Шевцова Л.Ф. Режим Бориса Ельцина (1999)

гетом. Это выделало его из серой номенклатурной массы» 31. Что ж, даже если и так — это неплохое качество для российского по литика. Приведем и еще более желчную характеристику Примакова в том же издании: «Феномен Примакова заключается в том, что мини мум десять последних лет его работа на всех постах сопровожда лась скандалами, а заканчивалась, обычно, провалом. Но на репутации с амого Примакова это никаким образом не сказывалось. Напротив , слава Евгения Максимовича как профессионала высочайшего кл асса, мудрого политика, твердо стоящего на защите интересов страны, росла год от года» 32. Эту характеристику, если учесть аппаратные критерии, можно вообще посчитать дифирамбом способностя м Примакова.

Как отнеслось общество к появлению Примакова? По мнению Юрия Левады, можно было почувствовать вздох облегчения: п очти две трети опрошенных одобрили его назначение (62%), а его пер - вые действия — почти половина (47%). Большинство респонденто в считали главным виновником кризиса президента (57%). На диктатуру надеялись около 33%, связывая ее с личностью Лебедя. Но большинство было все же против жесткого режима 33.

Примакову не составило труда стать главой правительства. Но процесс формирования кабинета затянулся. Новому премьеру пришлось столкнуться с серьезными проблемами. Первой из них стали постоянные отказы войти в правительство, которые он получ ал со всех сторон: отказывались технократы, региональные начал ьники.

Такого еще не было — правительство перестали рассматривать как привлекательное место работы. Многие ощущали, что этот ка бинет временный, и политикам, которые рассчитывали на дальнейшу ю карьеру, не хотелось связывать себя с ним. Самым громким скандалом стала отставка только что назначенного вице-премьеро м Александра Шохина. Он мотивировал это тем, что в кабинете остав ался Задорнов, несший ответственность за решения 17 августа. При чем министерство финансов не подчинялось Шохину, и получалось, что он, курируя реструктуризацию долга и отношения с западными инвесторами, был отрезан от движения финансовых потоков. Ск орее всего, Шохин, осмотревшись в новом кабинете, понял, что особых

рычагов управления у него не будет, и решил, что лидерство во фракции обеспечивает ему больше шансов продолжить карьеру.

В конце концов Примаков все же сформировал кабинет. Посты вице-премьеров заняли типичные администраторы в основно м с советским управленческим прошлым, в частности Кулик, Маслюков,

Густов, Матвиенко. Но на уровне министров сохранились люди, ра-

ботавшие в прежних правительствах, которые обладали немалым опытом. Впервые в кабинете не было мощного макроэкономиче ского блока, и реформаторское крыло в одиночестве представля л один Задорнов. Экономическая идеология правительства отождествлялась с Маслюковым, который с самого начала стал объектом острейших нападок со стороны либералов и технократов. Явлинский , которого Примаков все же официально пригласил на пост вице-пре- мьера, курирующего социальный блок, от этого предложения отказался. Создавалось даже впечатление, что Примаков специально сделал лидеру «Яблока» такое предложение, которое тот и н е мог принять. Но после разговора они расстались на дружеской н оте.

Некоторые детали формирования кабинета были анекдотичн ы, особенно история с вице-премьером, до этого назначения — г убернатором Ленинградской области Вадимом Густовым. Ехал он себе по области — и вдруг звонок от Примакова: «Не хотите ли стать п ервым вице-премьером?». Густов развернул машину и поехал в аэропорт.

Человек, который только что занимался, как он сам говорил, г усями, согласился делать молодежную и региональную политику.

А вот как происходило знакомство Ельцина с вице-премьером Валентиной Матвиенко, которую Примаков выписал из Греции, где она была послом. Ельцин (кокетливо): «Жду, Валентина, предложений завтра, а если поспешишь, то сегодня...». Матвиенко (покрасне в): «К завтрему не успею, Борис Николаевич». А вот как гарант Конс титуции встретил огромного Густова: «Сто пятьдесят кило? Такой боль-

шой и с ма-аленькими проблемками не справится?». Зрители хо хотали вовсю, глядя на эту сцену.

Сергей Пархоменко в журнале «Итоги» зло высмеивал примак овскую «команду мечты»: «С вялого благословения 67-летнего пр езидента Ельцина 68-летний премьер Примаков планомерно превр ащает российскую исполнительную власть в сплошную меховую к омиссионку» 34. Словом, команда Примакова у либералов особой симпатии не вызывала. Хотя при этом самого Примакова старались не трогать. Многие считали, что его первый кабинет — не послед ний. И самые разные люди надеялись попасть в следующий состав примаковского правительства.

Кабинет разворачивался медленно. Сам премьер не спешил с определением своего экономического курса. Он встречался с п редставителями различных экономических школ, всех терпеливо вы слушивал, но собственного мнения не высказывал. Маслюков тоже о собо не торопился. Возникла новая ситуация цейтнота: экономиче ский

кризис продолжал углубляться, нужно было что-то делать с обвалив-

шейся банковской системой, иностранные банки начали арестовывать счета российских банков за рубежом. А правительство Примакова продолжало раздумывать и выдерживало паузу. Вездесущие обычно журналисты, пытавшиеся разузнать хоть что-нибудь о планах правительства, на сей раз оказались бессильны: либо пр авительство все еще не имело плана действий, либо этот план тщател ьно скрывался. Вскоре стало ясно, что кабинету просто нечего п редъявить обществу: четкого представления о новом экономическ ом курсе все еще не было. Наконец, «Коммерсант» опубликовал одну из версий маслюковской экономической программы, которая ли бералов и рыночников повергла в уныние. Всех взволновали слухи о якобы готовящихся попытках ограничить хождение доллара — это вызвало всеобщую панику. Сам Примаков, не любивший общаться с прессой, был вынужден выйти под свет юпитеров и, сдерживая раздражение, объяснять, что правительство не имеет подобных планов, а то, что было опубликовано в «Коммерсанте», — лишь одна из многочисленных заготовок правительства. После этого случая премьер еще больше ужесточил контроль за документами, которые гот овились его подчиненными.

Но это не остановило доброхотов в аппарате правительства, которые продолжали знакомить журналистов со всеми версиями экономической программы. Отношения же самого Примакова с жур налистским сообществом оказались подпорченными. Возможно , премьер был прав, когда пытался не показывать, как готовятся прави-

тельственные решения. Но после довольно свободного общен ия с прессой прежних кабинетов это вызывало негативную реакцию, и пресса видела в новых запретах покушение на свободу слова. Тем более что примаковская пресс-служба работала плохо и не могла удовлетворить естественное любопытство общества. После того , как предыдущие правительства сумели так огорошить всех своими р ешениями, люди хотели знать, что собирается предпринимать новый кабинет. Избранная Примаковым позиция неспешности и медлительности при одновременной блокаде информации отнюдь не спосо бствовала формированию позитивного имиджа кабинета.

Пока правительство медлило с определением своей позиции , ос-

новным актером на политической сцене стал Геращенко — он проявлял чудеса изобретательности в уходе от ответов. Но при этом председатель Центробанка и его сотрудники последовательно расчищали возникшие после 17 августа завалы, проводили взаимозаче ты, пытаясь вдохнуть жизнь в парализованную финансовую систему, го-

товили программу реструктуризации банков. Усилия Геращенко вы-

звали сдержанно одобрительную реакцию западных кругов. Н о в то же время было трудно избежать впечатления, что Геращенко и его люди в своих попытках возродить банковскую систему так и не смогли отказаться от личностного отношения к тем банкам, кото рые они выбирали в качестве объектов помощи. Непонятно было, поче му Центральный банк решил все же поддержать СБС-АГРО, «Мост» , «Менатеп» и влить в них новые кредиты. Получалось, что банк и, ведшие рискованную спекулятивную политику, получали гарантии выживания.

Геращенко, как отмечал обозреватель «Времени МН» Александр Беккер, просто расплатился с коммерческими банками: ни дл я кого не было секретом, что они активно лоббировали его назначе ние на пост главы Центробанка, видимо, надеясь что он не даст им совсем пропасть, поможет обрести новое дыхание. Собственно, это Геращенко и стал делать. Он отменил банкротство ведущих банков (в первую очередь СБС-АГРО, «Менатепа» и т. д.), за что они были ему благодарны 35. Кстати, Сергей Васильев, постоянный критик Центробанка, не раз говорил, что, скажем, передача банкам-банкрота м средств фондов обязательного резервирования, что сделал Геращенко, — это действие в интересах узкой группы банков, а не в ин тересах предприятий, которые держали в них депозитные счета. П роблема была в следующем: будет ли Геращенко и дальше поддерживать «олигархов» или попытается построить эффективную банко вскую систему? Этот вопрос в конце 1998 г. оставался открытым.

Наконец, в октябре экономическая программа кабинета была опубликована. Она была настолько аморфна и расплывчата, что могла удовлетворить самые разные вкусы, и в этом, видимо, была одна из целей. Памятуя о бурной вспышке критики, которую вызвал один из первых проектов программы, Примаков и его команда решили создать манифест, провозгласив цели, которые трудно было поставить под сомнение, но при этом избегая раскрывать механизм их реализации. Ну кто же будет выступать против выплат задолженности, против воссоздания банковской системы, против возрождения э кономики? Но как это собирался делать кабинет Примакова, было нея сно.

Выпустив дымовую завесу в виде экономической программы, п ра-

вительство получило некоторую передышку. Ведь приближался решающий момент, когда приходилось раскрывать карты, — нужно было представлять Думе бюджет на 1999 г. Вот тогда-то и должно было стать ясно, каким ориентирам следовало правительство: ско лько бумажных денег оно собирается напечатать, какую социальную поли-

тику готово проводить, какие реформы осуществлять.

Ï ð è ì å ÷ à í è ÿ

1 Общая газ. — 1998. — 26 нояб.—2 дек.

2 Независимая газ. — 1998. — 17 дек.

3 Sachs J. Rule of Ruble // New York Times. — 1998. — June 6. 4 Комсом. правда. — 1998. — 15 окт.

5 Коммерсантъ-Daily. — 1998. — 17 окт.

6 Коммерсантъ-Daily. — 1998. — 16 дек.

7 Общая газ. — 1998. — 19—25 нояб.

8 Общая газ. — 1998. — 26 нояб.—2 дек.

9 Коммерсантъ-Daily. — 1998. — 9 сент.

10Моск. новости. — 1998. — 1—8 íîÿá.

11Коммерсантъ-Daily. — 1998. — 9 ñåíò.

12Комсом. правда. — 1998. — 5 сент.

13Моск. комсомолец. — 1998. — 7 окт.

14Коммерсантъ-Daily. — 1998. — 16 äåê.

15Независимая газ. — 1998. — 10 окт.

16Коммерсантъ-Daily. — 1998. — 17 îêò.

17Ëèò. ãàç. — 1998. — 16 ñåíò.

18Àâåí Ï. Экономика торга // Коммерсантъ-Daily. — 1999. — 27 янв.

19Новая газ. — 1999. — 18—24 ÿíâ.

20Попов В. Почему рухнул рубль // НГ-Политэкономия. — 1999. — Янв.

21Время. — 1998. — 11 нояб.

22Коммерсантъ-Власть. — 1998. — 17 íîÿá.

23Экономика и жизнь. — 1998. — Нояб. — ¹ 87.

24Коммерсантъ-Daily. — 1999. — 19 ÿíâ.

25Коммерсантъ-Daily. — 1998. — 18 ñåíò.

26Независимая газ. — 1998. — 10 окт.

27Òàì æå.

28Коммерсантъ-Daily. — 1998. — 18 îêò.

29НГ-Сценарии. — 1998. — Ñåíò.

30Òàì æå.

31Коммерсантъ-Власть. — 1998. — 3 íîÿá.

32Òàì æå.

33Опросы ВЦИОМ, сентябрь 1998 г.

34Итоги. — 1998. — 29 сент.

35Моск. новости. — 1998. — 20—27 ñåíò.

крайней мере двух предшествовавших лет. Отчаянные попытки их разрешить или по крайней мере заморозить в рамках прежней системы так и не удались. Противоречия между выборностью и всевластием первого должностного лица, между персонификацией в ласти и ее стремлением избежать ответственности, между внешней жесткостью президентской «вертикали» и возникшей многополю сностью власти, между попытками концентрации в Центре властных полномочий и постоянным их распылением расшатали систему изну три. Гипертрофированное развитие режима стало серьезным препятствием на пути дальнейшего оформления государственности. По мере того как иссякал заряд устойчивости системы, правящий класс смирился с неизбежностью ее функционирования в режиме стагн ации. Но вскоре возникла угроза не только неконтролируемых соц иальных процессов, принявших новые формы (вспомним «рельсову ю войну» в 1998 г.). В условиях паралича президентства стали возможны и неожиданные «отключения» внутри системы власти, в ко торой так и не сформировались компенсаторные блоки, способные в зять на себя выполнение функций не срабатывавших органов. Стаг нация перестала быть безопасной формой развития.

Напомню: на протяжении 1997—1998 гг. было немало попыток укрепить устойчивость системы власти и за счет кадровых чис ток, и посредством временных пактов, в том числе власти с оппозицией. Все это давало лишь временный эффект, и система вновь возвращалась к неустойчиво стагнирующему состоянию. Президент не одно-

кратно менял точку опоры, выбирая в качестве «доверенных лиц» разные группы: то технократов (Чубайса — Немцова), то прагм атиков (Черномырдина), то «олигархов» («давосскую семерку» и ли ее отдельных членов). Однако всякий раз эти стабилизаторы либо не справлялись со своей ролью, либо начинали выходить за пре делы предначертанного им круга обязанностей. А нередко им сами м требовалась президентская защита, и вместо того чтобы получи ть передышку, Ельцин был вынужден тратить остатки влияния, чтобы прикрывать их. Но основные его усилия все же уходили на нейтрализацию бывших приближенных и групп поддержки, которые постоя н- но претендовали на большее — на часть власти и даже на роль

наследников. Вскоре стало ясно, что коалиции нескольких традиционных групп влияния — прагматиков, технократов и «олигарх ов» — уже не могли обеспечить функционирование властной «вертикали» как нерасчлененной власти. Самосохранение Ельцина требо вало все большего, причем неформального перераспределения власт и в поль-

зу групп поддержки.

Ельцин решился на последний шаг в рамках данной модели вл а- сти — на формирование правительства технократов без уравновешивающей роли прагматиков, правительства Кириенко. Но кабин ет технократов мог быть эффективен только в двух случаях — п ри мощном лидере (как в случае с «чикагскими мальчиками» и Пиноч етом) или при поддержке общества (как это было с правительствам и технократов в Чехии и Польше). Ни того, ни другого в России не бы ло. Так что и без финансового обвала правительство технократов было обречено. Правда, Ельцин при помощи технократов дистанцир овался от некоторых групп «олигархов», но полностью освободит ься изпод их опеки так и не смог (и потому формирование кабинета Кириенко вряд ли можно считать «антиолигархической революци ей»). Сами же технократы попали в ловушку: своим решением от 17 ав густа они не только поставили под сомнение эффективность те хнократического управления, но, фактически оказав помощь нек оторым «олигархам», сделали себя еще более уязвимыми. Что же касается Ельцина, то слабый лидер, опирающийся на команду технократов без поддержки общества, — это комбинация, которая еще силь нее расшатала режим, ибо вместо того чтобы получить передышку, президент был вынужден вновь прикрывать правительство, раст рачи- вая остатки ресурсов.

Правительство технократов было последней попыткой Ельц ина спасти свою «вертикаль» в прежнем виде. Старания возврати ть Черномырдина в августе 1998 г. были уже жестом отчаяния. Черномыр-

дин бы ускорил конец правления Ельцина (особенно после по дписания известного политического соглашения) и переход к символиче- скому президентству и правлению сырьевой «олигархии», ещ е не получившей политической роли, адекватной ее экономическому весу. Впрочем, приход Черномырдина неизбежно сопровождался бы новой вспышкой напряженности — и потому, что правящий класс не выносит правления лишь одной группы, и потому, что сама система, уже разрывавшаяся противоречиями, порождавшимися отсутствием расчлененности, вряд ли бы выдержала новые претензии н а монополию. А сырьевая «олигархия» неизбежно выдвинула бы та кие претензии. Таким образом, господство сырьевой «олигархии» ско-

рее всего начали бы отторгать и система, и правящий класс, т ем более что эта «олигархия» несла прямую ответственность за п редшествующее развитие, а главное — была одним из немногих победителей в процессе самой трансформации.

Левые, «завалив» Черномырдина, создали возможность для ре а-

лизации уже давно исподволь формировавшейся тенденции к рас-

членению исполнительной власти и появлению относительн о независимого от президента правительства, которое впервые бы ло поддержано парламентом. Именно правительство стало основны м фактором стабильности, тоже впервые в новой России. Новый кабинет уже не представлял основные «олигархические» группировки, что также было новым фактом российской реальности.

Впрочем, потребность в расчленении власти возникла давно, и Черномырдин, а потом и Кириенко явно ощущали эту потребно сть, когда осторожно, чтобы не раздражать президента, пытались находить взаимопонимание с Думой и левым большинством. После августа 1998 г. наконец произошел перелом и открытый отход от президентской «вертикали». Он был совершен во многом под давле нием случайных и эмоциональных факторов, но их совокупность позволяет утверждать, что на этот раз они укладываются в опреде ленную логику эволюции режима.

Сам перелом создал очередную ловушку для либералов и демо кратов: более совершенная и цивилизованная форма правления ч ерез разделенную исполнительную власть могла быть использована коммунистами для проведения своего курса, если бы, конечно, ли бералы и демократы не отказались от своих надежд на президент ский абсолютизм и не начали овладевать навыками парламентско й борьбы и строительства коалиций. Не исключена была и другая ло вушка — возникновение противоборства между президентом и премьером, так как сферы их полномочий не были четко определены п ра-

вовым способом.

Итак, то, что произошло в августе 1998 г., не сводилось только к смене лиц. Изменилась сама модель правления — пусть на вре мя, но эти изменения были значительны. Революционность послеав густовских перемен вначале была смазана — слишком много было пе чальных для многих финансовых неурядиц, кадровых перетасовок , которые не позволили вовремя обратить внимание на то, что об щество в результате упомянутых событий получило не только новую роль Ельцина, но и новую политическую реальность. Ослабленный президент, лишившийся базы, был вынужден сам ограничить поле активности и свои полномочия, особенно в сфере управления. Е му

пришлось отказаться от привычного механизма властвован ия — че- рез формирование «паутин», теневых сдержек и противовесо в. Не менее существенно и то, что произошла смена опор режима — р астворились прежние поддерживавшие президента группы. Когда же сменилась сама формула либерально-технократической трансформа-

ции через опору на клановую систему, вдруг оказалось, что больше

нет места и для основной роли президента, которая была стержнем ельцинского всевластия, — его роли лидера-арбитра.

Ельцин играл эту роль, регулируя взаимоотношения между ка бинетом и парламентом, между популистско-державническим и либе- рал-технократическим крыльями правящего класса, а внутри этого класса умиротворяя или напротив, если это ему было выгодно и необходимо, обостряя отношения между прагматиками и технок ратами, между различными группировками лоялистов, «олигархов» и фаворитов. Именно президент в условиях отсутствия массовой опоры трансформации являлся ее основным «толкачом» и опорой. По сле августа 1998 г. роль регулятора отношений между исполнительной властью и Думой отпала сама собой — правительство Примако ва теперь не нуждалось в посредниках. Арбитр во взаимоотношени ях между Центром и регионами также оказался не нужен, Примак ов и здесь спокойно начал обходиться без президента. По мере т ого как вокруг Кремля очистилось политическое пространство и ис чезли прежние группы поддержки, отпала и надобность в формирова нии и поддерживании в рабочем состоянии многочисленных «пау тин». Впрочем, не стало охотников и со стороны правящего класса участвовать в этих построениях — все начали искать новые центр ы силы.

Новая бюрократически-аппаратная модель развития требов ала иной организации власти, в которой уже не было места для ар битра. И президент не столько вследствие собственной слабости, с колько под давлением обстоятельств был вынужден согласиться на расчле-

нение своей власти. Так что Примаков, возможно, неожиданно для себя, стал символом новой эпохи, продемонстрировав своим приходом истощение прежней формулы власти. Да, в какой-то степен и его приход был случайным (если говорить о конкретном политик е и о конкретных обстоятельствах) но потребность в той роли, ко торую ему пришлось играть, уже существовала. И эту роль, скорее вс его, не мог сыграть ни политик, ответственный за прошлое, ни полит ик, за которым стояла какая-либо влиятельная «олигархическая» группа (поэтому Черномырдин не смог стать новым центром стабиль ности). Примакову помогла его политическая нейтральность, которая позволила ему стать воплощением примирения (пусть временного) и тем

элементом падающей «вертикали», который (тоже на время) пр едотвратил это падение, — хорошо это или плохо, особенно для будущих реформ, нам еще предстоит увидеть.

Но вернемся к политической сцене и посмотрим, кто на ней ос - тался после августа 1988 г. и в какой роли. Окончательно пали «оли-

гархи». Впрочем, эфемерность и шаткость их позиции была оч евид-