och_istor_farm_ch_2

оберегает от проказы; бирюза спасает от насильственной смерти; аметист помогает при бесплодии, и т.д.

Тотемизм (англ. «totem» — из языка индейцев племени алконгинов, значит «его род») — представление о природных предках, прародителях людей данного народа. В роли таких «отдалённых родственников» могли выступать животные (ср.: Чингачгук — Большой Змей; тотем, скажем, чукчей, часто изображаемый ими на одеждах, — бабочка; хищники в гербах разных государств и дворянских родов и т.п.); растения (вспомним хотя бы образы деревьев и цветов в фольклоре), целые природные стихии (вроде огня и воды).

Этот источник веры отражает общий мифологический постулат о единстве человека и природы, их постоянной взаимосвязи, доходящей до взаимного перехода. Подобные идеи служат простым и надёжным способом консолидации компактной общности людей, предполагающей обычно противопоставление её прочим общностям («Мы одной крови», храбры как соколы, орлы, миролюбивы как голуби; а чужие — потенциальные враги, они — «волки», «шакалы», «чёрные вороны» и т.п. опасные твари). Из тотемизма происходят такие моменты нашей жизни, как пищевые предпочтения и запреты, сюжеты украшения одежды, жилища, татуировок; дрессировка животных и т.п., как видно, глубоко этичные и эстетичные, если не доводить идею нашей сопричастности природе до абсурда полного подчинения её стихиям, не ставить природу выше человека.

Яркий образец медицинского тотемизма представляют собой славянские поверия относительно деревьев. Наши предки и соотечественники верили, что с деревьями можно заключить договор обмена — пациент уверял, что не причинит дереву вреда, а взамен просил его «забрать зубную боль» или иной недуг. Другим вариантом служил «перенос» болезни с человека на дерево. С этой целью в стволе просверливалась дырка, куда засовывали пук волос или остриженные ногти пациента, вешали его одежду на дерево, дотрагивались кусочком дерева до больного места, под деревом закапывали жертву (хлеб, деньги, вино и др.) и т.д., и т.п. Наибольшей популярностью пользовалось пролезание или протаскивание больного через согнутый или расщепленный ствол дерева, дупло или под выходящими наружу корнями (мифологический смысл этой операции состоял в том, что по одну сторону дерева находился больной человек, а на другую сторону вылезал бы его выздоровевший двойник). Подобные способы использовались и в народной ветеринарии славян. У отдельных славянских народов бытовал и такой обычай: пролезали через дерево коллективно, всем селом — при начале эпидемии или даже профилактически, на какой-то календарный праздник.

Магия (по-русски — колдовство, ворожба, волхование) представляет собой практическую, действенную часть любой мифологии, а значит, в преобразованном виде и религии. Это те символические действия, которые человек совершает из расчета на анимизм, фетишизм и тотемизм вместе взятые. Магия возникает, когда человек, в принципе исчерпав в ходе ре-

271

шения какой-то своей проблемы весь возможный репертуар рациональных поступков, материальных действий, не останавливается на этом, а дополняет их действиями символическими. С помощью этих последних он стремится подключить к решению своей проблемы силы сверхъестественные. Применительно к нашей теме — болезням и лекарствам от них — прежде всего нужно отметить веру людей в порчу как причину всех неприятностей, включая любые недомогания. Заболевшего человека «сглазили» — колдун по чьему-то заказу или просто злой человек из зависти. Эти представления о причинах заболевания распространены на Земле повсеместно от каменного века до наших дней. «Логика» такого рассуждения ясна — мы не согласны с тем, что пали жертвой слепого случая, общего закона природы, нам нужен виновник, чьё-то осознанное действие. Так выдуманная причина понятнее тёмному, жалкому человеку, с ней он может попытаться бороться, а законов микробиологии, правил гигиены он не ведает.

Типичные в этом смысле элементы магического ритуала — жертвоприношения, заговоры, заклинания, охранительные или вредоносные жесты, позы, телодвижения и т.п. символические действия.

Вот образцы заговоров медицинского характера, в каждом из кото-

рых содержится своя магическая стратегия:

«Булатный нож, подрежь чёрную болезнь в ретивом сердце, в мозгах, в костях и в жилах» (использование колдовского помощника, в данном случае — острого ножа);

«От раба Божия (имярек) отстань, лихорадка и плыви вдоль по реке» (отгон опасности прочь);

«На синем море лежит бел горюч-камень, на этом камне стоит Божий престол, на этом престоле сидит Пресвятая Матерь, в белых рученьках держит белого лебедя, обрывает, общипывает у лебедя белое перо, так отскокните, отпрыгните, отпряните от раба Божия (имярек) родимые огневицы и родимые горяки…» (замещение болезни действием);

«Тут тебе не быть, тут тебе не жить; быть тебе по болотам, по гнилым колодам, за тёмными лесами, за крутыми горами, за жёлтыми песками. Там тебе быть, там тебе жить» (заговор против желтухи — отпугивание болезни);

«Не грызи колено, грызи осиновое полено…» (против грыжи; перевод вреда на другой объект);

«Куры, куры, отдайте мне моё зрение, возьмите слепоту» (магия обмена);

«Вот вам, двенадцать сестёр, хлеб, соль, полноте меня мучить, отстаньте от меня» (подкуп болезни, соблазн ее угощением);

«Секу-отсекаю, рублю-перерубаю, секу, рублю колотье [в сердце] острым ножиком…» (угроза действием);

и многие т.п.

Заговор, вообще говоря, представляет собой одну из малых форм устного народного творчества. Это словесная магия в целях достижения

272

желаемого — в ритуалах защиты, плодородия и прочих, включая в особенности лечение. Возникнув в составе фольклора, заговоры в дальнейшем нередко записывались и размножались уже в рукописной форме. Самые древние заговоры обнаружены среди новгородских грамот на бересте (см. выше о них особый раздел главы). Множество текстов заговоров содержатся в рукописных и печатных лечебниках, травниках, сборниках разного содержания, особенно за XVII–XVIII вв. (когда грамотность и книжность уже распространились, но ещё недостаточно, чтобы большинство населения перестало верить наивному колдовству). Этнографам известны сотни заговоров от всевозможных болезней, прежде всего самых частых среди крестьян: на ожог, на кровоточащую рану, на ушиб; на уши, на зубы, на «жабу» (сердце, лёгкие, горло); на рожу, на чирьи; на «жару» (лихорадку);

ит.д. Особой популярностью, понятное дело, пользовались заговоры от детских болезней: на исполох (испуг), на грыжу, на прикос (глаз) и т.п. К примеру, такой: «С гоголя (утки) вода, с камня струя, с зайца снег, с рабы божией (такой-то) скатитесь, свалитесь с ясных очей, с чёрных бровей, ото всех печеней уроки, прикосы, денны уговоры, ночны исполохи…». Затем следует «адрес», куда посылается болезнь (в морскую пучину, на острый нож, к старой хозяйке или хозяину в тёмные леса, в глубокие воды или ко гнилой колоде).

Словесная часть заговора усиливалась действенной — знахарь сопровождал свои заклинания определёнными поступками. Так, он наговаривал свои формулы на воду, молоко, масло и т.п. вполне материальные субстанции. После произнесения волшебных слов, жидкость выплёскивалась в лицо больного или на поражённую болезнью часть тела. Эту процедуру проделывали троекратно. Кроме того, применяли очерчивание ножом

исплёвывание.

Облагороженный вариант заговора представляет собой молитва, применительно к нашей тематике — во здравие, за выздоровление. Хотя христианские проповедники со своей стороны резко осуждали простонародные заговоры как рудимент язычества, но на практике они всё чаще объединялись. Словесная часть заговора почти всегда сочеталась с практической, действенной. Например, распространённый среди русских крестьян заговор: «На тебе рожь, а нашу семейку не трожь!» произносился при погребении, когда в могилу сыпали зерно, чтобы откупиться от покойника.

Широко был распространён обычай отчитывания (произнесения целого цикла молитв) при таких тяжёлых заболеваниях, как сумасшедствие, в том числе эпилепсия, кликушество и т.п.

Под влиянием христианства языческие целители потеснились и уступили часть своего авторитета православным персонажам. Первое место среди этих последних занял св. Пантелеймон (Пантелей-целитель народной молвы). Этот великомученик, который якобы жил при римском императоре Максимилиане (III в. н.э.), считался великим врачевателем, изображался на иконах со шкатулкой, полной лекарств. День памяти этого святого — 27 июля (по новому стилю) — сопровождался многочисленны-

273

ми просьбами об исцелении со стороны верующих в него прихожан православных храмов. Они несли деньги, холсты, продукты, чтобы откупиться от недугов.

Среди персонажей заговоров выступали персонажи языческой и христианской мифологии: красное солнце, дедушка водяной, царь морской, царица морская, Бабариха, а также Иисус Христос, Богородица, Иван Креститель, Илья Пророк, Егорий Храбрый и прочие.

На такой разнице основывалось частичное и временное противопоставление колдуна знахарю. Первый опирался на языческие силы, а второй — на христианские. Однако по психотерапевтическому эффекту те и другие не слишком отличались.

Целебную силу воды усиливали её освящением с помощью креста; запасали воду «богоявленскую»; усиливали её благовещенской просфорой и четверговой свечой (зажженной в Чистый четверг на святой неделе). Так

вхристианском духе трансформировалось древнее почитание огня как очистительной стихии. Такой свечой выжигали обереги — знаки креста на косяках избы, чтобы преградить путь в дом нечистой силе. Подобной благотворной силой обладала в глазах верующего христианина всякая свеча, купленная в церкви. Чудотворную силу обретали в глазах правоверных все предметы, освящённые на великие праздники. Например, в так называемый Чистый четверг обращали в целебные соль, мыло, золу, простую воду. Травы и цветы, собранные на Троицу и в Иванов день, крестьянки освящали в церкви и в дальнейшем использовали как защиту от болезней и «сглаза».

Как видно, в устных и письменных заговорах на болезнь и здоровье присутствует широкий спектр речевых актов: просьбы, угрозы, предостережения, приказы, уговоры, увещевания, приглашение и многие другие словесные обороты. В магическом сознании слово выступает эквивалентом дела: «Я говорю-уговариваю сердечную грыжу, заплечную грыжу, пуповую и паховую» (у взрослого пациента); «Снимаю рёв, переполох, бессонницу, полунощницу, неугомонницу, испуг и грыжу» (у ребёнка).

Сокращённый вариант заговора представляло собой заклинание — прямое обращение к объекту магического воздействия в повелительной форме (приказа, просьбы, запрета, угрозы и т.п.). Особенно широко применялись заклинания именно в народной медицине для изгнания болезней. Русские крестьяне заклинали таким образом «коровью смерть»: «Выйди вон, выйди вон, из села, из села». А вот заклинание в переводе с сербского: «Иди, боль, в лес, в воду, в высокие высоты, в глубокие глубины, где петух не поёт, где курица не кудахчет».

Народные заговоры против болезней носили системный характер —

вних последовательно перечислялись все части тела, из которых изгонялась хворь: «Господи Боже наш премилостивый, Царю святый, отжени всяк недуг от раба своего (имярек), от души и от тела, от главы, от верха от темени, от влас, от чела, от брови, от веку, от ресниц, от очей, от ушей, от лица, от носу, от уст, от языка, от подъязычья, от гортани» и т.д. В других

274

случаях перечислялись симптомы заболевания: «… Щепоты, ломоты унимала, порезы и посеки, от удару и от укладу и булату унимала и запирала…» Болезнь пытались изгнать из всех зон времени и пространства: «…Не троньте и не грызите раба Божьего (имярек) ни в день, ни в ночь, ни в утреннюю зарю, ни в вечернюю, ни на новый месяц, ни на ветхий…»

Соответствующий характер носила и средневековая фармация. Её рецепты нередко чисто внешне похожи на приёмы фитотерапии, а если разобраться, то основаны на той же самой вере в порчу, сглаз и т.п. сверхъестественные причины болезней. Реалистическое рассмотрение знахарской практики траволечения показывает, что в травах и знахари, и их пациенты ценили не столько их настоящие фармакологические свойства, сколько выдуманные «способности» отпугивать злые силы, вредных духов и прочую нечистую силу. Например, повсеместно считалось, что ветка рябины или же трава калган отпугивают порчи. С какой стати? Это не пояснялось.

Особой целебной силой обладали якобы травы, сорванные в ночь на Ивана Купалу — языческо-христианский праздник летнего солнцестояния. В это время и «чёрные», и «белые» знахари старались запастись лекарственным сырьём для своих целей. Названия и лечебных, и вредоносных трав носили вполне выдуманный характер: петров крест, одолень-трава, плакун-трава, разрыв-трава и т.п. Не только колдуны, но и все обычные суеверные крестьянки направлялись утром того же дня за село, чтобы собрать «целебную росу». Её выжимали в сосуд и умывали лицо и руки, свято веря в оздоровительную силу этой процедуры. Надеялись после этого стать красивыми и здоровыми. Сорванным в этот же день берёзовым веникам приписывались те же волшебные свойства — ими стремились запастись на весь год, чтобы каждое парение в бане гарантировало оздоровительный эффект.

Вот цитата из одного древнерусского травника: «Есть трава. Пошла на плакун, лист у неё долог, а цвет вишнёв, а растёт подле реки на лугу, на угодном месте, и внести ту траву в дом, и не внидет в тот дом дух лукав, а носить ту траву на теле, и питии ту траву на тоще сердце».

Сценарий лечения при помощи заговора предполагал три последова-

тельные стадии:

сначала определить причину, источник и характер болезни;

затем происходит изгнание болезни из тела пациента;

наконец, болезнь символически отгоняется прочь или уничтожает-

ся.

Филологи отмечают в текстах заговоров элементы тайной речи — повторы, аллитерации, рифмовки, анаграммы и т.п. приёмы, усиливающие впечатление от заклинания у пациента. В частности, некоторые заговоры произносили или писали задом наперёд. Скажем, чтобы избавиться от лихорадки, писали на клочке бумаги: «Рака усен» — «Рака несу» (считалось, что эта хворь боится раков). Лексика заговоров сохраняла старинные, книжные, церковнославянские обороты; в неё вкрапливали иностранные

275

слова — для пущей важности. Архаическая мифология сочеталась при этом с христианской картиной мира. Болезнь подразумевалась нарушением природного порядка, космической катастрофой, а лечение восстанавливало гармонию в теле и в душе.

Отличие магии от собственно религиозного культа прежде всего в том, что колдует человек без посредников, напрямую апеллируя к неким духам. В лучшем случае, в особо ответственных случаях в роли посредника в диалоге с высшими силами выступает шаман (жрец, колдун, вещунья, маг, волхв, знахарь и т.п.)-одиночка.

Например, у разных славянских народов при лечении болезней активно использовалась близлежащая дорога: на неё выбрасывали ногти и волосы больного; предметы, бывшие с ним в соприкосновении (его полотенце, рубашку и прочее); вещи, на которые с помощью заговоров «переносилась» болезнь (яйцо, монета, полено, камешки от печки и т.д.). На дороге обмывали больных; туда же выливали воду после их купания, вода проливалась на дорогу и после купания в Чистый четверг здоровых людей — чтобы не заболеть. Всё это в наивной надежде на то, что все проходящие и проезжающие по этому пути «растопчут беду на мелкие части и разнесут хворь подальше от нашего дома». Напротив, случайно найденные на дороге предметы должны якобы приносить счастье и здоровье удачливому находчику. Так что больной, скажем, чирьями (фурункулами) для излечения собирал на дороге мелкие камешки, становился на перекрёстке, выкладывал их вокруг себя, чтобы затем выйти из круга и оставить чирьи, как камешки, в стороне от себя…

Магия — совсем не абсурд, как может показаться с позиций утрированного рационализма, механистического детерминизма. У неё своя довольно изощрённая логика, которую можно рассматривать как предшественницу или вынужденную заместительницу научной методологии познания и практики. Предполагается, что кроме непосредственно воспринимаемого мира, существует ещё мир скрытых сущностей. Чтобы привлечь их на свою сторону, нужно разработать правильный маршрут и шаг за шагом двигаться по нему. По форме таково же и научное исследование микро-, макро- и мегамиров. Только содержание у магии и у науки разное. Одно то самовнушение, соответствующее задачам предстоящей деятельности настроение, которое обычно придается человеку колдующему, объясняет его резон. Ритуальная пляска индейца, выходящего на тропу войны; стрела, посланная чукчей в темноту святилищной пещеры; торговка на курском базаре, обмахивающая свой товар полученной от первого покупателя денежной купюрой; многие сугубо магические действия плотно вплетены в быт малограмотных людей.

В составе магии реальные знания и соответственно технологии сочетаются, как только что говорилось, с сугубо символьными, знаковыми. И не всегда здесь легко отделить разумное от абсурдного. Так, лечебная магия способна мобилизовать защитные силы психики пациента в тех ситуациях, когда реальных лекарств нет или они неэффективны; гадания (на чём

276

угодно) служат организующим своё выполнение прогнозом; знамения разного рода помогают самопознанию личности («сны сбываются так, как их истолкуешь», гласит исландская пословица), и т.д., и. т.п.

Эффект магии зависит от степени доверия к ней. Проклятие жреца способно довести до смерти от испуга мнительного соплеменника. Человек другой закалки стоит вне магических чар. Как в колоритном эпизоде за 1071 г. из нашей первой летописи — «Повести временных лет»: «... Волхв объявился и при [князе] Глебе в Новгороде; говорил людям, притворяясь богом, и многих обманул, чуть не весь город, говорил ведь: «Предвижу всё...» И была смута в городе, и все поверили ему и хотели погубить епископа. Епископ же взял крест в руки и надел облачение, встал и сказал: «Кто хочет верить волхву, пусть идёт за ним, кто же верует в Бога, пусть ко кресту идёт». И разделились люди надвое: князь Глеб и дружина его пошли и стали около епископа, а люди все пошли к волхву. И началась смута великая между ними. Глеб же взял топор под плащ, подошёл к волхву и спросил: «Знаешь ли, что завтра случится и что сегодня до вечера?» Тот ответил: «Знаю всё». И сказал Глеб: «А знаешь ли, что будет с тобой сегодня?» — «Чудеса великие сотворю», — сказал [тот]. Глеб же, вынув топор, разрубил волхва, и пал он мёртв, и люди разошлись».

Бытовые суеверия наших дней — осколки древней магии. За многими приметами стоят очень тонкие психологические наблюдения за человеческой натурой. Не всегда, но нередко соль просыпают на кухне излишне нервные, импульсивные люди; встреченная охотниками, моряками женщина невольно отвлекает их от сложной цели, стойкий запах её менструальной крови отпугнёт чуткого зверя; здороваясь через порог, можно споткнуться об него; возвращаясь с полдороги, деформируем доминанту трудового дня; и так далее. Однако без доли шутки, игры вера в приметы выглядит уже диковато.

Когда возникают развитые формы религий — национальных и мировых, формы ранней религиозности видоизменяются и становятся компонентами единой веры (в до предела анимистического Бога; магия же воплощается в молитвы и священные таинства во храме; тотемизм заметен в зооморфных образах ангелов — с крыльями, дьявола — с копытами, хвостом и рогами; фетишизируются иконы, мощи святых и прочие реликвии). В составе настоящей религии, впрочем, её примитивные предшественники так или иначе облагораживаются, одухотворяются и, значит, перестают быть конкурентами научной логики, но дополняют её, достраивают до полноты человеческого духа, как это вообще свойственно настоящей религии.

Если теперь вернуться к магическим сторонам русской средневековой медицины, то получится очень колоритная картина. Представители церкви неоднократно сетовали на неразумие своей паствы в вопросах врачевания: «Немощь волшбою лечат, и наузы [ладанки с «чудодейственными» травами и прочими оберегами], чарами, бесам требища [жертвы] приносят» («Слово, как житии христианам»). Знахарок священники называли

277

«бабы мерзкие», «скверные чародеицы». По сути это те самые повивальные бабки, которых мы встречали в Греции, в Риме и везде, где господствует народная медицина. Технология знахарского врачевания по сути не изменилась за тысячелетия его существования. Те же церковные обличения «безбожного волхования» упоминают такие действия знахарок и знахарей, как «помазания» и «вдыхания»; навязывание оберегов-наузов; произнесение заговоров, призывание бесов и тому подобные приемы.

Большое значение в предсказаниях судьбы человека, в особенности состояния его здоровья придавалось приметам и гаданиям: то «храмина трещит», то «сон страшит», то «вороны грают», то «пес воет», то «мыши пищат», то «искра из огня прянет — сгорит человек» и т.д. Такого рода случайностям суеверные люди придают значение до сегодняшнего дня. А уж в средние века к услугам гадалок и знахарей прибегали не только тёмные и запуганные смерды да холопы, но и многие их господа — князья и бояре. Грамотность и тогда, и потом нередко уживалась с вполне дичайшими суевериями. В тех же летописях полным-полно всяких метеорологических знамений, фантастических обитателей небес, с которых эти чудовища будто бы падают на землю.

Даже настоящие, более или менее эффективные лекарственные препараты обязательно «заговаривались» народными целителями. Вот образцы таких заклинаний. В 1673 г. на Руси арестовали некоего поляка Нестерку, которого свидетели обвиняли в том, что он «на вине наговаривает, и то наговорное вино пить давал» от разных болезней. Чтобы откреститься от подозрения в «еретичестве и ведунстве», этот простой скотник познакомил следователей со своими «наговорными стихами»:

от болезней — «Помилуй, Христос и Пречистая Богородица, великая государыня, вступитесь за нас грешных на сём свете отцовою и материнской милостью, а с миром крещеным согрешили, и солнце праведное вступитеся за наши души грешные, помилуй раба своего Якова от скорби и от болезни, дайте ему благ и здоровья во веки веков»;

для установления мира между супругами — «Смилуйся, Пресвятая Богородица, вступись за нас грешных, буди милостива, закрой нетленною ризою своей души наши грешные раба своего (имярек) и рабу свою (имярек) на сём свете закрой их, дай им, Богородица, любовь меж ими и совет житии по старине в любви и чтобы им ныне и до веку жить в сове-

те…»;

против «младенческих скорбей» — окропляя младенца водой, произносил: «Вступись, Пресвятая Богородица, за нас грешных, помилуй раба своего младенца (имярек) от скорби и болезни и тяжкой нужды, дай ему здоровья отныне и до веку».

Как видно, перед нами упрощённые молитвы наподобие канонических церковных, только используемые самодеятельным целителем во вполне магических целях. Автор «целительных стихов» Нестерка уверял следователей, что «те стихи даны ему от Бога» и никто его, равно как и он сам, никого колдовству не учил. Эта жертва суеверного правосудия вы-

278

держала пытки и своих показаний не изменила, что было большой редкостью в то жестокое время.

В1676 г. в городе Кашине схватили посадского человека Савку «с кореньями, и с травами, и с зубом». Властям его доставил некий кузнец. Бедный целитель как на духу показал, что со всеми этими аксессуарами он «ходит в мир и лечит людей и лошадей от всяких скорбей, а тот-де зуб сазана рыбы». На период проверки этих показаний жертву держали «за крепким караулом».

Порой заподозренных в колдовстве знахарей задерживали не служилые люди и не отдельные подозрительные обыватели, а целые общины жителей. Так, в 1664 г. сумские черкасы (украинские обитатели южнорусского пограничья) «всем городом» били челом в Белгород, обвиняя некоего Кондрашку в «воровстве и чародействе». А в 1677 г. в городе Курмыше жители всем скопом задержали «пришлого человека Сеньку Иванова» по сходному обвинению в «еретичестве и порче людей».

В1630 г. воевода города Лебедяни и соответствующего уезда запросил московское правительство, что ему делать с задержанной «бабой ворожейкой», которая ходит по слободам и ворожит. Государь повелел ворожею «пытать накрепко», чтобы узнать, у кого она училась ворожбе, и что кому своей ворожбой сделала. Выполняя царское повеление, воеводы выяснил методику ворожбы: «Ворожила-де та баба, смотрела на руках и щупала на нутрю»; другому пациенту лечила глаза вынутой из овцы печенью; сыпала просо в воду и тем настоем умывала больные глаза; пускала в глаза женское молоко; кому-то «ворожила луком». В этом случае налицо некое подобие фитоаптеки — не просто словесные заклинания, но и природные препараты, в каких-то случаях, не исключено, эффективные против некоторых заболеваний.

Всилу отмеченного смешения язычества и христианства в массо-

вом сознании место старых волхвов и знахарей в медицинской практике средневековой Руси всё чаще занимали православные чудотворцы и реликвии. Вера в духов, демонов, добрых и злых (вроде леших, домовых, русалок и т.п.) сочеталась с определённых пор с верой в православных святых. Борьба злых и добрых сил языческой мифологии соотносилась в так или иначе христианизированном сознании с противостоянием божественного промысла и происков дьявола. В этой связи еще раз напомним сюжет из Киево-Печерского патерика, в котором один из печерских монахов, иконописец Алимпий взялся лечить одного киевского богатея, подхватившего проказу. Подчеркивается, что пациент сначала искал помощи у волхвов и у «иноверных врачей», но безуспешно. А Алимпий теми же красками, какими он писал образа святых, замазал «гнойные струпы» и те якобы прошли. Если это не результат действия свинцовой или ртутной субстанции в красках, то просто монастырская легенда рекламного свойства.

Влюбые чудеса люди лучше верят за пределами мест своего обитания. На эту социально-психологическую черту опиралось христианское паломничество, одной из целей которого во все времена являлось именно

279

исцеление от недугов и укрепление здоровья. Письменные источники о святых реликвиях в Византии и на Руси переполнены соответствующими свидетельствами. В качестве самых чтимых реликвий фигурировал широкий круг предметов, связанных с историей происхождения христианства — места рождения, проповеди и гибели Иисуса Христа, множество связанных со всем этим аксессуаров. К самым ранним реликвиям примыкали более поздние — материальные свидетельства жизни и деятельности христианских святых всех следующих поколений вплоть до практически современных населению Древней Руси.

Фармакология волшебства:

судебные процессы против колдовства в Московской Руси XVII века

В распоряжении историка российской медицины имеется уникальный источник для изучения средневекового понимания болезней и механизмов их распространения, также состава тогдашней аптеки (в широком смысле этого слова — асортимента лечебных средств). Опубликован обширный сборник судебных материалов, связанных с обвинениями верховной государственной власти в первой половине XVII в., составленный по архивным документам Николаем Яковлевичем Новомбергским (1871– 1949), профессором Томского университета. Издание называется «Слово и дело государевы» — такую формулу произносили люди, готовые донести властям о злом умысле в отношении самого царя 44. К истории медицины и особенно фармации прямое отношение имеет второй том этого труда, по-

священный процессам уголовного преследования по обвинениям в колдовстве 45.

Как известно, колдунов и колдуний «выявляли» и наказывали самым жестоким образом, вплоть до публичного сожжения, по всей средневековой Европе. Н.Я. Новомбергский справедливо называет судебные процессы о колдовстве «отвратительными кровавыми пятнами на фоне европейской цивилизации». И на Руси колдунов искали, находили и наказывали представители всех сословий тогдашнего общества — и простые люди, и высшее духовенство, и великие князья. Методы борьбы с колдовством применялись те же, что и на западе Европы — повальные обыски, изгнания, пытки и казни обвиненных в чародействе лиц. Для темы нашего пособия важно обратить внимание на следующие моменты соответствующих архивных материалов:

44Новомбергский Н.Я. Слово и Дело Государевы (Процессы до издания Уложения Алексея Михайловича 1649 г. Т. I. М., 1911 (Записки Московского Археологического интитута. Т. XIV); Слово и Дело Государевы (Материалы). Т. II. Томск, 1909. Репринтное переиздание: М., 2004.

45Новомбергский Н.Я. Колдовство в Московской Руси XVII столетия. СПб., 1906 (Материалы по истории медицины в России. Т. III, ч. 1). Репринтное переиздание:

М., 2004.

Пока не переиздана книга того же автора: Черты врачебной практики в Московской Руси. СПб., 1904.

280