Песнь шестнадцатая

1 Во мраке Ада и в ночи, лишенной

Своих планет и слоем облаков

Под небом скудным плотно затемненной,

4 Мне взоров не давил такой покров,

Как этот дым, который все сгущался,

Причем и ворс нещадно был суров.

7 Глаз, не стерпев, невольно закрывался;

И спутник мой придвинулся слегка,

Чтоб я рукой его плеча касался.

10 И как слепец, держась за вожака,

Идет, боясь отстать и опасаясь

Ушиба иль смертельного толчка,

13 Так, мглой густой и горькой пробираясь,

Я шел и новых не встречал помех,

А вождь твердил: "Держись, не отрываясь!"

16 И голоса я слышал, и во всех

Была мольба о мире и прощенье

Пред агнцем божьим, снявшим с мира грех.

19 Там "Agnus Dei" пелось во вступленье;

И речи соблюдались, и напев

Одни и те же, в полном единенье.

22 "Учитель, это духи?" - осмелев,

Спросил я. Он в ответ: "Мы рядом с ними.

Здесь, расторгая, сбрасывают гнев".

25 "А кто же ты, идущий в нашем дыме

И вопрошающий про нас, как те,

Кто мерит год календами земными?"

28 Так чей-то голос молвил в темноте.

"Ответь, - сказал учитель, - и при этом

Дознайся, здесь ли выход к высоте".

31 И я: "О ты, что, осиянный светом,

Взойдешь к Творцу, ты будешь удивлен,

Когда пройдешь со мной, моим ответом".

34 "Пройду, насколько я идти волен;

И если дым преградой стал меж нами,

Нам связью будет слух", - ответил он.

37 Я начал так: "Повитый пеленами,

Срываемыми смертью, вверх иду,

Подземными измучен глубинами;

40 И раз угодно божьему суду,

Чтоб я увидел горние палаты,

Чему давно примера не найду,

43 Скажи мне, кем ты был до дня расплаты

И верно ли ведет стезя моя,

И твой язык да будет наш вожатый".

46 "Я был ломбардец, Марко звался я;

Изведал свет и к доблести стремился,

Куда стрела не метит уж ничья.

49 А с правильной дороги ты не сбился".

Так он сказал, добавив: "Я прошу,

Чтоб обо мне, взойдя, ты помолился".

52 И я: "Твое желанье я свершу;

Но у меня сомнение родилось,

И я никак его не разрешу.

55 Возникшее, оно усугубилось

От слов твоих, мне подтвердивших то,

С чем здесь и там оно соединилось.

58 Как ты сказал, теперь уже никто

Добра не носит даже и личину:

Зло и внутри, и сверху разлито.

61 Но укажи мне, где искать причину:

Внизу иль в небесах? Когда пойму,

Я и другим поведать не премину".

64 Он издал вздох, замерший в скорбном "У!",

И начал так, в своей о нас заботе:

"Брат, мир-слепец, и ты сродни ему.

67 Вы для всего причиной признаете

Одно лишь небо, словно все дела

Оно вершит в своем круговороте.

70 Будь это так, то в вас бы не была

Свободной воля, правды бы не стало

В награде за добро, в отмщенье зла.

73 Влеченья от небес берут начало, -

Не все; но скажем даже - все сполна, -

Вам дан же свет, чтоб воля различала

76 Добро и зло, и ежели она

Осилит с небом первый бой опасный,

То, с доброй пищей, победить должна.

79 Вы лучшей власти, вольные, подвластны

И высшей силе, влившей разум в вас;

А небеса к нему и непричастны.

82 И если мир шатается сейчас,

Причиной - вы, для тех, кто разумеет;

Что это так, покажет мой рассказ.

85 Из рук того, кто искони лелеет

Ее в себе, рождаясь, как дитя,

Душа еще и мыслить не умеет,

88 Резвится, то смеясь, а то грустя,

И, радостного мастера созданье,

К тому, что манит, тотчас же летя.

91 Ничтожных благ вкусив очарованье,

Она бежит к ним, если ей препон

Не создают ни вождь, ни обузданье.

94 На то и нужен, как узда, закон;

На то и нужен царь, чей взор открыто

Хоть к башне Града был бы устремлен.

97 Законы есть, но кто же им защита?

Никто; ваш пастырь жвачку хоть жует,

Но не раздвоены его копыта;

100 И паства, видя, что вожатый льнет

К благам, будящим в ней самой влеченье,

Ест, что и он, и лучшего не ждет.

103 Ты видишь, что дурное управленье

Виной тому, что мир такой плохой,

А не природы вашей извращенье.

106 Рим, давший миру наилучший строй,

Имел два солнца, так что видно было,

Где божий путь лежит и где мирской.

109 Потом одно другое погасило;

Меч слился с посохом, и вышло так,

Что это их, конечно, развратило

112 И что взаимный страх у них иссяк.

Взгляни на колос, чтоб не сомневаться;

По семени распознается злак.

115 В стране, где По и Адиче струятся,

Привыкли честь и мужество цвести;

В дни Федерика стал уклад ломаться;

118 И что теперь открыты все пути

Для тех, кто раньше к людям честной жизни

Стыдился бы и близко подойти.

121 Есть, правда, новым летам к укоризне,

Три старика, которые досель

Томятся жаждой по иной отчизне:

124 Герардо славный; Гвидо да Кастель,

"Простой ломбардец", милый и французу;

Куррадо да Палаццо. Неужель

127 Не видишь ты, что церковь, взяв обузу

Мирских забот, под бременем двух дел

Упала в грязь, на срам себе и грузу?"

130 "О Марко мой, я все уразумел, -

Сказал я. - Вижу, почему левиты

Не получили ничего в удел.

133 Но кто такой Герардо знаменитый,

Который в диком веке, ты сказал,

Остался миру как пример забытый?"

136 "Ты странно говоришь, - он отвечал. -

Ужели ты, в Тоскане обитая,

Про доброго Герардо не слыхал?

139 Так прозвище ему. Вот разве Гайя,

Родная дочь, снабдит его другим.

Храни вас бог! А я дошел до края.

142 Уже заря белеется сквозь дым, -

Там ангел ждет, - и надо, чтоб от света

Я отошел, покуда я незрим".

145 И повернул, не слушая ответа.