och_istor_farm_ch_2

золотым поясом (святой реликвией), он тотчас выздоровел молитвою святых отцов наших Антония и Феодосия».

Повторим ещё раз, что с точки зрения объективной медицины далеко не все недуги возможно излечить, тем более так быстро, с помощью нелекарственных приемов, средствами психологического воздействия. Так что в приведённых отрывках отразились или фантазия монастырского летописца, принимающего желаемое за действительное, или же некие относительно простые расстройства, подлежащие чистой психотерапии, или же и то, и другое вместе, что вообще характерно для литературных памятников любой церковной идеологии.

Следующая выдержка из патерика выглядит гораздо реалистичнее, потому что отражает не только психосоматические эффекты внушения и самовнушения служителей церкви и её прихожан, но и сопутствующие процедуры медикаментозного лечения.

«… Этот блаженный Агапит, ревнуя святому тому старцу, помогал больным. И когда кто-нибудь из братий делался болен, он оставлял свою келию (в ней не было ничего, что можно было бы украсть), приходил к болящему брату и служил ему: подымал и укладывал его, выносил на своих руках, давал ему в пищу зелье, которое варил для себя, и тот выздоравливал молитвой его. Если же Бог по изволению своему продолжал недуг болящего, блаженный Агапит оставался неотступно при больном, постоянно моля за него Бога, пока господь подавал ему здоровье ради молитвы блаженного. И прозван он был врачом, потому что Господь дал ему дар исцеления. И услышали о нем в городе, что в монастыре есть некто врач, и многие больные приходили к нему и выздоравливали».

К этой картинке монастырского врачевания почти наверняка нужно добавить то, что осталось «за кадром» восхваляющих свою обитель писателей. А именно, что монастырский лекарь, один раз дав пациенту лекарство («зелье»), должен был повторять эту процедуру неоднократно, если облегчение не наступало сразу. Кроме того, при мало-мальски массовом приёме больных неизбежно попадались неизлечимые случаи, но о них благочестивый хроникёр монастырских чудес скромно и благоразумно умалчивает. Но даже с этой оговоркой перед нами встаёт явственная картина зарождения профессиональной медицины в нашей стране. Разумеется, это только первые шаги, успехи которых не надо преувеличивать вслед за благочестивым автором монастырской хроники. Тем не менее по сравнению со знахарями-колдунами здесь налицо кое-что новое — не волшебство, а молитва; не заклинания-заговоры, а подбор лекарств, среди которых должны появляться препараты новые по сравнению с вековечной «аптекой» простого народа. Рецепты многих лекарств явно заимствовались из соседних стран, прежде всего Византии, где традиции врачевания имели глубокие античные корни.

Из медицинских сюжетов патерика видны и типичные средства то-

гдашней психотерапии.

251

Прежде всего внушать исцеление пытались вербально, заклиная больного и его болезнь соответствующими словами. Скажем, так: «Больным же он говорил: «Братия и друзья мои! Встаньте и проводите меня!» И тотчас по слову его отступала от них болезнь, они делались здоровы и шли с ним». Тут перед нами прямой парафраз целительных подвигов самого Иисуса Христа («Встань и иди!»).

В иных случаях к словам авторитетного проповедника добавлялись церковные обряды, т.е. слово подкреплялось некой телесной моторикой с высоким ценностным смыслом. «Вот я, Георгий, сын Симонов, раб Пресвятой Богородицы и святого отца Феодосия, принимал благословение от святой руки его, слышал из его уст: «Прозри!» и прозрел; пять лет был я болен глазами, блеска солнечного не видал, и словом его исцелился».

Когда в обычной культовой практике слова и дела оказывалось недостаточным, в запасе у верующих имелись особые святыни, наделенные в их глазах повышенной сакральной силой. По сути, использовалась так называемая контактная магия, т.е. применение предмета со сверхъестественными (в глазах участников обряда) свойствами. Выше уже упоминался «золотой пояс», с помощью которого был исцелен юный Владимир Мономах.

Лечебное голодание и прочие условия монастырского образа жиз-

ни. Оздоравливающее воздействие на иноков, по крайней мере, не слишком старых возрастом и в основном здоровых, должен был оказывать сам образ жизни в монастыре. Как известно, Феодосий ввёл у себя в обители новый для Руси, более строгий устав монастырского общежительства. Этот устав по его заказу скопировали в Византии, в монастыре св. Студита. Тамошние правила предполагали отсутствие индивидуальной собственности

увсех монахов, их ревностное участие как в ежедневных богослужениях, так и во всех хозяйственных работах. В других русских монастырях того времени монахам жилось куда вольготнее. Дозированная диета, периодические строгие посты, в отдельных случаях сокращение пищи до минимума в сочетании с ежедневным физическим трудом на свежем воздухе — это здоровый образ жизни. «Да и ты, когда врачуешь, не велишь ли воздерживаться в пище?» — задает риторический вопрос наставник монахов лекарю.

Правда, порой монастырские строгости могли и повредить здоровью и окончательно его подорвать. Такое отмечается в истории лавры в тех случаях, когда свою плоть истязали физически слабые или же просто слишком старые люди. Нельзя не отметить и таких крайностей религиозной веры, доходящей в этих эпизодах до явного фанатизма, как ношение железных вериг на голом теле; самобичевание и т.п. изуверские операции. Тот же Феодосий, по воспоминаниям соратников, имел обыкновение сидеть в лесу, полном комаров, с обнаженным торсом, испытывая свою веру…

Мануальная терапия или же некоторые её элементы просматривается за отдельными известиями Киево-Печерского патерика.

252

«Был же между братией некто, уже много лет страдавший болью в ногах. И принесли его к … Афанасию затворнику. Он же обнял тело блаженного и исцелил, и с того времени и до самой смерти никогда не болели у него ни ноги, ни что другое». Если это не привычное для церковного произведения преувеличение, то похоже на один из приемов мануальной терапии — встряхивание пациента на весу, чтобы устранить повреждение позвоночника, от которого нередко страдают и ноги.

«Однажды так разболелся этот князь [Изяслав], что все уже отчаялись от него … и надели на него власяницу [единственного Рюриковича, добровольно ставшего монахом — Николая Святоши], и он тотчас выздоровел… И всякий раз, как Изяслав делался болен, он надевал на себя эту власяницу и так выздоравливал». Опять-таки, тут не исключен и психотерапевтический эффект. Но власяница, как следует из самого названия этой монашеской одежды, делалась из грубой шерсти, например, верблюжьей. Её надевали на голое тело «для умерщвления плоти». Проще говоря, беспрестанно колющая тело, раздражающая кожу власяница из плотной ткани не давала иноку ни на минуту забыть о своем призвании. Может быть, натирая тело больного, вызывая приток крови, согревая организм в целом, эта одежда приносила функциональное облегчение от некоего заболевания.

Итак, отдавая должное приоритетной роли монастырей, начиная с Киево-Печерского, в области становления новой, незнахарской, причём общедоступной для населения медицины на Руси, необходимо отнестись критически к наивной вере церковных историков в преимущества монастырской аптеки и терапии перед врачебной практикой, продолжавшей и развивавшей традиции античной медицины и фармации. Свой вклад во врачевание русского народа в эпоху Средневековья внесли и местные знахари шаманского типа, и церковно-монастырские лекари, и особенно приезжие из других, более древних стран врачи. Будущее отечественной медицины было за лекарской наукой именно этих последних.

Место врача в древнерусском обществе

«Взыскание трёх гривен с ответчика, причинившему истцу телесные повреждения, представляется вознаграждением за обиду. Статья содержит также норму, согласно которой обидчик должен был уплатить лекарю за услуги, оказанные потерпевшему».

Законодательство Древней Руси 40.

40 См.: Законодательство Древней Руси // Российское законодательство X–XX вв.

Т. 1. М., 1984.

253

«… Наш главный гейтман заболел. А цирюльника у нас нет…

—Так ведь был же, — припомнил Рейневан.

—Звали его брат Альберт. Вполне пристойным был медиком…

—Был, — достаточно мрачно поддакнул подгейтман Ян Плуг. — Но когда начали недавно папских пленников огнём прижигать, то он начал заступаться, кричать, что это не по-христиански и что так нельзя… Так гейтман взял да обухом его пощупал…

—А меня тут же после похорон фельдшером сделали, — пожаловался худой юноша. — Сказали, что я учёный и справлюсь. А я настолько грамотный, что у аптекаря … лишь карточки выписывал да к бутылочкам приклеивал … В лечении ни бум-бум … Говорю им, а они своё, дескать, ты учёный, справишься, медицина — дело несложное: кому на небо, тому и так Бог святой не поможет, а кому ещё жить, тому и наихудший лекарь не помешает…. Но когда самого гейтмана недуг схватил, … то таки приказал стремглав лететь и лучшего медика искать».

А. Сапковский. Свет вечный.

Как видно из текста Киево-Печерского патерика и других литературных источников, до возникновения государства на Руси практиковали только представители народной медицины — колдуны-знахари (летописные волхвы). Малая эффективность их лечения очевидна нам хотя бы потому, как много пациентов самых разных возрастов и общественных званий оказалось у первых же неязыческих целителей. Профессиональные врачи появляются сначала только в городских центрах «империи Рюриковичей». Первыми докторами в Киеве и, должно быть, других крупных городах были иностранцы, преимущественно выходцы с Востока — армяне, сирийцы и т.п. Эти последние прямо указаны в древнерусских источниках. Гипотетически можно предположить, что какая-то часть врачей на Руси была представлена византийскими греками. Ведь с этой восточной империей у Руси были самые тесные торгово-дипломатические отношения, а медицина и фармация там, как уже говорилось нами выше, продолжали многие античные традиции врачевания и лекарствоведения. Повторим, что в Константинополе и в других центрах Восточной Римской империи и государство, и отдельные богачи организовывало и финансировало общественные лечебницы. Медиков готовили в некоторых из имперских школ. Врачи входили в элиту византийского социума. Биологические, медицин-

254

ские и фармацевтические сюжеты были широко представлены в памятниках византийской литературы, а к ним имели доступ довольно широкие слои византийского населения. Поэтому весьма вероятно, что в поисках клиентуры какая-то часть византийских медиков могла оказаться на Руси.

Собственно же русские врачи впервые появились среди монахов столичных монастырей.

Среди пациентов летописных целителей находились, разумеется, не только представители знати, о которых сообщают письменные источники, но и какая-то часть рядовых воинов и мирных жителей. Правда, врачебные услуги, как видно из первого судебника «Русской правды», стоили недёшево, как и привозные издалека лекарственные препараты, поэтому масса бедняков и просто нищих оказывалась в Древней Руси предоставлена сама себе и своим болезням.

Вслучае успеха лечения врача любого рода ждала щедрая награда: упомянутый князь Владимир Мономах после исцеления от болезни «пошёл в Печерский монастырь, желая почтить инока и увидеть того, кто с помощью Божьей, давши зелье, возвратил ему здоровье (он никогда не видел Агапита) и думал богато одарить его… Потом послал Владимир к блаженному одного из бояр своих со многими дарами. Посланный боярин нашёл его в келии и положил перед ним принесенные дары. И сказал ему инок: «Сын мой! Никогда ничего не брал у кого бы то ни было. Стану ли теперь терять мзду [Божьего благословения] свою из-за золота? Мне его ни от кого не нужно».

Хотя в данном эпизоде монастырский доктор отказался от гонорара, это подается составителями патерика как редкое исключение в тогдашней врачебной практике, лишнее и яркое доказательство святости печерцев. Ведь руководство монастыря, начиная с первого игумена Феодосия, принимало княжеские дары — и продуктовые, и денежные, и земельные, используя их для обеспечения и расширения обители. Так что бескорыстие монастырского врача только повышало авторитет лавры, наверняка компенсировалось другими, еще более богатыми пожертвованиями. Тех величественных строений, которые ныне составляют Киево-Печерскую лавру, было не заработать на огородах да на примитивных промыслах.

По образцу Киево-Печерской обители и её врачебных возможностей общедоступные лечебницы стали распространяться по Руси. Например, по сообщению летописи, киевский митрополит Ефрем «и строение банное и врачеве и болници всем приходящим безмездно врачевание, такоже и в Милитине, в своем городе устрои».

Впозднем Средневековье славились своими лекарями такие монастыри, как: Кириллов Белозерский монастырь на северо-востоке страны (Белом озере); Соловецкий; Холмогорский и ряд других. Со временем лечебницы появились почти во всех более или менее крупных обителях; скажем, в Троице-Сергиевском, Даниловском, Симоновском монастырях средневековой Москвы. Однако вплоть до начала системной модернизации России при Алексее Михайловиче и особенно Петре Алексеевиче большая

255

часть населения страны оставалась без сколько-нибудь квалифицированной врачебной помощи. Это безусловно обусловливало повышенную (в сравнении в Западной Европой и даже некоторыми центрами восточной культуры) заболеваемость и смертность среди подданных и Древней, и затем Московской Руси.

Медицинские познания русских людей эпохи Средневековья

«На вывеске над входом в баню были нарисованы святые Косьма и Дамиан, покровители цирюльников. Первый был изображён с коробочкой бальзама, второй — с флаконом лекарственного элексира. Художник не пожалел для святых близнецов ни краски, ни позолоты, благодаря чему вывеска притягивала взоры… Цирюльнику с лихвой покрылись расходы на художника: хотя на Мельничной улице бань было несколько и клиенты имели выбор, «Под Косьмой и Дамианом» обычно всегда было полно людей».

А. Сапковский. Свет вечный.

Как говорилось выше, подавляющее большинство населения Руси – России в эпоху Средневековья и раннего Нового времени составляло крестьянство. Оно веками обходилось средствами народной медицины. В её составе немало вполне рациональных рекомендаций тонуло в «океане» предрассудков и суеверий. В относительно простых ситуациях патологии народная медицина помогала, но против хроники и эпидемики, эпизоотии чаще всего оказывалась бессильной. Специалисты по определённым промыслам — пчеловоды, садовники, охотники, рыболовы и т.д. разнообразили свои домашние аптечки профилактическими и лечебными средствами из предметов своего труда.

Едва ли не в каждой деревне находились лица, чьи познания в народной медицине оказывались заметно выше односельчан. Эти лица и считались знахарями, ведунами, к ним обращались в тяжёлых случаях телесных и душевных заболеваний. Чудес эти потомственные лекари не творили, но авторитетом в крестьянском восприятии неизменно пользовались.

В городах практиковали сначала единично, потом все шире уже профессиональные врачи, нередко иноземцы. Среди их пациентов преобладали представители знати и экономической элиты, но обращались и более широкие средние слои городских общин.

Отдельные представители русской знати специально изучали медицину. Об этом, в частности, повествуется в «Житии Ефросиньи Черниговской» за XIII в. Прежде чем стать игуменьей, она прочитала много меди-

256

цинских книг — лечебников, травников, переводов книг античных врачей. Потом в обители успешно врачевала обращавшихся за этим в монастырь.

Похожим образом вела себя княгиня Евпраксия Мстиславовна, внучка Владимира Мономаха, жившая в первой половине XII в. и выданная замуж за византийского императора Алексея Комнина и коронованная под именем Зоя. Переселившись в Константинополь, она читала там труды Гиппократа и Галена. После чего составила на греческом языке собственный лечебник, названный «Мази» («Алимма»). В нём пять частей, где затронут широкий круг вопросов гигиены и медицины: о влиянии климата на организм, сне, бане, гигиене тела. В особенности о здоровье матери и ребенка; режиме питания; лечении ран и различных болезней. Жаль, что эти сведения по физиологии и патологии, санитарии и гигиене не получили известности на её родине, Руси.

Не только знать, но и представители других сословий, прежде всего духовенства и военных, интересовались медициной. Даниил Заточник, например, в своем «Молении» приносит извинение за то, что не имел возможности перечитать труды Теофраста, «отца ботаники».

Как видно из вышеперечисленных произведений средневековой литературы, научные для своего времени сведения уживались в сознании наших соотечественников того времени с явной фантастикой. Взять для примера ботанический экскурс из упоминавшегося выше «Шестоднева»: «В растениях найдешь признаки, похожие на человеческую юность и старость: одни деревья, будучи срезаны, прозябают вновь; а срубленные и обожжённые сосны, превращались, заметим, даже в дубы». «Известно и то, — продолжает составитель памятника с убеждённостью очевидца, — что в некоторых деревьях естественный порок исправляется заботами садовников, например, кислые гранаты и горькие миндали, когда ствол у корня провернут и в самую середину сердцевины впущен тучный клин из певга, переменяют горький свой сок на приятный». В первом пассаже реальность сочетается с явной фантастикой (в духе нашего «народного академика» Т.Д. Лысенко, тщетно превращавшего ольху в берёзу, а овёс в овсюг…), а во втором случае всего лишь описана садовая прививка культурного растения на штамб дичка.

На похожем уровне находились представления читателей древнерусской книжности об анатомии и физиологии. В составе человеческого тела различались четыре элемента — «от огня теплоту, от воздуха же студеньство, от земли же сухоту, от воды же мокроту».

Фантастичность биологических представлений не мешала нашим предкам более или менее успешно заниматься хирургией, в особенности военно-полевой (лечить колотые и рубленые раны, ушибы, извлекать наконечники стрел, дротиков и т.п.), исцелением язв и воспалений, совершать некие ортопедические приёмы, практиковать массаж. О некоторых из подобных возможностей древнерусской медицины можно судить по открытиям археологов — некоторые скелеты из древних трупоположений несут следы исцелённых при жизни повреждений или же хронических бо-

257

лезней. Впрочем, немало тогдашних покойников погибли от подобных же повреждений (рубленые раны черепа, костей; застрявшие ко костях наконечники и т.д.).

Врачевание в целом именуется в древнерусской литературе «мудростью», «хитростью», т.е. требует не просто книжных знаний, но также изощрённости ума, опытности, ловкости рук лекаря. При определении болезни врач должен обращать внимание на поведение пациента: «Смотри жития его, хожения, седания, едения и всего обычая его пытаи». Определённый набор признаков может открыть опытному доктору, что кончина пациента близка.

Чаще всего анатомо-физиологические замечания и медицинские наставления в древнерусской книжности — почти целиком церковной по авторству и идеологии — сопровождаются христианскими напоминаниями о том, что тело — это временная оболочка бессмертной души.

«Лечебники», «Травники» и т.п. справочники

«Когда месяц после полнолуния начнёт уменьшаться, в день Венеры и Фреи перед восходом солнца пойди в сад. Сорви яблоко, которое покажется тебе самым красивым. Перережь его ножиком пополам, растерев перед тем на лезвии каплю sanguine menstruo. Насыпь на каждую половинку яблока щепотку высушенного спорыша, скрепи обе половинки прутиками из ветки мирта. На кожуре яблока вырежи инициалы имени любимого, трижды повтори имя, после каждого раза приговаривая заклинание: Esse iste venit, вот он приходит. Яблоко спрячь, причём так, чтобы ни раз не упал на него солнечный свет. Даже если избранник твой был на конце света, воротится к тебе».

А. Сапковский. Свет вечный.

Накопление народных и ученых рецептов изготовления лекарств, вообще приемов врачевания вызвало к жизни специально медицинскую часть отечественной средневековой книжности.

Появление и размножение на Руси «Травников» («Зельников») и «Лечебников» приходится на XIV–XV вв. Это компиляции, происходящие из Византии, но обросшие сведениями из разных соседних с ней стран и значительно пополненные уже на Руси. Их медико-фармакологическое содержание отразило опыт профилактики и врачевания, накопленный в разных странах, включая нашу, в предшествующие столетия. Русские составители «Травников» и т.п. синопсисов обнаруживают начитанность в об-

258

ласти античной и средневековой литературы по естествознанию и медицине. Обычны ссылки типа: «Серапион глаголет», «Плинус (Плиний) глаголет», «Павлин глаголет» и т.п.

При переписывании лечебников и травников в них вносились то ценные дополнения, то грубые фальсификации — в зависимости от всё новых владельцев из разных сословий средневекового общества. Явно местным служил, например, совет регулярно париться в бане. В том же духе рекомендация при всяких внутренних болезнях садиться на диету — «есть не досыта». Духовенство наводняло эти же сочинения богословскими домыслами, простолюдины — магическими формулами из знахарского арсенала. Отсюда, между прочим, частые запреты и уголовные наказания для владельцев таких рукописей, о чем мы подробно рассказываем в этой главе. По той же причине до наших дней сохранились в архивах и библиотеках по преимуществу лечебники позднего времени, а не собственно средневековые — те были уничтожены или самими испуганными владельцами, или по приговору судей, которые преследовали колдунов.

Почти целиком медицинского содержания и такая рукописная книга, как «Тайная тайных». Здесь собраны мысли разных авторитетов и анонимов о гигиене, теории и практике борьбы с болезнями. Приведены симптомы многих заболеваний, включая сифилис, астму, туберкулёз.

В том же литературно-медицинском ряду стоят сборники под названием «Вертоград». Это перевод немецкого компилятивного сочинения, выполненный в 1534 г. Николаем Булем (Булевым), врачом, практиковавшим в России. Книга получила название «Гортус санитатис», т.е. «Сад здоровья» (по-старославянски «Вертоград»). Читатель этого сочинения узнавал, как спастись во время эпидемии, как лечить ту или иную болезнь (разумеется, в тех пределах, с которыми было знакомо европейское Средневековье). Поскольку до наших дней дошло больше всего списков именно этих, а не иных медицинских произведений, можно судить, что «Вертограды» пользовались наибольшей популярностью у средневекового читателя. Одна из причин этой популярностью иллюстрации — рисунки трав, животных, рыб, насекомых, включая тех, что встречались именно в России (их добавляли и переводчик, и последующие переписчики трактата).

Еще одна рукописная книга — «Сказание о пропущении вод» — предназначалась уже не широкому читателю, а специалистам аптекарям, травникам. Поэтому списков этого сочинения сохранилось немного. Прототип этого тоже переводного сочинения — работа немецкого врача XV в. Иеронима Брауншвейгского. В названии трактата имелись в виду лечебные промывания организма при разных заболеваниях. Рекомендуемых для этого ингредиентов и аппаратуры (горны, реторты, печи и т.п. алхимические аксессуары) в средневековой Руси могло и не быть, зато русские переводчики и переписчики позаботились снабдить «Сказание» нужными отечественному пользователю вставками. Они носят энциклопедический характер и затрагивают охоту, рыболовство, разные промыслы, ювелирное дело (металлы и камни в средневековых поверьях обладали и вредоносным, и

259

целебным действием), торговлю (включая медикаменты) и меры безопасности для путешественников, многое т.п. Как видно, это пособие служило

вмосковский уже период настольной книгой для сотрудников аптекарского приказа в столице и аналогичных ему аптекарских изб на местах.

Столь же редкая рукописная книга — «Проблемата». По своему содержанию она относится скорее к медико-биологической теории, нежели к практике. Пересказ отрывков из Аристотеля, Гиппократа, Галена, Плиния Старшего, даже Ибн-Сины и прочих знаменитых философов и врачей посвящен всему процессу зарождения, роста и устройства организма. Позвоночник рассматривается как основа всего скелета, опора всех органов тела. Перечислены почти все мышцы рук, корпуса и конечностей; сообщается о порах кожи, через которые выделятся пот; описываются органы дыхания; дана топография сердца, включая перепонки; прослежены кровеносная система, анатомия глаза (включая механизмы определения цвета, расстояния, формы предметов), упомянуто и о головном мозге (в том числе как органе,

вкотором протекают сновидения — воспоминания о бывших событиях). Ко всем этим разделам анатомии и физиологии даны медицинские комментарии, касающиеся расстройств тех или иных подсистем организма. В том же самом трактате нашли свое место сведения по ботанике, зоологии, экономике.

Стакого рода литературой, как «Проблемата», на средневековой Руси мог познакомиться только ограниченный круг высокообразованных по тем меркам людей. Однако, как показали находки берестяных грамот в культурных слоях Новгорода Великого, Москвы, Старой Руссы и некоторых других русских городов XI–XVI вв., грамотность была достаточно широко распространена среди населения средневековой Руси. Конечно, в таких международных центрах, как Новгород или Киев, завзятых книжников да и просто функционально грамотных лиц насчитывалось на несколько порядков больше, чем в разных «медвежьих углах», однако в целом уровень книжной культуры на Руси оказался достаточно высок по общеевропейским меркам, и он постоянно рос от столетия к столетию. Это же касалось и знаний медико-биологических, что видно по количеству и разнообразию сочинений соответствующей тематики — и переводных, и компилятивных, и авторских.

260