V. Теория культурного ядра

Теория больших универсальных инновационных циклов ставит ряд не­традиционных вопросов. Прежде всего, каковы факторы, влияющие на формирование рациональных сверхцелей этих циклов? Далее, чем де­терминируется деятельность по достижении этих целей? Наконец, каковы основ­ные деструктивные факторы, действующие в период исчерпания большого инно­вационного цикла и перехода к новому?

Согласно историческому материализму, бывшему в течение семидесятилетий нашей официальной философской доктриной, основой общественного развития является эволюция и смена способов производства. Их определяющей составляю­щей являются материальные производительные силы, орудия и средства производства. Другой фактор — производственные отношения, в которые вступа­ют производители.

При внешней прозрачности и привлекательности этой схемы совершенно загадочным и неясным оставалось, почему производительные силы в определен­ные периоды начинают интенсивно развиваться и вступают в конфликты с производственными отношениями- Элементами производительных сил являются производители и орудия труда, но в них полностью отсутствует то, что коренным образом отличает человека от всех иных существ: знания и способность экс­трагировать знания из информации. Именно поэтому из марксистской схемы исторического развития, в том числе развития производства, в качестве де­терминирующего фактора полностью исключалась культура, ядро которой как раз аккумулирует все социально значимые знания. Культура, знания, инфор­мация оказывались лишь элементом духовной надстройки. Поэтому, между прочим, их влияние не учитывалось и в экономических циклах Кондратьева, в сильной степени инфицированного марксизмом.

21

Мне придется поэтому прибегнуть к новой концептуализации исторического и культурного процесса, позволяющей объяснить его адекватнее и лучше.

С этой точки зрения центральными понятиями являются технология, цивилизация и культура. В каком-то смысле они совпадают, накладываются друг на друга, но в других смыслах отчетливо различаются. Технология — это прежде всего не техника, если иметь в виду под последней лишь совокупность приборов, инструментов, машин и сооружений, используемых для материального производ­ства, целенаправленного преобразования природы или оказания услуг. Аристотель, кроме этого понятия техники, различал другое — набор знаний, навыков, искусство делания. Технология же в современном смысле слова охваты­вает не только оба значения понятия техники, но и включает в себя всю совокуп­ность знаний, информации, необходимых для производства техники в определен­ных целях, знания правил и принципов управления технологическими процес­сами, совокупность природных, финансовых, человеческих, энергетических, инструментальных и информационно-интеллектуальных ресурсов, а также всю совокупность социальных, экономических, экологических и политических пос­ледствий реализации данной технологии в конкретной среде обитания человека, включая последствия применения произведенных продуктов и услуг. Нечего и говорить, что технология в таком понимании — довольно сложный феномен, не­отъемлемым компонентом которого являются знания и информация, а следова­тельно, и культура в широком смысле, являющаяся их естественным органическим аккумулятором. Из этого, между прочим, следуют два крайне важ­ных принципиальных вывода: культура входит в состав технологии, влияет на нее; динамика, характер технологии, ее эффективность и, так сказать, пригод­ность для общества зависят от культуры. В известном смысле, культура ставит границы технологии, поскольку технология зависит от информации. Д. С. Робер-тсон совершенно правильно отмечал, что информация ставит предел технологии, а следовательно, и возможностям человечества в освоении мира и в дальнейшем прогрессирующем адаптивном развитии ',

Второй вывод выявляет обратную зависимость: знания и информация, как и другие чисто культурные феномены, зависят от технологии. Тот же Робертсон иллюстрирует эту зависимость 5 информационными революциями. Первая была связана с изобретением языка, вторая — письменности, третья — с книгопеча­танием, четвертая — с созданием электронных средств информации, и, наконец, пятая — компьютерная революция, с изобретением микропроцессорных средств и особых машиночитаемых носителей, запоминающих эту информацию. Каждый раз новые информационные технологии поднимали информированность общества на несколько порядков, радикально меняя объем и глубину знания, а вместе с ними и уровень культуры в целом. Культура, таким образом, оказывается связан­ной с технологией, понимаемой не в чисто инженерном, технократическом, а в гуманистическом смысле.

С другой стороны, технологизация жизни, особенно в эпоху сложных техно­логий, порождает особый социальный феномен — цивилизацию. При наличии гигантского числа интерпретаций культуры и цивилизации их довольно часто идентифицируют. Но в особых ситуациях, прежде всего кризисных, и под особым углом зрения различия между ними становятся заметными и многое объясняют.

Любой сложный технологический процесс, вовлекающий большое число раз­нородных знаний, профессионалов, различных управленческих механизмов, раз­нородные и дорогостоящие ресурсы и имеющие далеко идущие последствия тре­буют слаженной, рационально организованной деятельности. Рациональность же подразумевает большое число одинаково понимаемых и применяемых правил, эталонов и стандартов деятельности. Высокотехнологизированные общества — это общества, в которых различные технологии охватывают промышленность,

¹ Robertson D. S. The information re volution/ /Communication Pres. N. Y., 1990.— V. 17. N2. P. 235—

254.

. 22

сельское хозяйство, транспорт, энергетику, военное дело, преподавание. медицину, судопроизводство, культ, спорт, сферу развлечений, государственное управление, быт и т, д. Естественно, что совокупность всевозможных рациональ­ных общепринятых правил велика и достаточно устойчива. Они-то и образуют то, что мы понимаем под цивилизацией. И так как кодификация этих правил, этало­нов и стандартов начинается с появлением государства, оказывающегося их накопителем, хранителем и защитником, то термин «цивилизация» фиксирует двухстороннюю связанность: наличие общепринятых и общезначимых для данно­го социума рациональных стандартов, правил и эталонов поведения и их га-рантированность с точки зрения поддержания и защиты со стороны государствен­ных структур. С этой точки зрения различные общества, стоящие примерно на сопоставимых технологических уровнях, функционируют в рамках идентичных цивилизаций.

Культура также аккумулирует определенные нормы и стандарты деятель­ности, зафиксированные в произведениях искусства, народном творчестве, лите­ратуре, языке и т. д. Но поскольку всякий технологический процесс имеет не только общезначимые характеристики и нормы деятельности, но и индивидуаль­ные, специфичные именно для него в данных условиях в данном этноисторичес-ком социуме и окружающей среде, то культура, в отличие от цивилизации, хранит, выражает и передает именно специфическое, своеобразное, целостное, характерное именно для этого социума данного этноисторического целого.

Пока в периоды спокойного, стабильного эволюционного развития бифур­кация общего и специфического не имеет социального значения, различия между цивилизацией и культурой почти неуловимы. Но в кризисных ситуациях они достигают пороговых состояний, ибо культурная специфика может как способст­вовать, так и препятствовать реализации общецивилизационных механизмов. Для понимания этой своеобразной роли культуры необходимо рассмотреть струк­туру культуры и особую функцию ее ядра.

В первом приближении любую развитую социоэтнокультурную систему можно представить как двухкомпонентную структуру — ядро культуры и защитный пояс.

Нуклеарная концепция культуры уже рассматривалась и обсуждалась мной в ряде работ ².

Поэтому я коснусь здесь лишь тех ее аспектов, которые существенны для проблем, составляющих предмет этой статьи.

Ядро культуры концентрирует в себе нормы, стандарты, эталоны и правила деятельности, а также систему ценностей, выработанных в реальной истории данного этнического, профессионального или религиозно-культурного целого. Эти специфические стандарты, правила и т. д. связаны с судьбой сообщества, его победами и поражениями, реальными условиями, в которых оно формировалось, спецификой окружающей социальной и природной среды, национальными привы­чками, адаптационными процессами и теми цивилизационными условиями, в которых изначально формировалось это ядро. Структурами, в которых реализу­ется ядро культуры, являются, прежде всего, фольклор, мифология, предрассудки, национальные и социальные обычаи, привычки, правила бытового поведения, исторические традиции, обряды и, разумеется, основные языковые структуры.

Так как главная функция ядра культуры — сохранение и передача са­моидентичности социума, то оно обладает высокой устойчивостью и минимальной изменчивостью. В каком-то смысле, если не утрировать биологические аналогии, ядро культуры выполняет функцию генетического механизма, своего рода социальной ДНК, хранящей информацию об истории, этапах формирования, ус­ловиях жизни и деятельности и этнического потенциала. Эта информация, акку-

² «Historical Process and Truth in History». Indianapolis University Press, 1992; — «Культура, цивилизация, технология и рынок»; «Философия компьютерной революции» М., 1991; —«Вопросы

философии*. №5. 1992.

23

мулируемая в ядре, через систему воспитания и образования, механизм социаль­ного имгтринтинга, транслируется от поколения к поколению, и именно этим гарантируется самоидентичность данного этнического или социального организма. Для сохранения ядра культуры в процессе исторического развития возникает особый культурный защитный пояс. Он выполняет функцию фильтру­ющего механизма, пропускающего директивную информацию, идущую из ядра культуры во все структурные узлы социального организма, но отслеживающего и поглощающего информационные импульсы, поступающие в социум от других культур. Эти импульсы, особенно если они несут угрозу существованию или в каком-то ином отношении опасность для ядра культуры, нейтрализуются и даже растворяются в защитном поясе. Вместе с тем он обеспечивает и другую функцию — адаптацию к окружающей социально-технологической среде. Понимание этой функции защитного пояса позволяет уяснить особую культур­ную мимикрию, или культурный эффект хамелеона. Я называю это притворя­ющимися культурами. Хороший пример такого рода культур дают процессы в истории русской культуры XVIII—XIX вв., блестящий анализ которых со­держится в неопубликованных лекциях В. О. Ключевского о влиянии Запада на русскую культуру. Французский язык, внешние правила поведения, евро­пеизированный быт, платья, планировка новых городов, зданий, организация армии, официальных административных структур и т. д. имитировали или восп­роизводили западные культурные и цивилизациейные стандарты, но при этом ядро культуры, весь строй народной жизни, а также внутренняя интимная жизнь так называемого образованного общества оставались неизменными и представ­ляли собой матричное воспроизводство стабильных норм и эталонов, содер­жащихся в ядре культуры.

Вместе с тем ядро культуры при всей своей стабильности не может оставаться неизменным в абсолютном смысле. Представляя собой на самом деле инфор­мационную структуру, оно должно, естественно, изменяться, ибо по определению, по своей сущности информация есть способ фиксации и передачи изменений. Говоря о стабильности ядра культуры, его устойчивости, мы, по существу, фиксируем то установленное историческим анализом обстоятельство, что ядро культуры как информационное образование изменяется и трансформируется не­сопоставимо медленнее, чем защитный пояс, и тем более чем реальная окружаю­щая социально-технологическая среда обитания и жизнедеятельности данного социума. Речь, следовательно, идет о разных скоростях изменения, причем ско­рости изменения ядра столь незначительны по сравнению со скоростями изме­нения защитного пояса и социотехнологической среды, что практически их можно не принимать во внимание на довольно больших исторических интервалах.

Именно это и позволяет говорить о стабильности ядра культуры, хотя в действительности эта стабильность относительная. Однако на переломах цивилизационного развития, при глубинных трансформациях, глобальных техно­логических революциях, тем более при переходе от одной цивилизации к другой стабильность ядра культуры может оказаться сугубо негативным явлением, ме­шая адаптации социума к новым условиям жизнедеятельности и тем самым толкая его к саморазрушению. Нечто подобное происходит и при смене больших универсальных инновационных циклов, которые имеют тенденцию к временному сжатию по мере ускорения и революционизации технологических оснований общественного бытия человека. В таких ситуациях как раз и обнаруживается несовпадение культуры и цивилизации, их частичная разноналравленность.

Существуют ли механизмы разрешения этого противоречия? Культура в це­лом и ее ядро представляют, как уже говорилось, информационное явление. Они аккумулируют и продуцируют информацию различного рода: от предрассудков, мифов, нормативов поведения до научных, политических и технологических знаний. Естественно, что с верх стабильность ядра культуры, препятствующая трансформации информации в соответствии с требованиями новой социотехно-логической среды, может быть преодолена также механизмами, инфор-

24

мационными по своей природе. Такими механизмами являются общественное сознание и самосознание. Первое состоит в выработке знаний, адекватных вне-культурной реальности, второе есть система знаний, ориентированных на осмыс­ление внутрикультурных когнитивных информационных процессов с целью их оценки на адекватность действительности и поиска механизмов их радикальной трансформации в случае, когда отсутствие необходимой адекватности превраща­ет ядро культуры в адаптационный тормоз, ставящий под угрозу существование социума. В последнем случае можно говорить о культурном сверхиммунитете, или реакции культурного отторжения новых цивилизациейных механизмов, стандар­тов, правил и эталонов, соблюдение которых есть необходимое условие существо­вания общества на данном уровне социотехнологического развития. Самосоз­нание, таким образом, представляет собой особый механизм прорыва новой информации в ядро культуры. Результатом прорыва может оказаться культурная трансформация или глубинные преобразования ядра культуры. Вследствие этого культура в целом оказывается лучше приспособленной к требованиям цивилизации и социотехнологической среды. В то же время трансформация ядра культуры не должна нарушать ее специфики, самоидентичности и индивидуаль­ности, выделяющей и сохраняющей ее в семье мировых культур. Функция обще­ственного самосознания, таким образом, в критических условиях состоит в инфор­мационной модернизации ядра культуры. Эта модернизация есть единственно возможный способ сохранения культуры в целом при переходе от одной цивилизации к другой или при переходе от одного большого универсального инновационного цикла к другому.

Разумеется, чистые или идеальные типы таких переходов и трансформаций возможны лишь в абстракции. Поэтому описанный только что механизм транс­формации и модификации ядра культуры дает лишь общее, модельное представ­ление о сущности информационных процессов, сопровождающих цивили-зационные переходы, равно как и смены больших инновационных циклов.

Из сказанного следует, что глубокий общенациональный кризис, характерный для нынешнего состояния России, порожденный переходом от большого советско­го инновационного цикла к постсоветскому, должен происходить в поле высокой информационной напряженности, всегда возникающей при глубинных трансфор­мациях в ядре культуры.

Если теперь вспомнить, что мы живем в эпоху перманентной информационной революции, порожденной стремительным распространением новых инфор­мационных технологий, то ясно, что проблема информатизации культуры пред­ставляет собой не частный и локальный процесс, но проблему большого техно­логического и социально-исторического масштаба.