Часть VIII. Приложение

Примеры того, как носители русского языка «режут правду в глаза», хотя понимают, что могут причинить собеседнику боль, приводимые А. Вежбицкой в разделе 8 («Правда» в человеческих отношениях), как мне кажется, также не могут служить надежным доказательством того, что существует русский культурный скрипт, предписывающий всегда говорить правду, даже если собеседни­ку она неприятна. В диалоге Львова и Иванова из пьесы Чехова «Иванов» (...вы мне глубоко несимпатичны... — ...Вы, доктор, не любите меня и не скрываете этого, это делает честь вашему сердцу) фраза Львова Вы мне глубоко несимпатичны, безусловно, выходит за рамки того, что предписывается правилами поведения. Не случайно, после того как Иванов уходит, Львов говорит сам себе: «Опять упустил случай и не поговорил с ним как следует... Не могу говорить с ним хладнокровно! Едва раскрою рот и скажу одно слово, как у меня вот тут (показывает на грудь) начина­ет душить, переворачиваться, и язык прилипает к горлу. Ненавижу этого Тартюфа...» Понятно, что речевое поведение этого прямого и горячего, но узкого и прямолинейного персонажа обусловлено эмо­циями, а не культурными скриптами. Что касается ответа Иванова (Вы, доктор, не любите меня и не скрываете этого, это делает честь вашему сердцу), то ведь он вынужден как-то реагировать на нестандартное речевое поведение собеседника, и не вполне ясно, что еще он бы мог сказать в данной ситуации. Различные примеры «антикомплиментов» — высказываний на тему 'вы постарели, по­дурнели, потолстели' — также кажутся не вполне соответствующи­ми русскому речевому этикету. Так, диалог в аэропорте (Поседела ты, моя старушка! — А ты потолстел, мой милый!), как кажется, представляет собою шутливое фамильярное поддразнивание друг друга, возможное лишь при разговоре близких друзей и произво­димое не во имя идеалов «правды» и «искренности», а для подчеркиванья неформальной атмосферы общения. Все это напоминает эпизод из романа Достоевского «Подросток», когда герой говорит Версилову: «Вы удивительно успели постареть и подурнеть в эти девять лет, уж простите эту откровенность...», — и спустя какое-то время Версилов восклицает: «...друг мой, я и тебя припоминаю ясно: ты был тогда такой милый мальчик, ловкий даже мальчик, и клянусь тебе, ты тоже проиграл в эти девять лет». Далее следу­ет комментарий Подростка: «Ясно, что Андрей Петрович изволил шутить и тою же монетою „отплатил" мне за колкое мое замечание о том, что он постарел. Все развеселились».

Комментарии к статье Анны Вежбицкой

509

Впрочем, надобно заметить, что в русском речевом общении встречается некоторый тип «антикомплиментов», как будто не столь противоречащий русским культурным нормам. Это выска­зывания на тему «как вы плохо сегодня выглядите». Однако, мне кажется, что допустимость высказываний такого рода и в этом слу­чае обусловлена не идеалами «правды» и «искренности», а другой особенностью русской культуры: а именно, тем, что в ней суще­ственной культурной ценностью является жалость (см. [Wierzbi-cka 1992a: 168—169]). «Антикомплименты» такого рода дают воз­можность говорящему проявить жалость, а адресату речи почув­ствовать себя объектом жалости, что в русской системе ценностей вовсе не плохо.

Еще одно соображение касается двух значений русского слова правда, постулируемых А. Вежбицкой: правда\, используемого в предикативной позиции и являющегося семантически элементар­ным и универсальным, и npaedai, лингвоспецифичного и представ­ляющего собою одно из ключевых слов русской культуры. Понят­но, что никакого другого решения в рамках теории «естественного семантического метаязыка» принять нельзя (разве что отказаться от включения элемента правда\ в список универсальных поня­тий — как это и делалось в более ранних версиях «естественного семантического метаязыка»). Действительно, другого слова, выра­жающего данное универсальное понятие, в русском языке найти не удается, а то, что правда является в русской культуре одной из важ­нейших культурных ценностей и соответствующее слово выражает уникальный концепт, у меня не вызывает сомнения. Но разграни­чение указанных двух значений слова правда не вполне отвечает интуитивным представлениям о концептуальном единстве данного слова в предикативном и непредикативном употреблении⁷.

Впрочем, все сказанное не отменяет двух важнейших положе­ний, выдвинутых в рассматриваемой статье А. Вежбицкой. Первое из них, частное, касается особой роли концепта правда (имеет­ся в виду правда^) в русской культуре и его связи с концептами общения и искренности. В частности, мне представляется чрез­вычайно плодотворным подход А. Вежбицкой, согласно которому

⁷ В подтверждение тезиса о различии названных двух значений слова правда А. Вежбицка ссылается на статью [Апресян 2000]; но В. Ю. Апресян говорит лишь о разных кругах употребления (да и то речь идет не о слове правда, а о слове неправда), как будто не подвергая сомнению тождество лексического значения в предикативном и нспредикативном употреблении.

510