3. Ингрупповой фаворитизм как социальный феномен

В вышеприведенных экспериментах нам удалось выделить ряд переменных, влияющих на величину эффектов ингруппового фа­воритизма. Таким образом, к выявленным ранее факторам — сходству, сравнимости групп между собой (Тэрнер, 1978), ста­бильности и законности статусных различий между группами (Тэрнер, Браун, 1978), принадлежности к большинству или к мень-

шинству (Пэшле, Дармон, 1978), форме организации межгруппо­вого взаимодействия (Кузнецов, 1976), последовательности или одновременности совместной деятельности (Эрхардт, устное сооб­щение) — можно с полным основанием добавить выделенные в наших экспериментах: цели взаимодействия (сравни с данными М. Шерифа); критерии оценки; степень зависимости индивида от группы; успех или неудача. Общее их соотношение представлено на рис. 3. При этом мы хотели бы подчеркнуть, что, как уже отмечалось, последний фактор — успех или неудача — не являет­ся независимым. Его роль как детерминанты ингруппового фаво­ритизма возрастает или уменьшается в зависимости от характера и типа других ситуативных факторов.

Как уже отмечалось, подавляющее большинство зарубежных данных относительно эффектов ингруппового фаворитизма полу­чено в лабораторных условиях. Мы же пытались расширить со­циальный контекст изучаемых закономерностей, добиваясь этого, во-первых, использованием в наших экспериментах реального^ (а не манипулируемого в лаборатории) межгруппового взаимодейст­вия и, во-вторых, использованием реального (а не «минимально­го» по терминологии Г. Тэджфела, маркированного в лаборато­рии же) группового членства.

В частности, в исследовании И. В. Солодниковой мы совме­стили естественность условий межгруппового взаимодействия, с од­ной стороны, и экспериментальную строгость и высокую чувстви-

70

71

тельность такой лабораторной техники, как матричный метод Тэджфела, — с другой (Агеев, Солодникова, 1984). Это исследо­вание было направлено на выяснение зависимости ингруппового фаворитизма от характера трудовой деятельности и, в частности, от условий организации труда. Оно проводилось на одном из под­московных заводов, в цехе сборки фотоаппаратов. Количество людей, выполняющих различные операции на поточных линиях производства, сильно варьирует (от 2 до 9 человек). Характер труда на больших (7—9 человек) и малых (2—4 человека) опе­рациях достаточно различен. Если на малой операции отсутствует хотя бы один человек, то остальные не могут справиться с зада­нием, и с ними вынуждены работать другие. Если же один или два человека отсутствуют на большой операции, то остальные рабочие делят задание отсутствующего между собой и выполняют дневную норму без посторонней помощи. Таким образом, малые операции менее стабильны, чем большие. Кроме того, в исследо­вании была задействована еще одна форма организации, а имен­но конечная операция сборки, работники которой были объедине­ны в бригаду. Бригада отличалась от других операций тем, что все ее члены ставили единый штамп на изделии, в отличие от ин­дивидуальных штампов на других операциях. Выполняемая брига­дой работа была поделена на две подоперации, и приходилось каждые два часа менять работу (разные ее части) для снижения монотонности труда. Из числа членов бригады были выделены также 2 человека, которые исправляли брак всей бригады, чтобы остальные не снижали темпа работы. На остальных операциях переделывали свой брак сами, что уменьшало темп их работы.

Основной этап исследования заключался в выяснении степени выраженности ингруппового фаворитизма на операциях разного размера и в бригаде, которая отличалась более совершенной ор­ганизацией труда. Всего в исследовании приняли участие 65 че­ловек. Испытуемые должны были подвести «итог соревнования» между своей и другой группами, используя модифицированный вариант методики Г. Тэджфела. В качестве другой группы выс­тупала или аналогичная операция на соседнем конвейере, или же операция другого размера на собственном конвейере.

Итак, независимой переменной в этом естественном экспери­менте была организация труда, зависимой — выраженность ин­группового фаворитизма. Результаты эксперимента представлены в табл. 4. Из таблицы видно, что при сравнении с аналогичной группой все рабочие отдают предпочтение собственной. Однако величина этого предпочтения во всех трех случаях неодинакова: для малых операций различие в пользу собственной группы ста­тистически незначимо; для больших операций и бригады — значи­мо (в первом случае на уровне p<0,05, во втором — на уровне р<0,025). Иначе говоря, члены больших операций и бригады значительнее увереннее и контрастнее по сравнению с рабочими из малых операций отдают пальму первенства собственной группе при подведении итогов экспериментального «соревнования».

Если при сравнении себя с аналогичной группой все они демонстрируют все-таки одну и ту же стратегию, то при сравне­нии групп, различающихся между собой формой организации тру­да, результаты всех трех типов групп оказываются принципиально различными. Наибольший контраст представляют данные инди­видуальных форм организации труда, с одной стороны, и бригад­ной — с другой. Сравнивая свою группу с бригадой, представите­ли как больших, так и малых операций отдают предпочтение

бригаде (вторые в большей степени, чем первые). В бригаде же предпочтение в обоих случаях отдается своей группе, причем в большей степени при сравнении с малой операцией. При сравне­нии же больших и малых операций между собой, различия не так контрастны, как в предыдущем случае, но и они представляются заслуживающими внимания. В то время как на малых операциях наблюдается отсутствие предпочтения в свою пользу, у предста­вителей больших операций ингрупповой фаворитизм весьма зна­чителен (статистически значим на уровне p<0,025).

Таким образом, все типы групп демонстрируют ингрупповой фаворитизм при сравнении с себе подобными; для бригады эта стратегия остается неизменной и при сравнении с другими типами групп; большие операции демонстрируют ингрупповой фаворитизм при сравнении с малыми операциями и дефаворитизм, или аут-групповой фаворитизм, при сравнении с бригадой; и наконец, малые операции демонстрируют значительный аутгрупповой фа­воритизм по отношению к бригаде и статистически незначимый аутгрупповой фаворитизм по отношению к большим операциям, отдавая пальму первенства себе и то на статистически незначимом

72

73

уровне, лишь при сравнении с аналогичными малыми операциями.

Все происходит так, как если бы три формы организации труда обладали отчетливо выраженным оценочным статусом, а главное, иерархия этих статусов также вполне отчетливо осознавалась и разделялась бы всеми категориями работников, то есть и теми, кто принадлежит к более прогрессивной (бригадной) форме орга­низации труда, и теми, кто к ней не принадлежит. На наш взгляд, такая интерпретация полученных данных достаточно точно отра­жает реальное положение дел на исследованном нами предприя­тии. Главный вывод этого исследования заключается именно в том, что реальные условия производства и, в частности, характер организации труда оказывают большое влияние на процесс меж­группового сравнения и выраженность эффекта ингруппового фа­воритизма, чем якобы универсальное стремление любой ценой по­зитивно отличаться от других групп. Иначе говоря, данные второ­го исследования фактически доказывают, что люди способны вполне адекватно оценивать свои и чужие успехи вне зависимости от якобы фатальных границ группового членства.

Именно против этого — явно или неявно — выступают пред­ставители когнитивистской ориентации. Мир когнитивистов — это мир, выводящийся из набора когнитивных категорий, упорядочен­ных и сбалансированных тем или иным способом, и важнейшая из них — распределение на «Мы» и «Они». Именно эта демарка­ционная линия, а не какие-либо объективные факторы, по мысли когнитивистов, является детерминантой оценочных суждений, формируемых в процессе межгруппового сравнения. Если различия между группами существуют, они акцентируются и преувеличи­ваются, если таковых не существует, они порождаются искусст­венно. Стремление к позитивной межгрупповой дифференциации — стремление, которое провозглашается чуть ли не основной соци­альной потребностью человека и создает тот фон в реальном со­циальном контексте, который роковым образом искажает восприя­тие социального окружения, делая его в высшей степени неадек­ватным и пристрастным, наиболее типичным примером чего и мо­гут служить эффекты ингруппового фаворитизма.

В отличие от подобной точки зрения, базирующейся главным образом на данных лабораторных экспериментов, мы полагаем, что эффект ингруппового фаворитизма отнюдь не есть некоторая универсальная и независимая 'константа отношений между груп­пами. Напротив, в естественных условиях этот эффект носит вто­ричный характер и зависит от множества факторов и условий межгруппового взаимодействия. Можно согласиться с когнитиви-стами, что межгрупповая дискриминация и связанные с ней эф­фекты ингруппового фаворитизма как чисто когнитивные феноме­ны являются действительно изначальными и универсальными. Кстати говоря, эта идея в других терминах и применительно к другим проблемам широко обсуждалась в работах Б. Ф. Порш-нева (1971, 1974), согласно которому межгрупповая дискримина­ция как противопоставление чувства «Мы» и «Они» изначальна в

самом прямом значении этого слова, то есть лежит у истоков ан­тропогенеза возникновения человечества как социальной общ­ности (1974). В дальнейшем Б. Ф. Поршнев неоднократно подчер­кивал, что конституирование любой социальной общности — от самой сложной до самой простой—происходит через осознание какого-либо «Они» и через противопоставление этого «Они» своему «Мы» (1979). Однако постулирование изначальности и универсальности межгрупповой дискриминации как чисто когни­тивного феномена не должно означать автоматического признания ее универсальности и неизбежности как социального явления. Для понимания ингруппового фаворитизма, на наш взгляд, совершенно недостаточно апеллировать к когнитивным источникам межгруп­повой дискриминации — его объяснение требует обращения к бо­лее широкой системе условий и детерминант уже социального, а не когнитивного порядка.

Затронутая проблема может быть проиллюстрирована чисто графическими средствами (рис. 4). Заштрихованная область на континууме — от ингруппового фаворитизма на правом полюсе до дефаворитизма (или аутгруппового фаворитизма) на левом по-

люсе с беспристрастностью в межгрупповых отношениях посере­дине — означает ту выраженность эффекта ингруппового фавори­тизма, которая наблюдается обычно в лабораторных условиях и обусловлена преимущественно когнитивными факторами — процес­сами социальной категоризации, социальной идентификации и межгруппового сравнения. Заслугой Г. Тэджфела и его коллег была демонстрация этого эффекта в лабораторно созданных сте­рильных условиях, минимизирующих действие любых факторов, имеющих место в естественных ситуациях. Однако более важной проблемой является, на наш взгляд, выяснение того, в какую сто­рону—вправо или влево, то есть в сторону беспристрастности или, напротив, в сторону увеличения выраженности эффекта, будет сдвигаться заштрихованная область на континууме в кон­кретных социальных условиях и, главное, под действием каких факторов!

Иначе говоря, когнитивные детерминанты можно представить себе в виде некоторого постоянно действующего фона, условно локализованного нами на континууме на рис. 4, но конечный итог, конечная выраженность, сила ингруппового фаворитизма зависят от целого ряда взаимосвязанных социальных факторов. В отличие от когнитивистов, которые сосредоточили свои усилия на

74

75

доказательстве существования этого фона, мы считаем более важ­ной исследовательской задачей анализ всей системы факторов и прежде всего анализ объективных условий, в (которых разверты­вается межгрупповое взаимодействие. Действие некоторых из этих факторов, таких, например, как цели взаимодействия, крите­рии оценки, зависимость индивида от группы, результат взаимо­действия, нам удалось смоделировать в лабораторных и естест­венных экспериментах. Другие детерминанты ингруппового фаво­ритизма, как уже отмечалось, были вскрыты в ряде работ других авторов. Наконец, действие третьих еще предстоит выяснить.

Выше мы пытались развести когнитивные (психологические) и ситуативные (социальные) факторы ингруппового фаворитизма. Признавая важную роль чисто когнитивных факторов в возник­новении эффекта, мы настаиваем на том, что большая его выра­женность в реальном межгрупповом взаимодействии не может быть понята без обращения к широкому социальному контексту, в котором это взаимодействие происходит.

Самая животрепещущая проблема — оценка социальных пос­ледствий ингруппового фаворитизма. Действительно, что следует считать наиболее предпочтительным и социально приемлемым — полную беспристрастность или ингрупповой фаворитизм в меж­групповых отношениях? И если верно последнее, то какова опти­мальная, желательная мера выраженности эффекта? Попытка решения этой проблемы является на самом деле глубинной по­доплекой большинства исследований межгрупповых отношений на Западе. На фоне глубоких объективных противоречий между группами — классовых, этнических, региональных, возрастных и т. д. — высокая степень ингруппового фаворитизма чревата от­рицательными, деструктивными социальными последствиями. Нап­ряженность, предубежденность и конфликты между группами по­рождают исключительно высокую степень ингруппового фавори­тизма и аутгрупповой враждебности. Это отмечалось исследовате­лями практически всех направлений и ориентации.

Когнитивисты обратили внимание на зависимость обратного рода: ингрупповой фаворитизм как результат ряда когнитивных процессов и сам по себе также преимущественно когнитивное, внутреннее, психологическое образование — порождает или, во всяком случае, может порождать напряженность и предубежден­ность в межгрупповых отношениях. Если отбросить детали, то редукция ингруппового фаворитизма поэтому считается в общем желательным явлением, а его усиление — нежелательным и даже опасным.

Такая однозначная, односторонняя оценка роли ингруппового фаворитизма может оказаться спорной, если рассматривать проб­лему в целом, а не только напряженные, конфликтные, враждеб­ные типы межгруппового взаимодействия. Например, когда объек­тивные условия, в которых взаимодействуют группы, не препятст­вуют развитию мирных, кооперативных отношений между груп­пами. Очень важным здесь является и то, о каком именно уровне

межгруппового взаимодействия идет речь. Одни проблемы встают, когда приходится сталкиваться с эффектами ингруппового фа­воритизма на уровне больших социальных групп, например этни­ческих, классовых и т. д., когда эти эффекты приобретают форму предрассудков, предубежденности, совершенно другие — когда речь идет о взаимодействии между малыми группами.

Ингрупповой фаворитизм, по-видимому, просто необходим на ранних стадиях образования и развития малой группы. Он благо­творно влияет на сплоченность группы и отражает степень значи­мости, степень привлекательности группы для индивида. Ингруп­повой фаворитизм положительно коррелирует и с эффективностью деятельности малой группы в системе организации. Такие данные были получены в исследовании И. Р. Сушкова (1984): автор по­лагает, что обнаруженная им в реальных производственных кол­лективах приверженность и предубежденность в пользу собствен­ной группы закономерна и полезна с производственной точки зрения.

Итак, вопрос о том, всегда ли вреден или опасен ингрупповой фаворитизм, попросту неправомерен. Чтобы дать ему оценку как социальному явлению, необходимо в каждом случае определить по крайней мере три момента: во-первых, каков уровень межгруп­пового взаимодействия, иначе говоря, кто именно, какие группы и по отношению к кому демонстрируют ингрупповой фаворитизм; во-вторых, какова выраженность, сила, осознанность и т. д. этих эффектов в восприятии и поведении членов групп; и, наконец, в-третьих, каковы те конкретные формы, те стратегии межгруп­пового взаимодействия, в которых они (эти эффекты) прояв­ляются.