6 Национализм

81

Часть II. Современные теории национализма

мимо цели, ибо имплицитно предполагает первичность идеоло­гического и дискурсивного перед социальным. Получается, что социальное — это сфера практических действий, а идеологиче­ское — сфера теории и идеологии. Но это неверно. Дискурс уже представляет собой часть (социальной) практики, а социальная практика, в свою очередь, всегда дискурсивно организована. Поэтому существо дела не в том, что «первично» — некоторый дискурс (национализм) или некоторая социальная форма (на­ция), а в том, как происходит конституирование данной соци­альной формы.

Геллнеровский тезис о первичности национализма по от­ношению к нациям не выдерживает критики и по эмпирическим причинам. В исследовании Джона Армстронга «Нации до на­ционализма»¹ (название которого можно было бы принять за полемику с Геллнером, если не знать, что оно вышло годом раньше книги последнего) убедительно продемонстрировано существование относительно устойчивых культурных сооб­ществ в эпоху, когда о национализме никто ничего не слышал. Если понимать под культурой символический код, связывающий индивидов в некоторую группу (а Геллнер бы не стал спорить с таким пониманием), то сообщества, основанные на культур­ном сходстве, можно зафиксировать уже в Средние века. Коллективная идентичность, которую Э. Хобсбаум удачно на­зовет «протонациональной», находила выражение в литургии, жестике и атрибутике коронаций, в архитектуре². Утверждая, что не нации производят национализм, а национализм — на­ции, Геллнер стремится подчеркнуть решающую роль государ­ства в формировании наций. Однако даже такой симпатизи-

рующий Геллнеру исследователь, как Э. Хобсбаум, не счита­ет, что нации следует рассматривать только как производные современного государства: они возникают на стыке полити­ческих, социально-экономических и технологических трансфор­маций'.

Геллнер почти полностью отвлекается от исторического контекста. Именно это — жертвование историческим изме­рением феномена — вменяют ему в вину почти все его крити­ки. Хотя это обвинение не всегда корректно, оно затрагивает действительную слабость геллнеровских построений. В рамках его теории, в частности, нельзя объяснить существования наци­оналистических движений в неиндустриальных обществах. На­пример, стремление южных славян выйти из состава Осман­ской империи и создать собственное государство вполне может быть квалифицировано как национализм. Между тем это дви­жение началось задолго до вовлечения Балкан в процесс модер­низации.

Увязав национализм с обслуживанием потребностей мо­дернизации, Э. Геллнер, кстати, закрыл возможность для изу­чения форм национализма, которые не только служат модер­низации, но как раз противостоят ей².

Отвлечение от конкретно-исторического контекста влечет за собой множество натяжек и неточностей. К ним относится, среди прочего, положение Э. Геллнера о соразмерности куль­тур и человеческих коллективов, якобы имевшем место в тра­диционном (аграрном) обществе. По Геллнеру, границы «ма­лых», или «низких», культур заданы границами малых групп, или средневековых общин. Но, как отмечает В. Коротеева, письмен­ная, литургическая традиция, которой принадлежат эти группы.

¹ Armstrong J. Nations before Nationalism. Capel Hill: University of North Carolina Press, 1982.

² См.: Armstrong. Op.cit. P. 4-11. См. также: Vossler К. Aus der ro- mantischen Welt. Karlsruhe: Stahlberg, 1948. S. 399; См. также: Хейзинга Й. Осень Средневековья. М.: Наука, 1988.

' См.: Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года. СПб.: Але-тейа, 1998. С. 20.

² См.: Бройи Дж. Подходы к исследованию национализма // Нации и национализм / Б. Андерсон, О. Бауэр, М. Хрох и др. С. 213.

82

83

6*