Литература

Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1993.

Афанасьев Н. От вольных орд до ханской ставки // На путях к демократии. Том 3. № 3. М., 1998.

Бадовский Д.В. Политические элиты // Политическая антропология. М., 1995.

Джилас М. Лицо тоталитаризма. М., 1992 .

Жуков В. И. , Прохоров В. П. Взгляд на Россию первой половины 90-х годов // Социологические иcследования.1996. № 6.

Ильин В. Государство и социальная стратификация советского и постсоветских обществ 1917-1996 гг.: Опыт конструктивистско-структуралистского анализа. Сыктывкар, 1996.

Макарин А. В. Факторы устойчивости российской политической элиты // Вестник СПбГУ. Сер. 6. 1998. Вып. 3.

Пастухов В.Б. От номенклатуры к буржуазии: «новые русские» // Политические исследования. 1993. №2.

Пастухов В.Б. Три времени России. Общество и государство в прошлом – настоящем – будущем. М., 1994.

Ривера Ш. В. Тенденции формировании состава посткоммунистической элиты России: репутационный анализ // Полис. 1995. №:6.

Руткевич М. H. Трансформация социальной структуры российского общества // Социологические исследования 1997. №7 .

Cироткин В. Номенклатура в историческом разрезе // Через тернии. М., 1990.

Фурсов А. И. Капитализм в рамках антиномии «Восток–Запад»: проблемы теории // Капитализм на Востоке во второй половине XX века. М., 1995.

Т.В. Шаулова

Политические игры в процессе принятия политических решений

Центральное место в структуре управленческой деятельности занимают процессы принятия решений. Принятие решений – функция, наличие которой является отличительным признаком управления. При ее отсутствии можно говорить об аналитической деятельности, регулировании, процессах организации и самоорганизации, но только не об управлении. Управление начинается с момента, когда принимается решение, осуществляется выбор между имеющимися возможностями. Именно выработка и принятие решения рассматривается как «ядро» и специфическая прерогатива деятельности управления, ее основная и наиболее сложная задача. Таким образом, процессы принятия решений занимают в структуре управленческой деятельности центральное, иерархически главное место. Они в наибольшей мере определяют как ее результативные параметры, так и ее процессуальное содержание.

Задачу создания, обеспечения и поддержания порядка призван решать механизм политического управления, представляющий собой совокупность отношений, возникающих в процессе реализации интересов по поводу политической власти. Функциональная сущность политического управления – принятие решений, обеспечивающих реализацию целей субъектов политики. Решения в сфере политики так или иначе связаны с проблемой власти. Т.Парсонс отмечал: «Мы определяем власть как способность принимать и навязывать решения, которые обязательны для соответствующих коллективов и их членов, поскольку их статусы подпадают под обязательства, предполагаемые такими решениями» (Парсонс, 31). Будучи ведущим инструментом управления, политическое решение выступает как средство реализации власти, ее сохранения и воспроизводства и как таковое синтезирует в себе политические потребности и интересы.

Если рассматривать интересс точки зрения его внутренней структуры, материализованной в результатах деятельности, то в нем можно обнаружить две противоположные, однако предполагающие одна другую стороны: направленность на самоутверждение и направленность на историческое творчество. Первая сторона интереса выражает устремленность субъекта к удовлетворению потребностей, связанных с его существованием и развитием. Направленность на историческое творчество выражает избирательную ориентированность субъекта на реализацию той или иной объективной возможности, тенденции развития условий жизни. Эта двойственная природа интереса, на наш взгляд, является его коренным свойством, без учета которого невозможно составить научное понятие интереса и постичь интересы как специфическую область общественных отношений.

Взаимосвязь этих двух сторон интереса весьма любопытно рассмотрена сторонниками теории общественного выбора. Атрибутом любой интерпретации в стиле «общественного выбора» служит модель рационально действующего индивида, имеющего четко сформированную систему предпочтений. Любой человек склонен ориентироваться на пользу, достигаемую в результате рационального выбора решений, обеспечивающих максимально возможную прибыль при минимальных затратах. В своем поведении индивиды в основном эгоисты, инструменталисты и эгоцентристы, преследующие свои частные интересы и в экономической, и в политической жизни. Доминирующей всегда оказывается направленность на извлечение личной выгоды, т. е. самоутверждение. Основатели теории общественного выбора признавали в отдельных случаях доминирование альтруистического мотива, но реалии национальной и мировой политики не позволяли им считать альтруизм сколько-нибудь значимым фактором экономики и политики. Совершенно осознанно был отдан приоритет эгоистическому интересу как малосимпатичному, но наиболее реальному основанию для изучения политического поведения (Бьюкенен, 178, 241, 244). В связи с этим нельзя не отметить специфический смысл слова «интерес», бытующий в англо-американской экономической науке, под которым понимается «процент дохода с капитала», и в соответствующей политической проекции это значит, что давление в пользу какого-либо интереса должно обеспечить определенный процент дохода. Иными словами, политический смысл категории «инте-рес» неизбежно отсылает нас к его «экономическому эквиваленту» (Cigler, Loomis, 385; Potter,15). Российская практика показывает, что эту составляющую наши чиновники и политики освоили весьма успешно.

Политические интересы выражают отношение социальных групп, индивидов к политической власти, к управлению государственными и общественными делами. Будучи обусловлены экономическими интересами, они выступают побудительной силой, стимулом политической деятельности, определяют сущность политических взглядов, теорий, являются основой взаимоотношений между политическими субъектами. «Политический интерес представляет собой ценностно-практическое отношение к предмету, чье существование обусловливает существование индивида в качестве агента производства / воспроизводства определенных политических ситуаций и отношений, его практики, позицию в поле политики и политическую идентичность» (Качанов, 53).

Таким образом, политический интересможно определить как более или менее сознательную позицию, линию поведения субъекта политики в конкретной ситуации, зависящую от его положения в системе социоэкономических отношений и выражающую его избирательное отношение к тенденциям общественного развития, т.е. направленность на историческое творчество и самоутверждение. Политический интерес представляет собой единство трех связей субъекта политики: с политическими условиями, с другими субъектами, с которыми он сталкивается в процессе своей деятельности, и с самим собой, со своими потребностями. Реализация политического интереса может осуществиться только в результате политической деятельности, в том числе и через процесс принятия решений

В специальной литературе можно встретить различные трактовки термина «решение». Решение понимается и как процесс, и как акт выбора, и как результат выбора. Неоднозначность трактовки объясняется тем, что каждый раз в это понятие вкладывается смысл, соответствующий конкретному направлению исследований.

Решение проблемы есть процесс поэтапного установления приоритетов (Саати, Кернс, 24). В связи с этим уместно говорить об этапах подготовки, принятия и реализации решения. Решение как результат выбора представляет собой предписание к действию, анализ альтернатив (Мескон, 195). Решение подразумевает систему дележей, обладающую в совокупности своего рода уравновешенностью, или устойчивостью (Нейман, Моргенштерн,62).

Анализ различных подходов к определению категории «решение» позволяет выделить то общее, что присуще различным дефинициям и характеризует сущностные черты понятия, а также предложить следующее определение: политическое решение – это процесс и результат выбора определенного политического действия, осуществляемый субъектом политики с целью достижения, использования и удержания власти. Иными словами, политическое решение – это процесс и результат выбора цели и способа ее достижения.

Процесс принятия политических решений протекает в рамках механизма, который складывается в политической системе, и включает в себя: систему субъектов, принимающих решения; систему законодательных норм и ограничений, на базе которых они принимаются; функциональные связи между субъектами решения; систему обеспечения информацией; технологию принятия решения. Таким образом, о решении можно говорить как об устойчивой норме поведения (Нейман, Моргенштерн, 67).

Технологическую модель принятия политического решения можно представить как процессуальный инвариант: 1) проблемная ситуация, 2) формулировка проблемы, 3) постановка цели, 4) поиск альтернатив, 5) выбор критерия, 6) оценка альтернатив, 7) принятие решения, 8) реализация решения, 9) оценка результатов.

Понятно, что технологический (процессуальный) анализ любого решения, взятого в отдельности, каким бы содержательным и детальным он ни был, является условным и выступает как допустимая абстракция. Поэтому предложенная схема отражает процесс принятия политического решения в упрощенном виде, в действительности же он более сложен и не всегда выполняется согласно схеме. Реально взятый в качестве компонента деятельности любой процесс решения развертывается наряду с другими, подчас многими, «параллельными» решениями. Деятельность задает своим содержанием как бы многомерное «пространство» решений. Тем не менее, в технологии принятия решения можно выделить два вида деятельности: аналитическую, когда на основе многофакторного анализа исследуется ситуация, формулируются альтернативы, готовятся проекты и собственно политическую деятельность, когда согласно определенной процедуре происходит выбор и принимается решение в качестве постановления, указа, распоряжения, закона, просто волеизъявления.

Анализ механизма принятия политических решений позволяет классифицировать политические решения по различным основаниям. В частности, участники политического процесса могут принимать решения двоякого рода:

• собственно политические, касающиеся политической сферы жизни общества в точном смысле слова (устройство власти, организация управления, закон о политических партиях, о выборах, политический выбор гражданина и др.);

• определяющие развитие основных сфер общественной жизни и по своей значимости явно политические (о социальном страховании, о налогообложении и др.).

Политическое решение в «чистом» виде – это:

• закон, принятый представительным органом власти или всенародным голосованием;

• постановление органов исполнительной власти,

• указ главы государства;

• решение высшего органа политической партии (программа, устав, политическое заявление);

• политический выбор гражданина.

Процесс принятия решений протекает в рамках механизма, который складывается в политической системе. Основой данного механизма, наряду с другими элементами, является система субъектов принятия решений. Определить число субъектов de facto не удастся, если не перейти с концептуального уровня анализа на операциональный. Большинство политологов, ведущих эмпирические исследования элит (Крыштановская, 51), обращаются к альтиметрическому критерию. Применение позиционного подхода, согласно которому в элиту включаются лица, «осуществляющие принятие решений общегосударственного значения», и анализ Конституции РФ 1993 г. (статья 101) позволяют выделить 723 субъекта, обладающих правом законодательной инициативы. Выражая в принципе согласие с данным функциональным, позиционным подходом, тем не менее, сделаем одно замечание. Всякий знает, что «истина не лежит на поверхности», а соответственно, было бы неправильно рассматривать формальную и неформальную структуры как тождественные. Составив список лиц, занимающих высшие руководящие должности, можно утвердиться во мнении, что субъекты принятия решений (субъекты власти) хорошо известны. Между тем вне перечня официальных должностных лиц могут оказаться субъекты, заметно влияющие на процесс принятия политических решений. Таким образом, для идентификациифактических участников политического процесса с позиций теории принятия решений подходит статусный и репутационный анализ.

Политическая реальность России такова, что то значение, которое имеют реальные политические субъекты (промышленно-финансовые группы, бюрократия и др.), заставляет рассматривать их как весомых, равноправных участников политики. Все они – продукт государственного устройства и в том или ином виде свойственны любому политическому режиму. Вес и авторитет политических субъектов различны. Их участие в процессе принятия решений строится как на основе закона, так и на основе владения финансовыми, политическими, информационными и прочими ресурсами.

Согласиться с тем, что политические субъекты только оказывают влияние на власть, значит не понимать самой сути властвования. Наиболее мощные группы интересов и есть фактическая власть. Они не просто оказывают давление, но контролируют финансы, кадры, прессу, процесс принятия решений в отличие от власти формальной – политических институтов и делателей политики (policy makers) в их традиционном понимании – как лиц, принимающих решения, но в реальности лишь представляющих и озвучивающих власть, обсуждающих, согласовывающих и легитимирующих уже принятые решения.

Характер деятельности субъектов как формальных, так и реальных в процессе принятия политических решений определяется такими факторами, как система распределения властных полномочий; развитость институтов представительства интересов; политическая культура, присущая данному обществу, наличие определенных традиций и ценностей; правовая база, регулирующая процесс принятия решений.

Политическое решение – это форма проявления и закрепления политических интересов. Институциональным механизмом выражения политических интересов выступает политическая система. Многие современные политологи рассматривают политическую систему как рыночный механизм, функцией которого является примирение или балансировка множества конфликтующих интересов, а процесс принятия решений как процесс сделок, уступок и компромиссов, т. е. политический торг. Равновесие достигается, во-первых, за счет того, что система преобразует множество разнообразных требований в несколько наиболее весомых; во-вторых, благодаря борьбе за голоса избирателей между партиями и отдельными политиками, а также между гражданами за то или иное решение правительства. Российская политическая система двойственна и противоречива. С одной стороны, она как бы демократична, поскольку в ней присутствуют основные компоненты демократического строя: всеобщие выборы, разделение властей, парламент, многопартийность, идейный и политический плюрализм, комплекс гражданских прав, региональное и местное самоуправление. С другой стороны, вся конструкция политической системы антидемократична, так как власть персонифицирована, институты слабы, электоральный выбор нечеток, существует угроза монополизации власти той или иной группой.

Энтузиазм первых лет перестройки сменился массовым разочарованием и равнодушием значительной части населения к политике, к политической деятельности. Одна из причин этого – экономическое обнищание народа. Борьба людей за выживание не оставляет им возможностей для участия в политическом процессе. Этот фактор в сочетании со стремлением правящего режима к монополизации власти и отстранению от нее граждан, несомненно, препятствует демократизации общества. В том же направлении действует и фактор социального неравенства, лишающий многие общественные слои и группы равных возможностей участия в процессе принятия политических решений.

Институциональная неоформленность российских государственных структур, неразвитость институтов гражданского общества сегодня активно дополняются различного рода неформальными механизмами, присущими, как правило, теневым формам власти и административно-политическим отношениям. Все это позволяет среди многих реальных субъектов выделить бюрократический аппарат, который давно посвятил себя целям получения прибыли от эксплуатации рабочих мест, а также группы интересов, считающих этот аппарат главным каналом влияния на принятие и реализацию политических решений.

Долгое время бытовал миф о политической нейтральности бюрократии. Идеальным типом политически неангажированного бюрократа были модели, сформированные В. Вильсоном и так называемыми прогрессистами. Появился классический идеал государственной службы, согласно которому политики принимают решения, а чиновники их исполняют. В настоящее время произошли чрезвычайно крупные изменения, итогом которых стало формирование новой модели, согласно которой чиновник уже не просто исполнитель политических решений, а действующее лицо процесса их принятия, конструктивный, активный и инициативный партнер выборных институтов. Соучастие бюрократии в принятии политических решений осуществляется по следующим направлениям:

• выработка административными учреждениями собственных ведомственных норм;

• информационно-аналитическое обеспечение процесса принятия решений;

• использование профессиональных знаний как ресурса власти;

• использование власти, делегируемой аппарату «политическими назначенцами»;

• прямое участие государственных служащих высшего звена в принятии политических решений;

• самостоятельная интерпретация законодательных актов и политических решений.

Представители различных течений и школ создали немало интересных моделей интеракции политической и административной элит, взаимоотношений чиновничества и общества (модели С. Эйзенштадта, Ф. Риггса, К. Сикстона и др.). Соучастие аппарата управления в принятии политических решений может при определенных условиях трансформироваться в самостоятельную политическую активность бюрократии. Выступая в качестве политического субъекта, бюрократия реализует не только свои корпоративные интересы, но и интересы организованных клиентел, групп давления, нелегальных структур. Сращивание интересов чиновничества с интересами отдельных групп неизбежно ведет к групповой унии промышленно-финансовой и политико-администра-тивной элит, к олигархизации политической системы. Е.Г. Морозова называет 6 позиций, которые включает в себя функционирование бюрократии в качестве самостоятельного политического актора:

1. самостоятельная интерпретация законодательных актов и политических решений;

2. артикуляция корпоративных бюрократических интересов;

3. артикуляция интересов организованных клиентел и связанные с этим лоббирование, фаворитизм, коррупция;

4. артикуляция интересов нелегальных структур и сращивание чиновничества с мафиозными структурами;

5. конверсия административной власти в политическую, «при-ватизация» государства чиновниками, установление «администрократии».

6. личная и групповая уния административной, политической и промышленно-финансовой элит, олигархизация политической системы;

К 6 позициям, предложенным Е.Г. Морозовой (Морозова, 52–53), можно добавить еще и то, что бюрократия является не только полноправным субъектом политического процесса, но и достаточно «активным» экономическим субъектом (Волков, Привалов, 23–29).

Следующим неформальным субъектом власти являются группы интересов. Отношение к данному статусу групп интересов неоднозначно. В частности, П. Щедровицкий считает, что подобное социальное (и социокультурное) новообразование – финансовая и финансово-промышленная олигархия – в России еще не сложилось. Во-первых, практически нет достаточно крупных легальных капиталов (а следовательно, нет капиталов как таковых: даже большая сумма денег – это еще не капитал). Во-вторых, до 80% финансовых активов являются по своему происхождению деньгами государства; вне государственной поддержки невозможны ни инвестирование, ни экспортно-импортные операции, ни даже сохранение этих активов. В-третьих, масштаб сформированных финансовых активов несопоставим с масштабами промышленных капиталов. В-четвертых, отсутствует устойчивая и профессионализированная (специализированная) финансовая инфраструктура, которая включала бы в себя небанковские финансовые институты, развитой рынок ценных бумаг, действующие холдинги (Щедровицкий, 3).

Позицию автора разделяют многие, но, как представляется, группы интересов в качестве реальных субъектов власти уже о себе заявляют. Группы давления – это политически активная и организованная часть групп интересов, являющаяся агрегатом для оказания воздействия на государственные органы и другие группы, служащие адресатами давления, с целью принятия или блокирования определенных государственных решений.

Адресатами групп интересов являются как институты власти, так и институты участия. Если судить по опыту демократических стран, в составе правового взаимодействия между правительством и группами интересов можно выделить корпоративизм, консультации и соглашения, использование групп интересов в организации и артикуляции своих требований как средства реализации государственной политики. Рассматривать отношения между данными институтами в управленческом процессе как построенные на правовой основе преждевременно – в нашей стране преобладает государственный корпоративизм, клиентелизм, патернализм (Макаренко, 7–11). Правительство санкционировало монополию отдельных групп интересов на политические решения, используя их как средство социального контроля в ситуациях угрозы для его политики. Признание «законности» тех или иных групп интересов остается монополией правительства, из-за чего они формируются по властным, а не правовым критериям. Причины этого во многом лежат на поверхности, ибо повседневно государственная власть в значительно большей степени зависит от положения групп, обладающих властно значимыми ресурсами (финансовыми, сырьевыми, информационными и др.). Более того, те, кто контролирует реальные ресурсы, представляют собой другую часть правящего класса, которая профессионально не занимается политикой, но использует свое положение для оказания влияния на власть. Хотя события последнего времени свидетельствуют о том, что крупнейшие промышленно-финансовые структуры не только делегируют представительство своих интересов, но и все более входят в российскую политику непосредственно в качестве политических акторов. Политика стала исключительно выгодным объектом инвестирования, разновидностью экономической деятельности.

Множество непростых связей и отношений соединяют между собой мир политического и мир экономического, рыночного. Неприглядная, рыночно театральная закулиса публичной политики многих приводит в негодование. Известный американский экономист П. Хейне утверждал, что большинство общепринятых противопоставлений рыночной системы и государства не оправдывает себя при внимательном рассмотрении и что политик, заявляющий, что всеми его действиями руководит исключительно забота об общем благе, лукавит. На деле речь идет только о его личном представлении об общем благе, тесно переплетенном с соображениями частного порядка – собственной карьерой, имиджем, материальным благополучием (Хейне, 441). Если сказанное верно для Америки, то еще более верно для России, где никогда не считалось зазорным кормиться за счет политики, должности. Явление участия в политике заинтересованных групп в России принимает не лучшие из возможных форм. Российский капитал активно участвовал в парламентских выборах 1993–1999 гг. Поэтому и Государственная дума давно представлена функционерами групп интересов, хотя число их представителей во фракциях различно. Существует также тесная связь между группами интересов и партиями, тем более что партии составляют базис фракций. Группы интересов могут влиять на политику партий путем их финансовой поддержки. Поскольку на сегодня политические партии в России элитарны, финансово зависимы, то большинство населения страны, как показывают результаты социологических исследований, не связывают представительство своих интересов с какими-либо партиями. И формирование половины парламента по партийным спискам – предпочтение интересов политизированного меньшинства.

С политической точки зрения главная опасность встраивания групп интересов (прежде всего, промышленно-финансовых) в большую политику, систему власти и государственное управление состоит в том, что они нередко деформируют, а то и ломают механизмы социального представительства широких слоев населения. Особенно в тех случаях, когда действия «прогнувшихся» под влиянием олигархических групп властей начинают резко противоречить массовым социальным интересам. В то же время экономическая зависимость властей от корпораций стимулирует заинтересованность государства в проведении пропагандистских кампаний, оправдывающих их влияние в обществе. Специфика российских реформ предоставила государственным должностным лицам исключительную роль в формировании коммерческих, общественных и политических объединений, которая далеко не всегда является законной и одобряется общественным мнением. Вместе с тем интересы должностных лиц и их связи с государством чаще всего замалчиваются, а их критика общественностью игнорируется (Соловьев, 81).

На сегодняшний день уже можно говорить о том, что структурная конфигурация должностных лиц тяготеет к «треугольной» форме. Практика подтверждает, что треугольные структуры являются наиболее устойчивыми. В них каждая вершина представлена своим институтом и выполняет именно свою функцию, не стремясь ликвидировать партнера. Одну вершину этих треугольников составляют их патроны: государственные должностные лица, обеспечивающие финансовую и политическую поддержку государства. Вторую вершину треугольника составляют руководители финансовых, коммерческих, производственных структур, аккумулирующих частные и корпоративные капиталы членов данной группы. Третью вершину треугольника составляют структуры мобилизации политической и общественной поддержки, немаловажной в условиях частой смены руководства.

Приведем два наглядных, даже «классических» примера треугольных структур, подтверждающих эту гипотезу. Во-первых, группа «МОСТ» – типичная «треугольная» группа, созданная с участием должностных лиц, а именно мэра Москвы Ю. Лужкова (1- я вершина), «Мост-банка» (2-я вершина) и корпорации «медиа-Мост», владеющей телевизионными каналами, радиостанцией, газетами. Во-вторых, нефтегазовая группа давления, формально представленная в Ассоциации нефтегазопромышленников. 1-й, государственной, вершиной выступала здесь группа министров и других должностных лиц, возглавляемая В.С.Черномырдиным (в свое время – Председателем Правительства России), 2-й, экономической, вершиной – несколько корпораций, главной из которых является РАО «Газпром», наконец, 3-й вершиной служат более мелкие группы давления, политические партии и объединения, поддерживающие их, а также СМИ, контролируемые ими.

В основе стратегий, наиболее важных для российских групп давления, лежат циклы оборота капитала, опосредованные государственными структурами («государственный чиновник – частный капитал – государственный чиновник» и «частный капитал – государственный чиновник – частный капитал»). Государственные органы и чиновники опосредствуют и ресурсооборот, связанный с превращением ресурсов в капитал, и оборот ресурсов, идущих только на личное потребление определенных социальных групп. Нужно помнить, что под ресурсами понимаются не только материальные средства, но и решения, дающие право на их получение.

Таким образом, выигрышем и одновременно мерой успеха тех или иных групп в политической игре является ресурс, который по усмотрению победителя можно конвертировать в любые вещи.

Наиболее известным и освоенным людьми сортом такой игры является политика. Ресурс, который выигрывается в ней и служит мерой успеха игрока, – власть. Власть ликвидна, т. е. пригодна для конвертации в любой вид жизненных благ.

Подтверждением высокого политического статуса неформальных субъектов власти в России может служить и анализ их роли в процессе принятия политических решений, в частности в законодательном процессе. Общество, называющее себя гражданским, относится к законодательному процессу довольно строго.

Законодательная деятельность представляет собой проявление государственной власти. Законы – это не что иное, как способ, которым та или иная политическая линия претворяется в жизнь. Законодательные органы власти не только по определению занимаются принятием тех или иных законов, но и представляют собой поле деятельности политиков. Закон – это прежде всего форма, и при ее отсутствии можно оказаться в плену произвола, именно поэтому столь важно обуздать законодателя процедурой. Выделим наиболее перспективные для лоббирования стадии, как для бюрократии, так и для промышленно-финансовых групп.

Бюрократия в этом плане, как представляется, находится в более выгодном положении, поскольку лоббировать свои интересы она может практически на всех стадиях: начиная от внесения законопроекта в парламент вплоть до подписания его президентом. Все политические решения в мире мало чего стоят, если имеющиеся средства для их проведения в жизнь неэффективны или узурпированы корпоративной группой. В связи с этим не менее, а может, более важно то, что исполнение закона, претворение его в жизнь – это почти полностью прерогатива аппарата, во-первых. Во-вторых, аппарат успешно усвоил Правило №1 М.М.Сперанского, отца русской бюрократии в ее современном виде: ни одно государственное установление не должно быть прописано так, чтобы его можно было применять без прямого участия чиновника.

Для групп интересов наиболее перспективными стадиями является само внесение законодательной инициативы и работа с законопроектом в Государственной думе. На этих этапах согласование проекта закона с требованиями групп интересов имеет реальные шансы на успех. Иными словами, в сфере их пристального внимания должны находиться субъекты законодательной инициативы, эксперты, профильные комитеты.

Что же влияет на прохождение законопроекта и превращение его в закон? Еженедельник «Власть» составил рейтинг факторов, определяющих скорость прохождения законопроекта через Думу (Закон повышенной проходимости, 16 – 17).

1. Заинтересованность администрации президента и правительства в принятии закона (баллы от 0 до 15). Этот фактор играет ключевую роль в судьбе любого закона.

2. Заинтересованность фракций и депутатских групп (0 – 10). Ни одна из фракций не может в одиночку провести закон, поэтому максимальное значение этого параметра намного ниже, чем «фактор Кремля».

3. Отношение субъектов федерации (0 – 10). Совет федерации неоднороден и поэтому в меньшей степени может влиять на судьбу закона.

4. Интерес к закону со стороны олигархов (0 – 7). Максимальное значение этот фактор может иметь только при полном совпадении интересов всех финансово-промышленных групп.

5. Автор законопроекта (0 – 6). Огромные шансы у проектов, разработанных правительством, нулевые – у проектов, разработанных независимыми депутатами и представителями дотационных регионов.

6. Поддержка законопроекта профильным комитетом (0 – 4).

7. Забота о благосостоянии депутатов Думы (0 – 4).

8. Упоминание о необходимости «защиты отечественного товаропроизводителя» (0 – 4).

9. Забота о народном благосостоянии (0 – 3).

10. Время принятия (0 – 3). Если законопроект подготовлен к очередному чтению под конец сессии, то это повышает шансы его принятия.

11. Доступность изложения основных идей законопроекта (0 – 2).

12. Объем законопроекта (0 – 2).

13. Экономическая целесообразность (0 – 1).

Практика показывает, что влияние всех этих факторов учитывается при подготовке «нужного» закона группами интересов.

Таким образом, процесс принятия политических решений можно представить как политическую игру, а само политическое решение – как результат «бартерной сделки» между различными субъектами (формальными и реальными), где доминирующими оказываются не «общие», а корпоративные интересы той или иной группы. Поэтому любая форма доминирования групповых интересов на любом уровне власти превращает экономическую и социальную политику в частную (приватную) политику доминирующих групп, интересы которых переплетены с интересами государственной администрации. Право народа на принятие политических решений реализуется только в ходе избирательных кампаний, т. е. когда большие социальные группы используются в качестве электората, голоса которого нужны для приобретения власти. Референдумы же служат лишь средством в борьбе за укрепление власти, поскольку власть предержащие имеют возможность подавать их итоги в «нужной» интерпретации. Электоральная политика в России нередко становится средством самосохранения правящего класса и консервации статус-кво. Выборы, которые не ведут к установлению контроля общества за избранной властью, фактически закрепляют отношения неформальной сделки между властью и обществом, при которой никто (и в первую очередь власть) не озабочен соблюдением договоренностей. Такого рода выборы – сделка, которая по существу подменяет систему четких взаимных обязательств между властью и обществом, и в конечном итоге только дискредитирует демократию в глазах граждан. Пока после трех циклов президентских выборов не произошло не только ротации власти, но даже закрепления режима.

Литература

Бьюненен Дж. Конституция экономической политики // Бьюненен Дж. Соч. Т.1.М., 1997.

Волков А., Привалов А. Ворующие по закону // Эксперт. 2000. № 7 ( 220).

Закон повышенной проходимости // Власть. 1998. № 25 (277).

Качанов Ю.Л. Политическая топология: структурирование политической действительности. М., 1995.

Крыштановская О. Трансформация старой номенклатуры в новую российскую элиту // Общественные науки и современность. 1995. №1.

Макаренко В.П. Правительство и бюрократия // Социологические исследования. 1999. №6.

Мескон М.Х. и др. Основы менеджмента. М.,1992.

Морозова Е.Г. Политический рынок и политический маркетинг: концепции, модели, технологии. М., 1999.

Нейман Дж. фон, Моргенштерн О. Теория игр и экономическое поведение. М., 1970.

Парсонс Т. Система современных общества. М., 1997.

Саати Т., Кернс К. Аналитическое планирование. Организация систем. М., 1991.

Соловьев А.И. Causae и каверзы политической демократии // Общественные науки и современность. 1998. №6.

Хейне Пол. Экономический образ мышления. М.,1991.

Щедровицкий П. В поисках формы. http: // www.rus.ru/antolog/inoe/shedr.htm

Сigler A., Loomis B. Interest Group Politics. Washington, 1986.

Potter A. Organized Group in British National Politics. Wesport, 1961.

В.В. Бронников