В. В. Сапов я. С. Тимашев. Три книги о п. А. Сорокине*

* A Long Journey, by Pitirim A. Sorokin. New Haven; College and University Press; 1963, 327 p.;

Pitirim A. Sorokin in Review, by Philip A. Alien, editor. Duke University Press; Durham, N. C., 527 p.;

Sociological Theory, Values, and Sociocultural Change, by Edward Tiryakian, editor; the Free Press of Glencoe, New York, 1963, 302 p.

Недавно появившаяся автобиография Питирима Александро­вича Сорокина заслуживает большого внимания. Это — жизнеопи­сание человека, судьба которого во многом напоминает судьбу Ломоносова. Оба родились на севере, Ломоносов — в Архангель­ской губернии, Сорокин — в Вологодской, при том в дальнем ее северо-восточном углу, в той ее части, которая нынче носит назва­ние автономной республики Коми (зырян), от русского отца и ма­тери-зырянки, но из сильно обрусевшей семьи; мать его умерла очень рано. Как и Ломоносов, Сорокин не мог получить регуляр­ного низшего и среднего образования, а вынужден был учиться урывками, что в конечном счете дало ему возможность сдать экзамен на аттестат зрелости и поступить в университет. Как и Ломоносов, Сорокин интересовался многими науками, но довольно рано остановился на социологии, которая в те времена не считалась равноправной наукой. Ей он учился не столько в университете, сколько в Психо-неврологическом институте. В отличие от Ломо­носова, Сорокин увлекся революционными идеями и несколько раз судился в царской России, так как принадлежал к тогда за­прещенной партии социалистов-революционеров. Но его порази­тельная, почти сверхъестественная способность быстро усваи­вать фактические данные и также быстро разбираться в чужих идеях не задержала его восхождение по научному пути. Про­фессора юридического факультета Петроградского университета не разделяли его идей. Но к чести русской науки, эти профессора были весьма терпимы и быстро распознали в П. А. Сорокине чело­века, способного стать выдающимся ученым; по сдаче «государст­венных экзаменов» он был «оставлен при университете для под­готовки к профессорской деятельности». В 1916 году он сдал ма­гистерские экзамены, а в 1920 году после блестящей защиты своей «Системы социологии» был признан достойным стать «доктором социологии» (нововведение революционного периода). В своей ав­тобиографии Сорокин обстоятельно рассказывает, чем была под­готовка к научным степеням в старой России (эта глава его авто­биографии будет напечатана в ближайшей книге «Нового журна­ла» ).

Подготовка к труднейшему экзамену не помешала Сорокину участвовать в событиях того времени. После мартовской револю­ции он стал секретарем главы временного правительства А. Ф. Ке­ренского; разгром этого правительства Сорокин пережил как тяж­кий удар — и не остался бездейственным. Он занял позицию борь­бы с коммунистическим правительством, был арестован и приго­ворен к смерти; он избежал ее только благодаря вмешательству некоторых видных большевиков, с которыми встречался как с ли­цами, как и он, оставленными при университете для подготовки к профессуре. Однако эта бурная эпоха борьбы не помешала ему написать вышеупомянутую «Систему социологии» и много других мелких работ.

К счастью для науки, в 1922 г. П. А. Сорокин вместе с другими учеными и писателями был выслан советским правительством из России. Думаю, что в этом шаге коммунистические вожди впо­следствии глубоко раскаивались, так как высланные ими повели на Западе борьбу с коммунизмом.

В дальнейшем судьба Сорокина может быть опять сближена с судьбой Ломоносова. За поразительно короткое время Сорокину удалось получить признание западных ученых, европейских и аме­риканских. Решительную роль в его судьбе сыграло его признанье американцами. Вскоре после прибытия в Америку Сорокин полу­чил ряд приглашений от разных университетов — прочитать или отдельные лекции или серии лекций по тогда еще малоизвестным вопросам, а именно — о русской революции вообще и о коммуни­стическом строе, в частности. В одном из этих университетов, а именно в университете Миннесоты, Сорокину удалось провести 6 плодотворных лет. За это время он написал и опубликовал свои наименее спорные произведения — о социологии села (Rural So­ciology), о социальной подвижности (Social Mobility) и о современ­ных социологических теориях. Последний из этих трудов, вышед­ший в 1928 г., еще до недавнего времени был принят во многих американских университетах в качестве учебника по истории со­циологии; по непонятной причине в своей автобиографии Сорокин его почти не упоминает.

В 1930 г. совершенно неожиданно произошел перелом в жизни Сорокина; самый знаменитый университет Соединенных Штатов, Гарвард, пригласил его сначала на серию лекций и семинаров, а несколько позднее Сорокин получил приглашение от Гарвардско­го университета — создать и возглавить новое отделенье по социо­логии; тогда таких отделений в Америке было еще немного. Со­рокин ревносшо принялся за дело и создал очень «сильное» отде­ленье, которое вскоре стало руководящим центром социологического развития в Америке.

Двенадцать лет занимал Сорокин свой административный пост — обыкновенно главы отделений «служат» три года, реже — шесть лет. В 1942 г. Сорокин был заменен на своем посту новым восходящим «светилом», Т. Парсонсом, которого в самом начале своей работы Сорокин отстоял от врагов — это происшествие Со­рокин подробно описывает в своей автобиографии.

После этого Сорокин оставался еще 17 лет профессором со­циологии в Гарварде, пока не достиг предельного возраста (70 лет). За четверть века своей деятельности в Гарварде Сорокин создал свои знаменитые труды; это были «Социальная и культур­ная динамика» (4 тома, 1937—1941), «Общество, культура и лич­ность» (1947) и множество других. За эти годы значение Сороки­на стало предметом спора между американскими социологами. Многих ученых, равно как и многих слушателей и студентов, его мысли покоряли; но в других они вызывали отталкивание. Это впе­чатление вынес пишущий эти строки, который в течение 4 лет был членом Гарвардского отделения социологии, когда оно воз­главлялось Сорокиным. Еще в 30-х годах была выставлена его кандидатура на президентство союза американских социологов. На выборах Сорокин потерпел незаслуженное поражение; коллеги предпочли ему другого кандидата.

В 1959 г. Сорокин вышел в отставку. Но еще за несколько лет до нее он перенес центр тяжести своей работы в созданный им исследовательский институт по изучению чувства альтруизма. Соро­кин считает, что только путем перевоспитания как вождей, так и ве­домых ими масс на путях альтруизма можно обеспечить мир во всем мире. Как он описывает в своей автобиографии, он как-то ие зада­вался вопросом, откуда придут средства на эту работу. Он давно уверовал в свою счастливую звезду. Совершенно неожиданно для него один крупный промышленник, по фамилии Лилли, вдруг по­жертвовал на это дело свыше 100 тысяч долларов. Сорокин полу­чил возможность развернуть свой институт и выпустить 12 томов, в значительной мере состоящих из его собственных работ. Недав­но вышеназванная сумма оказалась исчерпанной, и институту пришлось несколько сжиматься.

Сам же Сорокин нисколько не сокращает своей кипучей дея­тельности: он постоянно читает отдельные лекции и циклы лекций и докладов в разных высших учебных заведениях, американских и европейских; активно участвует в конференциях разных научных обществ и вступает в полемику с другими социологами. Почти все это запечатлевается в ученых трудах, продолжающих выходить с большой быстротой; вышедший недавно список этих трудов зани­мает восемь страниц убористой печати; они перечислены по годам, начиная с 1910 и кончая 1960 г.; список заканчивается заметкой редакторов такого содержания: «список не полон, т. к. к нашей ра­дости Сорокин продолжает публиковать научные труды».

Заканчивающийся 1963 год был ознаменован тремя события­ми, которые обосновали выдающееся положение Сорокина среди современных социологов; два из них — появление двух солидных томов с научными статьями — были приурочены к 70-летию Соро­кина, исполнившемуся в 1959 г., но книги не были готовы к сроку. Первый из этих томов, под редакцией проф. Ф. Аллена из универ­ситета Вирджинии, озаглавленный «Оглядываясь на Сорокина», со­ставлен по следующему плану: сначала автобиография Сорокина, которая в расширенном виде вышла в качестве отдельной книги, рассмотренной выше; затем — серия 17 статей, написанных социо­логами, высоко ценящими Сорокина, но готовыми и критиковать отдельные его положения. Воспроизвести вкратце их содержа­ние — решительно невозможно, т. к. статьи очень специальны. Между соавторами материал был распределен редактором так, что оказались затронутыми почти все стороны сорокинского уче­нья в их историческом развитии и современном состоянии. Неко­торые из этих статей, в особенности последняя, профессора Ко­лумбийского университета Мертона (в сотрудничестве с проф. Барбером), являются блестящими научными работами. Тема ее — социология знания или науки — одна из самых острых в совре­менной социологии, заслуживает серьезного обсуждения. Есть и другие превосходные статьи и, как всегда бывает в сборниках, есть статьи и менее значительные. Пишущий эти строки дал статью о сорокинских идеях относительно права, революции, войны и об­щественных бедствий.

Меньшая часть статей посвящена оценке учения Сорокина в раз­ных странах — Англии, Италии и Латинской Америке. Из них выделяется статья профессора Джини, который откровенно от­мечает некоторые дефекты в общей манере сорокинской работы и передаче результатов читателям. По этому вопросу могут быть разные мнения; скажу только — до сих пор Сорокин собирает многочисленные аудитории, не только из студентов, но и из сло­жившихся ученых, готовых послушать талантливого коллегу, ко­торый в своих докладах и возражениях не стесняется нарушить обычный в Америке этикет — всегда говорить только приятное. Завершается сборник возражениями Сорокина всем 17 соучастни­кам сборника; наибольшее место Сорокин уделяет статье Мерто­на, которая того вполне заслуживает. За возражениями Сорокина, как бы в качестве приложения, следует тщательно составленный список его ученых трудов, упомянутый выше.

Другой сборник, под редакцией его ученика, ныне профессора Е. Тириакиана, еще менее чем предыдущий поддается краткой передаче. Он составлен по типу немецких «Фестшрифт», т. е. юби­лейных сборников, которые редко встречаются в Соединенных Штатах. Редактор предложил всем соавторам свободу в выборе тем, конечно, прямо или косвенно относящихся к социологии. Только первая из статей (не считая обширного предисловия ре­дактора), написанная проф. Артуром Дэвисом из Саскачеванского университета, прямо посвящена Сорокину и озаглавлена «Уроки Сорокина»; она довольно верно передает те впечатления, кото­рые получают его студенты, в особенности по Гарварду. Из других статей большого внимания заслуживает статья Т. Парсонса, кото­рый разбирает вопрос о положении христианства в современном индустриальном обществе. Он приходит к выводу, прямо противо­положному выводу Сорокина, имя которого не упоминает — но это типичная манера письма Парсонса, соперника Сорокина по возглавлению современного социологического мира.

Третье событие — неожиданное избрание Сорокина председа­телем союза американских социологов на 1965 год. Обычная про­цедура выборов такова: председатель общества в данном году на­значает нескольких членов общества членами избирательной ко­миссии, которая по большинству голосов составляет список кан­дидатов на подлежащие замещению вакансии — в двойном числе; затем в начале календарного года список рассылается всем полно­правным членам общества, которые отмечают своего кандидата и посылают свой избирательный бюллетень комиссии; та делает подсчет и объявляет избранных кандидатов, получивших боль­шинство.

Но кроме этой обычной процедуры есть и чрезвычайная. Изби­рателям предоставлено право вместо голосования за одного из официальных кандидатов «вписать» имя своего избранника. Если такой кандидат получит меньше 25 голосов или менее 10% общего числа поданных голосов, обыкновенная процедура остается в си­ле. Но если какой-либо кандидат соберет больше 25 голосов и при том более 10% всех поданных голосов, то избирательная комис­сия заготовляет новый бюллетень, в котором имя кандидата, пред­ложенного избирателями, должно стоять наряду с двумя прежни­ми. Это гарантирует демократический характер выборов.

И вот в текущем году, в виде чрезвычайного исключения, эта процедура была применена. Какое-то число избирателей (цифра не сообщается) вписало имя П. А. Сорокина с превышением уже упомянутых минимумов. Имя Сорокина появилось поэтому на вто­ричном бюллетене наряду с кандидатами, рекомендованными из­бирательной комиссией, кстати сказать, весьма почтенными авто­рами интересных трудов, и победило последних — число голосов опять-таки не сообщается. Итак, избран был Сорокин, 30 лет на­зад не получивший большинства (и никогда больше не представ­ленный в избирательный список). Этим актом американские со­циологи искупили свой тогдашний грех и освободили свое общест­во от сделанной тогда ошибки. Никто не будет иметь права упрекнуть общество, что оно проглядело самого выдающегося социолога первой половины 20-го века.

Т. к. председатель общества избирается заранее, Сорокин ста­нет фактическим председателем в 1965 г. и возглавит съезд амери­канских социологов, который соберется в Чикаго осенью того же года.

Кончая, хочу вернуться к тому, что есть много общего в судьбе Сорокина и Ломоносова. Оба родились на «низах» русского общества, и оба поднялись до вершин, — став учеными с известностью, распространившейся широко за пределы страны, где протекала их деятельность — и оба вызвали немало зависти и злословия со сто­роны других претендентов на высшие места. Но судьба их пред­ставляет и глубокое различие: Ломоносов работал в пределах своего отечества, Сорокин завоевал себе имя и положение в чужой стране. И все-таки его торжество — не только личное, но, и тор­жество Петроградского университета и русской науки.

Я. С. Тимашев. НАУЧНОЕ НАСЛЕДИЕ П. А. СОРОКИНА*

10-го февраля с. г. скончался заслуженный проф. Гарвардско­го университета, самого старого в Новом Свете и наиболее почи­таемого в ученых и студенческих кругах. Скончался П. А. в собст­венном доме, окруженном садом, в котором покойный охотно работал. Незадолго перед смертью он праздновал с женой, специа­листкой по биологии, золотую свадьбу. Родился П. А. в январе 1889 г. в крестьянской семье, притом в одном из самых глухих уголков Европейской России, в той части Вологодской губернии, которая ныне стала именоваться автономной республикой Коми (зырян). Редкая, завидная судьба! Она напоминает судьбу Ломо­носова, который также родился на крайнем севере России, в Хол-могорах, в Архангельской губернии, также в крестьянской семье. Об этом я уже писал в «Новом журнале», кн. 79 *. В этой статье я не буду говорить о биографии Сорокина, а вкратце обрисую вклад Сорокина в ту науку, которой он посвятил жизнь, а именно в тео­ретическую социологию. Прежде всего П. А. дал этой науке опре­деление, которое было принято чуть ли не всеми.

* В кн. 79 статья, на которую ссылается Н.С. Тимашев, отсутствует. Данная статья помещена в кн. 74 (см. с. 455—460 настоящего издания).

По его определению, социология есть наука об обществе, зани­мающаяся теми свойствами общества, которые проявляются во всех видах бытия и изменения общества, а также соотношением между отдельными видами, напр., политическим и экономиче­ским. Это определение навеяно трудами проф. Л. Петражицкого, взгляды которого Сорокин сохранил до самого конца своей науч­ной деятельности. Петражицкий утверждал, что если сам объект изучения состоит из п видов, то необходимо построить п-\-1 теорий, из которых п будет покрывать каждый из видов, и п + 1 -и — тео­рию, которая их объединит. Это отнюдь не означает, что социоло­гия стоит выше наук об отдельных видах общественных явлений, как учили некоторые ранние социологи. Социология не выше, на­пример, экономики или криминологии (т.е. науки о преступлени­ях и наказаниях).

Итак, перед Сорокиным, как и перед другими социологами, стояла задача установить элементы, и, следуя за Зиммелем, одним из выдающихся немецких социологов конца XIX века, Сорокин признал необходимым элементом каждого социального явления взаимодействие, которое он определил так: взаимодействие да­но, если действие А значительно или ощутительно влияет на пове­дение Б; это последнее может влиять на важнейшие действия А, но это не обязательно. Взаимодействие может проявляться в действиях нескольких лиц, иными словами, привести к образова­нию целых цепей.

Если взаимодействие между несколькими лицами часто повто­ряется, то можно сказать, что эти лица образуют социальную группу, кратковременную или длительную. Отдельные группы об­наруживают тенденцию сливаться в более или менее прочные конгломераты, которые мы называем системами. Система — очень общее научное понятие, которое может быть приложено не только к развитым социальным группам, но и к идеям, например, система римского права, но такие системы в социологии изучаются лишь в отдельных случаях.

Общества, из которых слагаются системы, могут быть органи­зованы, неорганизованы, дезорганизованы. Каждое организован­ное общество несет какой-нибудь «центральный» смысл или цен­ность; эта последняя часто сводится к «идее». Центральное ядро непременно состоит из логически согласимых предложений. Нормы, о которых тут говорит Сорокин, почти всегда начинаются «правовы­ми». Здесь опять чувствуется влияние Л. Петражицкого, крупного русско-польского ученого, которое осталось у Сорокина до самого конца.

Культура, понятие, которому Сорокин отдал много труда, есть совокупность всего сотворенного или признанного данным обще­ством на той или другой стадии его развития. Некоторые культур­ные системы независимы от признания их; простейшим приме­ром может служить 2X2=4. Другие зависят от признания (напр., разные физические теории). Многие системы могут быть объективированы, т. е. выражены в форме, понятной многим. На­конец, отдельные системы могут стать «социально-культурными», т. е. действенными в человеческих взаимоотношениях.

Главным свойством социально-культурных систем является тенденция к объединению в системы высших рангов, в которых отражаются смыслы и ценности отдельных систем. Такие систе­мы Сорокин называет «сверхсистемами», которые по необходимо­сти связаны с теми или другими населениями. К сожалению, Со­рокин не дает определения термину «население». Но он утверж­дает, что всякая сверхсистема может быть разложима на пять сле­дующих систем: язык, религия, искусство, этика, наука. Но «сверх­система» не совпадает с совокупностью культурных ценностей, принимаемых данным населением. Кроме систематизированных элементов, наблюдаемых в данном населении, в культуре данного общества попадаются пучки смыслов (идей) и ценностей, несог-ласлмых с господствующей сверхсистемой. Так, например, в Рос­сии начала 19-го века господствовала культура, которую можно было бы, по следам Уварова, именовать православной и самодер­жавной, но уже тогда появлялись ростки атеизма и вера в демо­кратию.

Термин «система», как уже было сказано, применяется Соро­киным для обозначения целого, состоящего из простых единиц, притом сохраняющих частичную автономию. Кстати, определе­ния не всегда удавались Сорокину, как и другим ученым. Так, напр., война определяется Сорокиным как схватка двух сил, стре­мящихся победить одна другую. На этой почве трудно построить убедительную теорию войны. Да и сам Сорокин не пользовался в своей «социальной и культурной динамике» таким определе­нием.

Весьма значительно и убедительно Сорокинское построение типов культуры. На основе внимательного изучения классической (т. е. греко-римской) культуры и европейской культуры за два тысячелетия, Сорокин пришел к выводу, что основных типов куль­туры только два — идейный и чувственный. Первый тип налицо, если носители данной культуры основывают свои воззрения на господствующих идеях, хотя бы весьма примитивных; второй — чувственный тип, — если большинство носителей культуры обра­щает главное внимание на осязаемые чувствами предметы. Меж­ду этими двумя основными типами обнаруживается два переход­ных типа. Один из них Сорокин назвал идеалистическим (лучше было бы назвать — гармоническим, чтобы не вызвать смешение с идейным). Этот промежуточный тип характеризуется как соче­тание двух основных типов, иными словами, слияние обоих эле­ментов в целое, в котором признается значение и идей и чувст­венно осязаемых предметов. Образцами этого типа можно счи­тать Золотой Век древней Греции (приблизительно с V по IV век до Р. X.), а позже — Ренессанс. Другой промежуточный тип ха­рактеризуется присутствием элементов обоих основных типов, од­нако противостоящих друг другу; таковым было состояние Евро­пы в первые века по Р. X., когда ростки христианства противо­стояли все еще сильному язычеству.

Сорокинские типы — не проявление какой-то страсти к клас­сификации. Эти типы оказываются «адекватными», т. е. подходя­щими для формулировки основной теории культурной и социаль­ной динамики. В 4-томном труде Сорокина, так озаглавленном, теории волнообразного изменения культур — от идейного типа к гармоническому, а иногда смешанному типу и дальше к чувст­венному типу, а через некоторое время обратное движение к ста­рому идейному типу, обыкновенно проходят через смешанный тип. Критики Сорокина утверждали, что он присоединяется к тем мыслителям, которые утверждают, что «история повторяется». Со­рокин с полным основанием отвергает такое толкование своих мыслей. Повторяются лишь центральные темы культур, которые, однако, осуществляются в весьма разнообразных культурах в за­висимости от различных состояний таких ее элементов, как пси­хика или религия. Сорокин заявляет, что он не ручается за справедливость своей теории в отношении культур, оставленных вне поля его зрения при построении своей теории. Но он полагает, что его теория «волнообразного движения культур» применима к культурам египетской, индийской, китайской, в которые он дела­ет краткие экскурсы. Только при более тщательном изучении этих культур можно будет сказать, покрывает ли их его теория.

Но почему же движутся, т. е. изменяются культуры? Сорокин отвечает: культуры движутся имманентно, т. е. силами, в них за­ложенными, а не посторонними факторами, на которых строили свои теории эволюционисты. Культуры изменяются, потому что такова их природа. Носители культуры стремятся развить зало­женные в ней силы и доводят их до такого предела, что дальше ид­ти некуда — при данном состоянии техники, науки, религии и т. д. Тогда культура останавливается, а носители ее поневоле об­ращаются к другим принципам. Но их только два — идеи или ма­териальные предметы; один из них представляется исчерпанным и приходится обращаться к другому.

На почве своей теории Сорокин предсказывает, что культура наших дней близка к «чувственному» пределу и что ей придется остановиться и начать двигаться в направлении к идейной культу­ре. Но так как движение «культуры» медленно, то никто из ныне живущих людей не доживет до времени, когда можно будет ска­зать, оправдались ли эти его предсказания (как, напр., оправда­лось его предсказание, сделанное очень давно, что наше время будет богато войнами и революциями).

Стоит сказать несколько слов о мнении Сорокина о своей со­циологии. Он называет ее «интегральной», т. е. пользующейся все­ми источниками познания и наблюдения, и рациональными выво­дами из них и «интуицией»; или сверхчувственным познанием, ко­торое он отождествляет с верой, что сомнительно, т. к. вера пред­полагает признание какого-то авторитета, считающегося незыбле­мым (как христиане делают со Священным Писанием); Сорокин ничего подобного не делает.

В этой статье я кратко обрисовал то новое, что внес Сорокин в науку, которой он посвятил свою жизнь. Кроме того, Сорокин внес свои идеи, часто поправки, в разные отрасли социологии, напр., в учение о социальных классах и о передвижении людей из одного класса в другой.

Можно быть уверенным, что имя Сорокина прочно войдет в ис­торию социологии. Вероятно, его имя будет поминаться наряду с основателями социологии О. Контом и Г. Спенсером и ее главны­ми двигателями после них, напр., Э. Дюркгеймом и Максом Вебе-ром. Среди нынешних социологов нет ученого столь же высокого ранга, как П. А. Сорокин.