36. Экранное насилие. Воздействие на аудиторию.

При разрешении разного рода социальных конфликтов люди, как известно, во все времена в определенных ситуациях прибегали и сегодня прибегают к физическому насилию. Было бы удивительно, если бы реалии насильственного мира не находили своего отражения в произведениях самого массового из искусств, кинематографа, – искусства, массовость которого многократно умножается с помощью телевидения. Тем более что коммерчески мотивированный показ насилия – это, пожалуй, первое грехопадение кинематографа. Насилие можно было видеть в одном из первых фильмов изобретателей кино братьев Люмьер "Политый поливальщик" (1895), в первом российском игровом фильме "Понизовая вольница" (1908), являвшемся своего рода экранизацией народной песни о Стеньке Разине, в первом американском фильме жанра вестерн "Большое ограбление поезда" (1903).

Современный кинематограф демонстрирует двойственное отношение к феномену насилия. В произведениях серьезного киноискусства предпринимается попытка осмыслить и объяснить насилие в его истоках, проявлениях и последствиях. Подтверждений тому великое множество. Уместно, например, сослаться на фильм Сергея Бондарчука "Они сражались за Родину" (1975), где сцены насилия являются необходимым элементом кинематографического исследования характера русского солдата. Можно сослаться на фильм американского режиссера Оливера Стоуна "Взвод" (1986). Режиссер, сам переживший ужасы вьетнамской войны, просыпавшийся после ее окончания в холодном поту от преследовавших его сновидений и находивший возле себя связанную в узлы простынь и мокрую от слез подушку, показал, что происходит с обычным нормальным человеком, когда война неумолимо ставит его вне рамок культуры с ее гуманистическими ограничениями, превращает его в мишень, в объект охоты, подлежащий безжалостному уничтожению.

В подобных произведениях насилие отнюдь не выдвигается на передний план повествования. Напротив коммерческое кино, а вместе с ним и коммерческое телевидение, сознательно и методично, с дьявольской изощренностью устраивают для зрителя ловушки экранного насилия. Любопытен, например, такой факт. Создатели первого в мире криминального телесериала под названием "Человек, противостоящий преступности" (1949-1952) получали от своего руководства инструкцию следующего содержания: "Было установлено, что интерес аудитории можно поддерживать наилучшим образом в том случае, когда сюжет разворачивается вокруг убийства. Поэтому, кто-то обязательно должен быть убит, лучше в самом начале, даже если по ходу фильма совершаются другие виды преступлений. Над остальными героями все время должна висеть угроза насилия". Главный же герой "с самого начала и на протяжении всего фильма должен подвергаться опасности" (1, с. 132). К настоящему времени в мировом фильмопроизводстве сложилось мощное направление, охватывающее такие киножанры, как боевик, триллер, фильм ужасов и представляющее собой своего рода кинематографическое пособие по убийствологии.

У каждого, кто более или менее регулярно смотрит фильмы по центральным каналам российского телевидения, может возникнуть предположение, что этими принципами "кинематографической убийствологии" во многом руководствуются и деятели нашего телевидения при составлении кинорепертуара, что насилие является приоритетной формулой создания образа киногероя. Мы решили проверить данные предположения с помощью контент-анализа. Из числа фильмов, показанных ОРТ и РТР, НТВ и Ren-TV, ТВ-6 и СТС в прайм-тайм на протяжении двух месяцев 2001 г., было отобрано 29 названий. На видеопленку были записаны и затем проанализированы 34 часа киновещания. Сцены насилия отсутствовали лишь в одном из 29 фильмов, оказавшихся в выборке. В среднем на один фильм приходится около 6 сцен насилия. Напрашивается вывод, что в пределах самого "смотрибельного" времени самых массовых телеканалов фильм и мотив насилия оказываются понятиями почти что нерасторжимыми.

Сегодня представления о социальной действительности смещаются в отрицательную сторону, снижается чувствительность к насилию в реальной жизни. В программах телеканалов реальные картины происходящего чудовищно перемежаются с виртуальными картинами насильственного мира. Виртуальные картины в свете реальных обретают иной – более убедительный – смысл, особенно в сознании подрастающего поколения. И их деструктивное воздействие, надо полагать, усиливается. С точки зрения молодежного зрителя, в основной массе фильмов насилие изображено реалистично. Значит, экранные образы насилия значительной частью молодежи воспринимаются именно как "окно в мир", что соответствующим образом определяет эффект их воздействия.

В России еще не возникла существующая в так называемом цивилизованном мире моральная тревога по поводу интоксикации экранным насилием сознания подрастающего поколения. Российская общественность в целом пребывает в состоянии беспечной созерцательности по отношению к столь грязной технологии формирования вожделенных рейтингов. Надежды на то, что менеджеры телевидения в один прекрасный день образумятся, и все станет на свои места, тщетны. В мире еще никто и никогда не отказывался просто так от курицы, несущей золотые яйца. В данном вопросе необходима политическая воля государства.

Судя по всему, со стороны государства разумные ограничительные меры не будут приняты до тех пор, пока в стране отсутствуют заметные протестные действия со стороны общественности против отравления подрастающего поколения ядом виртуального насилия. А то, что народ безмолвствует, так это не в последнюю очередь объясняется наличием массы других проблем, мягко говоря, не менее важных.

Проблема насилия на российском экране в последние годы все чаще привлекает внимание журналистов (большая часть публикаций) и исследователей (в основном, К.А. Тарасов и В.С. Собкин). В особую группу мнений можно отнести высказывания корпоративных служащих сферы media и самих авторов mediaтекстов (продюсеров, сценаристов и режиссеров). В целом, данные материалы можно условно разделить на следующие основные тематические группы:

- публикации, констатирующие частую демонстрацию сцен насилия на российских экранах (эмоциональный отклик-протест) #Дорожный патруль, различные выпуски новостей, Криминальная Россия и т.п. (в результате такого «воспитания» за 2001 год в России было совершено 30 000 убийств, что почти на 10 000 больше, чем некогда во всем СССР).

- публикации, в самом общем виде, без ссылок на конкретные научные исследования, формулирующие тезисы о негативном психологическом и моральном воздействии сцен насилия на аудиторию (преимущественно детскую). #Более 30% российской молодежи совершают преступления под влиянием кино и телепередач. Подростки видят каждый год на телеэкране до 10 000 сцен насилия. 45% молодых людей, кто в возрасте 14 лет смотрел телевизор больше 3х часов в сутки, склонны к насилию, а 20% - вообще опасны для общества и морально готовы совершить преступление. Те дети, которые смотрят телевизор хотя бы один час в сутки, становятся пятикратно (!) ожесточеннее и агрессивнее по отношению к окружающим (Сидоров, 2003).

- публикации, представляющие результаты социологических исследований, касающихся частоты и характера показа сцен насилия на российских экранах #Общая длительность экспертных телепросмотров различных каналов составила 116 часов. Исследование показало, что в среднем на 1 час телетрансляций приходится 4,2 сцены насилия и эротики. Т.е. каждые 15 минут зритель российского телевидения видит на экране акт агрессии, насилия или эротическую сцену. Доминирующим жанром, в рамках которого наиболее часто встречаются эти сцены, является художественный кинематограф (Собкин, Глухова; 2001)

- публикации, опирающиеся на результаты научных исследований степени популярности и негативного психологического, морального воздействия сцен насилия и агрессии на аудиторию (преимущественно на детскую) #Фильмы со сценами насилия, просмотренные в течение 4х недель, предшествующих социологическому опросу, «очень понравились» всего лишь 5% юных зрителей, а просто «понравились» - каждому четвертому (27%). В то же время, негативно оценили эти фильмы («не понравилось») 13%. Крайне отрицательно («очень не понравилось») высказались 4% ребят. Нейтральную оценку («так себе») дали 40% юных зрителей (Тарасов, 1997).

- публикации, призывающие ввести строгие законодательные и административные меры, ограничивающие показ сцен насилия на российских экранах, пропагандирующие идею повсеместного введения возрастных рейтингов по отношению к любым аудиовизуальным текстам и системы контроля за соблюдением этих законов и правил.

- публикации, авторы которых в большей или меньшей степени скептически относятся к призывам ввести строгие законодательные и административные меры; как, впрочем, и к необходимости самих исследований проблемы экранного насилия (в отдельных случаях показ насилия на экране вообще трактуется сугубо положительно). #Если какой-то эпизод насилия побудил к насилию 10, 15 или 20 человек, которые к этому были склонны, то одновременно он оказал противоположное воздействие на приблизительно такое же число тех, кто хотел совершить насилие, но благодаря экрану ограничился сферой своего воображения (Разлогов, 2001).

Ученые выделяют несколько типов психологического воздействия mediaнасилия на аудиторию: эффекты агрессии, страха, равнодушия и «аппетита». В результате длительных исследований было выделено 7 возможных причин притягательности сцен насилия для детской аудитории:

1. желание испытать волнение (например, просмотр фильмов ужасов определяется многими детьми, как «захватывающее зрелище»: «Я смотрю ужасы, потому что мне нравится пугаться».

2. стремление виртуально испытать агрессию (эффект эмпатии): детям нравится виртуально участвовать в агрессивных действиях.

3. игнорирование ограничений (эффект «запретного плода»): родители часто лимитируют доступ детей к жестоким телесценам, отчего такого рода эпизоды становятся для определенной части несовершеннолетних более желанными.

4. попытка увидеть насилие (агрессию), отражающие свой собственный опыт: исследования показывают, что люди, которые ведут себя агрессивно, останавливают свой выбор на более агрессивных программах. Mediaнасилие может не повышать агрессию, но те дети, которые уже агрессивны, любят наблюдать, как другие люди ведут себя агрессивно.

5. наличие окружающего криминального мира (постижение роли насилия в обществе и районе обитания данной аудитории): дети, для которых насилие является неотъемлемой частью окружающего их социального круга, больше интересуются насилием на экране. Еще одна причина в том, что у детей «инструментальный» подход к просмотру: они смотрят те из них, которые могут преподать важные уроки, касающиеся из собственных проблем. Эти причины позволяю предположить, что дети, чей опыт связан с насилием в жизни будут более привлечены mediaнасилием.

6. самоуспокоение (эффект предчувствия): контакт с mediaтекстами, содержащими сцены насилия, иногда помогает людям отвлечься от собственных жизненных страхов и реальных проблем, т.к., к примеру, типичный сюжет телесериалов, заканчивается торжеством порядка и правосудия. Впрочем, тут возможна и противоположная реакция – дети, которые пугаются mediaнасилия, могут намеренно избегать подобных сцен, чтобы не испытывать негативные эмоции.

7. Гендерный эффект (роль насилия в гендерной составляющей социализации): когда мальчики и девочки смотрят одну и ту же телепередачу, первые могут быть более подвержены «эффекту агрессии» и идентификации с типичным агрессивным мужским персонажем, тогда как девочки в большей степени испытывают страх, потому что идентифицируют себя с типичным женским персонажем – жертвой.

№37 Слухи

Энциклопедические и толковые (неспециализированные) словари связывают слух с недостоверностью, ложностью или непроверенностью информации. Приблизительно так оно и трактуется в обыденном сознании. Впрочем, иногда нечто подобное можно встретить и в специальной литературе.

Бесспорно, слухи могут содержать недостоверную информацию, равно как и официальные сообщения. Но мне неизвестны серьезные исследования, доказывающие, что слухи недостоверны чаще.

Запомним, что, степень достоверности не имеет никакого отношения к тому, квалифицируем ли мы некоторую информацию как слух. Важно то, что она (информация) передается по сетям межличностного общения.

Но, конечно, не всякий межличностный контакт, даже самый конфиденциальный, включает передачу слухов. Если вы сообщаете "на ушко подружке" о своем отношении или оценке общего знакомого (нравится - не нравится), или излагаете научную (философскую, религиозную и т. д. ) концепцию, все это не слухи. Циркуляция слуха происходит тогда, когда вы сопровождаете оценки, мнения, отношения, планы и доктрины неизвестными собеседнику сведениями о предмете - факты из биографии того самого знакомого, нечто прочитанное в журнале и т. д.

Таким образом, для исходной дефиниции необходимы и достаточны два критерия: наличие предметной информации и канал, по которому она сообщается. Слух - это передача предметных сведений по каналам межличностного общения.

Следовательно, когда тележурналист, корреспондент газеты или митинговый оратор излагают сведения, подлинные или ложные, со ссылкой на "слухи", это суть сообщения массовой и публичной коммуникации. Когда же я рассказываю соседу о том, что вчера такой-то комментатор по такому-то каналу сообщил то-то - это факт межличностного общения. При межличностном общении начинает действовать целый ряд специфических механизмов, которые мы далее рассмотрим и которые ярко проявляются при распространении слухов.

Систематическое изучение феномена слухов началось только после Первой мировой войны в США и в Германии. В Америке скоро появились коммерческие фирмы, специализировавшиеся на распространении слухов, где можно было заказать нужный сюжет в нужной аудитории, оплатив "услугу" по прейскуранту.

Почему же на изучение этого феномена тратится столько сил и средств? Важность такой работы обусловлена тремя обстоятельствами.

Во-первых, слухи - валидный источник информации об общественном мнении, политических настроениях, отношении к руководству, к государственному строю, к средствам массовой информации и т. д. Ибо люди не всегда склонны и готовы откровенно делиться своими мнениями и не всегда отчетливо осознают свое настроение и отношение к политическим событиям.

Во-вторых, слухи часто служат катализатором социально-политических настроений и событий. Поэтому их учет помогает прогнозировать процессы в обществе и обогащает опережающую модель ситуации.

Наконец, в-третьих, циркулирующие слухи являются активным фактором формирования настроений, мнений, а соответственно, поведения людей и вызываемых им политических событий. Таким образом, оперирование слухами - это дополнительный инструмент политического влияния.