Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
шпоры 2.doc
Скачиваний:
9
Добавлен:
27.05.2013
Размер:
273.41 Кб
Скачать

17. П.Категория «ментальность». Особенности российской ментальности.

Мен­талитет (отлат. mens —ум, мышление, образ мыслей, душевный склад) — это совокупность установок ин­дивида или социальной группы воспринимать мир оп­ределенным образом, т. е. мыслить, чувствовать, сле­довательно и действовать. В этом случае внутренний мир людей выступает посредником между обществом и действующим субьектом. Можно также сказать, что ментальность есть не только отражающее, но и по­рождающее сознание. Ее место в человеческом созна­нии — это «зазор» между архетипами культуры {«кол­лективное бессознательное» — Юнг) и высокорацио­нальными формами общественного сознания, такими, как наука, философия, искусство, политическая идео­логия, мораль и правосознание, изменяющимися ис­торически.

Сложны взаимоотношения духовности и менталь­ности. Понятие «ментальность» пришло с Запада и адаптировалось в теории ввиду возникшего обществен­ного спроса прежде всего на практические знания в области внутреннего мира человека, его сознания и души. Постепенное вытеснение здравым смыслом из экономической и политической сфер извне данных знаний, порой утопических, привело и приводит к не­обходимости упорядочения заново многих традицион­ных понятий.

В социологии духовной жизни, культуры ныне различают менталитет и духовность субъекта жизни. Понятие «менталитет» часто применяется при раз­работке рекламных сообщений — обнаружилось, что эффективность таких воздействий тем выше, чем боль­ше их содержание, тональность и актуальность соот­ветствуют ментальности, т. е. образу мыслей, вкусу и настроению конкретной группы. Реклама, обращаясь к ней, стремится превратить потенциальных покупа­телей предлагаемого товара в актуальных, действую­щих. Оказывается, что ментальность субъекта при этом выступает в виде призмы, пред­назначенной для истолкования внешних информаци­онных воздействий и социального опыта. Если точ­нее — мысленно-чувственной моделью интерпретации субъектом жизни внешних обстоятельств и фактов. Эта модель формируется у каждого человека в процессе социализации и опирается на невидимую на первый взгляд духовную организацию в виде субъективной реальности (массового менталитета), обеспечивающей устойчивость, относительную самостоятельность (авто­номность) и повторяемость духовных явлений.

Анализ структуры ментальности, которая учитыва­ется режиссерами рекламных воздействий (вообще агитаторами), позволяет различить слой стереотипов, архетипов культуры (расположенных в подсознании), бытовых знаний, актуальных норм и инструментальных ценностей («представителей» актуальных, «жи­вых» потребностей). Эта «смесь», если к ней добавить интерес (что и пытается вызвать реклама) и волю по­купателя, в итоге формирует установку субъекта (атти-тюд) на покупку.

Расширим поле практического применения поня­тия «менталитет», т. е. выйдем за пределы сферы эко­номического поведения человека и войдем в область политики. Социология политики интересуется прежде всего ментальностыо электората, т. е. образом мыслей, политическими ориентациями и настроениями избира­телей. Классификация избирателей по этому основа­нию и адресное обращение к ним дает ключ к эффек­тивности предвыборных кампаний.

Расширяя еще больше поле применения понятия «менталитет» рассмотрим современное жизненное поведение россиян, выраженное в более целостных показателях. По данным Парижского института соци­альных изменений, полученных в ходе исследований во всех европейских странах в 1992 — 93 гг., корреля­тивные связи показывают, что все европейские страны, включая Россию, развиваются в условиях единой техногенной цивилизации, и что различие менталите­та россиян от населения остальных стран Европы по избранным показателям не больше, чем различие меж­ду установками «истинных европейцев».

До сих пор мы вели анализ понятия «ментальность» применительно к повседневной практике, где домини­руют в основном ориентации на инструментальные ценности, т. е. потребности и интересы людей, выра­женные в «духовных индикаторах».

Чтобы выявить и понять различие или единство ментальности и духовности людей еще больше расши­рим поле этих понятий — перейдем к выяснению соци­окультурных функций феноменов «духовность» и «мен­талитет», обращаясь к истории и культуре россиян.

Ориентацию людей на смысловые ценности и вызванные ею социальные последствия можно выя­вить и оценить, лишь изучая историческое и культур­ное поведение больших масс людей. Такое поведение наблюдается и оценивается, однако, лишь в периоды потрясений, в «судьбоносные» эпохи, в поворотные моменты истории, т. е. войн, революций... Именно во время исторических выборов реализуется духовность людей в форме приобщения их к чему-то более обще­му, нежели индивидуальная или групповая жизнь. Про­исходит трансцендирование существования («интен­ция», т. е. устремленность и выход сознания за преде­лы индивидуальной повседневности). Много значит в эти периоды жизни общества и опыт религиозной прак­тики с ее включением индивида в нечто общее и более высокое (Бог, Космос и т. д.). Национально-освободи­тельные и отечественные войны, классовые револю­ции — все они ставят каждого человека перед выбо­ром, жизненно важным не только для индивида или группы, но и для класса, нации и общества, страны в целом. Именно в эти моменты сказывается в полную силу духовность людей, их ориентация на смысловые, высшие ценности, такие как Свобода, Равенство, Ис­тина, Добро, Справедливость, Красота, Безопасность...

Радикальные социально-экономические нововведе­ния ведут к реальным изменениям и к их закреплению в жизнедеятельности людей лишь при условии соот­ветствия их идейного обоснования, их «духа» позици­ям, сложившимся у множества людей в интеллектуально-духовной сферах. Об этом говорят трудности, воз­никшие в духовно-идеологической сфере в переходный от социализма к капитализму период. Вторая мировая война со всей очевидностью также показала, что по­беждают в смертельной схватке в конечном счете те народы, которые духовно устойчивы, прочно ориенти­рованы на такие высшие «цели — ценности» как сво­бода и независимость Родины, Добро и Человечность (гуманность).

Принятый в данной лекции метод расширения полей применения понятий «духовность» и «ментальность» позволяет ввести содержание духовности в структуру менталитета, соединить их в едином поле. Это возможно и необходимо, ибо функции их совпада­ют: оба понятия обслуживают процесс истолкования субъектом жизненных реальностей, обеспечивают процесс нарастающей самоидентификации человека (внутренней; духовной «сращенности» с ценностью} в условиях современных коммуникативных процессов и расширяющегося жизненного опыта личности.

Итак, установили, что духовность входит в поле значений менталитета. Но практика богаче развиваю­щейся науки: если существует понятие «духовность», то существует и его жизненная функция. Метод струк­турно-функционального анализа дает нам возмож­ность установить, что «духовность» характеризует ка­чественное состояние «ментальности» как оценочный эталон. Поэтому здесь применимы оценки ментально­сти субъекта жизни «баллами»: т. е. что она «духовна», «малодуховна», «бездуховна» и т. д. Понятно, что эта­лоны таких оценок находятся в культуре. Ясно также, что смысловые ценности «вступают в дело» лишь в особых случаях, «судьбоносных», подчиняя себе все по­ведение массы. Следовательно, духовность «возглавля­ет» описанную выше структуру менталитета: возникая в духовной жизни субъекта в последнюю очередь (про­цесс моральной социализации как части духовной, на­чинается лишь с возраста примерно 3 — 4 лет); обладая большей зрелостью, она окрашивает в свой цвет все «нижние этажи» — все структурные элементы менталитета субъекта оказываются так или иначе сориентированными, в идеальном случае, — на систему смыс­ловых ценностей. Тем самым, совесть человека, фор­мирующаяся в процессе социализации личности, ока­зывается способной регулировать повседневное пове­дение. Каждому известны трудности морального выбора при несовпадении требований обстоятельств и совести.

30

Хорошо прослежен переход гражданского населения от теоретической позиции критики к позиции пассивного приемника . Например, Иен Энг (Ien Ang) писала об этом сдвиге в условиях Нидерландов и Великобритании:

Используемая в общественном вещании идеально-типическая концепция аудитории основывается не на рынке, а на общественности. Эта “аудитория как общественность” состоит из граждан, в чьих интересах она и должна подвергнуться реформированию. ...В этом контексте значение радио- и телевизионных программ кроется в передаче ими значимых сообщений, а не в предоставлении аудиторий рекламодателям; программы важны не в качестве агентов экономической меновой стоимости, а из-за своего символического содержания.

Энг цитирует мемуары лорда Рейта (Reith), в которых рассказывается о становлении традиций общественного вещания на Би- би-си, “новом национальном активе”, активе “не материального, а морального порядка — такого, который с годами приносит проценты в форме счастливых семей, развитой культуры и настоящего гражданства”. Рейт считал, что воспитанием аудитории радиослушателей он вносит вклад в британскую идею либерального демократического государства, при этом его долгосрочной задачей было усиление однородности и укрепление единого понятия общества. Радиовещание должно было помочь созданию общества с широко и полезно функционирующей общественной сферой. Как замечает Энг, “менее привычным стало повседневное беспрерывное слушание радиопередач и использование радио в качестве звукового фона. Вместо этого аудиторию начали приучать к серьезному и конструктивному слушанию...” В отличие от своих коммерческих коллег в других местах компания Би-би-си при Рейте была противницей стандартизации и регулярности выхода программ — инструментов, неизменно применяемых для построения аудитории. Компания Би-би-си даже позволяла себе нерегулярные паузы между программами, фактически гарантирующие потерю аудитории в конкурентном окружении. Целью всех этих мер было превращение слушания в “серьезную, хорошо управляемую деятельность”. Главный вывод Энг состоит в том, что в послевоенный период стратегия Би-би-си относительно ее аудитории была “предписывающей, а не описывающей; она была озабочена тем, что требовалось аудитории, а не тем, что аудитория хотела”. Даже когда компания Би-би-си проводила изучение своей аудитории, она делала это не только по статистическим, но и по социологическим причинам .

После Второй мировой войны стремление компании Би-би-си руководить и реформировать стало менее сильным, и она искусно двинулась в том направлении, цель которого заключалась в “удовлетворении и предвосхищении” вкусов общественности . К 1960-м годам генеральный директор Би-би-си Хью Грин (Hugh Greene) выдвинул новую метафору, характеризующую роль общественной службы и ее отношение к своей аудитории. Би-би-си должна была стать зеркалом изменяющегося общества и его культуры. “Меня не волнует, что именно отражается в зеркале — фанатизм, несправедливость и нетерпимость или достижения и вдохновение достижений. Я хочу только, чтобы зеркало было честным, без каких-либо искажений, и чтобы оно находилось в самых твердых руках”. Полезно привести здесь вывод Энг:

В философии общественной службы изменение метафоры означает драматическую перемену места, занимаемого аудиторией по отношению к вещанию. Произошел отказ от явного желания взять аудиторию на борт вещательного судна и повести ее в заранее определенном направлении, как предполагалось в модели общественной службы Рейта. Вместо этого была сформулирована гораздо более нейтральная задача: представление и “регистрация” самых разнообразных голосов и лиц общества. Би-би-си стала применять на практике новую концепцию служения обществу путем исполнения... роли... посредника между всеми возможными позициями и интересами во все более плюралистическом и раздираемом конфликтами обществе.

Энг сосредоточивает свое внимание на Би-би-си, но ее выводы достаточно универсальны. В значительно большей степени, чем Би-би-си, коммерческие сети во всем мире озабочены в основном привлечением пассивной аудитории, а не критической публики. Чрезвычайный интерес к опросам и замерам общества и искусство демографии и статистического анализа, как ни странно, имеют в своей основе антидемократический характер, по крайней мере с точки зрения анализа общественной сферы. На знакомом языке свободного рынка рейтинги аудитории важны по той причине, что успех в них показывает производителям, что они “дают людям то, что они хотят”. Однако с точки зрения общественной сферы характер удовлетворенности массовой аудитории несовместим с важной ролью независимой общественности. Как пишет Джин Коэн (Jean Cohen):

То, что делает мнение общественным, что узаконивает его влияние, это способ его возникновения и выражаемое в нем широкое согласие. Но когда в средствах коммуникации преобладают пропагандистские технологии, когда вопросы и повестка дня устанавливаются “сверху” узким кругом влиятельных и (или) богатых, когда из всеобщих средств коммуникаций исчезают публичные дебаты и критические дискуссии, тогда измеряемое с помощью специальных опросов общественное мнение... не может считаться самостоятельным или имеющим какой-либо нормативный вес. Оно является не более чем статистической совокупностью поодиночке опрошенных и высказанных частным образом индивидуальных мнений. ...Короче говоря, такое “мнение” больше не является продуктом общественной дискуссии, в которой участники могут посредством рациональных аргументов влиять на видение вопроса другими участниками дискуссии, приходить к соглашению по основным принципам и, следовательно, законным образом оказывать влияние на власти.

Разные представления о зрителе ведут к разным теориям демократического общества. Рейт считал рост общих ценностей фундаментом для воспитания осведомленной публики, обладающей большими возможностями по осуществлению своих конституционных прав. В противоположность ему те, кто создает зеркало СМИ, связаны с “массовой демократией” и самым дешевым индустриальным взглядом на общественность. Наконец, авторитарный подход к управлению электронными СМИ, разрешающий доступ к ним, например исключительно государственным органам, почти по определению исключает способность зрителей как целого играть центральную роль в демократическом обществе.