Правление Полханэ

Подлинным именем Полханэ было Сонам Дордже. Полханэ — это прозвище, полученное им по названию его имения Полха. Он проявил себя способным и энергичным правителем. Полханэ сделал ставку на укрепление хозяйства страны, прежде всего монастырей. Он жаловал монастырям земли и, что сущест­венно, в целом равно относился ко всем школам тибетского буд­дизма, полагая их опорой центральной власти. Это поддержали и цинские власти. Из Пекина ежегодно жаловали 5 тыс. лянов се­ребра на монастыри и поощряли институт монашества. С позиций Пекина это был хорошо продуманный шаг. Несмотря на воинст­венность отдельных монашеских общин и вмешательство их в те­кущие дела страны, чем больше мужчин шло в монахи, тем меньше там было потенциальных солдат, что облегчало контроль цинского Китая над Тибетом.

Как и некоторые его предшественники, Полханэ принял меры для налаживания и совершенствования работы почтовых станций как важнейшего средства связи в стране и с внешним миром. Он {144} старался урегулировать налогообложение, боролся со злоупотреб­лениями при взимании налогов, стремился оградить земледельцев и скотоводов от разорения.

Полханэ укреплял армию, и она вскоре успешно прошла пер­вое испытание. В 1730-1731 гг. Тибет вел войну с Бутаном и одер­жал победу. По договору Бутан обязался посылать своего пред­ставителя к тибетскому правительству с дарами. Такая практика сохранялась до 1950 г. В 1732 г. власть Лхасы признал Ладак. При правлении Полханэ существенно были улучшены отношения с Непалом.

Полханэ добился сокращения цинского гарнизона в Лхасе до 500 человек. В 1735 г. Далай-лама VII Кэлсан Гьяцо был возвращен в Лхасу. Через некоторое время Кэлсан Гьяцо нанес визит уже на­ходившемуся в почтенных годах Панчен-ламе. В 1737 г. он скончал­ся в возрасте 74 лет. Панчен-ламой VII стал Пэлдэн Еше (1738-1780). В 1741 г. Полханэ получил из Пекина от молодого императора Цянь-луна (1736-1795) титул цзюнъ-вана. В историю тибетского буд­дизма и тибетской культуры Полханэ вошел прежде всего как ини­циатор огромного по масштабам мероприятия — издания спосо­бом ксилографии канона Канджура и Танджура. В 1732 г. были вы­резаны доски для печатания основного текста канона — Канджура. Доски поместили в Нартане. Издание благословил Панчен-лама. В 1742 г. завершили вырезывание текста на досках для коммента­риев на Канджур — Танджура. Доски тоже были положены на хра­нение в Нартан. Издание Танджура благословил Далай-лама VII. Наличие досок позволяло возобновить печатание в любое время и выпускать в свет книги требуемыми тиражами. Нартанские изда­ния текстов канона до сих пор ценятся очень высоко.

В 40-х годах XVIII в. Полханэ реально осуществлял власть почти над всей территорией Тибета. Однако активная внутренняя и внеш­няя политика Полханэ, которая безусловно способствовала укреп­лению страны, была прервана его внезапной смертью. Нагноение на шее осложнилось заражением крови, от которого он скончался в 1747г. Отдавая должное Полханэ как государственному деятелю, некоторые историки полагают, что он подавлял Далай-ламу, цити­руя высказывание самого Далай-ламы VII: «Если бы я удалился в... какой-либо отшельнический приют, то... Полханэ был бы только счастлив» [Shakabpa, 1967, р. 147]. Китайские авторы видят заслугу Полханэ в том, что он «пресек агрессию монгольского правящего клас­са в Тибете» и «признавал Тибет как часть Цинской империи», что, ко­нечно, преувеличение [Сицзан цзяныпи, 1993, с. 219; Yа Hanzhang, {145} 1994, р. 115]. Полханэ сотрудничал с пинским двором, но отнюдь не думал превращать Тибет в часть Китая. Признавая Полханэ вы­дающимся государственным деятелем, В.Д. Шакабпа упрекает его за слишком тесное сотрудничество с Цинами: «Хотя Полханэ и был единственным правителем Тибета, своим сотрудничеством с мань­чжурами он подготовил почву для маньчжурских, а позднее и ки­тайских притязаний на господство над Тибетом» [Shakabpa, 1967, р. 147].

Однако, может быть, политика Полханэ в отношении цинского двора не была уж столь неразумной. С приходом к власти импе­ратора Цянь-луна, который, кстати, ценил тибетский буддизм, цинская династия в середине и второй половине XVIII в. достигла своего внешнеполитического могущества. Сдерживать внимание Пекина к Лхасе оказалось совсем непростой задачей, что вскоре и стало очевидным [ibid].