классификации оказываются лишь гипотезами, и именно так к ним и на­ до относиться. Степень достоверности состава языковой семьи и точности ее названия для разных языковых семей бывает различной.

6.3. Сравнительно-исторический метод

Наиболее стандартный способ установления родственных связей языков — это так называемый сравнительно-исторический метод. Он развивался и совершенствовался во время, которое мы уже ранее назва­ ли классическим периодом исторической лингвистики (см. 6.1). Метод основывается на том, что во многих похожих словах исследуемой группы языков обнаруживаются регулярные фонетические и морфологические соответствия. К 80-м гг. XIX в. ученые достигли такого высокого уровня в применении сравнительно-исторического метода к языкам, чье род­ ство было очевидным, что можно было быть уверенным в надежности применения этого метода и к таким языкам, чье родство было менее очевидным.

Ниже я продемонстрирую принцип регулярных соответствий в пер­ вую очередь на романских языках. Этот пример удачен не только тем, что родство этих языков не вызывает сомнения, но и тем, что мы распо­ лагаем прямым свидетельством праязыка, из которого они произошли — латинского языка. Однако, как мы увидим далее, бывают случаи, ко­ гда на основе данных романских языков реконструируются праформы, отличающиеся от тех, что зафиксированы в латыни.

В табл. 5 обобщено сравнение нескольких рядов безусловно род­ ственных слов (в их обычной орфографической записи) из латыни и трех романских языков: французского, итальянского и испанского. Эта табли­ ца может быть расширена как по горизонтали — за счет соответствующих слов из других романских языков и диалектов (румынского, португаль­ ского, каталанского, сардского, ладино и др.), так и по вертикали — за счет других рядов родственных слов. Хотя в табл. 5 представлен весьма ограниченный материал, все же приведенные здесь данные могут проде­ монстрировать то, что называется принципом регулярных соответствий.

Прежде всего следует обратить внимание на то, что слова, записан­ ные в табл. 5 в одном ряду, сходны не только по внешнему виду — именно поэтому здесь можно применить принцип регулярных фонетических со­ ответствий — но и по значению. Вообще говоря, с течением времени значения слов могут изменяться. Например, обычным для классической латыни словом для обозначения лошади является не саballus, которое в точности означало 'вьючная лошадь* и даже употреблялось в уничи­ жительном значении в смысле 'кляча', а другое слово — equus. Однако поскольку слова caballus и equus явно связаны по значению, правомерно предположить, что в поздней латыни (т. е. в прароманском) caballus по­ теряло и более конкретное, и уничижительное значение и стало общим и стилистически нейтральным словом, занявшим место equus. И нао­ борот, приведенные в таблице слова, восходящие к латинскому caput,

приобрели более узкое, а иногда и метафорическое значение, например фр. chef, равно как и ит. capo, означает 'глава, начальник', а исп. cabo означает 'мыс', 'капрал' или 'конец' и т.д. Но опять же, существует интуитивно ясная связь между значением лат. caput и значениями слов, которые от него произошли.

Ни одно из приведенных в табл. 5 слов не вызывает сомнения с точки зрения того, что слова одного ряда семантически родственны, даже если иногда и появляется почва для разногласий по поводу характера этого род­ ства. Однако часто — особенно в случае языков, для которых у нас меньше данных, чем для романских — бывает неясно, являются ли данные слова

178 6. Изменение языка

семантически родственными или нет. Именно поэтому сравнительноисторический метод основывается в первую очередь на сходстве звуча­ ния. Следует также заметить, что с течением времени слова не только изменяются по значению, но в силу различных причин они могут также вообще выйти из употребления и замениться другими словами. Именно этим объясняются пробелы в некоторых строках табл. 5. Так, в совре­ менном испанском языке слово, восходящее к латинскому canis, было заменено словом perro, a в итальянском и французском не сохранилось слов, восходящих к лат. formosus.

Теперь обратимся к представленным в таблице регулярным фо­ нетическим соответствиям. Все слова здесь приведены в орфографии, характерной для каждого языка. В латинском, испанском и итальянском существуют относительно небольшие расхождения между написанием слов и их произношением. Следует также помнить о том, что в совре­ менном испанском буква <А> вообще не произносится, что в испан­ ском и итальянском буква <с> произносится по-разному в зависимости от позиции, что в итальянском сочетание <ch> произносится как [к], а в испанском — как [tf], и т.д. Но эти расхождения все же не слишком велики, поэтому, не искажая фактов, мы можем считать, не слишком искажая фактов, что соответствие между буквами (или, в ряде случаев, сочетаниями букв, как исп. <//>, <сА>, ит. <сй>, <ggi>) и фонемами явля­ ется взаимно-однозначным. Например, орфография французского языка не позволяет определить, что слово clef произносится как [kle], a слово chef — как [fef], или же что слово huit обычно произносится с конечным [t], тогда как nuit и lait произносятся без [t] (за исключением неко­ торых устойчивых выражений), а для fait существуют разные варианты произношения. Однако поскольку французская орфография (равно как и английская) отражает произношение, которое реально было несколько веков назад, для наших целей нам достаточно рассматривать французские слова так, как они буквально пишутся. Не следует также преувеличивать значение того факта, что латинским источником исторически связанных французских, испанских и итальянских слов почти всегда оказывается не исходная форма существительных и прилагательных, каковой является номинатив, а аккузатив, который и становится праформой для романских основ, ср. лат сапет, caballum и т.д. (конечное [m] здесь было потеряно еще в эпоху поздней латыни, т.е. в прароманском).

Если сравнить слова табл. 5, записанные в одной строке, но в разных столбцах, оказывается, что между родственными формами (т. е. между формами родственных слов) существуют регулярные фонетические соот­ ветствия. Эти соответствия выделены в таблице жирным шрифтом и могут быть записаны при помощи звуков (с учетом того, какой звук закреплен обычно за данной буквой) следующим образом:

(1)лат. [к] = фр. [f] = ит. [к] = исп. [к]

(2)лат. [pi], [kl] = φρ. [pi], [kl] = ит. [pj], [kj] = исп. [λ]

(3)лат. [kt] = φρ. [it] = ит. [tt] = исп. [tf]

(4)лат. [f] = φρ. [f] = ит. [f] = исп. [h]

Ифранцузское <//>, и испанское <А> здесь интерпретируются как определенные звуки, которые, как мы знаем, реально произносились

вэтих языках на более ранних этапах: именно это я имею в виду, когда говорю, что буквам приписывается их обычное звуковое обозначение. Мы бы могли использовать фонетическую (или фонологическую) транс­ крипцию современных слов. В этом случае мы также могли бы выявить регулярные фонетические соответствия. Но они не дали бы столь очевид­ ного сходства. Следует отметить, что, в дополнение к соответствиям (1)- (4), из табл. 5 можно также выписать и некоторые другие соответствия:

(5)лат. [Ь] = φρ. [ν] = ит. [ν] = исп. [Ь]

(6) лат. [а] = φρ. [ε] = ит. [а] = исп. [а]

и так далее. Как мы объясняем эти регулярные соответствия?

Ответ на этот вопрос, который дали основоположники сравнительноисторического метода, состоит в том, что звуковые изменения, которые происходят в языке с течением времени, являются регулярными. Однако принцип регулярности звуковых изменений не учитывался до середины 70-х гг. XIX в., когда младограмматики провозгласили его в наиболее сильной и бескомпромиссной форме: «Звуковые изменения, которые мы наблюдаем в языках, чья история документирована письменными памятниками, происходят в соответствии со строгими законами, кото­ рые не знают исключений, кроме случаев, когда вступают в действие другие законы». На первый взгляд, утверждение о том, что звуковые законы (как их теперь называют) действуют без исключений, было оче­ видным образом неверным. Есть много примеров явно родственных слов, в которых ожидаемые звуковые соответствия не соблюдаются. Рассмо­ трим один известный пример, который казался очевидным исключением вплоть до того момента, пока связанная с ним проблема не была блестяще решена в 1875 г. датским ученым Карлом Вернером.

В 1822 г. Якоб Гримм (один из двух братьев, которые больше извест­ ны как собиратели немецкого фольклора) обратил внимание на то, что между согласными германских языков, с одной стороны, и согласными индоевропейских языков, с другой стороны, существует определенное ре­ гулярное соответствие. Он не был первым, кто заметил это соответствие: заслуга этого открытия по праву принадлежит датскому лингвисту Расмусу Раску. Но работа Гримма, написанная по-немецки, была более доступна мировой лингвистике, поэтому закон, регулирующий наблюдаемые соот­ ветствия, известен больше как закон Гримма. Если сформулировать этот закон в терминах современной артикуляторной фонетики (в упрощенном виде), он звучит так:

(а)праиндоевропейские (ПраИЕ) звонкие аспирированные [*b\ *d\ *gh] в прагерманском (ПраГерм) перешли в звонкие смычные [*Ь, *d, *g], или, возможно, в звонкие фрикативные [*ß, *ö, *γ];

(б)ПраИЕ звонкие смычные [*b, *d, *g] в ПраГерм перешли в глухие смычные [*р, *t, *k];

(в)ПраИЕ глухие смычные [*р, *t, *k] в ПраГерм перешли в глухие фрикативные [*f, *θ, *h].

В соответствии с давно установившейся традицией исторической лингвистики, звездочка перед звуком означает, что этот звук — рекон­ струированная единица, которая вряд ли была зафиксирована истори­ чески. Сейчас мы уже вплотную подошли к понятию реконструкции.

Ипраиндоевропейский, и прагерманский очевидным образом суть гипо­ тетические конструкты (см. 6.2).

Закон Гримма, сформулированный в том виде, как он приведен вы­ ше, покрывает большое число наблюдаемых соответствий. Например, он объясняет тот факт, что английский (англ.) имеет [Ь] там, где в латинском (лат.), греческом (греч.), санскрите (санскр.) и других языках представле­ но [р], ср. англ. father 'отец' : лат. pater, греч. pater : санскр. pitar-; англ.

foot 'нога* : лат. pes/pedis : греч. pous/podus : санскр. pât/padas. Этот закон объясняет также начальные и срединные согласные готского слова taffiun 'десять' : лат. decern : греч. deka : санскр. daia : англ. ten не сохранил ни­ какого следа срединного согласного, ср., однако, современное немецкое zehn, древневерхненемецкое zehan и древнесаксонское tehan (в немецком языке начальная аффриката [ts], обозначаемая в орфографии буквой <z>, получилась в результате так называемого верхненемецкого передвижения согласных, которое имело место около VI в. н.э.). Звук [с] в санскр. dato является результатом палатализации ПраИЕ [*к], которая в древней­ шие времена отразилась во многих восточных группах индоевропейских языков, включая индоиранские, балтийские и славянские, а также ар­ мянский и албанский. В этой связи следует признать, что существуют определенные сложности относительно реконструкции праиндоевропейских согласных, которые я здесь для простоты обозначил как велярные смычные [*gh, *g, *k], но это не влияет на формулировку и значимость закона Гримма. С учетом последующего развития этих согласных в кон­ кретных языках или промежуточных праязыках, закон Гримма в том виде, как он был описан выше, подтверждается значительным числом примеров регулярных соответствий.

Наряду с этим было обнаружено довольно много явных исключений. По поводу некоторых из них писал и сам Гримм: «Это передвижение согласных происходит в подавляющем большинстве случаев, но все же может нарушаться в конкретных примерах. Некоторые слова остаются внешне такими, какими они были в древний период, поток новых из­ менений обходит их стороной». Например, звук [р] в англ. spit, spew 'плевать'соответствует звуку [р] других языков, что грубо нарушает закон Гримма, ср. лат. spuo и т. п. Аналогично, герм, [t] = лат. [t], греч. [t], санскр. [t], ср. англ. stand 'стоять', лат. sto/stare и т. п. Здесь действительно согласные, как говорил Гримм, не затронуты потоком новых изменений. Обратим, однако, внимание на то, что в каждом из этих случаев глухие смычные [*р, *t, *k] выступают как второй сегмент в двухсегментном консонантном сочетании. Следовательно, все, что мы должны сделать,

что оба закона действовали в исторический период, предшествовавший прагерманскому, который, в свою очередь, характеризовался словесным ударением на первом слоге. Звуковые изменения, которые принято объяс­ нять действием закона Гримма и закона Вернера, сегодня могут получить другое объяснения, однако это не имеет отношения к нашему рассужде­ нию. Суть того, что мы хотели показать, заключается в следующем: целый класс очевидных исключений из закона Гримма представлен, как показал Вернер, случаями, попадающими под действие другого вспомогательного звукового закона — закона Вернера.

Приблизительно в то же время, что и закон Вернера, были открыты и некоторые другие языковые законы. В совокупности они позволили ученым лучше понять хронологию изменений в разных ветвях индоевро­ пейской семьи языков. И, что важнее всего, после открытия этих законов верность знаменитого тезиса младограмматиков об абсолютной регуляр­ ности звуковых изменений стала еще более очевидной, чем она пред­ ставлялась предыдущим поколениям лингвистов. Когда этот тезис был провозглашен в 70-х гг. XIX в., он выглядел довольно спорным. Тем не ме­ нее, довольно скоро большая часть научной общественности приняла его как основу не только сравнительно-исторического метода, но и истори­ ческой лингвистики в целом. Далее у нас будет возможность критически рассмотреть и сам принцип регулярности языковых изменений, и то, в ка­ ком смысле младограмматики употребляли термин «закон». Но ничего из того, что будет сказано в рамках этой оценки, не должно умалять мето­ дологическую значимость принципа регулярности. Это заставило тех, кто провозгласил этот принцип, провести различие между контекстно-обу­ словленными и контекстно-необусловленными звуковыми изменениями, а также по возможности точнее указать условия, в которых наблюдается контекстно-обусловленное изменение конкретных звуков. Кроме того, это также возложило на них ответственность объяснить формы, кото­ рые нарушали данный языковой закон, хотя сами условия были в них выполнены. Двумя главными факторами, на которые опирались младо­ грамматики и их последователи, чтобы объяснить эти нарушения, были изменения по аналогии и заимствования (см. 6.4).

Вданном разделе мы рассматриваем технику реконструкции праформ

сиспользованием сравнительно-исторического метода. Необходимо пре­ достеречь читателя от неправильного понимания так называемых форм под звездочкой (т.е. гипотетических форм, перед которыми стоит знак *, например, ПраИЕ *pstér- или ПраГерм *fdder-), которые являются ре­ зультатом применения техники реконструкции. Такие формы не должны считаться реальными формами праиндоевропейского или какого-либо другого праязыка. Для этого существует несколько причин.

Во-первых, сравнительно-исторический метод предполагает слиш­ ком большую степень регулярности в реконструированном языке-предке. И иллюстрация тому — разница, обнаруживаемая между зафиксиро­ ванными латинскими словами и формами, которые мы считаем прароманскими и от которых произошли слова французского, итальянского,

испанского и других языков. В латинском языке имеется слово 'голо­ ва' с формой номинатива caput и основой косвенных падежей capit-. Ни в одном из современных романских языков не сохранилось следа конечного согласного [t]. В противоположность этому, данные этих язы­ ков указывают на то, что прароманская форма была *сари(т), см. выше табл. 5. Похоже, что в поздней латыни существительное 'голова', имевшее нерегулярные формы, было унифицировано, однако прямым указанием на это мы не располагаем. Возможно, это слово было унифицировано в более позднее время и независимо в разных романских языках. Суть нашего рассуждения состоит в том, что нерегулярности разного рода имеют тенденцию со временем исчезать, а сравнительно-исторический метод, вообще говоря, не способен их реконструировать.

Во-вторых, сравнительно-исторический метод основан на предполо­ жении о том, что каждый член языковой семьи является прямым по­ томком праязыка и в процессе своего развития не подвергался влиянию других родственных языков и диалектов. Это предположение по мень­ шей мере не соответствует действительности. Все языки в большей или меньшей степени имеют диалектные различия. Нет никаких оснований полагать, что языки, которые мы рассматриваем как источник возник­ новения современных языковых групп и семей — праиндоевропейский, прагерманский, праславянский и другие праязыки — таких диалектов не имели. Сравнительно-исторический метод позволяет реконструиро­ вать, если такая реконструкция вообще возможна, только одну праформу для всех родственных слов. Отсюда следует, что реконструированный праязык, не только в отношении морфологии, но и в отношении диа­ лектного членения будет более регулярным, чем любой другой реально существующий язык. Более того, нельзя вообще с достоверностью утвер­ ждать, что звуки, указанные в данной праформе, существовали в одно

ито же время и в одном и том же диалекте праязыка.

Всилу этих и некоторых других причин реконструированный пра­ язык следует рассматривать только как гипотетический конструкт, кото­ рый лишь отчасти похож на реально существовавший в прошлом язык.

Мы не можем здесь вдаваться в технические подробности этого вопроса, а также в обсуждение того, какие критерии следует учитывать в процессе реконструкции. Для наших целей достаточно просто привлечь внимание к тому факту, что любая историческая реконструкция обычно идеализи­ рует и упрощает факты. Что касается конкретных форм под звездочкой, скажем только, что в некоторых частях реконструкция может быть более обоснована, чем в других, и что ни одна часть реконструкции не может быть надежнее, чем факты, на которых она базируется. А факты бывают очень разные.

В заключение заметим, что, хотя в данном разделе мы рассматривали реконструкцию внешнего облика слов, в некоторых благоприятных слу­ чаях можно реконструировать и черты грамматического строя праязыка. Очевидно, что именно морфологические соответствия между родствен­ ными языками произвели наибольшее впечатление на представителей