Блаватская Т.В. Ахейская Греция
.pdf
лежат к числу облицовочных пластинок, служивших или вставками, или накладками.
Следует заметить, что гребни из слоновой кости не относились к разряду очень редких вещей в ахейском обществе. Их неоднократно находят в склепах зажиточного населения и в Афинах,31 и в Микенах,32 и в других местах. Наличие их в склепе Спаты лишний раз говорит о развитости ахейского костерезного дела, свободно обрабатывавшего массу привозного сырья, каким была слоновая кость.
По сравнению с числом поделок из стекла и слоновой кости гробница в Спате бедна остатками металлических изделий. Золотые предметы малохарактерны, чаще всего это листики, покрывавшие изделия из других материалов. Некоторые золотые подвески полностью повторяют форму подвесок из стеклянной пасты (бусины, черепашки, волюты).33 Бронзовые предметы представлены наконечниками стрел, обломками сосудов и щипчиками. В склепе обнаружено большое число наконечников стрел из обсидиана. Их найдено свыше 500. Здесь же обнаружены остатки шлема — около 50 клыков кабана с отверстиями для нашивки на кожаную основу.34 Керамические находки в склепе Спаты содер-
31H. A. Thompson, Excavallons in the Athenian Agora, 1951, —
«Hesperia», vol. XXT, 1952, p. 107.
32Wace, Chamber tombs, p. 210. В работе дай каталог ахейских гребней из слоновой кости. Новый образец найден в фолосе Мирси-
нохори II (А. Сидорова, Новые открытия в области античного искусства, М., 1965, стр. 49-50).
33В. Haussoutier, Catalogue..., pp. 220-221.
34Ibid., p. 225.
жали как расписную посуду, так и простые кухонные горшки.35
Датировка склепа в Спате является очень важным вопросом истории Аттики. Некоторые предметы из сохранившегося инвентаря продолжают традиции микенского погребального круга А, относящегося к 1600—1500 гг. до н. э., тогда как самые поздние находки относятся уже к позднеэлладскому III периоду, т. е. ко второй половине XIII в.36 Принимая во внимание и то, что усыпальница в Спате дважды расширялась (путем прибавления второй и третьей камер), можно предположить, что изучаемый склеп находился в употреблении около 200—250 лет, вероятно с конца XV по
XIII в.
Инвентарь и архитектура склепа в Спате доставляют важные сведения по истории ахейской сельской знати.
Остатки богатого вооружения говорят о том, что некоторые члены этой семьи принадлежали к военной знати (lavos), занимавшей второе место после басилеев в ахейском войске.
Семья, хоронившая своих покойников в склепе в Спате, принадлежала к самым зажиточным кругам сельского населения.
35Среди последних отметим два треногих котла — форма, встреченная в Афинах, в Арголиде и других местах. Блеген отмечает появление этого типа обиходной керамики в позднеэлладский II
период, т. е. между 1500—1400 гг. (Blegen, Korakou, p. 59).
36Furumark, Chronology, p. 76.
Рассмотренные археологические источники из Зигуриеса и Спаты показывают, что в XIV—XIII вв. до н. э. сельская знать составляла преуспевающий слой ахейского общества.
Если обратиться к погребениям широких слоев деревенского населения, то можно заметить, что могильная архитектура здесь та же, что и у зажиточных слоев. Это склеп с дромосом, выбитый в материковом камне. Но характер погребальных даров здесь иной.
Содержимое зигуриесских склепов XXXIII и XXXV помогает определить материальный уровень крестьянской семьи. Инвентарь обоих зигуриесских склепов оставляет впечатление обыденности и заурядности по сравнению с вещами из богатых сельских усыпальниц.37 Видимо, земле- делец-общинник имел достаточно устойчивое хозяйство, которое позволяло ему не только прокормить себя и семью, но обзаводиться также добротными необходимыми предметами, однако не больше. Остальные результаты его труда шли на содержание местных правителей и «рожденных Зевсом» царей.
Несомненно, в ахейской деревне был и еще слой населения — наиболее бедные общинники, имевшие очень мало земли или совсем не имевшие и добывавшие средства к существованию тем, что нанимались на работу к богатым землевладельцам. Этот разряд, представители которого в эпосе именуются фетами (получали плату натурой: хлебом, одеждой, посудой и т. д.), оставил о себе очень скромные свидетельства. Можно думать, что простые неглубокие могилы, иногда с каменным ящиком, иногда без него, и были по-
37 Blegen, Zygouries, p. 174.
следними жилищами представителей этой низшей категории свободного ахейского населения. Отсутствие скольконибудь ценных предметов в этих могилах достаточно красноречиво рассказывает о бедности их владельцев.
Изложенные выше материалы показывают, что в ахейской деревне XV—XIII вв. разрыв между различными группами населения в социальном отношении был уже достаточно велик. И хотя в деревне внешние формы этого процесса не достигали такого яркого выражения, как в городе, значение его для истории всей страны было огромным.
Инвентарь погребений знати и простого народа говорит о том, что деревенское население широко пользовалось покупными изделиями, в том числе и привозными. В те времена внутренняя торговля в сельских местностях была сравнительно широко развита.
К сожалению, облик ахейского земледельца известен еще не полностью. Изображения на некоторых произведениях искусства (например, на амиклейском кубке II) позволяют сделать вывод, что сельский юноша знатного рода мало чем отличался от богатого горожанина. Он обладал такой же стройной, мускулистой фигурой, как и воиныохотники, изображенные на микенских клинках. Видимо, в представлениях ахейских художников большой разницы между сельской и городской знатью не было.
Имущественное расслоение и развитие торговли свидетельствуют о том, что населявшая ахейскую деревню сельская (территориальная) община прошла уже довольно большой путь развития. К этому времени основной проблемой в жизни деревни становится вопрос о собственности на землю. Согласно пилосским документам, верховным собствен-
ником земли был народ, т. е. в изучаемое время господствовала общинная собственность на землю с разделением земли между земледельцами. В гомеровском эпосе встречается обозначение земельного участка термином κλήρος, указывающим на практику жеребьевки при разделе пахотных
земель,38 причем богатые люди упоминаются как «многонадельные».39
Территория, принадлежавшая сельской общине, находилась обычно под контролем старейшин деревни. В ахейской Греции общинные старейшины происходили из среды родовой аристократии. Возможно, что во вновь основанных деревнях пост старейшины мог перейти и к человеку из чужого племени, но выделявшемуся своим богатством и деловитостью. Люди, занимавшие общинные должности, имели наиболее благоприятные условия для увеличения своих стад и расширения своих наделов.
Что касается рядовых крестьян-земледельцев, то их положение все еще неясно. В эпосе простой земледелецобщинник занимал почетное место не только за ратные под-
виги, но и за умение хорошо пахать и обращаться с животными.40
К сожалению, система земельных отношений в деревне не получила сколько-нибудь ясного отражения и в ахейских
38Il., XV, 498; Od., XIV, 64.
39Od., XIV, 211.
40Мы не согласны с мнением Финли, что данные эпоса и пилосских табличек не соответствуют в вопросе о собственности и владении землей (M. J. Finley, Homer and Mycenae: Property and tenure, — «Historia», Bd. VI, 1957, Heft. 2, S. 133-159).
документах.41 Судя по некоторым, наиболее точно истолкованным документам, в ахейской Мессении существовало крупное частное землепользование, развивавшееся на землях, пожалованных царем.42 Обладатели этих земель — tereta — уже не были связаны с местной сельской общиной, они занимали иное положение. Определить, каковы были взаимоотношения общины и крупных держателей типа tereta, в настоящее время еще трудно. Даже относительно краткий обзор данных об ахейской деревне показывает, что от былого единства сельского населения в XIX—XV вв. до н. э. осталось очень мало.
Город
Материалы по истории ахейского города еще очень немногочисленны, однако даже то, что имеется, позволяет сделать вывод о большой роли города в экономической и социальной жизни Греции XVII—XIII вв.43
41Записи из Пилоса и других дворцовых архивов относятся к области взаимоотношений царей с должностными лицами, управлявшими отдельными частями царского имущества.
42А. И. Тюменев, Tereta пилосских надписей, — ВДИ, 1959, № 4,
стр. 24-32.
43Мы не можем согласиться с Я. А. Ленцманом, который считает, что в «микенской Греции» отсутствовали крупные города и что центрами политической и экономической жизни были не города, а дворцы местных правителей (Я. А. Ленцман, Рабство в микенской и гомеровской Греции, М., 1963, стр. 130-134). Такое утверждение не только противоречит конкретным материалам из ахейских городов, но и грешит некоторой расплывчатостью. Например, отрицание «крупных городов в Греции II тысячелетия» означает, что автор
Нам представляется, что в настоящее время уже нельзя сомневаться в существовании городов в ахейской Греции.
Зарождение элементов городской жизни в Греции относится еще к последней трети III тысячелетия. Одновременное появление таких центров, как Лерна и Рафина, показывает, что предпосылки особого выделения некоторых древних родоплеменных центров получили наибольшее развитие в приморских областях страны. После гибели этих центров в XXI—XX вв. до н. э. наступает перерыв, который, возможно, будет заполнен в ходе дальнейших открытий.
Однако уже в XIX—XVIII вв., в среднеэлладский период, внутри страны мы вновь встречаем у ахеян поселение, представляющее собой самый ранний тип города, где жила община во главе с вождем. Здесь же находился и центр ремесленного производства. Такое поселение обнаружено в местности Дорион44 в северной части Мессении, находившейся на расстоянии 20 км от берега моря, окруженной плодородной равниной.
Интересующее нас среднеэлладское поселение — Дори- он-IV (схема 2 [506]) — окружено мощной оборонительной стеной толщиной от 1,60 до 3,55 м, длина кольца стен достигает 420 м. Сохранившиеся части стены показывают, что она была сложена из камня. Доступ в укрепление шел через пять ворот или просто проходов.
согласен допустить наличие средних и мелких городов. Но средний или мелкий город — это однородное явление в экономической и политической жизни общества. Важно то, что это город.
44 Valmin, Messenia expedition.
Общий облик укреплений Дориона-IV создает впечатление, что строители понимали необходимость эффективной обороны для своего жилища. Внутри городище имеет наибольшую длину 138,8 м, ширину — 82,4 м. Здесь было расположено не менее 250 различных помещений, сооруженных одновременно с возведением оборонительных стен. Конечно, между датой возведения отдельных зданий могли быть промежутки в 20-30 лет, однако весь массив поселения относится к одной эпохе, о чем неоспоримо свидетельствует единство плана его застройки. Внутренняя оборонительноподпорная стена с пятью входами выделяет верхнюю центральную террасу, на которой расположены постройки A1А60. На нижней террасе акрополя находились постройки, примыкавшие непосредственно к внутренней стороне укреплений, и три довольно просторные свободные площади, служившие, вероятно, местом сборищ жителей, военных упражнений и т. д. Характер планировки построек ДорионаIV отличается некоторой суровостью и единообразием. Техника кладки почти всех помещений идентична, и даже самое крупное здание, которое Валмин склонен назвать дворцом, мало отличается от прочих сооружений. Значительная часть помещений имела хозяйственное назначение. Так, пристенные постройки на западе служили амбарами.45 Здесь открыто до 20 одинаковых комнат, стены которых сложены из хорошо подобранных или аккуратно выломанных камней. Внутри каждой кладовой находилось по нескольку пифосов, накрытых каменными крышками. В других местах к стене примыкают даже не комнаты, а простые навесы — возмож-
45 Ibid., pp. 140-141.
но, помещения для скота. Некоторая часть пристенных сооружений служила жилыми апартаментами.
На верхней террасе городища в ее северной части сосредоточены небольшие жилые и рабочие помещения. Там было найдено много зернотерок, пряслиц, каменных и бронзовых орудий (топоры, тесла и т. д.), позволяющих сделать вывод о том, что в этой части городища был расположен
ремесленный квартал, где ремесленники не только работали, но и жили.46
Выделяется среди других сооружений крупнейшее жилое здание (Большой дом — дом вождя) на акрополе, состоящее из пяти комнат; его общая площадь в свету не превышает 130 кв. м. В плане этого определенно прямоугольного дома можно заметить основной принцип планировки ахейских дворцов XIV—XIII вв. до н. э.: большая комната A1 с монументальным очагом окружена более мелкими помещениями, иногда имевшими изолированный вход. При сооружении Большого дома зодчие Дориона-IV проявили несколько больше старания и мастерства, чем при возведении остальных домов, находящихся в укреплении. План Большого дома обнаруживает значительный размах, стены его сложены тщательно и основательно. Валмин47 и Доу48 рассматривают Большой дом как дворец, тогда как Богаев-
46Ibid., p. 97 sq. Однако предположение Валмина, что эти ремесленники были личными рабами владыки Дориона-IV, кажется нам еще недоказанным.
47Valmin, Messenia expedition, p. 77.
48Dow, The Greeks..., p. 8.
ский49 сомневается в этом, считая, что Дорион-IV — «единое общинное поселение» эпохи родового строя.
Обе эти точки зрения не отражают истинного положения вещей. Единство планировки и техники постройки поселения Дорион-IV объясняется не тем, что оно было продиктовано волей единоличного правителя, а сильной общинной традицией, издавна созданной ахейским обществом. Еще в эпоху первобытнообщинного строя родовые поселки хранили свои запасы и всякое имущество в одном укрепленном месте, что получило дальнейшее развитие в раннеклассовом обществе. Нельзя согласиться и с мнением Богаевского, так как появление Большого дома, где жил вождь, так же как и большое количество амбаров и кладовых, указывает, что городище Дорион-IV принадлежало не родовой общине. Это был центр небольшого племени, в котором находились и общественные запасы и ремесленные мастерские, удовлетворявшие потребности жителей городища и группировавшихся вокруг него деревень.
В этом племенном центре, который можно назвать протогородом или поселением городского типа, находилась административная власть, осуществлявшая контроль над общественными богатствами и над ремесленниками, демиургами, обслуживавшими свое племя.
Каков был характер власти правителя, обитавшего в Большом доме, точно сказать трудно. Предметы, найденные в жилище вождя, почти не отличаются от вещей из домов рядового жителя, можно отметить лишь несколько большее
49 В. Богаевский, Малый Дорион, — ВДИ, 1939, № 4, стр. 125-
133.