Redaktir / book424_21

Литературное редактирование Содержание

Назад  • Дальше

Основные законы логического мышления и смысловой анализ текста

Классической логикой выведены и сформулированы четыре основных закона правильного мышления, следуя которым мы до­стигаем его определённости, непротиворечивости, последова­тельности и обоснованности.

Контроль за соблюдением основных законов логического мыш­ления – обязательный этап анализа текста. Вариантность его смысловой организации не безгранична: законы правильного мышления с непреложной строгостью определяют ясное развитие мысли. Логическая доброкачественность информации, кото­рую несёт текст, определяется её достоверностью, точностью и непротиворечивостью. Эффект воздействия журналистского про­изведения достигается убедительностью аргументации, доказатель­ностью построения. Редактор должен не только знать формули­ровку основных законов логики, но и представлять себе меха­низм возникновения логических ошибок, их закрепления в тексте, влияние ошибок на коммуникативный эффект и широко толко­вать эту часть работы над литературным материалом.

Основные законы правильного мышления не случайно называ­ют «арифметикой логики». Они универсальны, им подчиняется не только словесный текст, но и все элементы структуры литератур­ного произведения, все службы смысловой организации текста: элементы заголовочного комплекса, рубрики, иллюстративный материал.

Первый закон логического мышления — закон тожде­ства. Он, как известно, гласит: каждая мысль, которая при­водится в данном умозаключении, при повторении должна иметь одно и то же определённое, устойчивое содержание.

Соблюдение тождества мысли на протяжении данного рассужде­ния необходимо, чтобы мышление было правильным. Предмет наше­го рассуждения не должен меняться произвольно в ходе его, поня­тия – подменяться и смешиваться. Это предпосылка определённос­ти мышления. Нарушение первого закона влечёт за собой подмену понятий при рассуждении, может быть причиной неточности терми­нологии, делает рассуждения расплывчатыми, неконкретными.

Вне первого закона логики было бы невозможным никакое вмешательство редактора в текст, были бы бессмысленны требо­вания максимально сохранить при правке мысль и стиль автора, так как поиски эквивалента при правке основываются именно на законе тождества.

С намеренным нарушением закона тождества, заведомо пре­вратным толкованием понятия мы встречаемся сравнительно редко, но знать о существовании приёмов, которыми пользуются иногда авторы-полемисты, журналисту полезно. Один из них – вырвав из текста одну фразу, навязать дискуссию и уйти в сто­рону от проблемы, от основной мысли, разрушить целостность текста. Но чаще в журналистских публикациях нарушение закона тождества выражается в непреднамеренном соскальзывании с темы, в неорганизованном, сбивчивом изложении. Примером может служить приводимый ниже фрагмент текста:

Вот передо мною старые журналы со статьями Виктора Николаевича Сороки-Росинского, столетие со дня рождения которого исполняется сегодня. Не­известно, почему вдруг в этом, а не в другом учеб­ном заведении встречаются порой столь порази­тельные совпадения. Рассказывают, что Виктор Николаевич на своих уроках словесности «удив­лялся вслух», что из пансиона Московского уни­верситета в разное время вышла плеяда обожае­мых им поэтов – Вяземский и Тютчев, Полежаев и Лермонтов, Фет и Аполлон Григорьев. Природ­ная скромность не позволяла ему взглянуть на себя как на сколько-нибудь известного педагога-теоре­тика, потому и не придавал он значения, что окон­чил ту же новгород-северскую гимназию, что и Ушинский. Вспомним заодно, что и Сухомлинский учился в Полтавском педагогическом, что и в своё время Макаренко...

Когда требования закона тождества не учтены, из текста труд­но извлечь информацию, понять мысль автора.

Строгое следование закону логического тождества – непре­менное конструктивное требование при построении вопросно-от­ветной формы изложения. Умеем ли мы задавать вопросы и всегда ли правильно с точки зрения логики отвечаем на них? Об этом полезно задуматься не только тем журналистам, излюбленный жанр которых – интервью. Стремясь стать ближе к читателю, активизировать его внимание, журналисты часто прибегают к диалогической речи.

Вопрос всегда преследует цель – получение информации. Тра­диционная его форма – высказывание, состоящее из двух час­тей: вопросительного слова и основной части, которая должна войти в состав предполагаемого ответа.1 Правильно задать вопрос – значит помочь правильному ответу. Сделать это вне соблюдения первого закона логики невозможно. Вопрос должен быть ясным, чётким, определённым, однозначным. Невозможно ответить опре­делённо и однозначно на вопросы: «Чем измеряется длина?», «Ка­кими бывают имена существительные?» и другие им подобные, так как вопросительные слова в формулировке этих вопросов допускают различные, неоднозначные ответы. Не меньшего вни­мания требует формулировка основной части вопроса. Ответить на вопрос логически правильно – значит ответить, соблюдая за­кон тождества.

Это требование явно нарушено в следующих интервью:

–  Что Вы можете сказать о новом наборе уча­щихся?

–  На чугунолитейном заводе не имеют средне­го образования 129 человек, а школу посещают – только 20. На заводе стройфаянса из 13 учащихся трое оставили школу по уважительным причинам.

–  Что можете пожелать читателям «Советско­го спорта»?

–  Поздравляю с Новым годом, особенно наших лыжниц, с которыми уже не раз встречалась и на лыжне, и за её пределами. А еще желаю, чтобы хотя бы в новогоднюю ночь выпал снег.

Каждый журналист не раз имел возможность убедиться в спра­ведливости наблюдения, сформулированного ещё Декартом: «не обдумав какого-либо условия, требующегося для определения воп­роса, мы всякий раз делаем упущение». Однако обдумать ус­ловия, требующиеся для определения вопроса, отнюдь не значит полностью предопределить ответ. Вопрос задаётся в расчёте на активную позицию адресата текста, служит побуждением к рабо­те мысли. Его задают, чтобы услышать ответ, именно для этого, а отнюдь не для того, чтобы подсказать его.

Что рассчитывал услышать в ответ журналист, задав вопрос таким образом: «Специалисты заметили, что Вы стали играть разнообразнее. Так, в матче сборной против голландского клуба в Роттердаме голы, мы читали, были забиты с Ваших передач. Это, надо полагать, не случайность?» Ответ, который последовал, легко предугадать: «Сам за собой замечаю, стал играть по-другому...» Или: «Ваш преподавательский опыт немал. За это время, естественно, у Вас выработался определённый подход к студен­там?» В этом вопросе уже заключён ответ. И собеседнику оста­ётся либо вежливо согласиться со спрашивающим, либо нарушить закон логического тождества, что мы и наблюдаем, когда журна­лист, задающий вопрос, боится, чтобы собеседник не отступил от заранее намеченного плана беседы: «Александр Иванович, но ведь для того, чтобы конструктор скоростных машин мог создать столь совершенный тихоходный самолет, одного таланта, видимо, недо­статочно? Наверное, здесь понадобились и знания, и опыт, наконец, определённая смелость, чтобы отойти от привычного «истреби­тельного» настроя мысли?» Со всем сказанным трудно не согла­ситься, и собеседник соглашается: «Чего-чего, а смелости Поли­карпову было не занимать», а затем переходит к другой теме: «И потом всё зависит от того, что понимать под словом талант», невольно нарушив первый закон логического мышления.

«Наставник родного языка беспрестанно имеет дело с логикой, – писал знаменитый русский педагог К.Д. Ушинский, – и недоста­ток её прежде всего отражается в спутанности понятий, а следо­вательно, в темноте и неправильности письменной и устной речи».2 Интуитивно подчиняясь в целом логическим законам, наша язы­ковая практика часто создаёт предпосылки для их нарушения. Так, наблюдая действие закона тождества на лингвостилистическом уровне, следует выделить проблемы, связанные для редактора с точностью словоупотребления, синонимией и полисемией (мно­гозначностью) слова.

Имя как логическая единица, будучи языковым выражением, означающим определённые объекты, предметы, процессы, подчи­няется диктуемому этим законом требованию ясности значения и резкости объёма. Точность словоупотребления в тексте не может быть оценена редактором в полной мере вне этого требования.

«Когда видишь, как прекрасные алые тюльпаны продаются втри­дорога на базаре, становится обидно. Ведь цветы бесценны», – пишет автор, восстановив, как видно, в своем сознании первичное значение слова бесценный (не ценный, малоценный). Об этом свидетельствует его утверждение, что цветы продаются втридо­рога, т. е. дороже, чем они стоят на самом деле. Но дальнейшее рассуждение строится на основании обычного для современного словоупотребления значения слова бесценный («выше всякой цены, неоценимый»). Двоякое толкование слова привело к нарушению логического плана текста.

Точный выбор слова – залог определённости выражения мысли. В случае, когда автор или редактор идёт сознательно, с целью дос­тичь эффекта, на нарушение требований закона тождества при выбо­ре слова, он должен быть внимателен, конструируя приём, сделать для читателя очевидным принятое им допущение. Таким приёмом может служить использование синонимов – слов, близких по значе­нию. Нередко в качестве синонимов в тексте выступают слова, относящиеся друг к другу, как род к виду, или охватывающие отно­шения субъективного и объективного. В условиях конкретного тек­ста эти отступления не воспринимаются как логические сбои. Но редактор должен реально представлять пределы «свободного» ис­пользования имён в конкретном контексте.

В фельетоне «Полушубок под арестом» речь шла о трагикоми­ческой ситуации. У артиста Москонцерта во время гастролей на Севере украли дублёнку. Похищенное нашли, но владельцу не вернули, предложив подождать до суда: дублёнка стала «вещдоком» – вещественным доказательством правонарушения. Синони­мы, обозначающие этот предмет, выстроены в тексте в следую­щую цепочку: сторожевого образца тулуп – дублёнка – ов­чинка (без особой выделки) – шубейка – шуба – дублёный полушубок – полушубок – старая овчина – злополучная ов­чина. Уточним по словарю значение приведённых слов. Тулуп – длинная, обычно крытая сукном шуба, без перехвата, с высоким воротником. Дублёнка – дублёный полушубок. Шубейка – лег­кая и короткая, выше колен шуба или телогрейка на меху. Шуба – верхняя одежда, крытая материей. Овчина – выделанная овечья шкура и овчинка – уменьшительное от «овчина».3 Ни современ­ная речевая практика, ни условия контекста не могут оправдать нарушения смыслового тождества в тексте: слишком далеки по значению слова: сторожевой тулуп – шубейка – овчина. Фелье­тонист вышел за пределы допустимых отклонений от требований логической строгости, и как результат — отсутствие сатирическо­го эффекта.

Важнейший аспект проблемы логической определённости жур­налистского текста – борьба с использованием имён с неясным значением и нерезким объёмом. Живая мысль всегда оригиналь­на и должна быть облечена в подобающую ей форму, ясную, не вызывающую сомнений и двояких толкований, не терпящую много­словия и тягучего изложения.

Тяготение к усложнённой форме высказываний, употребление слов в общем, приблизительном значении – серьёзная болезнь газетного языка, на симптомы которой лингвисты указывали ещё в 20-е годы, говоря, что многословие, штампы придают газетным публикациям лишь мнимую значительность, а на деле препят­ствуют ясному и точному выражению мысли. С годами это линг­вистическое явление приобрело статус явления общественно-по­литического. Одним и тем же словом (мероприятие, обеспе­чить) стали обозначать самые различные факты действительности. Конкретные значения подменялись отвлечёнными (вопрос, про­блема), из оттенков предпочтение отдавалось универсальным (выдающийся, значительные), обозначения связей и взаимоот­ношений лишали конкретности (соответствующие, отдельные). Лингвисты предупреждали: штампы опасны тем, что мы пере­стаём логически мыслить, «штампованная фразеология закрывает нам глаза на подлинную природу вещей и их отношений ... пред­ставляет нам вместо реальных вещей их номенклатуру – к тому же совершенно неточную, ибо окаменевшую... Принимая ... линг­вистическую формулу за живой язык, мы простое название мыс­ли принимаем за её содержание ... культивируемая сознательно фраза становится уже недобросовестным приёмом»4. Но голос их услышан не был. Политизация сознания последовательно ис­кореняла живой язык на газетных страницах.

К.И. Чуковский в конце 50-х годов писал о языке, насыщенном штампами, что это «жаргон, созданный специально затем, чтобы при­крывать наплевательское отношение к судьбам людей и вещей ... уводя нашу мысль от реальной жизни, этот жаргон по самому свое­му существу аморален ... вся его сила, весь его синтаксический строй представляли собой, так сказать, дымовую завесу, отлично приспособленную для сокрытия истины. Как и всё, что связано с бюрократическим образом жизни, он был призван служить безза­конию ... закруглённые фразы отлично баюкают совесть».5

Сегодня журналист обязан владеть живым и точным полити­ческим языком. Новые политические идеи отрицают иносказания, стёртые словесные клише, отслужившие свой век и так удобно прикрывавшие двоемыслие политическое. Эта проблема выходит за рамки чистой лингвистики, но строгие и непреложные законы логики должны помочь редактору преодолеть гипноз округлой, уни­версальной и, на первый взгляд, бесспорной формулировки.

Второй закон логического мышления называется зако­ном противоречия: не могут быть одновременно истинны­ми противоположные мысли об одном и том же предмете, взятом в одно и то же время и в одном и том же отноше­нии. Этот закон известен со времён Аристотеля, сформулировав­шего его так: невозможно, чтобы противоположные утверждения были вместе истинными. Причиной допущенных противоречий могут быть недисциплинированность, сбивчивость мышления, не­достаточная осведомлённость, наконец, разного рода субъектив­ные причины и намерения автора.

Закон противоречия имеет силу во всех областях знания и практики. Нарушения его обычно вызывают самую непосредст­венную и резкую реакцию читателей. Не случайно их часто приводят в юмористических рубриках, где собраны различные курьёзы изложения:

Порадовал Кипиани, который не только помогал обороне и организовывал атаки своей команды, но и мастерски завершал их. Дважды после его уда­ров мяч попадал в штангу. Мы надеемся, что та­кой уровень игры он сумеет сохранить и выступая за сборную...

Раннее утро. Начинают просыпаться после ноч­ной службы пограничники...

Несмотря на то что комиссия не работает, никто её работы не контролирует...

И сейчас, уйдя на заслуженный отдых, ветеран продолжает работать на предприятии.

Нарушения второго закона логики в этих фразах столь оче­видны, что нет необходимости «свёртывать» суждения и подвер­гать их логическому анализу. Читатель фиксирует противоречия между высказываниями, между высказываниями и своими представлениями о затекстовой действительности, не затрачивая на это дополнительных усилий. Контактные противоречия в пределах одной фразы или во фразах, соседствующих друг с дру­гом, обнаружить нетрудно, но противоречия дистантные, отде­лённые друг от друга значительными по объёму участками текста, часто проходят мимо внимания редактора.

«Жизнь А. Скафтымова прошла в одном городе», – утверждает автор журнальной статьи, но уже в следующей фразе противоре­чит себе: «Уроженец села Столыпине Вольского уезда Саратовской губернии, с детских лет питавший чувство уважения к знаниям, труду, людям труда, здоровому, непритязательному быту; воспитан­ник Варшавского университета, куда он поступил, круто порвав с домашними планами ... больше тридцати лет он стоял за кафедрой Саратовского университета и педагогического института». Оказы­вается, не в одном городе, а в двух, да ещё и в селе Столыпине жил Скафтымов. Но и это ещё не всё. На следующей странице читаем: «Получив в 1913 году диплом Варшавского университета, двадцатитрёхлетний учитель словесности Астраханской и Сара­товской гимназий, он не растерял среди монотонных провинциаль­ных педагогических будней влечение к научному творчеству». Выясняется, что к Варшаве и Саратову следует прибавить ещё и Астрахань. В этом тексте противоречия заметить уже труднее.

Чтобы обнаружить так называемые неявные противоре­чия, редактору недостаточно просто сопоставить высказывания, от него требуются дополнительные мыслительные операции. При­ведем элементарные примеры, где следует провести подсчёт, что­бы выявить противоречия.

С 15 декабря будет организована здесь продажа но­вогодних елок. Около двух тысяч штук поступит их в магазин, это на три тысячи больше прошлогоднего.

Войнич скончалась в Нью-Йорке в возрасте 95 лет, немного не дожив до столетия со дня смерти своего знаменитого отца математика Джорджа Буля.

Мимо внимания редактора не могут пройти даже неполные противоречия. Малейшая логическая неточность в тексте дол­жна быть им замечена. Когда, рисуя сценку городской жизни, журналист пишет: «В самом центре города ... ещё и сегодня можно услышать заунывные звуки шарманки. Её ручку усердно накручивает бородатый старик в картузе...», и на следующей стра­нице сообщает: «Говорят, что шарманок в Аргентине сейчас ос­талось всего четыре», редактор вправе задуматься о правдоподо­бии этой сценки и её типичности.

Если с точки зрения логики проанализировать некоторые при­ёмы изложения, нарушения закона противоречия можно обна­ружить и здесь. Когда мы говорим читателю: «Мне нечего ска­зать о голосе Татьяны Синицыной», разговор, казалось бы, должен на этом закончиться. Действительно, стоит ли его вести, если сказать нечего? Тем не менее автор очерка «Проникаясь чув­ствами» не только продолжает свой рассказ, но и характеризует голос певицы довольно подробно: «...сказать о силе голоса (кото­рую, кстати сказать, певице приходится сдерживать, петь вполго­лоса, чтобы не нарушить эстетическое чувство меры), о его диа­пазоне, о неповторимом тембре...» Налицо нарушение второго закона логического мышления.

В постоянном логическом контроле нуждаются, в частности, приёмы газетного репортажа, которые в силу своей традицион­ности часто формализуются настолько, что пишущий забывает о том, что их следует соотнести с действительностью. «Начать наш репортаж мы хотели с «экскурсии» по Олимпийской деревне, по завтрашним «деревенским» улицам. Но потом подумали, что вряд ли в этом есть необходимость», – так попытался репортёр отой­ти от штампованного приёма, но вскоре всё-таки оказался на строи­тельстве. «Стоишь у подножия стройных, элегантных домов, то бело-голубых, то бело-вишнёвых. Пробираешься, уступая дорогу машинам, к необычных форм зданиям культурного центра. Бро­дишь по пустым и гулким пока залам бытового комплекса...» – сообщает он читателю.

«Не знаешь – не пиши!» – с такой надписью вернул однажды В. Овечкин автору на переделку заметку, которая начиналась сло­вами: «Не знаю...»6

Нарушения закона противоречия в текстах, содержащих прак­тические рекомендации, особенно опасны. Когда в брошюре, адре­сованной лектору, утверждается: «Чтобы слово достигало эмоцио­нального воздействия, оно само должно быть страстным, гневным, проникнутым чувством», и на той же самой странице пишется: «Пусть манера разговаривать со слушателями будет не броской. В основе успеха оратора – деловитость … поэтому говорящий суховато преуспевает всё же больше, нежели тот, кто говорит образно, эмоционально-приподнято...» Которому из этих двух сове­тов должен следовать лектор? Такая книга – плохой помощник.

Редактор должен провести тщательный анализ текста в целом, чтобы выделить противоположные по мысли пары высказываний, выявить и сформулировать противоречия. Знание закона противо­речия нужно редактору не только для оценки чужого материала. Требуя от автора непротиворечивости суждений, он в своих реко­мендациях обязан строго следовать этому закону, помня о том, что анализ не допускает логической противоречивости.

Третий закон логического мышления — закон исклю­чённого третьего — гласит: из двух противоречащих выс­казываний в одно и то же время, в одном и том же отно­шении одно непременно истинно. Третьего не дано. Аристо­тель формулировал этот закон так: не может быть ничего посредине между двумя противоречащими суждениями.

Третий закон обеспечивает связность, непротиворечивость мыс­ли, служит основанием для выбора истинного суждения.

Точность подбора противоречащих высказываний, чёткость их формулировки, конструктивная ясность текста делают очевидным действие этого закона, способствуют логической определённости из­ложения, позволяют достичь последовательности развития мысли.

Непременное условие соблюдения третьего закона логики – сопоставляемые высказывания должны быть действительно про­тиворечивыми, т. е. такими, между которыми нет и не может быть среднего, третьего, промежуточного понятия. Они должны исклю­чать друг друга. Когда автор очерка о лётчике пишет: «Человек на земле может быть и мягким, и деликатным, а в полёте – соб­ранным, волевым», он нарушает этот закон. Перечисляемые каче­ства характера не исключают друг друга. Уязвимо с позиций логики и следующее суждение, адресованное молодым журналистам: «Журналист в результате своего «расследования» явлений жиз­ни выступает либо в поддержку всего нового, передового, прогрессивного ... либо непримиримым борцом со всем отжив­шим, со всеми социальными болячками...» Противопоставление в данном случае явно не состоялось.

Формулировка альтернативы – приём, присущий энергичной манере изложения: мысль требует ясности формы, сам приём – точности исполнения. В дискуссионных материалах, в острых интервью это проявляется особенно отчётливо. Так, задав од­нажды ведущему популярной в начале 90-х годов передачи «600 секунд» А. Невзорову вопрос: какой он человек – добрый или злой? – тележурналист явно рассчитывал получить однозначный ответ. Однако такой ход беседы не устраивал Невзорова, и он легко ушёл от ответа: «Опять-таки очень абстрактное представ­ление – добрый или злой. Вот Пожарский с Вашей точки зрения, добрый или злой?» В чём просчёт задававшего вопрос? Понятия «добрый» и «злой» с позиций строгой логики не являются проти­воречащими, они не исключают полностью друг друга. В опреде­лённых условиях между ними возможно существование некоего третьего понятия. Этим и пользуется Невзоров, переводя разго­вор на оценку известной всем личности Пожарского и собираясь, видимо, сообщить сведения, которые позволят выявить промежу­точное звено между понятиями «добрый» и «злой», чтобы дока­зать несостоятельность предъявленной ему альтернативы. Бесе­да изменила своё русло.

Третий закон логического мышления важен для редактора и как инструмент при профессиональной оценке текста: отвергая один вариант текста, принимая другой, редактор опирается на этот закон.

Четвёртый закон логического мышления — закон достаточного основания — требует, чтобы всякая истин­ная мысль была обоснована другими мыслями, истин­ность которых доказана. Соблюдением этого закона достига­ется обоснованность мышления, обязательное условие мышления правильного. Логика высказываний считает обоснованность мыш­ления общим методологическим требованием и рассматривает ряд законов, обеспечивающих его выполнение (закон двойного отрицания, тавтологии, симплификации, конъюнкции и др.)

В любом рассуждении наши мысли должны быть внутренне связаны друг с другом, вытекать одна из другой, обосновывать одна другую. Истинность суждений должна быть подтверждена надёжными доказательствами. Четвёртый закон формулирует это требование в наиболее общем виде. Достаточность основания истинности суждений в каждом конкретном случае – предмет рассмотрения специальных наук, логическая обоснованность – необходимое качество каждого журналистского выступления.

Именно обоснованности суждений недостаёт газетной рецен­зии на книгу И. Долгополова «Рассказы о художниках». Отрывок из этой рецензии мы приводим ниже:

Тот, кто читает журнал «Огонёк», не может не обратить внимание на серию статей, посвящённых творчеству художников. Многие из этих статей – точнее рассказов – принадлежат Игорю Долгополову. Разумеется, любой такой рассказ должен не­сти в себе ту дозу информации, без которой нет документального рассказа, а тем более – статьи. То, что пишет И. Долгополое, – это, скорее всего, именно рассказы. То есть необходимая информа­ция сочетается с формой подачи её. А эта форма более всего напоминает рассказ.

Поэтому совершенно правомерно, что тридцать рассказов И. Долгополова оказались под одним красивым тёмно-зелёным переплётом. И название книги «Рассказы о художниках» – соответствует содержанию её.

В этом отрывке из 28 газетных строк логических неточностей много. В частности, автору следует задать вопрос: в чём же он усматривает правомерность того, что тридцать рассказов Долгопо­лова оказались под одним тёмно-зелёным переплётом? И потому, что ответить на этот вопрос нетрудно, ещё более досадна небреж­ность изложения, затемняющая совсем не сложную мысль и запу­тывающая читателя.

Причиной недоказательности изложения могут быть не толь­ко поверхностность знаний и небрежность формулировок, но и автоматизм мышления, когда, например, журналист прибегает к привычным и, казалось бы, проверенным схемам типа «раньше – теперь». Обыденное сознание часто мешает пишущему вникнуть в суть явления, вскрыть причины происходящего. Иллюзия пол­ной очевидности для журналиста всегда опасна. Но особенно опас­на всякая попытка подогнать факты под некую схему, какой бы «надежной» она ни представлялась. Насилие над материалом неизбежно проявит себя.*

Мы редко встречаемся со случайным нарушением законов пра­вильного мышления. Гораздо чаще логическая ошибка свидетель­ствует о неумении дисциплинированно мыслить, и каждый логиче­ский дефект должен служить для редактора сигналом, чтобы уси­лить контроль за развёртыванием мысли в тексте. Это в равной мере справедливо для журналистской публикации любого жанра.

Вопросы для повторения и обсуждения 

1.   Какое значение для литературной практики журналиста и редактора имеет знание логики?

2.   Как Вы толкуете понятие «логическая куль­тура редактора»?

3.   Какие мыслительные операции проводятся в ходе анализа текста?

4.   В чём состоит операция логического свёрты­вания высказываний?

5.   Какие качества правильного мышления обес­печиваются соблюдением основных законов логики?

6.   Приведите формулировку основных законов логического мышления.

7.   Как логически правильно построить ответ на заданный Вам вопрос?

8.   Как проявляется в тексте действие закона тождества на лингвостилистическом уровне?

9.   Охарактеризуйте различные виды противоре­чий, возникающие в тексте при нарушении закона противоречия.

10.   На основании какого закона логики строится альтернатива в публицистическом тексте?

11.   Укажите типичные случаи нарушения в тек­сте закона достаточного основания.

1 Русская грамматика: В 2 т. М., 1980. Т. 2. С. 386.

2 Ушинский К.Д. Собр. соч. Т. 2. М.; Л. 1948. С. 148.

3 Словарь русского языка: В 4 т. М., 1957. Т. 1–4.

4 Винокур Г.О. Культура языка. М., 1930. С. 158–159.

5 Чуковский К.И. Живой как жизнь: О русском языке. М., 1963. С. 135.

6 Овечкин В.В. Не знаешь – не пиши // Лит. газета. 1990. 28 ноября. С. 7.

* Подробнее приёмы и методы обоснования истинности суждений будут рас­смотрены при анализе построения логического доказательства в главе VI («Работа редактора над различными по способу изложения видами текстов»).

Назад  • Дальше

Содержание