4. Альтернативы фаворитизму: интегративные тенденции в межгрупповом взаимодействии

Анализ эффектов ингруппового фаворитизма неизбежно будет неполным, если мы, следуя неэксплицируемой логике, доминирую­щей в зарубежных работах, будем ограничиваться в области меж­групповых отношений лишь явлениями дифференциального ха­рактера. То, что западных психологов привлекали такие явления, как межгрупповая враждебность и конфликт, агрессия и этно­центризм, различные формы ингрупповой пристрастности и меж­групповой дискриминации, вполне логично и закономерно. Наука и должна заниматься тем, что представляет собой проблему, что остается непонятным, что настоятельно требует своего решения. Острота указанных явлений, собственно, и явилась тем непосред­ственным фактором, который стимулировал развитие исследова­ний в области межгрупповых отношений (подробнее об этом см.: Агеев, 1983).

Но в плане логико-теоретическом, несомненно, был допущен явный перекос. Межгрупповые явления в зарубежных работах фактически стали ограничиваться лишь явлениями отрицатель-

76

77

ными, деструктивными, социально нежелательными. Качественно противоположные им межгрупповые феномены попросту не рас­сматривались. Континуум межгрупповых явлений как бы оказал­ся ограниченным, отсеченным в позитивной, конструктивной своей половине. Максимумом возможного, оптимальным с точки зрения социальной желательности неявно признавался «нулевой вариант», то есть отсутствие (или снижение) межгрупповой враждебности, конфликтности, этноцентризма, дискриминации и т. д. На приме­ре ингруппового фаворитизма это можно легко проиллюстрировать графически (рис. 5).

Социально желательной альтернативой ингруппового фавори­тизма могло стать не какое-то иное по самой своей сути явление, а лишь его отсутствие, нулевое значение выраженности эффекта (на рисунке середина континуума поэтому и обозначена знаком

«плюс»), поскольку противоположный полюс континуума — де-фаворитизм — также неприемлем с социальной точки зрения. В конечном счете дефаворитизм всегда приводит <к разрушению, ис­чезновению данной группы как некоторой социальной целостно­сти. Правда, этот процесс может быть растянут во времени и, например в случае больших групп, растянут очень сильно. Но конечный социальный итог любого группового дефаворитизма од­нозначен — прекращение существования группы как таковой.

В недавней публикации (Агеев, Сыродеева, 1987) мы отнесли все вышеперечисленные феномены — любые формы группоцентриз-ма, враждебности, предвзятости, дискриминации, в том числе и ингруппового фаворитизма — к межгрупповым явлениям диффе­ренцирующего характера. Однако и научная логика, и сама жизнь настоятельно требуют противопоставить этому классу явлений не просто их отсутствие, а некоторый набор качественно противопо­ложных, обратных им, по сути, феноменов, которые мы предложили обозначить явлениями интегративного характера.

«К международному антагонизму прошлого, — писал В. Бе­лов, — мы почему-то более внимательны, чем к свидетельству дружбы и мирного сотрудничества народов, без которых мир давно бы погиб... Люди разных национальностей отнюдь не всегда в звоне кинжалов и сабель выясняли свои отношения. Доказа­тельств тому не счесть» (1983. С. 140).

Наблюдение писателя может быть подкреплено целым рядом серьезных научных аргументов. Что касается аргументов, относя­щихся к компетенции психологической науки, то свидетельства широкой распространенности интегративных тенденций могут быть

обнаружены в самых различных областях и на самых различных уровнях межгруппового взаимодействия, начиная с детских разно­возрастных групп и кончая уровнем межэтнического взаимодейст­вия (подробнее об этом см.: Агеев, Сыродеева, 1987). Тем не ме­нее проблема выделения системного описания и эмпирического исследования интегративных межгрупповых феноменов продол­жает оставаться по существу совершенно неразработанной.

В исследовании А. А. Сыродеевой были выделены три инте­гративных межгрупповых феномена, а один из них подвергнут экспериментальному анализу. Первому из них мы дали наимено­вание «групповая аффилиация». Он 'касается взаимодействия групп разнопорядковых с точки зрения масштаба и объема. Речь идет о том, что любая социальная группа входит в качестве сос­тавной части в какую-то более широкую и в свою очередь (за исключением, пожалуй, небольших по объему малых контактных групп) состоит из более мелких группировок. Таким образом, на-

Рряду с дифференциальными тенденциями, с тенденциями к обособ­лению, к осознанию и подчеркиванию собственной отличимости и аутентичности практически любой группе свойственно стремление быть составной частью и чувствовать свою принадлежность к не­которой более широкой социальной общности. Эти процессы вхождения группы в более широкую социальную общность мы и обозначили термин «групповая аффилиация». Разумеется, в каждом конкретном случае выраженность эффектов групповой аффилиации, субъективная ценность групповой принадлежности более высокого порядка могут быть в высшей степени неодинако­выми. Анализ вариативности и факторов, ее обусловливающих, может составить целое направление исследований. Изучение груп­повой аффилиации означает конституирование некоторого нового уровня в исследовании межгрупповой проблематики в целом, а именно исследование межгрупповых отношений по вертикали, ког­да, в отличие от традиционного подхода по горизонтали, изучают­ся отношения не между рядоположенными, но между разнопоряд­ковыми группами, то есть когда одна группа является подмноже­ством другой.

Второй межгрупповой феномен интегративного характера мы предложили называть «групповой открытостью», или открытостью группы по отношению к другим группам. Заключается он в стрем­лении получать различного рода воздействия и оценки со стороны некоторых других групп. Открытость группы проявляется как в процессах взаимодействия, так и в плоскости социального вос­приятия. Можно выделить — и такая задача планируется нами как специальная работа теоретического и прикладного характера — открытые и закрытые стратегии взаимодействия, системы пред­ставлений о собственной и других группах. Степень открытости группы межгрупповому взаимодействию характеризует меру ее социальной контактности, меру включенности в социальные про­цессы более высокого порядка. Нормальное развитие группы не­возможно в полностью изолированных, закрытых условиях; неко-

78

терый взгляд на собственную группу «со стороны», возможность соотнесения себя с другими необходимы в принципе. Высокая степень закрытости группы в этой связи должна рассматриваться как следствие особо жестких и неблагоприятных условий меж­группового взаимодействия. Введение этой оппозиции — открытость или закрытость группы межгруппсвому взаимодействию — пред­ставляется нам очень важным. Она позволяет объяснить большой класс взаимосвязанных межгрупповых феноменов и должна, по нашему мнению, стать предметом специальных исследований как теоретического, так и прикладного характера.

Третий феномен мы обозначили термином «межгрупповая ре-ферентность». По аналогии с традицией исследования референт­ности на межличностном уровне (Щедрина, 1979) мы подчеркнули этим наименованием тот бесспорный факт, что для группы как целого свойственна потребность в обращении к значимой внешней группе, которая выступает либо как носитель определенных цен­ностей и норм, либо выполняет роль «зеркала», отражающего данную группу и окружающий ее мир. Эта объективно существую­щая потребность реализуется в соответствующих стратегиях меж­группового взаимодействия в системах социальных представлений, относящихся к «Мы» и «Они».

Перечисленные феномены — групповая аффилиация, групповая референтность, открытость группы — характеризуют интегратив-ные процессы в межгрупповом взаимодействии. Интегративные и дифференциальные процессы в межгрупповом взаимодействии со­существуют одновременно и в нормальных условиях уравновеши­вают друг друга. Мы попытались показать это экспериментально на примере соотношения групповой референтности и ингруппового фаворитизма (Агеев, Сыродеева, 1987). Воспользовавшись ранее описанными матрицами Г. Тэджфела, позволяющими фиксировать ряд различных стратегий межгруппового взаимодействия, мы ввели в общую схему эксперимента новую переменную — референтность или нереферентность той группы, к которой принадлежали испы­туемые.

В эксперименте приняли участие студенты дневных отделений физического (32 человека) и психологического (26 человек) фа­культетов МГУ. С помощью предварительного экспертного опроса было установлено, какой факультет в целом можно считать рефе­рентным для физиков, а какой — для психологов. В первом случае таковым оказался механико-математический, а во втором — фи­лософский. Основная экспериментальная процедура сводилась к тому, что испытуемые должны были, используя тэджфеловские матрицы, оценить, насколько хорошее образование получают сту­денты их собственного и еще одного факультета Московского уни­верситета (для физиков этим другим был механико-математиче­ский, для психологов — философский факультет). После заполне­ния матрицы выяснялось, насколько другие факультеты действи­тельно референты для каждого участвующего в эксперименте ис­пытуемого. Для этого всех испытуемых просили в специальном

бланке отметить те три факультета МГУ, мнение ведущих препо­давателей которых о их собственном факультете как центре, за­нимающемся разработкой важных научных проблем, им хоте­лось бы узнать прежде всего.

Результаты этого исследования представлены в табл. 5. Они свидетельствуют о том, что в принципе возможна демонстрация обеих стратегий одновременно: и ингруппового фаворитизма, пред­ставляющего процессы межгрупповой дифференциации, и макси-

мальной общей выгоды, которую вполне правомерно интерпрети­ровать в качестве интегративной тенденции в межгрупповом взаи­модействии. Однако такое одновременное проявление обеих страте­гий наблюдается только у тех испытуемых (физиков и психологов),. для которых другая группа (соответственно математики и филосо­фы) является референтной. Если же другие группы не референт­ны, то демонстрируется лишь дифференциальная стратегия (ин-групповой фаворитизм), а интегративная стратегия полностью отсутствует (см. 3-ю колонку табл. 5).

Примечателен тот факт, что выраженность ингруппового фа­воритизма хотя и сильнее в той подгруппе испытуемых, для ко­торых другие нереферентны, в целом различия между двумя под­группами испытуемых невелики и статистически незначимы. При­близительно такую же, хотя и несколько меньшую, степень ин­группового фаворитизма демонстрируют и те испытуемые, для которых другая группа референтна. Таким образом, тенденции к межгрупповой дифференциации характерны для всех испытуемых,

80

81

а к межгрупповой интеграции (наряду и параллельно с этим) — только для тех, которые видят в других значимую для себя точку соотнесения.

Полученные данные позволяют дополнить наши представления о типах межгруппового взаимодействия, об их детерминантах и последствиях. Очевидно, и интегративные и дифференциальные процессы необходимы для выделения группы в некоторую отличи­мую от социального окружения целостность и для дальнейшего существования и развития группы в системе социальных связей и отношений. Но каждый из этих процессов выполняет специфи­ческие функции. Дифференцирующие межгрупповые процессы от­ветственны за создание социальной идентичности и аутентичности группы, ее объективной и перцептивной отличимости от любой другой; за поддержание и укрепление границ группового членства и признание этого членства в качестве личностно значимой цен­ности. Интегративные межгрупповые процессы, напротив, призваны

предохранять группу от изоляции и самоизоляции; они обеспечи­вают все богатство связей с другими группами, вхождение группы в более широкие социальные общности, трансляцию ценностей и норм более высокого порядка, обмен и обогащение предметным, социальным и культурным опытом.

Все вышесказанное представляет собой логико-теоретическую модель. В реальных же социальных условиях возможны много­численные типы нарушения этого баланса дифференциальных и 82

интегративных начал в межгрупповом взаимодействии. В силу объективно существующих ограничений, например вопиющей со­циальной несправедливости, акцентуации статусных различий меж­ду группами и т. п., возможность проявления интегративного нача­ла резко сужается. За счет этого непропорционально в количест­венном отношении и в извращенных формах — в качественном развиваются дифференциальные тенденции, многочисленными и яркими примерами чего и могут служить феномены межгрупповой агрессии, враждебности и т. п.

Все вышесказанное позволяет дополнить приведенный в нача­ле главы континуум еще одним и представить общее соотношение интегративных и дифференцирующих тенденций так, как это изображено на рис. 6. Два ортогональных континуума создают плоскость, на которой могут быть локализованы качественно раз­личные типы межгруппового взаимодействия. Из рисунка, в част­ности, видно, что ингрупповой фаворитизм не тождествен закры­тости группы. Он может проявляться как открытыми, так и зак­рытыми по отношению к другим группами (что и показали ре­зультаты исследования А. А. Сыродеевой). Однако совершенно очевидно, что в первом и во втором случаях это будут совершенно различные социальные и социально-психологические явления. Здесь, кстати говоря, можно найти и корень ответа на вопрос: всегда ли плох ингрупповой фаворитизм? Во всяком случае, раз­ведение интегративных и дифференциальных начал дает более-операциональную и конструктивную основу для его решения.

Вообще межгрупповое взаимодействие, попадающее в первый (правый верхний) квадрант, будет существенно отличаться от того, которое задается переменными второго (правого нижнего), а третье — от четвертого. Мы оставляем право пытливому читате­лю самому представить себе каждый тип межгруппового взаимо­действия и его социальных последствий, соответствующего любой точке пространства, образованного двумя ортогональными конти­нуумами. Отметим лишь, что квадрант 2 отражает максимум дифференциальных тенденций при отсутствии интегративных,, квадрант 4, напротив, максимум интегративных при отсутствии дифференциальных, а квадранты 1 и 3 — качественно различное сочетание того и другого.

Необходимость исследования интегративных межгрупповых, процессов определяется не только теоретическими причинами или естественной потребностью в снятии односторонности в изучении социально-психологической реальности. Не только требования логической выдержанности используемых классификаций или принцип системности в построении социально-психологического' знания заставляют обратить серьезное внимание на интегратив-ную тенденцию в межгрупповых отношениях. Актуальность ис­следований диктуется потребностями практики. Проблема соци­альной справедливости, межкультурных и межэтнических контак­тов, мирного сосуществования народов — вот далеко не полный перечень животрепещущих практических проблем, социально-пси-

83

хологическое исследование которых немыслимо без глубокого анализа .интегративных межгрупповых процессов. Высказанные в этой главе аргументы теоретического и экспериментального харак­тера — лишь первый шаг на пути системного изучения тенденций дифференциации и интеграции в межгрупповом взаимодействии, анализа их сложного и противоречивого единства.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

МЕЖГРУППОВОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ

И ВНУТРИГРУППОВЫЕ ПРОЦЕССЫ

Объективные условия, в которых оказываются взаимодейству­ющие группы, влияют на сам тип и характер межгруппового вза­имодействия. Последнее в свою очередь определяет внутригруппо-вые социально-психологические процессы: сплоченность, статусно-позиционную и ценностно-нормативную структуры группы, процес­сы лидерства и принятия решения, сам тип и характер развития группы. Такая линия детерминации представляется мне главной, но недостаточной. Она должна быть дополнена другой: объектив­ные условия непосредственно влияют на внутригрупповые структу­ры и процессы, а уже внутригрупповая социально-психологическая реальность определяет тип и характер межгрупповых отношений. Споры, имевшие место за рубежом (Дуаз, 1978; Тэрнер, Джайлс (ред.), 1984), о том, какая линия верна, кажутся мне лишенными смысла. Указанные две цепочки причинно-следственных зависимо­стей не только не противоречат друг другу, но, напротив, взаимно дополняют и даже требуют наличия друг друга. Схематически об­щая картина и направление каузальных связей представлены сле­дующим образом (рис. 7).

Эвристическая ценность этой модели состоит в том, что она по­зволяет закономерным образом интегрировать две предметные об­ласти в социальной психологии, очень часто остающиеся до сих пор изолированными: исследования малых групп и исследования межгрупповых отношений. Групповая динамика, внутригрупповые явления и процессы в естественных условиях, конечно же, самым тесным образом связаны с тем, что происходит вне данной груп­пы, в более широком социальном контексте. Вообще вырывание малой группы из ее естественного социального окружения, произ­водимое при лабораторном типе исследований, вносит, конечно, очень большие упрощения и искажения в общую картину. Ведь в естественных условиях за редчайшим исключением не встречаются малые группы, изолированные полностью. Задача изучения реаль­ных малых групп в естественных условиях требует преодоления этой абстракции, наполнения исходных моделей конкретным со­держанием, или, по выражению К. Маркса, «восхождения от аб­страктного к конкретному»'. Интеграция исследований межгруп­пового взаимодействия и внутригрупповых процессов прямо отве­чает этой задаче.

¹ Маркс К, Энгельс Ф. Соч. Т. 12. С. 727.

Данные о влиянии межгруппового взаимодействия на те или иные внутригрупповые феномены получены в целом ряде специ­альных исследований. Для западных авторов характерен акцент на конкурентных, конфликтных типах межгруппового взаимодей­ствия как источнике трансформации исходных внутригрупповых структур и процессов. Так, в работе Е. Фидлера (1955) было об­наружено, что в условиях конкурентных форм межгруппового взаимодействия происходит изменение в восприятии и оценке ли­дера со стороны «ведомых» членов группы: предпочтение отдается

более жестким («авторитарным») лидерам. О. Гарви (1956) эк­спериментально показал, что сам факт присутствия «враждебной группы» влияет на изменение в статусно-позиционной структуре группы. В частности, в такой ситуации была обнаружена тенден­ция к переоценке достижений тех из членов группы, кто обладает наиболее высоким психологическим статусом. К. Фоше и Дж. Ти-бо (1964) продемонстрировали в эксперименте связь некоторых внутригрупповых норм («верность» группе и «справедливость» в распределении «общей выгоды») с существованием внешнегруп-повых альтернатив. Эти авторы считают, например, что сущест­вует очевидная связь между обладанием властью в группе и стремлением запретить обращение к внешним альтернативам, а также между отсутствием власти и стремлением заставить выпол­нять «контракт» о «справедливом» распределении «выигрышей». Таким образом, существование внешнегрупповых альтернатив, со­гласно этим авторам, оказывает влияние на ценностно-норматив-

86

ную структуру группы, на сбалансирование различных норм в группе, отстаиваемых теми, кто обладает различным психологиче­ским статусом. В исследовании В. Дуаза (19696) было убедитель­но показано, что ряд внутригрупповых структур меняется не толь­ко в условиях действительного взаимодействия, но и при простом присутствии другой группы. Соотнесение себя с другой группой привело в экспериментах Дуаза к тому, что мнения о собствен­ной группе становились экстремальными, а те, кто выражал наи­более крайние оценочные суждения, приобрели наиболее высокий статус.

Самыми известными среди работ этого направления стали по­левые исследования М. Шерифа и сотр. (1953, 1966, 1969), о кото­рых мы уже упоминали выше. Тесная связь внутригрупповых и межгрупповых процессов, неоднократно наблюдаемое в его экспе­риментах усиление внутригрупповой сплоченности в результате межгрупповой конкуренции и конфликта произвели большое впе­чатление и вызвали целый ряд подражаний и попыток дальнейше­го анализа выявленных закономерностей (Дьяб, 1970; Блейк и Мутон, 1962; Басе и Дантмен, 1963; Жаму и Лемэн, 1962; и др.).

В цикле экспериментальных исследований мы также попыта­лись вскрыть связи между процессами внутригруппового и меж­группового взаимодействия и заодно проверить универсальность допущений и положений реалистической теории межгруппового конфликта.