ProEtContra_2005_2_05

сти. В конце концов судебное дело было прекращено.

Начатая в 1883 году реформа государственных служб принесла к началу 1900-х ожидаемый результат: сформировалась прослойка государственных чиновников, для которых выполнение служебных обязанностей было важнее их партийной принадлежности 22. Прогрессивные журналисты публиковали материалы о многочисленных разоблачениях, связанных с коррупцией и махинациями монополий, и в обществе сформировалось устойчивое негатив-

дить верховенство федерального правительства над корпорациями. Когда «дело Northern Securities» набрало обороты, Морган посетил Белый дом, чтобы попытаться «договориться» с властью, однако президент настоял на официальном рассмотрении дела. После встречи с Морганом Рузвельт заметил: «Он просто не мог воспринимать меня иначе как сильного конкурента, который стремится разрушить весь его бизнес и которого можно склонить к тому, чтобы отказаться от таких намерений»25. В 1904-м Верховный суд вынес решение о роспуске Northern Securities.

ное отношение к трестам. Были готовы и некоторые законодательные инструменты для обуздания трестов, прежде всего закон Шермана 23. Отсутствовала лишь политическая воля. В 1901 году, после убийства президента Маккинли (третье убийство президента США в «позолоченном веке»), Теодор Рузвельт, занимавший должность губернатора штата Нью-Йорк, а затем вице-президента США, стал главой государства. В своих мемуарах Рузвельт писал: «Когда я стал президентом… вопрос о том, достаточно ли у государства власти, чтобы контролировать [межштатные корпорации], стоял исключительно остро. Бесполезно было обсуждать методы контроля большого бизнеса со стороны национального правительства, пока окончательно не решен вопрос, обладает ли национальное правительство достаточными полномочиями для такого контроля»24.

Эра борьбы с трестами началась в феврале 1902 года с открытием производства по делу компании Northern Securities — холдинга, состоявшего из пяти крупных железных дорог, которым совместно управляли Гарриман, Хилл и Морган. Главной причиной возбуждения этого дела было стремление утвер-

Был создан первый прецедент успешного применения закона Шермана, и популярность Рузвельта резко возросла. Открылся путь к созданию системы регулирования деятельности железнодорожных компаний.

В 1906 году Бюро по делам корпораций

(Bureau of Corporations), незадолго до того учрежденное по инициативе президента Рузвельта, начало расследование деятельности компании Standard Oil. К тому времени власть и популярность Рузвельта возросли в результате его убедительной победы на выборах в 1904-м и вследствие большого количества успешных дел против трестов. Общественное мнение после ряда журналь-

ных статей было решительно настроено против Standard Oil. Магнаты жаловались, что их превратили в «козлов отпущения» и сделали объектом нападок и гонений со стороны правительства. К лету 1907-го федеральное правительство вело несколько судебных процессов против Standard Oil и ее дочерних предприятий, а еще несколько дел было инициировано прокурорами штатов. Иск, поданный в федеральный окружной суд штата Миссури, в котором содержалось требование распустить Standard Oil на основании закона

Шермана, оказался в конечном счете роковым. В 1911 году Standard Oil была разделена на 38 независимых компаний, акционерный капитал был поделен между акционерами, а руководство было реорганизовано с целью децентрализации управления. В результате возникли Exxon, Shevron, Texaco, Mobil и другие крупные нефтяные компании.

Разрушение компании Standard Oil не принесло положительных экономических результатов. Наоборот, оно содействовало дальнейшему обогащению собственников и нанесло вред потребителям. Этот факт является одним из главных аргументов в споре о том, было ли «дело Standard Oil» преж-

де всего политическим. В своей публичной речи в 1912 году Рузвельт задался вопросом о том, каков фактический результат атаки на Standard Oil, и ответил на него так: «Все компании всё равно находятся под единым контролем... Акции подорожали более чем на 100 проц. […] В то же время цены на нефть для потребителя стремительно выросли»26. Ныне признано, что с экономической точки зрения разделение этой корпорации было бессмысленным, а может быть, и вредным, но тогда центральная власть упорно проводила свою политику, а общественность искренне ее поддерживала.

Систематическое наступление на крупнейшие корпорации стало возможным в рамках новых политических реалий, обусловленных усилением президентской власти за счет Конгресса, так как Рузвельт принял меры по созданию сильной администрации и действовал независимо от партийной политики, взяв на себя роль национального лидера и опираясь в своих действиях на широкую поддержку общества. С другой стороны, сама политика ликвидации трестов стала частью государственного строительства. Государство утверждалось не просто как набор организаций, а как совокупный результат действий и практик, которые и конституировали госу-

дарство в качестве органа, служащего источником этих действий и практик; они же позволяли создавать и поддерживать институциональные границы, тем самым обеспечивая существование государства как отдельной, самостоятельной организации. В этом смысле ликвидация трестов была не только решающим испытанием на дееспособность государства, но и средством его становления и институционализации. В результате государство получило такую власть, которая позволяла выполнять регулирующие функции, то есть вводить в национальном масштабе ограничения на коммерческую деятельность и добиваться их соблюдения.

Ранний капитализм в России

Широкая ваучерная приватизация, стремительно проведенная в 1992—1994 годах, превратила большинство руководителей и работников бывших государственных предприятий в их законных владель-

цев. Наибольшую выгоду из нее извлекли те, кто имел привилегированный доступ к приватизации ключевых промышленных активов, то есть партийно-хозяйственный корпус бывшего СССР. Так как формальные правила и процедуры приватизации были разработаны ad hoc и оценка стоимости фондов не проводилась, распродажа многих предприятий новым собственникам стала делом личного обмена между теми, кто располагал наличными деньгами, и теми, кто присвоил себе право продавать. Многие из тех, кто имел наличные деньги, вышли из комсомольских структур, и к началу приватизации эти люди обслуживали финансовые потоки государственных предприятий, превращая безналичные рубли в наличные для своей собственной выгоды и в интересах директоров предприятий, а также занимались обменом валюты и импортом потребительских товаров. Они же были и учредителями первых банков. Олигархами в большинстве слу-

Введение частной собственности не сопровождалось разработкой законов и созданием государственных институтов, которые бы определяли и защищали право собственности. Система арбитражных судов не работала, а у правоохранителей не было ни опыта, ни стимулов защищать частную собственность и обеспечивать соблюдение прав собственников. В отсутствие законодательного обеспечения развитие рынков сопровождалось появлением многочисленных регулирующих механизмов, которые зачастую носили локальный характер или действовали в рамках прежних социальных сетей — профессиональных (директора, партия и комсомол, военные и КГБ, выпускники определенных вузов и т. д.), этнических, криминальных, дружеских и т. п. Там, где подобные механизмы не работали, представители нового бизнеса руководствовались неким суррогатом обычного права, которое в немалой степени строилось на понятиях, сложившихся в криминальном мире. В условиях фактического коллапса государственной власти, в том числе системы правосудия и правоохранительных органов, большие сегменты возни-

структурам или государственным чиновникам. При отсутствии единого налогового кодекса налоговые органы использовали свои полномочия произвольно.

И, наконец, региональные власти, фактически получив суверенитет на своих территориях, закрывали «экономические границы», прекращали выплаты в федеральный бюджет и разрабатывали собственные региональные конституции. Государство не могло проводить какую-либо внятную политику или осуществлять регулирующие функции как из-за отсутствия денег, так и из-за неспособности исполнительной власти влиять на социальные группы и обстановку на формально подвластных ей территориях 29. Кремль не управлял даже в Москве, потому что столица фактически находилась под контролем политической машины главы города Юрия Лужкова. Деятельность президента и федерального правительства все больше сводилась к распределению квот и концессий, разрешений и освобождений от налогов и пошлин (в основном в отношении импорта и экспорта), которые обменивались на частную ренту для государственных чинов-

ников; кроме этого, правительство занималось добыванием крупных кредитов МВФ и Всемирного банка, с тем чтобы удержать страну и ее экономику от окончательного развала.

Итак, к середине 1990-х годов абсолютно все было готово для раннекапиталистической модели развития. Моральная и институциональная деградация в сочетании с неадекватностью законов и самоустранением государства создали благоприятные условия для появления сильных игроков и получения высоких прибылей при помощи хищнических и агрессивных способов обогащения. Организованная сила и политические связи стали ключевым фактором первичного накопления капитала, а концентрация все бóльших богатств в руках небольшой группы людей позволяла им оказывать влияние в масштабах всей страны. В России формирование условий для развития раннего капитализма отличалось от США, поскольку постсоветская Россия унаследовала от СССР

высокоиндустриализированную экономику и гигантский государственный аппарат, чего в США не было. Но к середине 1990-х в результате институциональной деградации это наследие перестало оказывать скольконибудь заметное структурное воздействие. В 1997 году сильные акторы объединились в соперничающие политико-экономические группировки, каждая из которых состояла из владельцев крупных активов в сфере финансов, промышленности или СМИ и их союзников из числа чиновников в центральном правительстве или глав региональных администраций. После того как были распределены властные ресурсы и в условиях практически полного отсутствия институциональных (моральных, законодательных и бюрократических) ограничений появились сильные игроки, их взаимодействие неизбежно приняло формы анархической конкуренции.

Олигархи

Период с 1995 по 1997 год стал новым этапом экономического и политического усиления небольшой группы частных собственников. С целью наполнения государственного бюджета и создания фонда для ведения предвыборной кампании Ельцина в 1996-м были разработаны залоговые аукционы. Замысел состоял в следующем: 29 крупных государственных промышленных предприятий передавались частным банкам в обмен на займы, которые никто не собирался возвращать. В итоге избранные банки, связанные с представителями высшей власти, получили важнейшие активы по ценам, составлявшим малую долю их реальной рыночной стоимости (в их числе были «ЮКОС» и «Сибнефть»). Когда Ельцин был переизбран, банкиры, финансировавшие его избирательную кампанию, потребовали для себя постов в правительстве и новых возможностей приватизации. 29 октября 1996 года Борис Березовский дал газете Financial Times известное интервью: «Мы наняли Анатолия

Чубайса. Мы вложили огромные суммы денег в избирательную кампанию. Мы обеспечили победу Ельцина на выборах. Сейчас мы имеем право претендовать на посты в правительстве и воспользоваться плодами нашей победы». При этом он назвал банкиров, которые контролировали половину российской экономики: Смоленского, Ходорковского, Гусинского, Потанина, Виноградова, Фридмана и — себя самого.

Первая когорта российских олигархов состояла из нескольких человек, которые контролировали — в разных комбинациях — крупные банки, предприятия и СМИ. Никто из первого поколения магнатов не принимал участия в создании добавленной стоимости. Источником их богатства и влияния стал контроль над финансовыми и информационными потоками. Их имущественные права и дальнейшая экспансия зависели толь-

ко от политического влияния, которое они или покупали, или получали в обмен на предоставление политикам информационных услуг, обеспечивавшихся принадлежавшими им СМИ. В то же время они ревниво следили друг за другом и вели борьбу за политическое влияние и активы в добывающей промышленности и в сфере коммуникаций (например, «войны» за «Норильский никель» и «Связьинвест» в 1997-м). Финансовый кризис 1998 года разрушил банковский бизнес олигархов, а также тех групп, которые были тесно с ним связаны, таких, как «СБС-Агро» и «Инкомбанк». Выжили те биз-

нес-группы, основные активы которых находились в промышленной, а не в финансовой сфере («Газпром», «Интеррос-ОНЕКСИМ», «ЮКОС», «ЛУКОЙЛ»). В это же время сформировались новые финансово-промышлен- ные группы: «Сибал», «Альфа», МДМ.

Недружественные поглощения

Массовое перераспределение и консолидация, имевшие место в 1999–2003 годах, изучены значительно меньше, нежели более ранние случаи смены собственников 30. Если первая волна приватизации дала безусловное преимущество инсайдерам, то есть прежним советским директорам и работникам, то отличительной особенностью нового раунда соперничества за экономические активы стало агрессивное продвижение аутсайдеров, то есть новых бизнес-групп, которые использовали все доступные им методы, в том числе мошенничество и насилие, чтобы сменить руководство и получить контроль над тысячами промышленных предприятий, включая самые крупные. Прежняя форма собственности для крупных промышленных предприятий, при которой владельцами были руководители и незаинтересованные коллективы, пришла в противоречие с существующей структурой основных отраслей, требовавшей намного более высо-

кой концентрации капитала для реконструкции отраслей и эффективного управления ими. Примерно за четыре года структура собственности изменилась, заметно повысился уровень концентрации промышленных активов, распределенных между десятком новых бизнес-групп, и в бизнесе появилась новая когорта лидеров.

События 1999—2003 годов стали возможны благодаря проводимой федеральным правительством политике невмешательства государства в экономику. Правительство занималось решением проблем, связанных с избыточным суверенитетом регионов, оставив олигархов бороться за активы. В 1998-м был принят ультралиберальный закон о банкротстве, который запустил процесс массового захвата предприятий, начавшийся в 1999-м и достигший общенациональных масштабов к 2001 году. После принятия в 2002-м нового закона о банкротстве и ужесточения государственного контроля за его выполнением этот процесс пошел на убыль.

Как правило, захват предприятий осуществлялся с помощью процедуры банкротства на основании закона о банкротстве в редакции 1998 года или в форме принятия «законных мер» по защите прав миноритарных акционеров на основании закона об акционерных обществах. Оба закона скорее открывали новые возможности, нежели устанавливали ограничения, и при отсутствии прецедентов их применения, а также слабом государственном надзоре этими законами быстро и изобретательно воспользовались сильные игроки для достижения своих целей. Закон о банкротстве в редакции 1998-го позволял сравнительно легко сменить руководство предприятия, что как раз и является ключевым моментом любого недружественного поглощения. Согласно закону, арбитражные суды могли начать процедуру банкротства, если просроченные долги предприятия превышали сумму порядка 15000 дол. и не выпла-

также привлечение специальных подразделений и региональных администраций для принудительной смены руководства. Средства массовой информации часто сообщали о яростных схватках вокруг центральных офисов предприятий. Классическим примером схемы банкротства с использованием силовых и административных средств, многие признаки и приемы которого проявились и в целом ряде других корпоративных кон-

фликтов в российской экономике, может служить атака на Новокузнецкий алюминиевый завод летом 2000 года 35. В данном случае, по утверждениям прессы, руководитель региона Аман Тулеев прямо способствовал процессу поглощения, предоставляя для этого местные административные ресурсы и выступив с заявлением о покушении на его жизнь со стороны Михаила Живило — одного из

и бароны-разбойники, — до такой степени, что их можно даже заподозрить в прямом заимствовании. Однако ближе к истине будет утверждение, что схожие цели и схожие методы их достижения обусловлены характерными для раннего капитализма структурными особенностями. В условиях анархической конкуренции, приводящей к войне всех против всех, стремление к простому обогащению вытесняется мотивом сохранения собственности и экспансии, который можно обозначить как империалистический. В России олигархи выстраивали вертикальную интеграцию, чтобы гарантировать нормальную работу своих ключевых предприятий и обезопасить свои бизнес-группы от поглощения конкурентами. Цель укрупнения состояла в том, чтобы в рамках прямого владения обеспечить контроль над технологи-

чески важными операциями. Например, для эффективной работы алюминиевого завода существенным является контроль над предприятиями, добывающими бокситы, и электростанциями. Если такой контроль отсутствует, то поставщики электроэнергии и бокситов получают возможность оказывать давление на алюминиевый завод. Отсюда следует, что для сохранения имеющихся активов нужно захватить некоторые другие.

Итак, в течение 1999—2003 годов к тем олигархам, которые выжили после кризиса 1998-го и политических перемен 2000 года, присоединилась новая группа. Она отличалась от представителей первой когорты баронов-разбойников, чьи интересы были более спекулятивными и паразитическими, и, подобно второй когорте, состояла из собственников промышленных пред-

приятий. Много общего у них было и в методах концентрации капитала, особенно в том, что касается контроля над критически важными технологическими трансакциями, а также использования преднамеренных банкротств. Если американские бароны-разбой- ники, чтобы достичь своих целей, использовали региональные суды и лоббистов в законодательных органах для принятия нужных им законов, то их российские последователи добавили к этой практике использование частных или государственных силовых структур для принудительной передачи собственности. Кроме того, с целью реализации своих имущественных интересов основные российские бизнес-группы приобрели значительные информационные ресурсы, тогда как их американские предшественники, как правило, не инвестировали в СМИ и в общественное мнение (Standard Oil вложила деньги в PR-кампанию лишь за два года до своего краха). Те и другие использовали холдинговые организации, чтобы консолидировать активы и контроль над ними, а также чтобы скрыть структуру собственников от посто-

ронних. В обоих случаях общество считало подобный способ накопления собственности и богатства незаконным.

Всемирный банк опубликовал исследование концентрации промышленности в России (по состоянию на 2003 год), в котором отмечается, что на предприятиях 22 самых крупных частных собственников занято 42 проц. рабочей силы страны и на их долю приходится 39 проц. годового объема продаж. При этом указанные активы сосредоточены в секторах с более высоким уровнем концентрации. 10 крупнейших групп владеют 60,2 проц. российского рынка акций.

В2004-м в России было 19 человек, состояние которых превышало 1 млрд долларов.

Вэтом же исследовании отмечается, что экономическая эффективность предприятий, контролируемых олигархами, немного (на 8 проц.) выше по сравнению со средними частными фирмами и намного выше, чем у предприятий, управляемых федеральным правительством или региональными администрациями 38. Однако ни одной из новых российских бизнес-групп не удалось приблизиться к тому уровню монополизации, которого достигли Рокфеллер, Карнеги, Вандербильт и некоторые другие магнаты, добившиеся почти полного контроля над конкретны-

ми отраслями. Собственно монополий (естественных) всего две — ОАО «Газпром» и РАО «ЕЭС России», но значительная или преимущественная доля собственности в них принадлежит государству, тогда как железнодорожная система разделена между несколькими независимыми операторами. В остальных ключевых отраслях промышленности конкурировали, как минимум, по две основные бизнес-группы.

Политика и государство

После передачи власти Путину в 2000 году главной задачей стало укрепление государства. Она включала в себя возвращение

региональных руководителей под контроль федеральной власти, восстановление вертикали исполнительной власти; так называемую «диктатуру закона», то есть осуществление регулирующих функций в соответствии с законодательством, а не на основе неформальных договоренностей; отделение политики от бизнеса. Эта стратегия была направлена на решение ключевых проблем государственного строительства: обеспечение пол-

водить независимую политику и укреплять налоговую дисциплину. Они потребовались для утверждения государства и его руководителя как независимого субъекта политического действия. Давление на первую когорту олигархов сопровождалось радикальной налоговой реформой — введением единой шкалы подоходного налога на физических лиц в размере 13 проц. и снижением налога на прибыль до 24 процентов.

номочий верховной власти, определение процедуры для их осуществления и гарантии независимости от других акторов. Проблему ресурсной базы удалось решить раньше, и новый Налоговый кодекс РФ к тому времени был уже готов. Эти перемены происходили на фоне нараставших в обществе требований соблюдения законности и наведения порядка.

Политика «равноудаления» олигархов начала проводиться в жизнь почти сразу после ее провозглашения. 11 мая 2000 года, всего через четыре дня после инаугурации Путина, сотрудники налоговой полиции провели эффектный рейд в офисе «Медиа-МОСТа», принадлежавшего

Владимиру Гусинскому. В последующие месяцы в результате давления и угроз со стороны власти Гусинский, а вслед за ним и Борис Березовский были вынуждены покинуть страну.

Летом 2000-го сотрудники налоговой полиции нанесли визит в офисы

«ЛУКОЙЛа» и «Сибнефти». На Потанина было оказано сильное давление с целью заставить его доплатить за приобретенный по низкой цене «Норильский никель». Эти меры должны были продемонстрировать решимость и способность власти про-

Главная проблема, которая встала перед большим бизнесом после смены власти, — это сохранение того, что было приобретено им за время президентства Ельцина. В 2000 году между новым президентом и олигархами был заключен имплицитный контракт. Характер и логика этого контракта вполне очевидны. Государство не пересматривает результатов приватизации — частный бизнес не вмешивается в публичную политику и не покупает чиновников. Государство защищает собственность с помощью законов — крупный бизнес начинает вкладывать деньги в экономику. Государство снижает налоги и расходы на бюрократию — бизнес платит налоги (отказывается от схем уклонения от уплаты налогов). Это соглашение было призвано установить институциональную границу между государством и экономикой и сформировать регулируемую законами конкурентную среду.

На практике, однако, обе стороны испытывали затруднения с выполнением условий этого контракта. Во-первых, и государство, и большой бизнес были коллективными субъектами, лишенными внутреннего единства.

Обе стороны испытывали классическую проблему коллективного действия. Государство оказалось не в состоянии навести порядок в своих собственных рядах и не могло обе-

спечить дисциплину в конкретных учреждениях, чьи сотрудники во имя личной выгоды торговали своими административными ресурсами и ресурсами принуждения. В эпоху расцвета недружественных поглощений биз- нес-группы активно пытались получить преимущества в ожесточенной борьбе за активы

идостигали их в альянсах с губернаторами и администрациями регионов. Государство не смогло выполнить данное им обещание обуздать бюрократию и правоохранительные структуры, которые стремились получить свою ренту и систематически вмешивались в имущественные споры. Между тем бизнесгруппы продолжили лоббирование и оптимизацию налогов и по-прежнему обращались за поддержкой в госструктуры, чтобы обеспечить себе победу в многочисленных судебных процессах и одолеть конкурентов в борьбе за поглощение корпоративных активов.

Во-вторых, стороны, заключившие это неформальное соглашение, несмотря на речи о партнерстве, в отношениях друг с другом по-прежнему руководствовались логикой игры с нулевой суммой. Государство укрепило исполнительную ветвь власти за счет нового контингента чиновников, пришедших из ФСБ 39. Одновременно с этим оно консолидировало свои экономические активы, создав в стратегических отраслях (военная, аэрокосмическая) государственные холдинги

иреорганизовав управление государственными предприятиями и предприятиями со значительной долей государственного участия («Газпром», «Транснефть», «Роснефть»). Опасаясь возрастающей силы государства

истремясь защитить свою собственность друг от друга и от государства, бизнес-груп- пы обратились к крупным иностранным инвесторам (сделка ТНК-BP) и возобновили попытки вывести активы в офшоры 40. И все же по большому счету обе стороны стремились соблюдать соглашение, а не нарушать его, особенно учитывая, что его неформаль-

ный характер оставлял возможность для пересмотра некоторых деталей, а также адаптации к новым условиям. Складывавшийся баланс сил обеспечивал впечатляющий экономический подъем, от которого выигрывали все стороны.

«Дело ЮКОСа»:

«Карфаген должен быть разрушен»

До сих пор при обсуждении раннего капитализма мы исходили из представления о нем как о некоей среде, в которой отсутствуют эффективные ограничения, способные предотвратить появление большого числа сильных игроков. В такой среде невозможно и появление доминирующего игрока, который мог бы создать устойчивую иерархию, сохраняющуюся в течение длительного времени. То есть доминирование невозможно ни на основании силы, ни на основании закона. В таких условиях будет преобладать логика анархической конкуренции, а игроки будут готовы использовать все возможные средства для самосохранения и экспансии. Периоды равновесия политических сил сменяются войнами до установления нового равновесия. Эта модель использована в неореалистическом подходе для объяснения логики международной политики в классической работе Кеннета Уолтца 41. Неореалисты утверждали, что независимо от характера участников структура анархической среды порождает именно такой тип конкуренции и политики. Напротив, в иерархически организованной

иинституционально регулируемой среде, в частности в государстве, политика существенно иная. В такой среде развиваются мирная экономическая конкуренция и сотрудничество. Важным постулатом неореализма является разделение международной политики

ивнутренней, а также государства и рынка. Исходное допущение данной статьи состоит в том, что отделение международной политики от внутренней обусловлено историче-