на сроке до 12 недель. Однако, вернув гражданам некоторую свободу репродуктивного выбора, советская медицина не предложила никаких иных, превентивных способов регулирования рождаемости.

Консультаций по планированию семьи в Советском Союзе не было, современные средства контрацепции не разрабатывались. Среди населения самыми распространенными способами предохранения от беременности были календарный метод, прерванный половой акт и презервативы единственной модификации (продукция Баковского завода), качество которых оставляло желать лучшего. Что касается гормональных пилюль, появление которых в середине 60-х годов на Западе вызвало настоящую контрацептивную революцию, то в СССР они получили распространение только в конце 80-х - начале 90-х годов. Даже в Москве пилюли были большим дефицитом, а в провинции о них не слышали вовсе. К тому же Минздрав СССР занимал жесткую позицию по отношению к ним и рассылал устрашающие внутренние инструкции о вреде оральных контрацептивов, длительное применение которых якобы способствует возникновению онкологических заболеваний.

Советские женщины относились к оральной контрацепции с неменьшим недоверием, считая, что пилюли ненадежны и к тому же вреднее аборта. В этом мнении их укрепляли и врачи женских консультаций. (Распространено было мнение, что женщине полезно "побеременеть для здоровья", причем не только среди обывателей, но и среди самих гинекологов.) Поэтому если женщина и решалась на оральную контрацепцию, ей приходилось принимать не индивидуально подобранный препарат, а то, что она могла достать. Последствия неграмотного применения пилюль лишь подтверждали миф об их вреде.

К 80-м годам проблему контрацепции попытались решить с помощью внутриматочных спиралей (ВМС). "Это было самое современное средство. Но ведь не существует одного лекарства для всех, - говорит главный акушер-гинеколог Минздрава РФ Владимир Николаевич Серов. - И обеспечить всех одним средством невозможно. Контрацепция должна быть разнообразной, а у нас говорили - либо внутриматочная, либо презерватив". Однако дело было не только в консервативности и невежестве советских врачей. По словам Серова, такова была "политика в медицине": большая репродуктивная свобода, по мнению властей, привела бы к падению рождаемости.

Официально государство пропагандировало высокую рождаемость и поощряло многодетность с помощью различных социальных льгот (было даже учреждено особое звание - "Мать-героиня" с присвоением медали). Впрочем, социальные льготы были скорее формальными: пособия на детей выдавались мизерные, относительно быстрое получение квартир полагалось только очень многодетным семьям (при количестве детей больше семи-восьми). Работа женской консультации оценивалась по числу беременных, состоящих на учете, за каждую из которых участковому гинекологу полагалась доплата.

В Европе аборт запрещен всего в трех странах: Северной Ирландии, Мальте и Ирландской республике. Но даже в тех странах, где юридически прерывание беременности не запрещено, частота его в несколько раз ниже, чем в России.

В настоящее время аборты легализованы более чем в 50 странах мира, но существует достаточно много ограничений на их производство, иногда их разрешают только в исключительных случаях.