6. Повседневность как воплощенная и просачивающаяся рациональность

Если мы в соответствии с нашей методически определенной точкой зрения рассмотрим повседневность как процесс, в котором происходит формирование и организация человека и общества, то мы прежде всего увидим нисходящую направленность движе­ния, то, что уже Макс Вебер называл «оповседневнивание». Сюда относится процесс обживания, который принимает формы обучения,освоения традиций и закрепления норм. Он многократно и по­верхностно описывался в литературе, относящейся к нашей теме, как деградация, как своего рода культурное грехопадение. В этомпроцессе повседневность выступает в качестве сферы, где собирают­ся и хранятся своего рода смысловые осадки. Обычно говорятоб однообразном образовании, механицизме, обезличенности и т. п. Я приведу лишь два известных примера для иллюстрации: МаксВебер считает, что между харизмой и традицией расположена «выхолощенная повседневность»», а Мартин Хайдеггер связывает безликость, анонимностьManс беспочвенной, праздной болтов­ней, в чем, правда, ни Альфред Шюц, ни Морис Мерло-Понти ему не последовали. Отвечая на эту слишком поспешную критику, которая обесценивает процесс «оповседневнивания», я хочу обра­тить внимание на своеобразные преимущества, которые он с собой несет, (а)Оповседневнивание означает прежде всего воплощение и усвоение того, что входит в «плоть и кровь» человека. Сюда от­носятся: запоминание выражений языка, разучивание гамм и аккор­дов, обращение с приборами, ориентация в городских кварталахили на открытой местности. Здесь знания и навыки приобретают надежность, которая никогда не восполнима полностью посредством искусственных методов, (б) Это воплощение никоим образом не связано с чистым применением правил или даже с механической дрессировкой, но оно само естьвид опыта. В этом смысле для Платона и Аристотеля использование вещей задает меру для ихполезного производства, (в)Постперсональное обезличивание, ко­торое приходит вместе с оповседневниванием, не означает лишь погружение в то, что не имеет ни имени, ни качеств, а означаетодновременно укрепление в пограничной сфере понимания, где свое и чужое играют друг в друге, не требуя при этом согласия,основывающегося на единстве, (г)В конечном счете, оповседневни­вание затрагивает все сферы, включая науку, искусство, религию, так как они лишь в институализации принимают форму, способную продолжительно существовать и сохранять традиции. В этом смысле прав Элиас, который выступает против представления повседневности в качестве особой области социальной реальности. Повсед­невность существует в единстве с обществом и культурой, как только они приобретают твердую организацию. Падение в чистые меха­низмы и стереотипы происходит лишь тогда, когда оповседневнивание отделяется от обратного движения, о котором сейчас и будет идти речь. Если отделение повседневного приобретает пато­логические черты, го происходит остановка на определенном уров­не развития.

7. Повседневность как поднимающаяся рациональность

Нисходящее движение оповседневнивания имеет свою противо­положность в восходящем процессепреодоления повседневности. Сюда относится появление необычного в процессах творения и инновации, которые прокладывают себе путь с помощью отклоне­ний, отходов от правил и новых дефиниций. Повседневность сущест­вует как место образования смысла, открытия правил. Когда именно новое и оригинальное более не улавливается интегративным общим порядком или регулятивным основополагающим принципом, тогда оно принимает форму отклонения. Возникает сумеречная зона, в которой повседневность преображается за счет медленного дав­ления или внезапного прорыва нового и где реальное и призрачное, history иstory нельзя четко отделить друг от друга без вышестоя­щей инстанции. Здесь тоже есть гумус анонимности, который можно обозначить как предперсональный. Если находится и от­крывается что-то новое, чья новизна не допускает движения вперед, прогресса, то вместе с целеустремленным действием исчезает идеятель, имеющий имя. Не декартовское «я мыслю», а «оно мыслит» Лихтенберга открывает путь к пониманию культуры повседневности, которая получает стилистическое разнообразие в формах домов игородских сооружений, привычек в еде и одежде, эротических ритуалов, в социальных знаках власти, элементарных материальных °РУДиях. Это путь к пониманию культуры повседневности, которая изначально исходит из требований простого выживания. Критика,которая соответствующие нововведения слишком быстро представ­ляет как чистую функцию, как аутсайдерство, необычность и экстравагантность, должна помнить, что ее собственные достиже­ния могут существовать только за счет этого преодоления повсе­дневности. Следовало бы указать на процесс, в котором однозначное приобретает дополнительные значения, становитсямногозначным, например, когда инстанции власти страхуются против критических опросов. Далее следует упомянуть об эвристической силе метафор, которая противодействует языковому употреблению и основывает новые отношения в необычных выражениях. Следует сказать и об эрозивномвоздействии шутки, которая может перехитрить цензора, об игре, которая позволяет испытать силу преображения не только в искусственно изготовленныеtoys (игрушки), но и в живыеplaythings. Следует сказать и об известныхэффектах очуждения, которые разрушают само собой разумеющееся неподвижное видение мира и способ действия. Искусство участвует в этих переходах, поскольку оно превращает изъявительное наклонение не в более высокое изъявительное наклонение, которому соответствует прек­расная видимость, а в допускающий вариации, «жидкий» конъюнк­тив¹⁷. Проблематичными эти новшества становятся, если открытия ангажируются модой, облекаются в «мишуру» чужого величия¹⁸ или рассеиваются в чистые миражи, отделившись от предшествую­щей традиции, которая любое несущее будущее открытие отвергает, тем самым лишая новое действия. Отделение необычного от повсед­невной привычки принимает патологические формы, когда для него нетместа ивремени. Отсутствие места и времени обращает все возможности жизни в обычные и каждодневные. Вынужденноевоплощение находит свою противоположность в нивелирующей все различия . «утрате предметного», например в переживаниях без­работного, который чувствует себя выключенным из нормальногохода вещей¹⁹.