Заключение.

Всё практические моменты, о которых читатель узнал из данной главы, ни в коем случае не должны восприниматься им как категорический инструктаж. Ведь даже незначительные метаморфозы казалось бы, издревле существующих музыкальных жанров требуют обязательного пересмотра звукорежиссёрских позиций, как в эстетическом смысле, так и в плане выбора технических средств их фонографической реализации. А постоянно развивающиеся акустические и электроакустические науки, разве могут они простить мастеру плен привычек, традиционной косности?

Индивидуальный звукорежиссёрский опыт несёт с собой огромное количество ежедневных открытий, связанных, в частности, с микрофонным приёмом. И, несмотря на то, что анализ любой «находки» всегда приведёт к хорошо известным принципиальным истокам, тонкие нюансы всегда будут свидетельством новизны. Однако, не следует отдаваться воле случая, полагая, что спонтанность в работе непременно даст оригинальный результат.

Древние восточные философы считали, будто в творчестве, да и вообще в любой деятельности должна непременно присутствовать медитативная субстанция. Это, безусловно, так, но назовите хоть одного из великих, чьим откровениям не предшествовал бы практический опыт, объединённый в систему познаний?

Так и наши каждодневные практические приобретения необходимо расценивать лишь как дополнительный учебный курс, вклад в общую теорию мастерства.

Анализируя черновой фономатериал или партитуру, звукорежиссёр движется к стадии микрофонного приёма с трёх сторон - от умозрительно предполагаемого результата, от выбора технологии записи и от оптимального расположения исполнителей в тон-ателье. На этих путях к совокупной цели и проявляется разносторонняя компетентность мастера.

Творческому огню всегда сопутствует жажда эксперимента. Но здесь следует избегать очевидных нелепостей, например, пытаться с помощью одного микрофона дать одноплановое фонографическое изложение группы музыкальных инструментов, совершенно разнородных по своим акустическим и динамическим свойствам, и при этом расположенных в сильно диффундирующем тон-ателье. Или, в угоду экстравагантности, изолировать (в пространстве или времени) первые скрипки струнного ансамбля от вторых, создавая невероятные сложности для музицирования, оправдать которые вряд ли сможет даже самый гениальный фонографический замысел.

Эпюры расположения артистов и микрофонов в студии, выбор электроакустических приёмников - не только необходимые, но и увлекательные творческие этапы в звукорежиссёрской работе. Заниматься этим следует всякий раз, готовясь к очередной записи, и Вы с большой радостью ощутите, что делаете это как бы впервые в жизни, пусть даже очередной записи предшествует многолетний опыт работы. Нельзя полагаться на какие-то удачи, и игнорировать детали новшеств, отличающие сегодняшнюю запись, сегодняшний материал от того, что бывало в аналогичных случаях. Тем более, невозможно слепо доверяться чужим рекомендациям, базирующимся на частном опыте, в иных акустических условиях, с другими исполнителями, другими микрофонами. Ущербность подобных рекомендаций усугубляется ещё и тем, что их авторы редко освещают режиссёрскую задачу, а между тем именно она диктует способы и средства её реализации.

Проиллюстрирую сказанное двумя примерами из фонографии оперы-фарс «Смерть Тарелкина» (композитор А. Кошер, либретто В. Вербина по пьесе А. Сухово-Кобылина, Ленинградская студия грамзаписи, 1988 г.)

Негромкий бред арестованного Тарелкина, переданный композиционно на крупном центральном плане, периодически перебивается его же истошными криками: «Пить!!!», внезапно раздающимися слева с утрированной специфической реверберационной окраской, изображающей пустой и безучастный тюремный коридор. В той же сцене фрагментарные наслоения реминисценций Марфуши, чиновников и Варравина, акустически индивидуальные, усиливают впечатления от бредового состояния нашего героя.

В очень коротком фрагменте финала 2 акта (12 тактов музыкального текста) дважды трансформируется акустическое пространство, разрастаясь от диалога в тесном жилище Тарелкина - Копылова до обстановки зала департамента, и далее - до грандиозных масштабов « необъятной Родины ». Его Превосходительство генерал Варравин, во спасение собственной карьеры, напутствует квартального надзирателя Расплюева на борьбу с «внутренним врагом»: