Ю.В. Ларин. Теория культуры
§ 1. Основные направления концептуального представления культуры
В «Оксфордской иллюстрированной энциклопедии» фиксируется, что культура – не только «основополагающее», но и «одно из наиболее трудных с точки зрения определения понятий».1И действительно, современное состояние разработки проблематики, связанной с изучением культуры, способно поразить даже самое смелое и богатое воображение. Достаточно отметить, что только для фиксации представленных в литературе определений культуры необходимо, пожалуй, уже четырехзначное число. Практически необозримое множество точек зрения на феномен культуры элементарно требует их классификации. Возможна ли в принципе данная методологическая процедура и, – если возможна, – то, как и на каком основании?
И в зарубежной и в отечественной литературе попытки подобного рода, конечно же, предпринимались, причем, неоднократно. Рассмотрим наиболее распространенные из них.
В.М. Межуев, рассматривая основные концепции культуры, сложившиеся при ее изучении, подразделял их на «классическую», трактующую культуру как развитие человека в качестве разумного существа (мыслители эпохи Возрождения); «натуралистическую», трактующую культуру как совокупность предметно-вещественных форм (французские материалисты, немецкие просветители); «идеалистическую», трактующую культуру как чисто духовное порождение, обусловленное актами трансцендирующего из самого себя сознания (немецкая идеалистическая классическая философия); «научно-материалистическую», ставящую своей задачей «совместить научное, объективное, в конечном счете материалистическое познание культуры с признанием ее специфически человеческого содержания, не имеющего прямого аналога в природных процессах» (философия марксизма)2.
Л.Е. Кертман, в зависимости от «самого характера определения», позволяющего вычленить тот класс объектов, которые охватываются категорией «культура», предложил выделить три основных научных подхода к этому понятию: «антропологический», главная специфическая черта которого заключается в рассмотрении социальной системы как «части культуры» (Л. Бернард, В. Оствальд, К. Даусон, А. Кребер, К. Уислер и др.); «социологический», главная специфическая черта которого заключается в рассмотрении культуры как «части общества» (Э.Б. Тайлор, У.Л. Бенет, Р. Линтон, А. Радклифф-Браун, Л. Уилсон и др.); и «философский», главная специфическая черта которого состоит в том, что он трактует культуру как «некую разлитую во всех общественных отношениях субстанцию, которая если и может быть предметом изучения, то лишь на уровне самой высокой абстракции» (И. Эванс-Притчард, Г. Беккер, Р. Ферт, Д. Реджин и др.)3.
И.Г. Багдасарьян, В.А. Бабахо, И.Г. Тихая-Тишенко, И.Е. Чучайкина, в зависимости от «различия в мировоззренческих и методологических позициях мыслителей, изучавших феномен культуры, разнородности задач тех научных дисциплин, а также сложности и многомерности самого явления культуры», фиксируют целый ряд «теоретических подходов, направлений и школ»: эволюционизм (Э.Б. Тайлор, Г. Спенсер, Дж. Дж. Фрезер, Л. Морган); неоэволюционизм (Дж. Стюарт, Дж. Мердок); диффузионизм (Ф. Гребнер, Л. Фробениус); функционализм (Б. Малиновский, А. Радклиф-Браун); культурный материализм (М. Харрис); структурализм (К. Леви-Строс, М. Фуко, Ж. Лакан, Ж. Деррида); психологическая антропология (З. Фрейд, Э. Фром, К.Г. Юнг, В. Вундт); игровая концепция культуры (Й. Хейзинга, Х. Ортега-и-Гассет, Г. Гессе), семиотическое (Э. Кассирер, Ю.М. Лотман); методологическое (А. Кребер, К. Клакхон), диалогическое (В. Библер); антропологическое (М. Мид) направления; культурный релятивизм (М. Херсковиц), религиозная культурология (Ж. Маритен, Э. Жильсон, М. Бубер) и др.4
А.А. Веремьев, исходя из того, что «культура предполагает множество подходов в ее понимании», предложил выделять шесть основных концепций культуры, в зависимости от того, какая «одна из сторон столь сложного феномена» в ней раскрывается: «социологическую теорию культуры», в которой культура трактуется как социальное явление (Ж.Ж. Руссо, И.Г. Гердер, П.А. Сорокин, А.Н. Уайтхед и др.); «символическую теорию культуры», в которой культура рассматривается как знаковая система (Э. Кассирер, С. Лангер, Ю.М. Лотман и др.); «информационную теорию культуры», в которой культура рассматривается как совокупность знаний, как информация, которой располагает человечество (А.Карпентьер, Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский, Б.В. Бирюков, А. Моль и др.); «психоаналитическую концепцию культуры», в которой культура рассматривается исходя из понимания биологической (биосоциальной) сущности и природы человека (З. Фрейд, К. Хорни, Э. Фромм и др.); «концепцию культуры как формы выражения жизни» (Ф. Ницше, В. Дильтей, О. Шпенглер, Г. Зиммель); «игровую теорию культуры», в которой игра рассматривается как «сущность и критерий культуры» (Ф. Шиллер, Й. Хейзинга, Г. Гессе и др.)5.
П.А. Сапронов, исходя из того, что «развитие культуры представляет собой человеческую компоненту богочеловеческого процесса», выделяет два основных равновозможных подхода к культуре, которые реализуются в культурологических работах: религиозный (христианский) и внерелигиозный. Согласно последнему из них, «культура представляет собой высшую по отношению к цивилизации и природе реальность. Реальность, выше которой ничего уже нет»; религия рассматривается как «часть культуры». Своеобразие же первого состоит в том, что «культура здесь хотя и стоит над цивилизацией и природой, в свою очередь, имеет над собой более высокую реальность. Она уже не увенчивает все существующее, ее положение срединно в том смысле слова, что будучи сверхприродной, культура в то же время является реальностью, производной от Бога как сверхъестественной реальности»; религия уже никак не может быть осмыслена в качестве элемента (части) культуры, ее точнее понимать как «сверхкультуру»6.
Е.В. Мареева полагает, что в современной культурологии при всем многообразии подходов можно выделить «три главных линии», или «направления»: «Истоки первой нужно искать в позитивных науках (Э.Б. Тайлор, Л. Уайт), истоки второй – в "философии культуры" начала ХХ века (Г. Риккерт, В. Дильтей, О. Шпенглер). Третья опирается на классическую философскую традицию (И. Кант, Г.В.Ф. Гегель)».7
Сколь бы не были правомерными и продуктивными данные классификации, каждая из них построена, как это не трудно заметить, относительно лишь какой-то отдельной стороны, определенного среза в рассмотрении культуры, не позволяя понять, что же именно с позиции того или иного направления она представляет собой как более или менее целое, хотя бы в сопряжении таких ее основных параметров, как генотип, или порождающая сила, сущность, основные черты, субъект, основа возникновения, функционирования и развития.
В значительной их части нет единого и достаточно строгого основания, критерия для выделения этих самых направлений. Ссылки же на «сложность и многомерность» культуры вряд ли могут быть здесь каким-либо «смягчающим обстоятельством», поскольку возвращают исследовательскую задачу теоретического характера в стихию, хотя и захватывающей, самым причудливым и таинственным образом переплетающейся в своих конкретных формах, трепетной и пленительной и т.п., но все же «беспросветной эмпирии».
Методологические основания решения проблемы классификации основных направлений исследования культуры нуждаются в дополнительной рефлексии.
Может, однако, показаться, что данные рассуждения носят сугубо риторический характер, поскольку и в отечественной и в зарубежной литературе относительно культурологических размышлений уже давно в качестве методологического принципа введено фундаментальное положение о «принципиальных различиях между материалистическим и идеалистическим определением культуры», между «реалистическим» и «идеалистическим» подходами в ее изучении.8«Реалисты, – писал Дэвид Бидни еще в начале 50-ых годов прошлого века, – склонны понимать культуру как атрибут человеческого социального поведения и обычно определяют ее через приобретенные привычки, обычаи и институты. Культура, в таком понимании, неотделима от жизни людей в обществе; она представляет собой способ общественной жизни и не существует вне тех реальных групп, атрибутом которых она является... Идеалисты же склонны понимать культуру скорее как совокупность идей, существующих в умах индивидов, как “поток идей”, “общепринятые представления” и “передаваемый интеллект”». Оценивая эвристические возможности того и другого направления, Д. Бидни полагал, что «обе стороны правы в том, что они утверждают, и неправы в том, что они отрицают. Адекватное понимание культуры требует союза реалистических и идеалистических тезисов».9
Необходимо, следовательно, вполне точно определиться относительно того, во-первых, – насколько корректна данная классификация основных направлений в исследовании культуры, и, – во-вторых, – какое из них и на каком основании может быть квалифицировано как наиболее эвристичное и методологически выверенное.
Данная классификация, как это не трудно заметить, построена на вполне определенном задаваемом отношении в системе понятий «материальное – духовное», как «предельно широких, самых широких понятий»,10раскрывающих сущность бытия как такового, и находится в полном соответствии с классической традицией, идущей еще от Платона. «Одни, – согласно ему, – все совлекают с неба и из области невидимого на землю, как бы обнимая руками дубы и скалы. Ухватившись за все подобное, они утверждают, будто существует только то, что допускает прикосновение и осязание, и признают тела и бытие за одно и то же», другие же, «кто с ними вступает в спор, предусмотрительно защищаются как бы сверху, откуда-то из невидимого, решительно настаивая на том, что истинное бытие – это некие умопостигаемые и бестелесные идеи»11. Взятая сама по себе, классификация, осуществленная на таком основании, удовлетворяет всем, даже самым строгим методологическим требованиям.
Вместе с тем, имея в виду, что нас интересует классификация подходов к изучению именно культуры, т.е. вполне определенного вида бытия, а не бытия как такового, нельзя не отметить чрезвычайную абстрактность самих понятий, положенных в основание данной методологической процедуры: Является ли тогда классификация «материализм - идеализм» необходимой методологической процедурой применительно к выявлению и анализу концептуальных представлений культуры? В чем вообще может заключаться ее эвристическое значение?
Эвристическое значение классификации «материализм - идеализм» применительно к выявлению и анализу концептуальных оснований исследования культуры как раз в том и состоит, что именно на ее основе появляется возможность логического восхождения от абстрактного к более конкретному уровню выявления таких оснований.
Следует со всей определенностью подчеркнуть, что возможность такой конкретизации заложена в качестве методологического требования уже самой системой понятий «материальное – духовное», так как, будучи действительными противоположностями, эти понятия находятся, кроме всего прочего, в состоянии взаимоопределения и взаимоопосредования друг другом. Каждый вид такого взаимоопосредования, являясь модификацией исходной системы, позволяет, следовательно, представить ее уже на более конкретном понятийном уровне в качестве исходного методологического основания исследования и, в зависимости от степени полноты такого представления, определять не только то или иное его направление, но и его эвристические возможности.
Эти искомые направления должны быть достаточно фундаментальными, хотя и менее абстрактными, нежели непосредственно входящие в систему «материализм – идеализм», и в то же время воспроизводящими ее в том или ином модифицированном виде уже на более конкретном уровне.
Простое эмпирическое наблюдение, как необходимый момент движения от абстрактного к конкретному, позволяет зафиксировать в существующих представлениях культуры исторически сложившееся и постоянно воспроизводимое целое «гнездо» таких понятий, из которых то или иное, как правило, принимается тем или иным мыслителем, во-первых, в качестве исходного при построении концептуального видения культуры, и, во-вторых, – в качестве предельного при объяснении ее сущности, – а именно: «бог», «природа», «общество», «человек».
Может ли эта система понятий служить средством для решения поставленной задачи? Иначе говоря, существует ли между системой «бог – природа – общество – человек» система понятий, опосредующая ее в отношении к исходной системе «материальное – духовное»? Видимо, вопрос – чисто риторический.
Исходя из этого, все существующее многообразие подходов и определений культуры, конечно же, достаточно условно и схематично может быть сведено к следующим четырем основным направлениям: теоцентризм, натуроцентризм, социоцентризм и антропоцентризм.
В рамках теоцентристского направления культура трактуется как реализация сверхъестественных, божественных сил; основа ее возникновения и развития усматривается в разнообразных формах культовой деятельности; ее подлинным носителем, субъектом считается та или иная религиозная общность; ее основной чертой – сакральность; основной формой бытия – символ; основной функцией – сигнификационная, или символическая. Среди наиболее крупных представителей данного направления, восходящего в своих исходных предпосылках к учению Платона, могут быть названы такие мыслители, как Ж. Маритен, П. Тейяр де Шарден, П. Тиллих, В.С. Соловьев, В.В. Розанов, П.А. Флоренский, И.А. Ильин, А.В. Мень, П.А. Сапронов и др.
В рамках натуроцентристского направления культура трактуется как реализация естественных, природных сил; основа ее возникновения и развития усматривается в разнообразных формах биофизических процессов жизнедеятельности; ее подлинным носителем, субъектом считается та или иная природная общность; ее основной чертой – витальность; основной формой бытия – вещь, или «артефакт»; основной функцией – защитная, или жизнеобеспечивающая. Среди наиболее крупных представителей данного направления, восходящего в своих исходных предпосылках к учению Антисфена, могут быть названы такие мыслители, как Ф. Ницше, В. Дильтей, А. Бергсон, Г. Зиммель, З. Фрейд, О. Шпенглер, Дж. Фейблман, Л.Н. Гумилев, А.И. Пушкарь, М. Эпштейн и др.
В рамках социоцентристского направления культура трактуется как реализация общественных, социальных сил; основа ее возникновения и развития усматривается в разнообразных формах трудовой деятельности; ее подлинным носителем, субъектом считается та или иная социальная общность; ее основной чертой – социальность; основной формой бытия – норма; основной функцией – нормативная, или коммуникативная. Среди наиболее крупных представителей данного направления, восходящего в своих исходных предпосылках к учению Демокрита, могут быть названы такие мыслители, как К.Г. Маркс, Э. Дюркгейм, К. Леви-Стросс, П.А. Сорокин, А. Моль, Б.С. Ерасов, Л.А. Зеленов, Н.С. Злобин, Л.Е. Кертман, Л.Н. Коган, Э.С. Маркарян, А.А. Радугин, А.Ф. Еремеев, К.Г. Рожко, А.Я. Флиер и др.
В рамках антропоцентристского направления культура трактуется как реализация сущностных сил человека; основа ее возникновения и развития усматривается в разнообразных формах игровой деятельности; ее подлинным носителем, субъектом считается отдельно взятый человек; ее основной чертой – элитарность, или индивидуальность; основной формой бытия – ценность; основной функцией – человекотворческая. Среди наиболее крупных представителей данного направления, восходящего в своих исходных предпосылках к учению Протагора, могут быть названы такие мыслители, как М. Шелер, Х. Плеснер, А. Гелен, А. де Бенуа, Й. Хейзинга, Г. Марсель, Х. Ортега-и-Гассет, Ж.-П. Сартр, Г. Риккерт, Г. Гессе, П.С. Гуревич, В.М. Межуев, А.В. Павлов, К.А. Свасьян, В.В. Сильвестров, М.Б. Туровский и др.
Таковы в их более или менее определенном специфическом концептуальном содержании основные направления исследования культуры.
Имея достаточно емкое методологическое значение, осуществленная процедура упорядоченности существующих точек зрения на культуру ставит достаточно серьезный и трудный вопрос об эвристической ценности каждого из выделенных направлений, о критериях предпочтения какого-либо из них в качестве единственно истинного или более истинного по сравнению с другими.
В значительном большинстве отечественных исследований культуры, в том числе и последнего времени, явно или неявно проводится позиция социоцентризма. Даже в тех публикациях, в которых культура определяется как «мера человеческого в человеке», сущность последнего характеризуется вполне социоцентристски. Так, А.Ф. Еремеев, считая, что культура возникает и функционирует как «способ и процесс закрепления и совершенствоваания социального (именно его и только его) посредством умножения, расширения, усиления, обновления человеческих возможностей и их реализации за счет социального образа жизни и его продуктов», рассматривает видовой биологический субстрат Гомо сапиенс как «социальное-1», а образ его жизни, его способ существования - как «социальное-2». «Культура, – пишет он, – главный резерв человеческих сил и возможностей, так она позволяет сохранять и оптимизировать баланс между социальным-1 и социальным-2, контролируя наличие того и другого, их соподчиненность и четкость взаимодействия, она не допускает крайности развития или развертывания социального-2 без «санкции» социального-1, без обеспечения его достаточной роли»12.
Вместе с тем, в последнее время здесь наблюдаются существенные «подвижки», причем весьма различного характера.
«Разумеется, культура – это явление социальное, но ее мотивы, ее механизмы, – пишет Э.Е. Платонова, – заложены в каждом человеке и формируются как личностные установки. Мы можем говорить о культуре в социальном ключе только как об исторически определенном уровне развития общества, но это значило бы ограничить культуру, не выявить главных ее механизмов. Мы можем рассуждать о ней, как о неком общественном явлении, но мы всегда предполагаем, что это не только уровни или формы организации жизнедеятельности человека, не только создание материальных и духовных ценностей, но главное – определенное состояние человека, переживающего бытие, определенный внутренний личностный опыт, некий результат этих переживаний, выраженный в поступках, действиях, реализуемых в социальной жизни».13
А.В. Павлов, выделяя три основные направления в исследованиях культуры – биоцентризм, социоцентризм и эгоцентризм, – не только полагает, что «культурология может разрабатываться как с социоцентристских, так и с эгоцентристских позиций», но и отдает явное предпочтение в плане истинности последнему направлению, – «позиции первичности и приоритета индивидуального над социальным», – считая, что «именно оно дает первичное представление о культуре как предмете исследования, раскрывает ее онтологию и разрабатывает методологические принципы культурологического знания».14
П.С. Гуревич считая, что культура не только и не столько социальный, сколько и прежде всего антропологический феномен, пишет: «Ее основанием служит неукорененность человека в природе, потребность человека в реализации тех побуждений, которые не являются инстинктивными. Культура в этом смысле выступает как продукт открытой человеческой природы, не имеющей окончательной фиксированности. Это означает, что рассуждение о культуре важно начинать именно с антропологических данностей, а не с вхождения в пространство социальной истории»15. Сходной позиции придерживается Э.А. Орлова. Исходя из того, что культура – «искусственный мир и заученная организованная активности людей», она пишет: «Концепциякультуры формируется на пересечении двух фундаментальных культурно-антропологических параметров. Во-первых, это фундаментальные доминанты в организации отношений людей с окружением: социальная организация (хозяйственная, политическая, правовая культура), социально значимое знание (религия, философия, искусство, наука), трансляция социально значимого опыта (образование, просвещение, средства массовой информации). Во-вторых, это способ освоения социокультурного опыта – обыденный и специализированный. В это системе координат определяются особые культурные коды, детерминирующие организацию взаимодействия и коммуникации в каждой из областей культуры на каждом из уровней. Эти коды на специализированном уровне дифференцированы и институционализированы в форме общественного разделения труда, а на обыденном уровне – обусловлены так называемыми естественными классификациями. Таким образом, складывается концепция культурного пространства, формируемого распределением культурной информации вокруг жизненно важных для людей связей с окружением»16.
Как бы полемизируя с данной точкой зрения, П.А. Сапронов настаивает на том, что «хотя характер (тип) индивидуально-человеческого существования – в полной мере культурологическая тема, она останется выхолощенной абстракцией, если изолироваться от того, что человек определялся по отношению к самому себе вовсе не через самого себя или через ближнего. Так или иначе, он приходил к себе в Боге, через Бога, в состоянии богооставленности, а уж никак не в качестве самонаправленного существа. Если принять для нас несомненный тезис о том, что история – богочеловеческий процесс, то развитие культуры представляет собой человеческую компоненту богочеловеческого процесса». В другом месте П.А. Сапронов еще более категоричен в отстаивании позиций теоцентризма, подчеркивая, что «себя человек тысячелетиями определял не через себя или же других людей, не через соотнесенность с тем, что мы называем природой. Исходным и последним для пребывания человека в культуре было его отношение к божественной реальности»17. Согласно В.Д. Жукоцкому, «начало культуры – и исторически и логически – восходит к системе религиозных верований, которые консолидируют первичную духовную энергию возвышения над данностью настоящего и устанавливают его образную связь с прошлым и будущим. Не случайно порой само слово "культура" выводят из образующего его "культа"»18. Не трудно заметить, что в этом осмыслении «начала культуры» явное предпочтение отдано позиции, характерной для теоцентризма.
М. Эпштейн склонен в рассмотрении проблем сущности, генезиса и развития культуры скорее к позиции натуроцентризма, допуская, что «культура заложена уже в природе, как саморазвитие некоего инстинкта, удовлетворение которого постепенно выводит человека за пределы природы», что именно «инстинкт самоочищения, возникая в недрах животной особи, ведет ее за пределы природы, через все сферы культурного самоутверждения человека, – к тайне священного, к неприкосновенной чистоте божества». «Разумеется, – пишет он, аргументируя свою точку зрения, – можно спорить, имеются ли всеобщие инстинктивные основания у культуры. Но такой подход лежит на одном из главных путей развития современной науки»19.
Очевидно, что у сторонников того или иного направления всегда найдется определенный набор достаточно убедительных аргументов в обосновании своей точки зрения, более же перспективным в этом отношении является постановка более серьезной и сложной задачи – задачи синтеза, системно-синтетического представления основных направлений исследования культуры и, следовательно, поиска определенного «момента истины» в каждом из них, поскольку «объективное выдвижение культуры в качестве важнейшей проблемы современности императивно требует консолидации всех направлений изучения и анализа культуры в рамках особой области знания – культурологии, а также ставит задачу теоретической проработке ее оснований».20
Возможна ли в принципе такая методологическая процедура и, если «да», то - как?
Наиболее естественной формой реализации данной методологической процедуры здесь, казалось бы, могло бы быть индуктивное обобщение. «При несводимости в единую концепцию полярных взглядов обнаруживается, – пишет, например, Е.И. Дворникова, – явный общий для всех исследователей культуры центр: человек как субъект культуры и ее исторический творческий носитель. В культурологических, психологических, философских трактовках в этом направлении можно наблюдать общий позитивный посыл приобщения человека к культуре. При этом каждое направление научной мысли изыскивает свои возможности и обоснования человека в общекультурном процессе и необходимость этого фактора»21. Однако, во-первых, не трудно заметить, что сама фиксация того общего, что присуще всем направлениям постижения культуры, так или иначе, исходит из некоего приписываемого культуре набора признаков, один из которых, в силу принципиальной неполноты индуктивного обобщения как методологической процедуры, может быть объявлен как конституирующий лишь на основании некоторых, в конечном счете, наперед заданных соображений. Всякое суждение, вынесенное на такой основе, вряд ли может претендовать на достоинство «необходимости и всеобщности», т.е. исключать из сферы истинности другие, в том числе, и прямо противоположные суждения. Например, в свое время, осуществляя данную методологическую процедуру, Ю.М. Лотман и Б.А. Успенский пришли к выводу, что «все многообразие отграничений культуры от не-культуры, по сути дела, сводится к одному: на фоне не-культуры культура выступает какзнаковая система». «В частности, – пишут они, – будем ли мы говорить о таких признаках культуры как "сделанность" (в антитезе "природности"), "условность" (в антитезе "естественности" и "безусловности"), способность конденсировать человеческий опыт (в отличие от природной первозданности), – во всех случаях мы имеем дело с разными аспектами знаковой сущности культуры»22. Во-вторых, индуктивное обобщение как методологической процедура, выделяя нечто общее, что присуще всем направлениям в постижении сущности культуры, не позволяет учесть собственную специфику места и роли каждого из них в постижении этой самой сущности, понимаемой как единство многообразного. Последнее возможно лишь на путях теоретического синтеза.
Системно-синтетическое представление основных направлений исследования культуры возможно исходя из того, что объект познания предстает как множество предметов познания, каждый из которых не только относительно самостоятелен и имеет такое же «право на существование», как и любой другой, но и требует для представления своего гносеологического содержания вполне определенных и относительно самостоятельных специфических форм. Исходя из этого, выделенные основные направления в изучении культуры могут быть поняты как имеющие один и тот же объект – культуру, – но под разным срезом, или сечением ее предметного содержания. С этой позиции можно полагать, что культура как объект познания – это многообразная совокупность ее предметных форм, каждая из которых в своем содержательном воплощении представлена тем или иным направлением в ее изучения и, в этом смысле, каждое из данных направлений, взятое в своей собственной определенности и специфике, не менее истинно, чем любое другое.
Насколько, однако, корректен такой плюрализм в качестве искомого основания для системно-синтетического представления данных направлений? Насколько близко позволяет он подойти к решению поставленной задачи?
Очевидно, трактовка предмета познания только лишь как «среза», «сечения» объекта познания методологически недостаточна и нуждается в весьма существенной корректировке. Методологически более «сильный» принцип различения того и другого предложен В.Н. Сагатовским, согласно которому «предмету, выделенному в познании, соответствует не объект вообще, но определенный уровень этого объекта».23Понятие уровня явно или неявно несет в себе как методологически необходимое требование определенной градации, иерархии внутри исследуемого объекта. Объект познания, с этой точки зрения, может быть представлен уже как система его уровней, или предметов познания, т.е. как некоторое упорядоченное по определенному основанию единство его многообразных форм предметного содержания. Культура как объект познания, являясь, очевидно, сложной системой, должна быть рассмотрена, следовательно, не только как единый объект, но и как множество предметов, точнее – как определенным образом упорядоченная «иерархия уровней в объекте».
Как отображение этой упорядоченности, соответственно, и появляется сама возможность для искомого системно-синтетического представления основных направлений изучения культуры, для «сведения» их, при всей их «полярности», в единую концептуальную схему.
Данная методологическая процедура может быть реализована, в зависимости от того или иного аспекта рассмотрения, различными путями.
Вполне возможно представить систему данных уровней как отображение определенной исторической последовательности. В этом случае их иерархия может иметь, согласно, например, К.А. Сергееву и Я.А. Слинину, такой вид: первый уровень постижения культуры – натуроцентризм, относимый к античности; второй уровень – теоцентризм, присущий средневековью; третий уровень – антропоцентризм, сформировавший в ренессансную эпоху; четвертый уровень – социоцентризм, господствующий с эпохи Нового времени.24
В онтологическом аспекте иерархия данных уровней, впрочем, может быть и иной. Если, например, она строится, исходя из определенным образом понимаемого процесса «разворачивания Абсолюта» в ряде последовательных форм – сначала рода, затем социума и, наконец, природы, – то иерархия уровней исследования культуры предстанет как последовательный переход от ее трансцендентных значений (теоцентризм) к эвалюативным (антропоцентризм), затем к прескриптивным (социоцентризм) и, наконец, к дескриптивным (натуроцентризм)25.
Если же предполагается, что «культура, имея свои глубинные истоки в самом фундаменте мироздания– в космических Смыслах, возникает и развивается только в социуме, и что развитие это происходит исключительно благодаря наличию у человека тойтрансцендентной устремленности– таинственного энергийного потенциала, который Аристотель называлстремлением(способностью души), Дионисий Ареопагит –вожделением, Николай Кузанский –влечением, Ф. Ницше – (в определенном смысле)волей к власти, П. Флоренский –ревностью, Л. Гумилев –пассионарностьюи т.д.», то «траекторию того процесса, который включает зарождение, возникновение, становление и функционирование культуры», и, соответственно, иерархию уровней исследования культуры нужно будет представить в прямо противоположном порядке – как «уходящую своими "корнями" в область трансцендентального и находящую свое завершение в сфере трансцендентного».26
В принципе очевидно, что, выбрав ту или иную «точку отчета», можно получить различные, но вполне логически равноправные и корректные представления об объекте как системе его уровней, или предметов познания. Поэтому с необходимостью встает вопрос о «репрезентативности» каждой такой возможной системы, о том, насколько адекватно в ней отражается исследуемая реальность. Иначе говоря, существо вопроса заключается уже не в том, какое из основных культурологических направлений является более истинным, чем любое другое, а в том, какое именно системно-синтетическое их представление может быть квалифицировано в качестве такового и на каком основании.
Определяясь относительно такого основания, очевидно, следует иметь в виду ту достаточно очевидную общегносеологическую предпосылку, что познание любого объекта есть процесс. Следовательно, познание его предметных уровней также должно быть понято в качестве процесса, – процесса, в ходе которого по вполне определенной «логике» с необходимостью осуществляется переход от одного уровня к другому. «Предмет, – пишет Ф.А. Селиванов, – существующее в данном отношении. Каждое высказывание, каждая система высказываний направлена на определенный объект, но выделяет в нем определенный предмет, уровень объекта (разумеется, если произвольно не смешивает в одном отношении разные предметы). Конечно, это не означает, что в процессе всестороннего изучения объекта не происходит перехода от одного предмета к другому».27Иначе говоря, каждый предметный уровень познания объекта может и должен быть представлен как вполне определенная ступень в процессе познания объекта, поднимаясь по которым исследователь получает возможность целостного его изучения.
В литературе представлены различные концептуальные схемы познавательного процесса. Их детальный анализ – специальная проблема. В самом же общем плане процесс познания любого объекта может быть понят как включающий в себя, по крайней мере, три основные стадии постижения его предметного содержания: первая – стадия фиксации объекта в его непосредственной данности, как существующего, как «имеющего место быть»; вторая – стадия рассмотрения объекта в его соотнесенности с другими объектами и выявление на этой основе его отличий от них, его специфики, внутренней структуры и основных функций; третья – стадия рассмотрения объекта в его развитии, от первоначальных до высших форм выражения, и выявление на этой основе его собственной «логики», тенденций и возможных перспектив.28 Понятно, что на всех этих стадиях познаваемый объект, оставаясь для исследователя всегда одним и тем же, должен быть зафиксирован и раскрыт в различных, – специфических именно для каждой данной стадии, – формах своего предметного содержания. По-видимому, исследование такого сложного объекта как культура так или иначе подчиняется этой общей закономерности. Во всяком случае, можно констатировать, что в литературе все чаще отмечается необходимость учета не только процессуальности в познании культуры, но и ее «многоуровневости» как объекта познания в единстве внутреннего и внешнего аспектов рассмотрения.29
В соответствии с этим, основные направления концептуального представления культуры могут быть поняты как имеющие один и тот же объект – культуру, – но на разных стадиях или уровнях ее предметного постижения. По своим эвристическим возможностям антропоцентризм в своем рациональном, очищенном от различного рода чрезмерных абсолютизаций виде может быть соотнесен с первой стадией исследования культуры, натуро- и социоцентризм, соответственно, – со второй стадией, а теоцентризм, опять-таки в своем рациональном виде, – с третьей.
Будучи изначально результатом реализации сущностных сил человека («истина антропоцентризма»), культура является основой его бытия в мире и, тем самым, реальностью, опосредующей взаимодействие человека и с природой («истина натуроцентризма»), и с обществом («истина социоцентризма»), выступая одновременно предпосылкой его становления и развития как существа как бы «заданного» самим собою самому себе в качестве своей собственной цели, своего собственного «идеального проекта» («истина теоцентризма»), – таковы возможные контуры концептуализации мировоззренческих основ «культуроцентризма» как искомого синтеза основных направлений исследования культуры.
Концептуализация «культуроцентризма», взятого в его методологическом отношении, собственно говоря, заключается, в том, чтобы рассматривать культуру в качестве «основопонятия», т.е. и как исходное, и как центральное и как предельно объяснительное понятие; чтобы изучать культуру во всей ее полноте и сложности в качестве некоего целостного образования во всем многообразии форм его проявления; чтобы понимать и объяснять ее явления и закономерности, а также любые явления и закономерности бытия как такового, исходя из самой культуры, из ее сущности – тех внутренних противоречий и тенденций, которые ей присущи; чтобы иметь мужество всякий раз вновь и вновь ставить не только любое определение культуры, но и саму культуру как она есть под самую, что ни на есть, радикальную процедуру сомнения как некую далеко не окончательную реальность, данную раз и навсегда в том виде как она есть; чтобы, наконец, исходя из этого, не только выявлять действительные истоки и основания бытия человека, но и предвидеть, прогнозировать возможные «сценарии» и перспективы его развития.