Иммануэль Валлерстайн

АНАЛИЗ

МИРОВЫХ СИСТЕМ

и ситуация в современном мире

РОЖДЕНИЕ И БУДУЩАЯ КОНЧИНА

КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ МИРОСИСТЕМЫ:

КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ ОСНОВА

СРАВНИТЕЛЬНОГО АНАЛИЗА

Рост индустриального сектора капиталистической мироэкономики (так называемая "промышленная революция") сопровождался развитием очень сильного течения мысли, которое характеризовало

эти изменения в терминах процесса органического развития и

прогресса. Были теоретики, считающие это экономическое развитие

и сопутствующие ему изменения в социальном строе некоей

предпоследней стадией мирового развития, нахождение которым

своей окончательной формы не более чем вопрос времени. Можно

назвать таких разных мыслителей, как Сен-Симон, Конт, Гегель,

Вебер, Дюркгейм. А кроме того, были критики, самый заметный

среди них -- Маркс, которые доказывали, если угодно, что настоящее

XIX столетия было лишь стадией развития, предшествующей

предпоследней, что капиталистическому миру предстояло познать

катаклизм политической революции, которая затем приведет в полном

своем развитии к завершающей форме социума, в этом случае к

бесклассовому обществу.

Одной из сильнейших сторон марксизма было то, что, как оппозиционное

и потому критическое учение, он привлекал внимание не

просто к противоречиям системы, но и к противоречиям ее идеологов,

апеллируя к эмпирически очевидным историческим фактам, тем

самым вскрывая негодность моделей, предлагаемых для объяснения

общества. Критики-марксисты видели в абстрактных моделях

рационализацию конкретных интересов и обосновывали свой подход,

указывая на неудачи оппонентов в анализе социального целого.

Как сформулировал это Лукач, "не первичность экономических мотивов

в историческом объяснении составляет решающее различие

между марксизмом и буржуазной мыслью, но подход с точки зрения

целостности".

В середине XX столетия теории развития, господствовавшие в

странах, составлявших сердцевину капиталистической мироэкономи-

ки, мало что добавили к концепциям основоположников этой школы,

живших в XIX в., если не считать квантификации моделей и придания

им еще большей абстрактности добавлением поправок типа эпициклов,

позволяющих справляться со все большими отклонениями

прогнозов от эмпирических данных.

Что является неверным в этих моделях, было показано уже много

раз и с разных позиций. Я сошлюсь только на одного критика, не

марксиста, Роберта Нисбета, заключающего свои очень убедительные

размышления о том, что он называет "западной теорией развития"

, таким резюме:

"[Мы] обращаемся к истории и только к истории, если то, что мы ищем, -- реальные причины, источники и условия открытого изменения моделей и структур в обществе.Вопреки обывательской мудрости современных социальных теорий, мы не найдем объяснения изменениям в тех исследованиях, которые абстрагируются от истории; будь то исследования малых групп в социальной лаборатории, групповая динамика в целом, эксперименты с использованием методов социальной драмы по социальным взаимодействиям или математический анализ так называемых социальных систем. Не обнаружим мы источника изменений и во вновь появившихся в наше время образцах сравнительного метода с его иерархиями случаев культурных сходств и различий, заимствованных из разных мест и времен".

Обратимся ли мы в таком случае к критическим школам, особенно к марксизму, чтобы они дали нам лучшее описание социальной

реальности? В принципе, да; на практике, однако, существует

много разных, часто противоречащих друг другу, дошедших до нас

версий "марксизма". Но что еще более существенно -- во многих

странах марксизм является сегодня официальной государственной

доктриной. Марксизм более не является исключительно оппозиционным

учением, как это было в XIX в.

Социальная судьба официальных доктрин состоит в том, что они

испытывают постоянное толкающее их к догматизму и апологетике

социальное давление, которому очень трудно, хотя не вовсе невозможно

противостоять. Именно поэтому они часто попадают в тот

же интеллектуальный тупик построения антиисторических моделей.

Именно на это обращена критика Фернана Броделя:

"Марксизм содержит в себе целый ряд моделей социальных

явлений... Я бы присоединил и мой голос к его [Сартра]

протестам, но не против модели как таковой, а против

некоторых способов ее употребления. Гений Маркса, секрет

силы его мысли состоит в том, что он первый сконструировал

действительные социальные модели, основанные на

долговременной исторической перспективе. Эти модели

были увековечены в их первоначальной простоте тем, что к

ним стали относиться как к неизменным законам, априорным

объяснениям, автоматически приложимым ко всем обстоятельствам

и всем обществам... Эта жесткая интерпретация

ограничила творческую силу самой мощной системы

социального анализа, созданной в прошлом веке.

Восстановить ее возможно только в долговременном анализе

Ничто не иллюстрирует искажающего" воздействия внеистори-

ческих моделей социального изменения лучше, чем дилеммы, порождаемые

понятием стадий развития. Если мы должны иметь дело

с социальными трансформациями долговременного характера ("длительная

временная протяженность" Броделя) и если мы должны дать

объяснение как преемственности, так и преобразованию, мы должны

логически разделить длительный период на отрезки с целью

проследить структурные изменения между временем А и временем Б.

Но на самом деле в реальности эти отрезки времени не дискретны, а

непрерывны: ergo* они являются "стадиями" в "развитии" социальной

структуры, в развитии, которое мы тем не менее определяем

не a priori, но a posteriori**. То есть, иначе говоря, мы не можем дать

конкретное предсказание будущего, но мы можем предсказывать

прошлое.

Важнейшая проблема при сравнении "стадий" -- определить те

исторические единицы, синхронистическим описанием (или, если

угодно, "идеальным типом") которых являются "cтадии". И фундаментальная

ошибка а-исторической общественной науки (включая

а-исторические версии марксизма) состоит в овеществлении частей

целостности в таких единицах и сравнение затем этих овеществленных

структур.

Например, мы можем взять способы распределения сельскохозяйственной

продукции и назвать их выращиванием урожая для собственного

потребления и выращиванием урожая на продажу. Мы можем затем

рассматривать их как единицы анализа, являющиеся "стадиями"

развития. Мы можем говорить о решениях групп крестьян перейти от

одной к другой. Мы можем описывать иные частичные объекты, например

государства, как имеющие внутри две отдельные "экономики",

каждая из которых основана на особом способе распределения сельскохозяйственной

продукции. Если мы предпримем каждый из этих

последовательных шагов, каждый из которых является ошибочным, мы

закончим вводящей в заблуждение концепцией "дуальной экономики",

как многие либеральные экономисты, занимающиеся так называемыми

слаборазвитыми странами мира. Хуже того -- мы можем овеществить

неверное прочтение истории Великобритании в систему универсальных

"стадий", как это сделал Ростоу.

Марксистские ученые часто попадали в точно такую же ловушку.

Если мы возьмем способы оплаты труда в сельском хозяйстве и

противопоставим "феодальный" способ, когда работнику позволено

удерживать из продукции часть, необходимую, чтобы обеспечить

свое существование, капиталистическому способу, где тот же самый

работник передает собственнику земли все произведенное, получая

часть обратно в виде заработной платы, мы можем начать рассматривать

эти два способа как "стадии" развития. Мы можем говорить

об интересах "феодальных" землевладельцев, препятствующих превращению

их способа оплаты в систему заработной платы. Затем

мы можем объяснять тот факт, что в XX в. частичный объект, скажем

латиноамериканское государство, еще не стал индустриальным

вследствие господства таких землевладельцев. Если мы предпримем

каждый из этих последовательных шагов, каждый из которых

является ошибочным, мы закончим вводящей в заблуждение концепцией

"государства, где господствуют феодальные элементы", как

будто бы такое явление могло бы существовать в капиталистической

мироэкономике. Но, как ясно показал Андре Гундер Франк, такой

миф долгое время господствовал в "традиционной марксистской"

мысли Латинской Америки.

Неверная идентификация объектов, подлежащих сравнению, не

только приводит нас к ложным концепциям, но и создает несуществующую

проблему: можно ли миновать те или иные стадии? Этот

вопрос является логически осмысленным лишь если мы имеем "стадии", которые "сосуществуют" внутри единых эмпирических рамок.

Если внутри капиталистической мироэкономики мы определяем

одно государство как феодальное, другое как капиталистическое,

а третье как социалистическое, то лишь в этом случае мы можем

поставить вопрос: может ли страна "перескочить" из феодальной

стадии на социалистическую стадию национального развития, "минуя

капитализм".

Но если такой вещи как "национальное развитие" (если под этим

мы понимаем естественный ход развития) нет и адекватным объектом

сравнения является мировая система, то проблема минования

стадий -- бессмыслица. Если стадию можно миновать, значит, это

не стадия. И мы знаем это a posteriori.

Если мы собираемся говорить о стадиях развития -- а нам надо

говорить о стадиях, -- это должны быть стадии развития социальных

систем, то есть целостностей. А единственными целостностями,

которые существуют или существовали исторически, являются ми-

нисистемы и миросистемы, а в Х1Х-ХХ вв. существовала лишь одна

миросистема -- капиталистическая мироэкономика.

Мы берем в качестве определяющей характеристики социальной

системы существование внутри нее разделения труда, так что

различные секторы либо географические зоны внутри нее зависимы

от экономического обмена с другими для беспрепятственного и

непрерывного обеспечения потребностей зоны. Ясно, что такой экономический

обмен может существовать без общей политической

структуры и даже, что еще более очевидно, без общей разделяемой

всеми культуры.

Минисистема -- это объект, содержащий внутри себя полное разделение

труда и единые культурные рамки. Такого рода системы можно

найти только в очень простых аграрных или охотничье-собирательс-

кнх обществах. Таких минисистем в мире более не существует. Более

того, их и в прошлом существовало гораздо меньше, чем это часто

предполагается, поскольку любая такая система, которая становилась

привязанной к империи уплатой дани в качестве "платы за защиту"5,

тем самым переставала быть "системой", не обладая более самодостаточным

разделением труда. Для такого района уплата дани означала

сдвиг, говоря языком Полани, от экономики взаимности к участию

в более широкой перераспределительной экономике6.

Оставляя в стороне ныне не функционирующие минисистемы,

единственным видом социальной системы является миросистема,

которую мы определяем очень просто -- как общность с единой системой

разделения труда и множественностью культурных систем.

Отсюда логически следует, что могут существовать две разновидности

такой миросистемы -- с общей политической системой и без

нее. Мы можем описать их соответственно как мир-империю и как

мир-экономику.

Эмпирически оказывается, что миры-экономики исторически

были нестабильными структурами, которые приходили либо к дезинтеграции,

либо к завоеванию одной группой и тем самым к трансформации

в мир-империю. Примерами таких миров-империй, возникших,

из миров-экономик, являются все так называемые великие

цивилизации в период до нового времени: Китай, Египет, Рим (в

соответствующие периоды своей истории). С другой стороны, так

называемые империи XIX в., такие как Великобритания или Франция,

были вовсе не мирами-империями, а национальными государствами

с колониальными придатками, действующими в рамках единой

мироэкономики.

Миры-империи по своей экономической форме в основе были

перераспределительными. Несомненно, они питали группы купцов,

вовлеченных в экономический обмен (прежде всего в торговлю на

большие расстояния), но такие группы, пусть и значительные, составляли

лишь небольшую часть всей экономики и не играли определяющей

роли в ее судьбе. Такая торговля на большие расстояния

имела тенденцию, как доказывал Полани, быть "администрируе-

мой торговлей", использующей "вольные торговые города", а не рыночной

торговлей.

И лишь с возникновением современного мира-экономики в Европе

XVI в. мы видим полное развитие и преобладание рыночной

торговли. Это была система, которую называют капитализмом. Капитализм

и мироэкономика (то есть единая система разделения труда

при политическом и культурном многообразии) являются двумя

сторонами монеты. Одна не является причиной другой. Мы просто

определяем один и тот же неразделяемый феномен разными характеристиками.

Как и почему случилось, что этот особый европейский мир-экономика

XVI в. не преобразовался в перераспределительный мир-

империю, но развился в конечном счете в капиталистическую ми-

роэкономику, я объяснил во многих других местах7. Генезис этого

поворотного пункта мировой истории не является предметом, обсуждаемым

в данном докладе, который касается скорее вопроса о

понятийном аппарате, необходимом для анализа развития в рамках

именно капиталистической мироэкономики.

Давайте, в связи с этим, обратимся к капиталистической мироэ-

кономике. Мы постараемся разобраться с двумя псевдопроблемами,

порожденными ловушкой отказа от анализа целостностей. Это проблема

так называемой устойчивости феодальных форм и проблема

так называемого создания социалистической системы. Делая это, мы

предложим альтернативную модель, которую применим к сравнительному

анализу, укорененному в исторически специфической целостности,

каковой является мировая капиталистическая экономика. Таким

образом мы хотим продемонстрировать, что историческая специфичность

вовсе не исключает аналитической универсальности.

Напротив, единственный путь к номотетическим предположениям

лежит через исторически конкретное, точно так же как в космологии

единственный путь к теории законов, управляющих вселенной, лежит

через конкретный анализ исторической эволюции этой самой

вселенной8. В обсуждении проблемы "феодализма" мы берем в качестве

отправной точки принадлежащую Франку концепцию "развития

слаборазвитости", то есть тот взгляд, что экономические структуры современных слаборазвитых стран -- не форма, которую "традиционные" общества принимают в результате контакта с "развитыми"

обществами, и не более ранние стадии в "переходе" к индустриализации.

Это скорее результат вовлечения в мироэкономику в качестве

периферийной, сырьевой зоны, или, как сказал Франк применительно

к Чили, "слаборазвитость... необходимый продукт четырех столетий

самого существования капитализма".

Эта формулировка направлена против большой группы работ,

касающихся слаборазвитых стран, написанных в период 1950-