171 Государствен!. У и и в в р с и т ь

родовой группе и, следовательно, держать их при себе. Совет с военачальниками был практической необходимостью.

Само собой разумеется, что при выработке общих для всего племени политических решений и формулировке альтернатив, право принятия которых оставалось исключительно и только за народным собранием, король должен был консультироваться с вождями каждого отдельного рода, и все решения принимать только после совместного обсуждения. Подобные совместные обсуждения, или консультации, со временем превратились в базу для создания надежного консультационного института с юридически закрепленными за ним полномочиями. Аналогичный процесс развития можно проследить во многих областях права даже в относительно более поздние эпохи; например, возникновение такого рода совещательного органа (совета) в Швеции в период Средневековья хорошо согласуется с только что описанной общей схемой развития.

То формирование права, которое присуще родовому строю, исходит, как уже упоминалось, из юридического, т. е. правового, решения отдельных конфликтных случаев. Поэтому оно (право) называется "казуистическим" (casus - случай), т. е. так же, как и источник права, характеризующийся такого рода юридической техникой. Последняя обладает также другой особенностью - объективизмом. Даже в исключительно примитивно проводившихся судебных процессах, происходивших в родовом обществе, было необходимо установление того, что именно произошло, и делать это надо было еще до того, как речь могла пойти об общем примирении двух воюющих друг с другом родовых групп даже в том случае, если они ощущали себя слабо связанными традиционными нормами примирения. Но во время родового общества не было центральной власти с ее полномочиями проверять доказательства и устанавливать, какие именно факты должны быть приняты за основу примирения. Например, прежде чем род А должен был выплатить штраф члену рода В, который был убит членом рода А, необходимо было в первую очередь выяснить два факта: что это убийство действительно имело место и что оно действительно было совершено именно членом рода А.

В период развития культуры общества периода родового строя религия и право были взаимосвязаны, что и давало служителям культа возможность обращаться к божественным силам, решавшим, какая из сторон была права в своем утверждении о конкретном факте. Это можно было выяснить, например, назначив вполне легальный поединок, исход которого воспринимался как божественное указание на говорившего неправду и считался приговором. Вторая возможность - это суд божий, который заключался в испытании невиновного прикладыванием к его телу раскаленного железа, принятием яда и т. д. Кто выдерживал такое испытание

без каких-либо следов повреждений на теле, тот доказывал с помощью стоявшей на его стороне божественной силы, что его утверждения о фактах были верны. Существовал и третий, более совершенный метод, в соответствии с которым одной из сторон предоставлялась возможность клятвенно подтвердить правдивость своих доводов. Такая клятва бралась со стороны ответчика (но при отсутствии явно свидетельствовавших против него фактов), после чего производилась оценка силы доказательств за счет использования наряду с клятвой ответчика клятвы, дававшейся другими лицами. Число лиц определялось в зависимости от типа конфликтной ситуации, и уже на основании этой клятвы определялась правдивость или, наоборот, лживость представленных в клятве ответчика утверждений. Такого рода процессуальная техника благодаря использованию различных методик может быть доведена до совершенства, и, например, в провинциальных законодательствах северных стран она достигла высокого уровня. Надежность доказательств зависела от степени приверженности того или иного индивидуума к представлению о том, что тот, кто дает фальшивые показания, окажется во власти злых сил.

Техника доказательств с использованием поединков, божьих судов или клятв с или без дополнительных клятв других лиц (до тех пор, пока в оценке истинности доказательств можно было использовать элементарнейшие утверждения) была весьма и весьма несовершенной. Все эти атрибуты доказательств следует отнести к внешним и с внешней стороны ясным и понятным отношениям. Сложные же причинные связи или, другими словами, незамечаемые извне субъективные отношения (такие, как, например, психологические реакции типа волевой направленности, благих намерений и т. д.) для использования в доказательствах правоты в поединках, божьих судах или в клятвах были неприемлемы. К тому же сам по себе уровень культуры в условиях родового строя вообще находился в стадии примитивного выражения особенностей человеческой натуры: в частности, душевное состояние человека, например, счастье, печаль, гнев, описывались не непосредственно через абстрактные понятия, а давались в виде типичных и внешне объективных, зримо воспринимавшихся проявлениях личности, например, выражение лица. Еще в народных песнях времен Средневековья такие понятия, как счастье и печаль, передавались описанием цвета лица: красного в радости и бледного в печали. Лаже в правовых источниках эпохи расцвета Средневековья (в первую очередь, в тех германских источниках, которые по-прежнему были близки к отношениям и юридической технике племенного общества) часто встречались примеры такого объективизма. В высшей степени типичный пример можно привести из истории опротестования движимого имущества, когда в соответствии с правовыми нормами эпохи Средневековья

«19

такие критерии, как покупка в дневное время, покупка в лавке купца или покупка на рынке, как правило, использовались в качестве юридического факта, уже служившего основанием для вступления в силу такого, например, юридического последствия, как применение права на выплату определенной денежной суммы для выкупа недвижимости третьему лицу, вынужденному выдать краденый товар.

В более совершенном римском праве подобные объективные типичные критерии отосились, наоборот, к нормам, допускавшим применение критерия "по доброй воле".

Таким образом, казуистика и объективизм родового общества являются важными исходными точками развития права в направлении к достижению более высокого уровня юридической техники. В высокоразвитых культурах древнего мира в период до эпохи возникновения римского права практически ничего, кроме казуистической техники, достигнуто не было. Но появление центральной государственной власти вместе с ее судейским корпусом обеспечило возможность перехода многих правовых культур от первоначального примитивного объективизма к объективизму более совершенному или даже к оценке доказательств, построенных на принципе, в соответствии с которым для доказательства существования какого-либо определенного, сложного по характеру естественного события можно было использовать все возможные свидетельские показания. Ло тех пор, пока не возникло правоведение, обладающее возможностью на основе анализа понятий абстрагироваться и систематизировать правовой порядок для создания общей системы представлений о конкретных правовых нормах, вряд ли можно было говорить о более высоком уровне в вопросах о юридической технике. Поскольку римляне оказались первыми среди культурных народов, населявших земли вокруг Средиземного моря, кто достиг этой стадии развития, то в дальнейшем все высокоразвитые правовые культуры, предшествовавшие римскому праву, мы будем называть архаичными (или древними).

2. АРХАИЧНЫЕ ПРАВОВЫЕ КУЛЬТУРЫ ДРЕВНИХ ВРЕМЕН

ЕГИПЕТСКОЕ ПРАВО

После того как люди в течение неопределенного времени, срок которого в любом случае может исчисляться тысячелетиями, прожили в условиях примитивной системы правовых норм племенного и родового строя (общества), почти одновременно в различных районах и на больших территориях возникли высокоразвитые правовые культуры с более совершенным уровнем развития правовой системы. То, что

20

это произошло одновременно, до сих пор остается загадкой истории. Что касается причин, обусловивших такой высокий уровень развития правовой системы, то с некоторой долей уверенности, этот факт все же можно объяснить. Все эти ранние высокоразвитые культуры возникли как раз на тех территориях, которые представляли собой долины рек, обеспечивавшие людям возможность использования речной воды для искусственного орошения земель и тем самым увеличивать производство продуктов питания, что являлось стимулом для создания системы разделения труда и взаимного сотрудничества. Воды Нила, Евфрата, Тигра, Инда, Ганга и Желтого моря служили источником развития сельского хозяйства в долинах этих рек. В этих районах впервые за всю историю существования человечества за тысячелетний период с 4000 до 3000 гг. до нашего летоисчисления возникают государственные образования с правовыми нормами, созданными и охранявшимися центральной государственной властью.

Поскольку данная работа ограничивается лишь некоторыми основными направлениями развития европейского права, то в дальнейшем мы не будем касаться тем, относящихся к индийской и китайской культурам. Что касается развития права таких высокоразвитых культур, как египетская и ближневосточная, то мы, напротив, считаем необходимым все же несколько коснуться этой темы. Развитие этих культур, возможно, сыграло немаловажную роль для европейского права. Правда, вплоть до настоящего времени пока еще никому не удалось с уверенностью доказать факта заимствования греками или римлянами законов, выполненных в виде клинописных текстов у господствовавших на Ближнем Востоке народов: шумеров, хеттов, ассирийцев, вавилонян и других, которые в течение короткого или продолжительного периода создали большие и могущественные государства. О возможном влиянии древнего египетского права на формирование римского права мы знаем мало, но зато совершенно очевидно воздействие на формирование европейского права со стороны Моисеева права, которое сначала через католическую церковь, а позже прежде всего через реформацию, было широко принято протестантскими государствами Нового света.

Формирование раннего египетского и ближневосточного права, однако, представляет собой большой общественный интерес с точки зрения истории права, так как именно эти правовые системы дают нам возможность понять, каким образом более развитые правовые нормы оказались в более древней эпохе развития человеческой культуры.

Культура египетского общества, а вместе с ней и само египетское право, изначально формировались на чувстве страха перед разливами Нила и выносимым его водами живительным илом. Еще до образования египетского царства,

21

которое приблизительно в 3000 г. до н. э. уже представляло собой хорошо организованное государство с централизованной властью, во главе которого стоял верховный правитель (фараон), воспринимавшийся народом как божество, долина Нила уже в течение нескольких ст.олетий, а, может быть, даже, что скорее всего, в течение целых тысячелетий, была обжита людьми. С течением времени люди поняли, что речной ил, ежегодно выносимый водами разливающегося Нила, приносит богатые урожаи и что эти урожаи, если речную воду использовать для искусственного полива земли, можно увеличить в несколько раз. Это потребовало создания широкой сети каналов и оросительных систем. Потребность в строительстве таких оросительных сооружений положила начало дифференцированному разделению труда и формированию более прочной общественной структуры. Необходимость в своевременном и эффективном регулировании и использовании разливов послужила стимулом, с одной стороны, для развития естественных наук и инженерного искусства, а также астрономии, математики и геометрии, с другой - для создания более совершенной юридической техники - этого инженерного искусства общественной жизни, необходимого для правового регулирования общественных отношений в процессе коллективного производства благ для всех членов общества.

Ни сейчас, да и, видимо, никогда в будущем не представится возможность дать полную картину развития египетского права в эпоху, предшествовавшую периоду существования нового государства, т. е. в эпоху до 700 г. до н. э. Те письменные источники, которые сохранились до наших дней в форме папирусных документов и надписей на каменных плитах или памятниках, слишком скудны и фрагментарны. Пока с уверенностью можно сказать лишь одно: египетское право не было примитивным. Наоборот, для общественных отношений той эпохи оно характеризовалось довольно высоким уровнем юридической техники. При знакомстве с известными египетскими правовыми институтами можно обнаружить, что египтяне в ту эпоху уже успели создать большое количество правовых институтов, появившихся в европейском праве Нового света лишь в прединдустриальный период, в области семейного права, имущественного права, а также уголовного и процессуального права. Это тоже легко объяснимое явление. Для каждой более высокой ступени развития общественного порядка необходимо и большее число таких институтов.

Мы, однако, ничего не знаем о том, существовала ли в ту эпоху какая-либо правовая наука, занимавшаяся систематизированием правовых норм. Да в этом и нет, как нам представляется, ничего невероятного. Сохранившиеся до наших дней отдельные правовые источники носят казуистический характер или, другими словами, в них был залозкен еди-

22

ный правовой принцип регулирования того или иного определенного конфликта, либо того или иного административного вопроса. Общая картина неравномерно, скачками развивавшейся правовой культуры Египта, достигшей к 3000 г. до н. э. высокого уровня (но которая затем на несколько тысячелетий застыла на архаичном уровне в смысле прекращения дальнейшего развития юридической техники для формирования абстрактных обобщений, аналитического дифференцирования правовых понятий и систематизации применения правовых норм), свидетельствует о том, что какого-либо принципиального различия между публичным и частным правом в Египте в эту эпоху приведено или установлено не было. Вместе с тем вполне допустимо, что, по крайней мере, к 1500 г. до н. э. уже имелись общие законы в письменной форме. Далее, мы знаем, что в этот период уже имелся богатый набор юридических документов и что правовые действия, для того чтобы они могли обладать законной силой, должны были, как правило, составляться в письменной форме. Следствием этого была привязка судебного процесса к документам. Процесс как таковой, следовательно, не давал представления о правах, существование и следствия которых могли проверяться судом до отправной точки, а только напоминал о тех процессуальных системах, которые позже развились в греческом и римском праве, т. е. юридическая защита того или иного требования (притязания) производилась только в том случае, если существовал определенный тип процесса, в дальнейшем называемый "обвинение", который подходил к данному конфликту.

Между тем, свидетельством приближения египетского права к способности обобщения являлась своеобразная для египтян "Книга мертвых", представлявшая собой руководство, в котором содержалось указание на то, что должен был говорить человек, когда он после своей физической смерти представал перед богом смерти Осирисом для того, чтобы дать ему ответ за свои действия при жизни. На этом воображаемом религиозном судебном процессе умерший мог, например, сказать: "Я не причинил людям страданий".

Особо характерной чертой этого древнего египетского права было то, что его уголовная часть по сравнению с таковой у ассирийцев и вавилонян отличалась поразительной мягкостью и только лишь в весьма ограниченной степени выраженным принципом мести: жизнь за жизнь, око за око, зуб за зуб, принципом, который почти сплошь и рядом доминирует в клинописных текстах современного ему ближневосточного права, и то, что женщина в подавляющем большинстве случаев обладала теми же правовыми возможностями, что и мужчина.

Т. е. древнеегипетского права {прим. пер.).

23

Способность к юридическому заимствованию рассматриваемого в суде дела, как нам кажется, была высокой. В данном случае можно говорить об утонченной юридической технике в тех ограниченных рамках, которые предусматривают принципы формирования правовых казуистических норм. Поводом к этому предположительно можно считать то обстоятельство, что необходимость в жестком контроле со стороны центральной государственной власти, в свою очередь, привела к необходимости потребовать от должностных лиц, одновременно исполнявших обязанности администраторов и судей, строгого отчета о выясненных фактах, а возможно также, и о мотивах принятых судебных решений по тем вопросам и судебным делам, по которым они выносили свое решение. Чем сильнее была власть фараона, тем жестче были эти требования. Вполне возможно также, что переход от легальной оценки доказательств, документально подтвержденный в течение второго тысячелетия до н. э., к свободному рассмотрению доказательств, сформировавшемуся в более поздний период, отражает общее повышение качества и надежности административного аппарата.

Одной из интересных особенностей древнеегипетского права с точки зрения всеобщей истории права, как нам кажется, является обоснование его правовых норм. Основы права при фараоне, занимавшем положение богоподобного самодержца, само собой разумеется, зиждились на его, фараона, личной воле. К этому следует добавить, что правовые нормы той эпохи оправдывались существовавшим тогда общим принципом: обвинение и контробвинение должны быть равноценны. Здесь имеет место характерное для многих правовых систем стремление мотивировать правовые нормы в соответствии с этической нормой, в основу которой был положен принцип равноценности (в дальнейшем названный "принципом эквивалентности") и которая выражалась в форме требования справедливости и законности. В древних египетских правовых источниках имеются четко выраженные формулировки, например, принципа тщательной проверки соответствия взаимно предъявляемых исков. Данный принцип был представлен в символической форме в виде двух уравновешенных чаш весов. Таким образом, изначально типично египетский символ позже (в античную эпоху) воспринимался в качестве аллегорического изображения идеи справедливости и даже сегодня он по-прежнему продолжает играть ту же роль. Из таких представлений, следовательно, можно сделать вывод о том, что каждый член общества, выполняя требуемые от него законом предписания, обретал соответствующее, мотивированное принципом эквивалентности право, согласно которому он мог рассчитывать на получение того, что причиталось ему в соответствии с существовавшими тогда нормами правовой системы. Римляне выражали такое представление фразой "suum cuique" ["каждому

24

свое"]. Аналогичное рассуждение прослеживается и в одном известном источнике, датированном серединой второго тысячелетия до н. э., в котором, в частности, говорится о том, как фараон при назначении своих чиновников на высшие должности призывал каждого строго соблюдать свой долг и содействовать в этом другим.

Поскольку именно в древнеегипетском праве мы впервые встречаемся с мотивировкой принципа справедливости, возведенного на фундаменте принципа эквивалентности, который (мы увидим это позже) играл столь значительную роль в истории права и по-прежнему продолжает играть эту же роль и в наши дни, то этот момент дает нам право затронуть здесь вопрос о возникновении принципа эквивалентности как мотивации правовых норм.

Возможности антропологического объяснения проблемы в данном случае можно оставить в стороне, ибо, хотя и считается, что каждый индивидуум в силу своей биологической природы уже изначально наделен чувством некоей пропорциональности, которое заставляет его как общественного субъекта самостоятельно формировать собственное поведение по отношению к себе подобным в соответствии с принципом эквивалентности, тем не менее этот феномен, как правовое явление, видимо, должен объясняться в рамках историко-правового метода.

За 10-тысячелетний период существования человеческого общества до возникновения высокоразвитых общественных культур важнейшим фактором социально-экономической деятельности человека был обмен товарами и иными результатами своей деятельности, служивший для разделения труда, которое постепенно дало человеческому обществу возможность еще выше поднять уровень общественной жизни. Такой добровольный обмен, однако, был бы невозможен, если бы обе участвовавшие в нем стороны не рассматривали обмениваемые товары или услуги в качестве равноценных. Поэтому в результате обмена, как формы социально-экономического института, у людей формировались представления (разные в разных культурах и на различных уровнях культурного развития) об эквивалентности и стандартах того, что являлось эквивалентом. К периоду, когда внутри родовых общин была сформирована система правовых норм, вызванная к жизни осознанием необходимости сохранения мира между родами ради интересов племени в целом, примирительное право вместе с его системой штрафов (наказаний) стало средством решения спорных вопросов (конфликтов). Так же как и обмен, примирение оказалось бы невозможным, если бы штрафные санкции как таковые не рассматривались в качестве категорий, по значимости адекватных нарушению интересов противной стороны. Отсюда же со всей очевидностью следует, что, когда люди начали задумываться над тем, что мы называем правовыми категориями, миром их

правового мышления завладела идея: равное за равное. Это обстоятельство специально выделено нами только для того, чтобы объяснить связь древнеегипетской правовой системы с принципом эквивалентности, равно как и принцип мести в уголовном праве высокоразвитых древних культур. Когда центральная государственная власть Египта возложила на себя ответственность за сохранность мира в обществе, стало само собой разумеющимся в этом случае требовать адекватности даваемых за это обязательств в качестве предпосылки для придания договору силы закона, т. е., в принципе так же, как это делалось при назначении штрафных санкций в случае мести.

В родовом обществе представление о наказании связывалось с инструментом управления социальным поведением членов общества в рамках примитивного военно-уголовного права, а возможно - в силу соответствующих причин - также и в рамках дисциплинарного метода для поддержания необходимого порядка при проведении коллективных мероприятий, требовавших особо высокой степени взаимной лояльности, например, во время охоты, рыболовства и выходов в море. Но если фараон прибегал к наказанию, то это означало, что его божественная воля была нарушена и что установленный в обществе социальный порядок был поколеблен. Однако наряду с этим для поддержания социальной справедливости в Египте применялся также и еще один древний принцип эквивалентности, служивший эталоном социальной справедливости. В области уголовного права этот принцип как раз и вел к мести: жизнь за жизнь, око за око, зуб за зуб. Месть несла в себе также и тот минимум ожидавшей преступника кары, который в ответ на нарушение им закона через преступление требовал удовлетворения притязаний на соответствующее вознаграждение. В родовом обществе всегда имелась такая возможность: через вражду или наказание. Благодаря тому, что наказание несло в себе угрозу лишения противной стороны ее имущества, оно, следовательно, могло служить гарантом удовлетворения требования о вознаграждении. Однако в государстве фараона частное лицо не имело возможности назначать такое вознаграждение. Поэтому, учитывая то давление, которое оказывалось на человека требованием о вознаграждении, можно предположить, что на этих ранних стадиях развития древнеегипетского права лишь центральная государственная власть, зиждившаяся на исключительно прочной основе, могла позволить себе некоторое смягчение рамок мести. Более же гуманная система мести, которая, по крайней мере, в отдельные периоды применялась в древнеегипетском праве, вероятно, отражала силу занимаемого фараоном положения.

26

ВАВИЛОНСКОЕ ПРАВО

Великие государства Ближнего Востока в древнюю и среднюю эпохи существования египетского государства (3000-700 гг. до н. э.), которые в условиях постоянно следовавших одно за другим переселений народов возникали, процветали и терпе.:и крах, имели две общие с историко-правовой точки зрения интересные особенности. Важнейшей экономической основой их существования было интенсивное производство зерновых культур в долинах Тигра и Евфрата. Основные технические условия ведения сельского хозяйства, стимулировавшие формирование высокоразвитого общества в долинах Нила, оказались такой же решающей движущей силой развития общества с сильно выраженной централизованной властью и более высокой правовой культурой также и на Ближнем Востоке. Благодаря построенным здесь каналам стало возможным использование огромного речного бассейна Тигра и Евфрата для искусственного орошения полей. Это, так же, как и в Египте, обеспечивало возможность многократного увеличения производства продовольственных продуктов, а сельскому хозяйству - снабжение ими большего количества населения. Однако имелось и некоторое отличие, заключавшееся в том, что в Египте основой существования общественной культуры и ее правовой системы были ежегодные наводнения с выносом речного ила, в то время как орошение земель в долинах Тигра и Евфрата было искусственным и носило другой характер. Дело в том, что исключительно широко развитая и разветвленная система каналов вдоль этих рек обеспечивала возможность подачи воды на очень большие расстояния. Далее, необходимо было прибегать к интенсивной обработке земли и ее удобрению, с тем чтобы исключить ее оскудевание - в Египте же естественная способность земли к плодородию обновлялась с каждым последующим разливом Нила. Эти характерные для бассейнов Тигра и Евфрата условия производства сельскохозяйственной продукции, как мы увидим в дальнейшем, нашли свое прямое отражение на формировании самой правовой системы.

Второй общей отличительной особенностью государств Ближнего Востока являются их правовые источники, представляющие собой клинописные тексты. Исторические исследования этих источников начались относительно поздно, а сам материал оказался настолько обширным (возраст дошедших до нас историко-правовых памятников насчитывает 10 000 лет), что создание обобщающей картины содержания этих источников к настоящему времени еще не завершено. К счастью, однако, в руках ученых оказалась обнаруженная в 1901-1919 гг. кодификация правовых норм, входившая в один из наиболее значительных документов правящей династии древнего Вавилонского государства Хаммурапи (Hammurabi,

27

1790-1752 гг. до н. э.), которая высечена в виле клинописного текста на высоком, приблизительно 2 м, каменном блоке черного цвета. Этот текст Аает наглядное представление о правовом уровне высокоразвитых ближневосточных культур во многих важных для нас отношениях.

Законы Хаммурапи, видимо, представляли реформенное законодательство, так и не дошедшее до всех районов Вавилонского государства. Они не представляют собой исчерпывающую кодификацию законов, и, следовательно, еще большее количество обычных правовых институтов, известных по материалам других источников, еще не подвергнуто обработке. Это, видимо, зависело от характера реформ законов, содержавшихся в источниках, и было исключительно обычным явлением для законодательства более поздних эпох. Издревле известные и имевшие силу законы не нуждались ни в поправках, ни даже в закреплении их в письменной форме. Все, кто нуждался в сведениях о законах, тем не менее были знакомы с основными правовыми нормами, сведения о которых передавались дальше в традиционной устной, но часто до удивления точной форме.

Подобно египетским и другим законам ближневосточных государств этого периода, законы Хаммурапи отличаются казуистическим характером. Эти законы, как правило (что было типично для любого казуистического текста), начинались со слова "если", после которого следовало описание конкретной ситуации, к которой и относилась соответствующая юридическая норма гражданского или уголовного права. Типичным примером юридической защиты социально-экономических устоев общества, систем искусственного орошения и добросовестного труда на полях являлись, в частности, следующие утверждения:

Codex Hammurabi 53. Если крестьянин во время ухода за своим полем не будет следить за траншеей и допустит образование в ней отверстия, через которое вода уйдет из траншеи, то этот крестьянин должен компенсировать испорченный им урожай.

Codex Hammurabi 54. Если крестьянин арендует поле с тем, чтобы обжить его (обработать), а сам ничего на нем не выращивает, то в этом случае он должен прекратить все работы на этом поле и заплатить владельцу поля за аренду зерном по количеству, равному урожаю соседа. Первое утверждение показывает, что закон призывает внимательно ухаживать за полем и следить за исправностью его оросительной системы, так как в противном случае речная вода может или затопить или вовсе оставить без воды поля соседей, что в любом случае нанесет непоправимый ущерб будущему урожаю. Принцип соблюдения порядка при использовании оросительных систем существует во многих странах и по сей день. Таким образом,

28

в случае нанесения ущерба виновный должен компенсировать нанесенный ущерб в размере ожидавшегося урожая.

С точки зрения юридической техники это первое утверждение интересно в том отношении, что оно дает пример того, как на этой ранней стадии развития общества можно было дойти до идеи о компенсации ущерба, нанесенного в результате взаимодействия целой цепочки причинно-следственных связей.

Второе утверждение, исходившее из условия, что аренда определяется как доля урожая (всегда и во всем действовавшее право определения аренды), иллюстрирует остроумный способ устранения законодателем конфликта между землевладельцем и недобросовестным арендатором, т. е. в данном случае выражалась забота делового человека об эффективном использовании земли.

Оба утверждения, а также множество других гражданско-правовых норм, содержащихся в законах Хаммурапи, наглядно свидетельствуют о том, что даже вавилонская система правовых норм была сформирована по принципу эквивалентности. Действительно, крестьянин должен был компенсировать соседям или землевладельцу нанесенный их урожаю ущерб собственным урожаем, соответственно аннулированием заключенного договора об аренде - ни больше ни меньше. Примечателен сам по себе также тот факт, что в случаях нарушения обязательств с ущербом для всего общества к нарушителю применялась не угроза применения штрафных санкций, а предусмотренные в гражданско-правовых нормах положения о компенсации причиненного ущерба. Это убедительно свидетельствует о том, что вавилонские законы основывались на более гуманных принципах, чем, например, ассирийские, правовые нормы которых (так же, как и способы, которые ассирийцы использовали при ведении военных действий) во все времена отличались крайней жестокостью.

Вместе с тем даже вавилонское законодательство (Хаммурапи) было связано с примитивной местью, принцип которой с исключительной последовательностью закреплен в ряде его знаменитых предписаний. Наиболее часто цитируемыми являются положения о работающих на строительстве подрядчиках, которые настолько небрежно исполняли возложенные на них обязанности, что плохо построенные ими дома обрушивались, погребая под собой домовладельцев. В этих случаях провинившихся прорабов убивали. Предположим далее, что при обрушивании дома под его развалинами погибал сын домовладельца. В этом случае в качестве наказания следовало умерщвление сына прораба, построившего дом. Осуществлявшаяся таким способом примитивно понимаемая идея о наказании возмездием по своим последствиям (совершенно нелепым в нашем понимании) доходила до крайней степени выражения. Одним из примеров косвенного возмез-

29

дия является правило из того же законодательства, гласившее о том, что в случае, если некто во время выполнения работы по тушению пожара в горящем доме совершит кражу, то он в этом случае сам должен броситься в огонь. Положение этого правила представляет собой один из древнейших примеров назначения такого наказания, которое по силе своего воздействия было бы равным совершенному преступлению - так называемого "зеркально отраженного наказания" (speglande straff).

Что касается общего уровня юридической техники вавилонского законодательства, то здесь следует отметить, что его правовые нормы носят явно выраженный казуистический характер, но, тем не менее, система правовых норм первого Вавилонского государства по сравнению с более древним египетским правом уже смогла подняться до более высокого уровня по сравнению с типичным для родового общества объективизмом его правовых форм. Этот объективизм, как следует из раздела о юридической технике родового общества, зависел от того обстоятельства, что любой процесс всегда привязывался к легко наблюдаемым и для конфликтных ситуаций типичным и конкретным естественным событиям, фактам с юридическим оттенком в будущем. Эти события должны были формулироваться в виде простых утверждений или опровержений, которым позже можно было придать силу доказательств, подкрепляемых клятвой или доказываемых божественным судом. Вавилонская система правовых норм, так же как и аналогичная ей египетская система, реализовалась на базе судебных процессов, проводившихся государственными чиновниками, в ходе ведения которых можно было проводить основательное исследование и уточнение фактов, имевших место в конкретной конфликтной ситуации. Рассмотрение доказательств по этим фактам, по всей вероятности, постепенно стало довольно заметно отклоняться от согласующихся с законом правил оценки различных свидетельских показаний.

Что касается обсуждения здесь остальных ближневосточных правовых источников, относящихся к рассматриваемому периоду, то на существующем в настоящее время уровне научных исследований проведение такого обсуждения, ограничиваемого рамками обзора, едва ли возможно. Тем не менее у нас есть повод в заключение несколько коснуться вопроса о нововавилонском и Моисеевом праве. Источники вавилонского права более поздней эпохи (700-300 гг. до н. э.), т. е. права, которое применялось и во времена персидского владычества, во многих отношениях убедительно свидетельствуют- о значительном повышении его уровня развития. Особого интереса заслуживает тот факт, что к этому периоду вавилонянам удалось добиться превращения важнейших институтов в области гражданского права в учреждения с более тщательно осуществлявшимся регулированием правовых

30

норм. Не в меньшей степени это касалось договоров аренды, которые, вне всякого сомнения, играли первостепенную роль в обществе, где принадлежавшие королевской династии и храмам земельные угодья, а равным образом и земли, часто принадлежавшие феодалам, сдавались в аренду за определенную часть урожая. Аналогичное развитие египетского института арендного права прослеживается и в новом Египетском государстве, а позже и при правлении преемников Александра Великого. Принцип взвешенности в соблюдении тандема: землевладельцы-арендаторы, по всей вероятности, представляли собой одну из труднейших и важнейших юридических задач в этих, довольно рано достигших высокого уровня социального и экономического развития аграрных странах. Таким образом, социальные конфликты, разгоравшиеся вокруг вопроса о праве на землевладение, которые находили свое выражение в различных юридических правилах на протяжении всей истории европейского права и которые по-прежнему продолжают играть огромную роль в политических, экономических и юридических ситуациях во многих развивающихся странах, имеют очень глубокие исторические корни.

Что касается Моисеева права в том виде, в каком оно дошло до нас в Ветхом завете, то здесь следует особо отметить, что оно имело множество черт, общих с древним вавилонским правом, особенно в той его части, которая касалась казуистики и принципа мести.

Моисеева система правовых норм затем была обнаружена вновь, но уже в книгах Моисея: во второй (Exodus), третьей (Leviticus) и пятой (Deuteronomion) . Представленные в ней правовые нормы расположены в книгах не систематизиро-ванно, а вразброс, в виде совокупности большого количества различных правил, фигурирующих в форме предписаний, относящихся к религиозным церемониям и обрядам, к собственно правовым нормам и правилам поведения. Религия и право представляли собой две стороны одного и того же явления одновременно: правила почитания бога и порядок, обеспечивавший мирное сосуществование членов общества. Эти правила были составлены духовенством со ссылкой на договор с Яхве (Jahve) и фигурировали как выражение его воли. До тех пор, пока народ соблюдал эти правила, Яхве стоял на страже его благополучия. Если же кто-либо осмеливался нарушить эти правила, то он подлежал наказанию, а если народ нарушал договор, то тогда гнев Яхве перерастал в месть и наказанию уже подлежали все.

Этот основной теократический взгляд на право наказания (теократическая доктрина о наказаниях) приобрел большое влияние уже в период Средневековья, распространя-

Греческие названия второй, третьей и пятой книг Пятикнижия (прим. пер.). Яхве, или Ягве, Иегова, Саваоф - бог в иудаизме (прим. пер.).

:■ ЛЯЩи:                                            . 31

ясь через католическую церковь и особенно усилившись после реформации в протестантских странах. Право соответствующего наказания, фигурировавшее в виде примитивных представлений, сформированных евреями еще несколько тысячелетий назад, прогосподствовало в этих странах вплоть до середины XVIII в. В течение столетий люди в таком почтительном ужасе преклонялись перед желаниями Бога, как будто он получил от них письменные признания своего абсолютного авторитета. Против этого божественного желания, в принципе, не существовало никаких апелляций и, соответственно, милостей.

В период существования Моисеева права наказаниям подверглось бесчисленное множество людей. Наказания производились в соответствии со следующими, приведенными ниже основными типами мотивировок, которые суды часто (так же, как и в Швеции) проводили в качестве доказательств, а именно: Leviticus 24:17-20 *

17.  Кто убьет какого-либо человека, тот предан будет смерти.

18.  Кто убьет скотину, должен будет заплатить за нее по

принципу: жизнь за жизнь.

19.  Кто сделает повреждение на теле ближнего своего, тому

должно сделать то же, что он сделал.

20.  Перелом за перелом, око за око, зуб за зуб: как он сделал

повреждение на теле человека, так и ему должно

сделать.

Эти древние правила, в которых направленность воли преступника во внимание не принималась, должны рассматриваться в связи с правилами, применяемыми к неумышленному убийству и привеленными в четвертой книге Моисея (Numeri), в которой представлена более совершенная юридическая техника, хотя и по-прежнему носящая типично выраженный казуистический характер: Numeri 35: 22-24

22.  Если же он толкнет его нечаянно, без вражды или бросит

на него что-нибудь без умысла,

23.  Или какой-нибудь камень, от которого можно умереть, не

видя уронит на него, так что тот умрет, но он не был врагом его и не желал ему зла,

24. То общество должно рассудить между убийцею и

мстителем за кровь по сим постановлениям,

25.  И должно общество спасти убийцу от руки мстителя за

кровь, и должно возвратить его в город убежища его, куда он убежал, чтобы он жил там до смерти великого священника, который помазан священным елеем. Эти положения исходят из предписаний о шести городах - убежищах для тех, кто совершал неумышленное

Третья книга Моисея, "Левит" (прим. пер.). Выдержки из книг приведены здесь по первоисточнику с сохранением стиля изложения (см.: Библия, Ветхий завет) {прим. пер.).

32

убийство. Смысл в данном случае заключался в том, что кровная месть допускалась при преднамеренном убийстве. Если преступник утверждал, что убийство было совершено неумышленно, то в этом случае общество имело возможность рассудить отношения между преступником и мстителем.

Нам представляется, что даже Моисеево право было пронизано идеей древней кровной мести.

Большое значение имело также то обстоятельство, что Моисеево право устанавливало суровую в своей основе систему преступлений против нравственности, связанных с кровосмешением, и распространявшихся даже на родственников. Как религиозные, так и политические правовые мотивы привели функционировавшую во времена Средневековья католическую церковь к необходимости приспособения норм Моисеева права к рассмотрению преступлений против нравственности. В результате реформации авторитет Библии явился основным мотивом для принятия этого примитивного по своей природе права наказания за уголовные преступления, которое лаже в начале XX в. продолжало накладывать свой отпечаток на отношение к преступлениям против нравственности во многих европейских странах.

В Моисеевом праве впервые за всю историю существования античного права была предпринята попытка формирования абстрактных заповедей закона. Десять заповедей Иисуса, или "dekalog" (от греч. deka - десять и logos -слово = десятисловие), сформулированы не на основе примитивной казуистической техники, как то: "Если ты сделаешь то-то или то-то...", а на принципе общих правил человеческих отношений: "Ты не должен..." и т. д.

С точки зрения юридической техники это явилось большим успехом. В упомянутых десяти заповедях Иисуса система штрафных санкций отсутствовала, что могло зависеть от того обстоятельства, что заповеди "декалога" считались исходящими от Яхве основными этическими правилами для нового еврейского общества и что поэтому они, как само собой разумеющееся, должны были толковаться так, как будто бы наказание должно было исходить от Яхве и им же, Яхве, определяться.

ГРЕЧЕСКОЕ ПРАВО

Формирование права греческих городов-государств

Около 1500 г. до н. э. народы, населявшие районы вокруг Средиземного моря, посвятили себя изучению вопроса: каким образом для орошения земель можно было бы в целях более интенсивного ведения сельского хозяйства, а