Anna Shinoda. Nauchitsja ne tonut

Глава 53:

Ясность

СЕЙЧАС

Я раздвинула мою мебель, поставив ее именно так, как мне хотелось. Широко открытое окно впускало в комнату слабый ветерок. Мне бы хотелось провести весь день в моей новой комнате, но запах краски бы слишком сильными, и было еще много времени, чтобы насладиться дневным светом.

По пути к выходу я остановилась у кучи почты на столе, неотсортированной, но с адресованным мне письмом на верху.

Тесненный конверт. Напечатанный номер Люка прям под его именем. Я была не уверена, хочу ли я прочитать его, но я засунула его себе в карман и направилась к двери.

Было легко найти дорогу, которую мне показал Люк в день, когда он вернулся домой прошлым летом; тяжелее было поверить, что это было не больше, чем год назад.

Я остановилась у куста, вынула банку водки. Осмотрела ее, чуть ли не задохнулась, понюхав ее, потом наклонила ее и наблюдала за тем, как вытекает каждая последняя капелька.

367!

В конце дорожки я взглянула на долину, наслаждаясь видом медленно тающих снежных вершин вдали, улыбаясь в неверии водопадам, которые летом были всего лишь ручейками.

Я могла сжечь письмо. Засунуть его в один из Маминых яростных костров, не открыв его. Я могла кинуть его с этого обрыва и наблюдать за тем, как оно падает в воздухе, становясь все меньше и меньше, пока совершенно не исчезнет.

Скелет показал на письмо, которое было теперь в моих руках. Ему не терпелось прочитать его. Как и мне.

Но я пока не открывала его. Смотря на долину, на снежные вершины, соприкасающиеся с ярко-синим небом, сидя на камне, я чувствовала, что покой реален. Зачем читать это письмо? Чего я ищу? Объяснений. Извинений. Немного надежды, что он хороший Люк, а не плохой. Но достаточно ли объяснений или извинений, или капельки надежды, когда правда говорит мне, что его прошлое указывает на то, что он продолжит воровать, продолжит нападать?

Любопытство взяло верх. Скелет и я открыли письмо вместе, просчитав слово в слово.

Дорогой Птенчик, Мама и Папа сказали мне, что ты получила письма с

заявлением о принятии из колледжей. Поздравляю. Я горжусь тобой. Может, эти мои слова не так уж и много

368!

значат для тебя, он я надеюсь, что искренность этих слов хоть как-то проявится на бумаге. Поздравляю. Правда.

Послушай, Клэр. Я как бы надеюсь, что ты будешь писать мне, временами. Мне бы хотелось получать новости от тебя, особенно по причине того, что ни Питер, ни мои друзья мне не пишут. Только Мама и Папа. Не знаю, что бы я делал без них.

Не бросай меня. Пожалуйста. То, что я сделал, был неправильно. Я так облажался, но мне нужно, чтобы ты продолжала верить в меня. Иногда мне кажется, что мне было бы лучше оставаться здесь, потому что в тюрьме, по крайне мере, я понимаю, как все это работает. На свободе я совершаю поступки, которые я не могу объяснить. Но я никогда особо не думал о том, что я сделал. Я знаю, что, когда я вновь выйду на свободу, я все сделаю правильно.

Птенчик, я все еще твой брат. Мне нужно, чтобы ты писала. Пожалуйста. Может, отправишь пару фотографии нас у Бабушки прошлым летом. Я думаю о той поездке все время. Это одно из моих самых любимых воспоминаний. Я люблю тебя и скучаю по тебе. Я нуждаюсь в тебе, Птенчик. Может, ты сможешь приехать и навестить меня. Здесь так одиноко.

С любовью, Люк

Я опустила письмо и взглянула на долину. Если бы это был облачный день, я бы не смогла увидеть кристально-

369!

чистую воду, перескакивающую с камня на острый камень, зеленые вершины деревьев, впивающиеся в далекое небо, ледники, спускающие к темной долине. Но сегодня был не облачный день. Я могла видеть каждую деталь.

Я подняла письмо, положила его в свой карман. Направилась домой по грязной дорожке, пока Скелет продолжал греметь где-то сзади рядом.

Зайдя в дом через заднюю дверь, я подучила молчаливое приветствие Мамы. Я сказала привет; она кивнула головой, выпуклые вены занимали большую часть ее лба.

Папа остановил меня в коридоре. «Я вижу, ты покрасила свою комнату.»

«Да, покрасила,» сказала я.

«Твоя мама очень разозлилась из-за этого. Тебе стоило сначала спросить ее, можно ли тебе покрасить комнату. Ты же знаешь, это наш дом, не твой,» сказал он.

«Значит тебе не нравится цвет,» сказала я, сделав шаг в сторону, приготовившись обойти его, чтобы пойти в мое новое убежище.

«Нет, я этого не говорил. Я сказал, что тебе стоило сначала спросить нас,» сказал он, заблокировав коридор своим телом. «Ты должна извиниться перед своей матерью. Или я накажу тебя.»

«Думаю, ты не того ребенка просишь извиниться.» Неужели мои родители никогда не поймут этого? «Пап, я всего лишь покрасила ее. Я ничего не крала. И не насиловала никого.» Я выпрямилась. «И я не собираюсь

370!

этого делать. Никогда. Перекраска моей комнаты не является жестоким преступлением.»

У него не было ответа. Я развернулась на пятках и вернулась в гостиную. Мама могла молчать, сколько влезет. Мне нужно было ей кое-что сказать. «Я не Люк, Мам. Тебе не надо волноваться за меня так, как ты волнуешься за него. Я сама приму свои решения. И я надеюсь, что в основном это будут правильные решения.» Как яблочно-зеленая краска. «Так что обращайся со мной, как с Клэр. Как будто все это время между нами не было Люка.»

Она переводила взгляд с меня на украшения, и на мгновение мне показалось, что я сказала что-то, что дошло до нее. Но она ответила, «Я всегда знаю, что лучше, Клэр. Я всегда знаю, что лучше.»

Я вскинула вверх руки. «Отлично. Я попыталась.» Папа теперь блокировал вход в коридор. Я прошла мимо

него и распахнула дверь моей комнаты. Меня встретило мое окно, прекрасно обрамляющее яблочное дерево. Маленькие листочки прорастали на каждой ветке, белые цветы начинали распускаться.

Весна. Угрызение совести охватило меня. Четыре одеяльца пролежали всю зиму под моей кроватью. Я решила, что не буду зацикливать на этом угрызении. Пегги все равно. Она будет рада видеть меня, и они всегда найду применение моим одеяльцам.

Волнительная дрожь пробежала по моему телу, когда я вынула коробку. Мне нравилось вязать одеяльца. Еще

371!

больше мне нравилось отдавать их. На самом деле, единственное, что сделало бы это еще более особенным, это возможность поделиться этим с другом. Я написала Дрее, и через десять минут она уже сидела в моей машине.

Пока Дреа смотрела, как я отдавала одеяльца Пегги, я поняла, как странно и нелепо было скрывать эту часть моей жизни от всех. Я не могла объяснить, почему я делала это, почему мне казалось это правильным в то время. Единственное, что я знала, это то, что теперь я видела все с ясностью.

372!

Глава 54:

Создать Покой

СЕЙЧАС

Тем же вечером, на кровати, отдыхая, я смотрела, как рыбы медленно плавают посреди аквариума, выплывая в бревно и выплывая из него, кружа над и под замком. Было очень спокойно в моей яблочно-зеленой комнате.

Я вновь открыла письмо, медленно прочитала его. Люк хотел, чтобы кто-то поддерживал его, любил его, верил в него.

Но чего хотела я?

Я хотела озеро, без болота, без ядовитых змей, без тонкого льда. Я хотела покой.

Я достала мою деревянную коробку, открыла ее, чтобы увидеть все письма, все фотографии, и мой медальон. Положила в коробку новое письмо и вышла из дома уже в третий раз за сутки.

Обойдя озеро, при лунном свете я подошла к самой глубокой его части, в нескольких шагах от болота. Стоя голыми ногами на краю цементного бортика, я вытянула коробку как можно дальше, дальше перед собой.

«Прощай,» сказала я, придерживаясь своего решения, размыкая пальцы, держащие края, отпуская коробку для

373!

моих сокровищ, каждое воспоминание о Люке, плохое и хорошее. Отпуская все. Наблюдая за тем, как все это медленно тонуло, пока совсем не исчезло. Я представила себе, как коробка ударилась о дно, как болотный ил поглотил ее.

Это было правильное решение. Мои воспоминания о Люке останутся здесь, в озере, у которого также есть столько же хороших сторон, сколько и плохих.

Когда я развернулась, Скелет стоял за мной, наблюдая своими большими пустыми глазами. Он снял свою шляпу предо мной, одобрительно кивнув. Но он все еще не уходил.

374!

Глава 55:

Мамин Семейный Скелет

СЕЙЧАС

Весна подошла к концу. Последний год в школе. Есть миллион дел, которыми я бы предпочла заняться, но Бабушке нужна была помощь, и она предложила заплатить мне за работу, что чудесно, поскольку я до сих пор не смогла найти работу в городе. Ферму продали, Бабушке оставалось три дня, чтобы вывезти все, что у нее было, забрать некоторые вещи с собой, отдать остальное с е м ь е, п о ж е р т в о в а т ь в с е, ч т о о с т а н е т с я, н а благотворительность.

Фермерский дом был теперь пуст. Мы работали всю неделю. Мой чемодан был наверху, ждал, пока я его заберу, чтобы я могла улететь обратно домой.

Я стояла у подножья лестницы, смотря наверх, на трескающееся кривое дерево, на гвозди, вбитые с обеих сторон. Я стояла, смотря ни на что. Ничто не стояло на ступеньках. Ничто не гуляло или грохотало, или скрипело. Там была только я, я и отяжелевшая грудь, мои потные ноги, волосы на шее, которые медленно вставали дыбом, друг за дружкой.

375!

Я смотрела вверх по этим ступенькам, зная, что я никогда не видела привидений, никогда не видела, как дверь сама открывается и закрывается, или свет включается и выключается, когда на переключатель никто не нажимает.

Вот я, восемнадцатилетняя, в последнем классе старшей школы, формально уже взрослая, и у меня волосы встают дыбом от страха, потому что я не могу объяснить или понять физические и эмоциональные преграды: готовься бороться или беги. Что-то не так.

Возможно ли, думала я, что дом хранить воспоминание о чем-то плохом, что произошло здесь? Возможно ли, что скелеты, все еще запертые в шкафах, являются причиной такой реакции моего тела на эти ступеньки?

Здесь на ступеньках все казалось таким же, как у разбитых окон, как у кровавых следов, ведущих через гостиную, как у металлической посуды, торчащей из человеческой конечности.

Казалось, будто мне предстояло узнать, что что-то ужасное произошло с моей матерью на этих ступеньках, в этом доме. Холод пробежал по моей спине, когда вокруг меня закружились образы моего дедушки. Он был зол, пьян, жесток. И он был на этих ступеньках.

Мамин семейный скелет выглянул из шкафа в коридоре наверху, были видены лишь череп и костяные концы пальцев. Образ Дедушки растворился.

Я никогда не узнаю, что случилось с Мамой. Что заставляло ее защищать Люка, даже после всех тех

376!