23. Авторитет: эволюция понятия в социально-политическом дискурсе.

Итак, авторитет может пониматься по меньшей мере трояко, как:

1) особая форма власти, ее проявление и результат,

2) разновидность власти, предполагающая ее признание руководимыми,

3) источник и содержание власти.

Мы говорим часто об авторитете власти, государства, закона, семьи и т.п. Тем самым язык как бы подсказывает нам, что по своей природе авторитет прежде всего является принадлежностью, свойством, характеристикой неких властных субъектов или центров власти.

Воображение творящей силы в наглядных образах физического порождения вполне естественно для первобытного, мифологического мышления. В более широкой перспективе последующей понятийной рационализации удобнее представить авторитет как самопорождение власти — власть одновременно создает его и создается им. Благодаря метонимическим переносам авторитет может при этом отождествляться с источником, результатом, сопутствующими приметами подобного порождения и т.п. Так и возникает основа для различных, внешне взаимоисключающих трактовок авторитета.

В самом общем виде авторитет определяется как средоточие власти в двуединстве ее концентрации и обратного распределения. Власть мыслилась как способность объединенного народа осуществлять свои согласованные цели и утверждать общепринятые ценности. Она достигалась путем общения, взаимодействия людей, становилась результатом их согласованного действия. Власть растворена в обществе, она принадлежит всем вместе и никому в отдельности. Всякое же нарушение политического общения, взаимодействия, согласованности ведет к эрозии власти, в конечном счете, к безвластию.

Потому авторитет оказывается способностью политических руководителей выявлять, концентрировать и усиливать важнейшие моменты общего согласия. Для политических вождей, государственных мужей важно умение стать выразителями мнения народного, превратиться в фокус политического общения, в инициативное ядро, формирующее основу для народного согласия. С одной стороны, авторитет — лишь средство достижения власти, но одновременно и его предпосылка. С другой — авторитет может стать самим собой только в том случае, если он позволит структурировать власть и получит поддержку, явное или неявное согласие на создаваемую конфигурацию власти. Он — заложник этого согласия, но одновременно и его творец.

В условиях европейского средневековья отношения власти и авторитета претерпевают изменения. Первое важное обстоятельство связано с тем, что феодализация политики вела к утверждению договорных и одновременно иерархических отношений между частными властителями. Это вело к отожествлению власти и авторитета, поскольку простое выживание феодала предполагало фактическую концентрацию его власти в каждый момент политического, а нередко и военного противоборства. В принципе авторитет дробился и многократно множился из-за постоянной циркуляции власти и весьма условного кредитования обязательств феодалов по отношению друг к другу.

В результате власть и авторитет переплелись в концепции суверенитета.

С течением времени трактовка авторитета претерпела дальнейшие исторические изменения. Так, в восходящей к Т. Гоббсу традиции авторитет сводится к верховной власти или к суверенному авторитету, который противопоставляется индивидуальному произволу, свободе, ведущей к «войне всех против всех».

В период т.н. ранних буржуазных революций, в терминах критиковавшего отсталость современной политики М. Фуко, довольно противоречивое сочленение власти как дисциплинирования и суверенитета как репрессирования. Власть в ее античном, цицероновском понимании оказалась растворенной в гражданском обществе, авторитет же — отождествленным с суверенитетом, понятым уже не как народный, а как государственный.

Подобная концептуализация с усложнением и развитием политики вступала в конфликт с реальностью. Вместе с тем, в современной политической практике жесткое теоретическое разграничение и противопоставление власти и суверенитета оказываются вряд ли возможными. Одновременно сами по себе суверенитет и авторитет государства покоились исключительно на порождаемой гражданским обществом власти. В этих условиях нередко происходило отождествление авторитета (суверенитета) и власти. А в силу того, что отношения в гражданском обществе строятся на основе конкуренции и дисциплинирования, суверенитет же — в его наличных исторических формах верховенства государства, обладающего монополией на принудительное насилие, — зачастую сводится на практике к функции репрессии, взаимное отождествление власти и авторитета (суверенитета) осуществлялось на основе модели силового господства, принуждения (экономического или внеэкономического, т.е. политического, государственного).

Результатом всего этого явилось исчезновение первоначальных понятий власти и авторитета, точнее, произошли их многочисленные смысловые мутации и взаимопревращения.

авторитет сыграл ключевую роль в становлении государственности, но что в нынешних условиях крайне обширных и сложных политических систем он не может быть ограничен, привязан лишь к государственным институтам. Авторитет стал значительно разнообразнее и сложнее.