ProEtContra_2005_2_05

имущества «ЮКОСа»). За 9,35 млрд дол. «Юганскнефтегаз» приобрела неизвестная фирма, которую в свою очередь купила государственная нефтяная компания «Роснефть» менее чем за 30 тыс. долларов. Российской федеральной власти потребовалось полтора года, чтобы установить государственный контроль над компанией «Юганскнефтегаз», которая добывала 62 проц. всей нефти «ЮКОСа».

Итак, у нас есть два примера разрушения государством крупнейшей нефтяной компании, что само по себе дает повод к проведению сравнительного анализа. И в том, и в другом случае присутствует примерно одинаковый набор участников, а также конфликт между экономической и политической властью. Между этими двумя событиями почти сто лет, и происходили они в совершенно разных исторических и культурных условиях. Можно ли их сравнивать? И если можно, то каким образом? Аргументом в пользу сравнения может быть схожесть политико-эко- номических условий, в которых возникли «дело Standard Oil» и «дело ЮКОСа». При этом сравнение не является самоцелью: оно лишь способ, позволяющий лучше понять структурные условия или историческую ситуацию, породившую конфликты между бизнесом и государством. Поэтому основное внимание следует уделять не персоналиям, не главным «баронам-разбойникам» и «олигархам», пострадавшим от властей, а анализу этих событий в контексте раннего капитализма.

Такое сравнение позволяет понять ранний капитализм как социально-историче- скую формацию, в которой игроки сильнее, чем институты. В этих условиях институты (административные, правовые, моральные) не обладают достаточной силой, чтобы сдерживать стремление игроков к достижению целей и ограничивать набор средств, которые они используют. Игроки же, напротив,

имеют возможность использовать институты, создавать или видоизменять их, подчиняя собственным интересам. Интересы эти вполне обычные и в целом сводятся к увеличению власти и богатства. Необычной является быстрота, с какой игроки добивались богатства и власти, а также степень возникавшего при этом неравенства. В таких условиях главным сдерживающим фактором для сильных игроков могут быть только другие сильные игроки. Соперничество и конфликты между ними часто принимают экстремальные формы, что на определенный период времени становится обычным явлением.

Ранний капитализм в США

Период истории США между окончанием Гражданской войны в 1865 году и началом ХХ века — образец быстрой капиталистической модернизации и превращения непрочной аграрной конфедерации в индустриальное государство, объединенное сетью железных дорог и общим рынком. Именно в это время в экономике начали доминировать крупные компании (тресты), которые монополизировали производство и распределение большинства важнейших продуктов (от железных дорог до нефти и стали и от сахара до виски и табака). Концентрация собственности и богатства в руках немногих магнатов, которых стали именовать «баро- ны-разбойники», рассматривалась обществом как результат противозаконной коммерческой деятельности и политической коррупции. Политика превратилась в одну из форм бизнеса, и за несколько десятков лет идеология социального дарвинизма вытеснила религиозную этику малых общин.

Противоречие между внешней привлекательностью, динамизмом американского раннего капитализма и его темным, неприглядным нутром было отражено в названии романа Марка Твена «Позолоченный век», что дало имя этому историческому периоду 1.

C 1860-х для американского (как и для любого) раннего капитализма были характерны высокие, но неустойчивые темпы роста; резкие региональные диспропорции и социальное неравенство; денежное накопительство как доминирующий мотив и мерило успеха; слабые ограничения на средства, используемые для реализации частных интересов; отсутствие институциональной границы между экономикой и политикой; высокая степень персонификации экономики и государственного управления (феномен «сильных личностей»). В начале ХХ столетия по инициативе федеральных властей было расформировано несколько крупнейших монополий, включая компанию Standard Oil. Это стало частью начавшейся трансформации раннего капитализма, которая в итоге привела к новой модели, отраженной в «Новом курсе» 1930-х годов.

Бароны-разбойники

В 1870—1900 годах в сфере строительства железных дорог, в нефтяной, угольной и сталелитейной промышленности быстро возникали крупные промышленные предприятия. Природные ресурсы страны стали источником богатства и развития. На Востоке возникали новые крупные города, а на Западе осваивались новые территории. Среднегодовой темп роста валового национального продукта составлял 3,72 проц., а в пересчете на душу населения — 1,76 проц. (при этом каждые десять лет численность населения возрастала на 25 проц.). Если говорить о покупательной способности в неизменных ценах, то экономический рост привел к повышению доходов на душу населения с 285 дол.

(в 1859-м) до 508 дол. (в 1916-м).

Наряду с этим экономический рост породил характерные для раннего капитализма диспропорции и неравенство. Экономика росла в северо-западных, центральных и среднеатлантических штатах, тогда как в

южных штатах начался спад. В 1880-м годовой доход одного работника, занятого в сельском хозяйстве, составил всего 252 дол. (по сравнению с 572 дол. в неаграрных отраслях экономики). Национальное богатство сконцентрировалось в руках примерно 250 000 человек, причем 47 проц. национального богатства принадлежало всего 1 проц.

самых богатых людей. К концу первого десятилетия ХХ века рабочие в Бостоне получали от 9 до 12 дол. в неделю, а состояния магнатов, таких, как Вандербильт и Рокфеллер, превышали 100 млн долларов 2.

Стремительное развитие экономики и накопление капитала были вызваны техническими и организационными (экономикоправовыми) новациями, которые возникли в контексте быстрых послевоенных изменений, ослабивших моральные ограничения, а вместе с ними и основы обычного права, которое до этого регулировало коммерческую деятельность. Технические открытия второй половины XIX столетия сделали доступными новые источники энергии, новые возможности для производства и в то же время породили мощные стимулы к укрупнению производства и концентрации управления. Тенденция к монополизации была внутренне присуща большинству ведущих отраслей промышленности того времени. Инфраструктура и «естественные монополии», то есть железные дороги, линии электропередачи, телефонные сети и т. п., функционируют более эффективно именно как монополии, так как создание конкурирующих параллельных сетей было бы бессмысленной тратой ресурсов. Монополизация показана также предприятиям, зависящим от ограниченных и локализированных природных ресурсов (уголь, нефть, руда). То же справедливо и для тех отраслей, которые производят товары с высоким уровнем стандартизации, распределяемые на значительной территории, — например, табачные изделия, сахар, сталь 3.

возможным привлечение сбережений тысяч людей, повышение капитализации до миллионов долларов и создание крупных предприятий для реализации масштабных и зачастую рискованных проектов 4.

Экономическое законодательство того времени создавало сильные стимулы для развития бизнеса, не устанавливая при этом строгих ограничений, что оставляло множество лазеек для мошенничества и другой сомнительной деятельности, так как законодательство просто не могло предусмотреть все открывшиеся возможности. Так, создание акционерных компаний с ограниченной ответственностью способствовало быстрому обогащению отдельных лиц за счет спекуляции и преднамеренно завышенной капитализации (выпуск акций на сумму, превышающую реальную стоимость активов компании, т. н. размывание активов). Акционерная собственность создала условия для мошеннических манипуляций с капиталом и поглощения предприятий путем скупки акций на рынке. Владение акциями в таких компани-

рыночной сферы под прямой административный контроль, в результате чего повысилась их эффективность и предсказуемость 5. Так появились горизонтально и вертикально интегрированные тресты. Сначала они существовали в виде неформальных соглашений, которые заключали между собой несколько руководителей отрасли, или как сети перекрестного владения акциями. Но в 1890-х тресты превратились в крупные холдинги, единственная функция которых состояла в том, чтобы владеть акциями и контролировать большое количество других компаний и их филиалов по всей стране. При такой системе очень трудно было выяснить,

кто является владельцем компании, и многие фирмы, заявлявшие о своей самостоятельности, на самом деле входили в состав крупных монополий.

В газетах того времени крупных бизнесменов, особенно нефтяных и железнодорожных магнатов, сравнивали со средневековой рейнской знатью, баронами-разбой- никами, которые нападали и грабили тех,

кто проезжал по их землям. Экономист-исто- рик Честер Дестлер составил список из сорока трех американских баронов-разбойников, первые места в котором занимали владельцы железных дорог: Корнелиус Вандербильт, Джеймс Хилл, Коллис Хантингтон, Джон Фиск, Джей Гоулд, Лиленд Станфорд и Эдвард Гарриман, а также создатель монополии Standard Oil Джон Рокфеллер, основатель стальной монополии Эндрю Карнеги, банковский магнат Дж. П. Морган и мясозаготовитель Филип Армор 6.

В 1900-х годах группа журналистов, известных как «разгребатели грязи» («muckrakers»), выступила с целой серией разоблачений баронов-разбойников, тем самым обеспечив общественную поддержку и идеологическую

настолько враждебный ему, чем описанный Торстейном Вебленом праздный класс, занятый хищнической эксплуатацией и финансовым соперничеством. По всей видимости, в поисках идеального капиталиста Вебер попросту не заметил реальный тип, который (с точки зрения той эпохи) был ближе к барону-разбойнику, нежели к пуританскому святому. Между социальным дарвинизмом в трактовке Герберта Спенсера и агрессивным капитализмом, основанным на принципе laissez faire, столько же избирательного сродства, сколько между протестантской этикой и представлениями Вебера о современном ему капиталистическом предпринимательстве. Спенсер приспособил теорию эволюции Дарвина для объяснения развития чело-

базу для вмешательства государства с целью ограничения власти трестов.

Убедительный анализ роли протестантской этики, проведенный Максом Вебером, сформировал устойчивое представление о том, что в основе американского бизнеса лежат ценности религиозных общин. Путешествие Вебера по США имело реша-

ющее значение для формирования его социологических концепций и создания образа скромного, честного и дисциплинированного бизнесмена пуританского толка 7. Можно только удивляться, как Вебер смог не заметить социальный дарвинизм — господствующую идеологию «позолоченного века», равно как и дух демонстративного потребления. Последний стал столь важным элементом раннего капитализма, что послужил источником вдохновения для другого классического социологического исследования 8. Трудно представить себе образ более далекий от трудолюбивого бизнесмена-пуританина и

веческого общества, делая особый акцент на том, что свободная конкуренция ведет к выживанию наиболее приспособленных и способствует тем самым совершенствованию общества в целом 9. В книгах, написанных Рокфеллером, Карнеги и др., можно найти множество упоминаний о «выживании наиболее приспособленных» и «законах природы»10. В сочетании с упадком морали и религии после Гражданской войны социальный дарвинизм создал «научное» оправдание аморальности, что разрушало одно из основных ограничений экономической деятельности, еще больше ослабляло институты и предоставляло свободу сильным игрокам, которые оказались на тот момент «наиболее приспособленными», вполне в духе социал-дар- винизма.

Один из основных факторов стремительного развития капитализма — это возможность быстрого и дешевого перемещения товаров на большие расстояния от мест про-

изводства к рынкам. Первая когорта баро- нов-разбойников появилась в результате многочисленных железнодорожных спекуляций, манипуляций с акциями и поглощения компаний путем скупки акций на рынке (все это сопутствовало новым послевоенным проектам строительства железных дорог) 11. Главная отличительная черта «позолоченного века» — это такой стиль предпринимательства, при котором хищническая деятельность переплеталась с крупномасштабными строительными проектами.

Ярким примером нового стиля предпринимательства был Корнелиус Вандербильт. К 1867 году он объединил сеть железных дорог вокруг Нью-Йорка, осуществив «размывание активов» своих компаний New York Central и Hudson River Railroad. Затем он решил построить новые дороги, которые связали бы восточное побережье с главным центром промышленного и сельскохозяйственного производства — регионом Великих озер. Для этого требовалось установить контроль

над железнодорожной системой около озера Эри, большáя часть акций которой принадлежала Джиму Фиску, Даниэлу Дрю и Джею Гоулду. Эта троица выпустила новые акции, чтобы проложить железнодорожные пути на восток страны и держать важное для нее стратегическое направление под своим контролем. Когда Вандербильту стало известно о плане конкурентов, он попытался захватить их компанию путем тайной скупки ценных бумаг железнодорожной системы Erie; кроме того, он добился, чтобы нью-йоркский суд вынес решение, запрещающее дополнительную эмиссию. Узнав об этом, Фиск, Дрю и Гоулд («банда Эри») нанесли ответный удар. Прежде всего они продали большое количество акций Erie по высокой рыночной цене, и Вандербильт быстро скупил их, вздувая цены, но при этом продолжая покупать. В тот момент, когда Вандербильт решил, что он приобрел достаточное количество

акций для поглощения железной дороги Erie, трое конкурентов выпустили — в нарушение судебного запрета — 5 млн дополнительных акций, которые наводнили рынок

ирезко снизили стоимость всех этих бумаг

идолю Вандербильта. Это привело к типичному для раннего капитализма конфликту — «войне за Erie», продолжавшейся на протяжении 1867—1868 годов. Ответом Вандербильта стал выданный судом ордер на арест конкурентов. Чтобы избежать ареста, «банда Эри» наняла вооруженную охрану и бежала в НьюДжерси. Враждующие стороны истратили громадные суммы на гонорары адвокатам и взятки судебным властям Нью-Йорка, разные суды выносили противоречащие друг другу решения, то запрещающие, то легализующие акции железной дороги Erie. Решение суда определялось суммой, которую были готовы заплатить конфликтующие стороны. Наступил момент, когда Вандербильт счел дальнейшее увеличение расходов неприемлемым и пошел на компромисс. Он согласился продать компании Fisk & Co значительное количество акций Erie по выгодному курсу и получил два места в совете директоров.

Вотличие от прежних спекулянтов и учредителей, которые накапливали огромные состояния, но мало что создавали, бароныразбойники следующего призыва, появившиеся в 1880-х и 1890-х, оказались более продуктивными в социальном отношении, поскольку осуществляли крупномасштабные производственные проекты и внедряли технические новшества. И хотя их главными побудительными мотивами были монопольные прибыли и экспансия, неизбежными побочными продуктами этой деятельности стали экономический рост и промышленная модернизация. Дестлер определил это как империалистический мотив, отличный от простого стремления к выгоде. Другими словами, главная цель такой деятельности — скорее расширение производства, нежели лич-

ное обогащение. Лидерами данной группы были Карнеги, Морган и Рокфеллер. Но американская ревизионистская историо-

графия оценила их созидательную роль только в 1950-е годы, а до этого их считали главным образом адептами мошеннических и заговорщических методов ведения бизнеса и проводниками коррупции 12. Причина столь разных оценок, возможно, состоит в том, что последующие поколения оценивали результаты, тогда как современники основное внимание уделяли методам накопления богатства, средствам, с помощью которых создавались «империи», а также образу жизни «империалистов». Они обвиняли баронов-разбой- ников почти во всех своих невзгодах, в том числе и тех, к которым те не имели никакого отношения, тем самым наделяя их поистине сверхъестественными качествами.

Политика и государство

О политической коррупции в «позолоченном веке» написано немало 13. Политические решения служили исключительно выгоде лидеров бизнеса либо корыстным интересам политиков. Современные выражения, обозначающие чиновничью коррупцию, такие, как «поиск ренты, откат» (rent-seeking) и «приватизация государства» (state capture), превосходно подошли бы к американской политической жизни того времени, но при этом нужно сделать одну оговорку: тогда это считалось нормой, а не отклонением от нее. Тесное переплетение политики и бизнеса не порождало больших моральных проблем в условиях, когда в стране царил дух накопительства и общепризнанным критерием успеха считалась величина дохода. Сенатор Бойес Пенроуз от штата Пенсильвания описал отношения между политикой и бизнесом таким образом: «Я верю в разделение труда. Вы послали нас в Конгресс; мы принимаем нужные законы, на основе которых вы делаете деньги; из вашей прибыли вы финанси-

руете нашу избирательную кампанию, чтобы снова послать нас в Конгресс, где мы будем принимать законы… дающие вам возможность получить еще больше денег. Ваш долг заключается в том, чтобы помочь нам находиться здесь, а наш долг — принимать нужные вам законы»14.

Общество в целом терпимо относилось к такому положению дел, однако откровенный цинизм и масштабы коррупции все же приводили к разоблачениям и скандалам.

Классическим примером коррупции «позолоченного века» может служить дело строительной компании Credit Mobilier. Ее создал Томас Дюран — крупный акционер железной дороги Union Pacific. Формально компания выступила как независимый подрядчик и назначила за строительные работы чрезмерно высокую цену. Таким образом, акционеры железной дороги Union Pacific заключили контракт сами с собой, присвоив дополнительную прибыль через компанию Credit Mobilier. В то время это было обычной практикой в бизнесе. Но особенность данного случая состояла в том, что компания Union Pacific получила от государства большие земельные участки для строительства железной дороги, а с помощью компании Credit Mobilier были присвоены не деньги миноритарных акционеров, а государственные субсидии. Возникла угроза расследования в Конгрессе. Чтобы воспрепятствовать этому, Оукс Эймс, конгрессмен от штата Массачусетс и акционер Union Pacific, распространил среди влиятельных конгрессменов пакет акций Credit Mobilier. Список этих конгрессменов (составленный Эймсом и похищенный у него) был опубликован в нью-йоркской газете Sun в 1872 году в рамках президентской предвыборной борьбы. Это вызвало публичный скандал, и расследование стало неизбежным. Общественность осудила поведение Эймса, однако он заявил, что его действия «ничем не отличаются от

дарству ресурсы долгое время широко инвестировались в крупные строительные и торговые проекты, а государственные чиновники выступали в роли капиталистических предпринимателей. С другой стороны, крупные торговые компании осуществляли функции управления и были хорошо вооружены. В Западной Европе формирование государства происходило в «классической» последовательности: консолидация центральной государственной власти; образование специализированной бюрократии; демократизация и участие народа в управлении государством. И экономическая инициатива первоначально исходила от государства (особенно ярко это проявилось в период меркантилизма), и лишь позднее она перешла к гражданскому (буржуазному) обществу.

Между тем в Америке формирование государства шло в обратном порядке. Сначала сформировалась демократия, основанная на партийной системе и вовлекавшая в политическую жизнь широкие массы, и лишь намного позже (в конце 1870-х) появилась

либо рассматривали его как фиктивное, хотя Маркс считал, что как раз такой тип государства идеально подходит для буржуазии.

Слабость (или даже фиктивность) федерального государства уравновешивалась сильной властью на уровне общин, то есть гражданским обществом. Для большинства сельских жителей Соединенных Штатов Америки порядок и нормы поведения вырабатывались в рамках механизмов, регулировавших общинную жизнь, или в процессе судебных разбирательств при содействии местных органов власти и шерифов. В политике на общенациональном уровне доминировали партии и их влиятельные представители в Конгрессе. Партийные боссы, сенаторы и конгрессмены также контролировали законодательную деятельность в штатах. Такая система идеально подходила для локализованного общества мелких предпринимателей, однако по окончании Гражданской войны, когда в США фактически сформировалось однопартийное (республиканское) государство и набирали темпы концентра-

ция производства и индустриализация, эта система очень быстро оказалась во власти сильных акторов, появившихся в экономике. Повальная коррупция в тогдашней Америке была в той же мере обусловлена целенаправленными стараниями баронов-разбойни- ков «приватизировать» государство, в какой

иприродой самого государства (партиями

исистемой распределения политических благ среди победителей в партийной борьбе), его органической неспособностью установить ограничения и нормы, соответствующие новым формам экономической деятельности 17.

Реальная власть президента значительно уступала власти партийной машины и конгрессменов. У президента не было не только администрации, которая помогала бы ему проводить независимую политику, — у него не было даже помощников. Вплоть до конца XIX века все попытки создать сильное государство как регулирующий орган были нерешительными и непоследовательными. К концу XIX столетия индустриализация и концентрация экономической власти в руках крупных корпораций, а также образование новых национальных рынков привели к тому, что силы, определявшие жизнь первичных сообществ, вышли за пределы

этих сообществ, результатом чего стал нарастающий процесс социального отчуждения. Непонятный для малого бизнеса способ деятельности крупных корпораций, политика, не отвечающая интересам общества, быстро углубляющиеся классовые противоречия способствовали появлению движения прогрессистов 18. Новый средний класс, сформировавшийся в городах, стал главной силой, требующей поднять уровень морали в политике, освободить правительство от влияния людей, преследующих личные интересы, и усилить контроль общества за деятельностью корпораций. Рассуждая о причинах прогрессистских реформ, историк Роберт Вибе

писал: «Обострявшийся конфликт и рухнувшие мечты вкупе со смутным ощущением, что жизнь приносит все меньше благ, породили мощный спрос на наведение порядка»19. Требования прогрессистов сомкнулись с усилиями федерального правительства, и реорганизация государства стала главным политическим процессом первого десятилетия ХХ века.

Государство против Standard Oil

В 1860-е годы американская нефтяная отрасль состояла из множества сравнительно мелких независимых компаний, занимавшихся добычей нефти, ее переработкой, транспортировкой и распределением, причем уровень добычи и цены определялись свободной игрой рыночных факторов. Подъем компании Standard Oil начался в 1867-м, когда в штате Огайо несколько нефтеперерабатывающих компаний образовали товарищество (Рокфеллер, Эндрюс и Флэглер) 20. Через три года оно было преобразовано в компанию Standard Oil of Ohio, капитализация которой достигла 1 млн долларов. Рокфеллер и его партнеры сконцентрировали свои усилия на завоевании монопольного положения в нефтеперерабатывающем бизнесе. Для достижения этой цели они разработали несколько примечательных стратегий и решений.

В 1867 году, когда эта компания появилась, она контролировала не более 10 проц. нефтеперерабатывающего бизнеса, но через 10 лет под ее контролем находилось уже около 90 процентов. Главным инструментом кон-

троля была транспортировка, которая позднее сама стала объектом монополизации. Когда общественная борьба против политики железнодорожных компаний заставила федеральное правительство принять соответствующие нормативные акты и запретить ценовую дискриминацию, Standard Oil переключилась на строительство недавно изо-

бретенных нефтепроводов, соединявших нефтяные промыслы, нефтеперерабатывающие заводы и распределительную инфраструктуру. Создание системы нефтепроводов обеспечило Standard Oil полную монополию на этот самый дешевый способ транспортировки нефти, ценовой контроль над производителями сырой нефти, мощный рычаг воздействия на железнодорожные компании, которые опасались прокладки нефтепроводов параллельно железным дорогам, а также господство над потребителем, у которого не было выбора. Владея всеми нефтепроводами (кроме одного), Standard Oil поставляла 86 проц. осветительного масла, более 80 проц. керосина и 87 проц. экспортной нефти. Кроме того, она владела некоторым количеством нефтяных скважин, однако добыча нефти из них никогда не превышала одной шестой от общего объема ее производства 21.

На раннем этапе своей деятельности компания Standard Oil сталкивалась с эпизодическим, но яростным сопротивлением как со

ние девяти доверенным лицам, в том числе Рокфеллеру. Этим изобретением воспользовались и многие другие тресты, так как оно позволяло скрыть реальную степень концентрации и, таким образом, отклонить обвинения в монополистическом сговоре. Масштаб операций, совершенных Standard Oil и другими трестами, был поистине общенациональным и в недалеком будущем обещал стать глобальным, выходящим далеко за рамки обусловленных географическими границами полномочий правительств отдельных штатов.

Но по иронии судьбы первый чувствительный удар по Standard Oil был нанесен именно благодаря географически ограниченному характеру законов отдельных штатов. В ходе избирательной кампании 1889-го в штате Огайо местный генеральный прокурор, который добивался своего переизбрания, выяснил, что компания нарушила законы штата о деятельности корпораций. Нарушение состояло в том, что управление компанией было поручено доверенным лицам, которые не

стороны независимых компаний, так и со стороны судов штатов и федеральных комиссий. Однако она умело отражала атаки в судах или изобретала новые организационные формы, чтобы избежать судебного преследования, и оставалась неуязвимой для властей штатов и федерального правительства, административные возможности которых были ограниченными. С организационной точки зрения Standard Oil представляла собой объединение компаний. В некоторых из них Рокфеллер и его ближайшие компаньоны имели блокирующий или контрольный пакет акций, а в других компаниях акционеры передали свою долю акций в управле-

проживали постоянно на территории Огайо (их штаб-квартира находилась в Нью-Йорке). По его рекомендации Верховный суд штата начал расследование и в 1892-м вынес решение о роспуске Standard Oil. Та обратилась

за отсрочкой для завершения дел и получила ее, но на самом деле компания проигнорировала судебное решение и продолжала работать еще пять лет — до появления угрозы еще одного судебного преследования. Когда такая угроза приняла реальные очертания, руководство Standard Oil просто сожгло бухгалтерские книги, отчеты и другие документы, в которых могли быть обнаружены свидетельства монополистической деятельно-