Критика Канта

Кантовское отношение к морали можно расценивать как попытку вынести все наиболее ценное из таких полярных представлений о природе морали, как платоническое и гедонистическое. Платонизм делает ударение на объективности нравственных стандартов, — Кант принимает этот тезис: категорический императив представляет действие в свете объективно необходимого. Но в оценку моральной ценности поступка так или иначе должен входить учет человеческих мотивов. Ошибкой же платонизма, с одной сторо­ны, является отстранение блага и зла от человеческих мотивов и требование поиска их объективности; ошибкой гедонизма, с дру­гой,— идентификация нравственной мотивации с поиском наслаж­дения. Кантовская теория интересна и привлекательна тем, что пы­тается примирить оба эти фактора. Она утверждает, что: а)до не­которой степени нравственность поступка зависит от мотивации человека; б)моральность действия не есть вопрос, связанный про­сто со склонностью, вкусом или предпочтением, но и содержит в себе нечто объективное.

В соответствии с обыденными представлениями, моральность учи­тывает оба эти компонента. Но если объективность идентифициро­вать, как утилитаристы, с результатами действий человека, то, по Канту, здравый смысл не стал бы связывать моральность с такого вида объективностью. Обычное мышление делает поправку на мо­тивацию человека, совершающего поступок. Если человек действу­ет из лучших побуждений, но ошибается, мы, как правило, склон­ны извинить его. Хирург, оперировавший пациентку и из-за своей ошибки убивший ее, нравственному осуждению не подлежит. Его, как бы сказал Кант, можно обвинить в некомпетентности, можно назвать "сапожником", но мы не можем считать его аморальным человеком только на основании того, что он допустил ошибку. Это показывает, что при оценке нравственной состоятельности или не­состоятельности действия необходимо в какой-то степени учиты­вать и человеческие мотивы. В то же время Кант показывает, что моральность не есть функция одной только человеческой мотива­ции, если последняя рассматривается как производная желания, прихоти или склонности. Некоторые мотивы не связаны с доброде­телью (например, стремление к наслаждению). Только если чело­век действует, исходя из уважения к долгу, тогда мы относимся к нему как к нравственному существу; но в таких случаях он дейст­вует наперекор своим склонностям.

Еще одно соображение в пользу позиции Канта — это представ­ление здравого смысла о том, что нравственное поведение должно быть последовательным, то есть поддаваться обобщению со сто­роны деятеля. У человека, уклоняющегося от призыва на военную службу, вполне законно спросить: "А что, если все станут себя так вести, как ты?" Мы внутренне чувствуем, что человек должен себя вести непротиворечиво: не может считаться моральным в одном случае исправно платить налоги, в другом — уклоняться от них. Мы понимаем, что человек должен всегда платить налоги, если он обязан это делать, то есть он должен себя вести в соответствии с общим правилом (максимой).

Эти обстоятельства делают этику Канта в высшей степени при­влекательной. Что же можно по ее поводу возразить? Основных возражений — три. Во-первых, хотя Кант и старается доказать, что моральная ценность поступка зависит исключительно от опре­деляющего его мотива, в действительности, при определении пра­вильности или неправильности действия он подспудно все-таки об­ращается к рассмотрению его последствий. Так, не заявляя об этом прямо, Кант показывает, что результат поведения не в соответст­вии с категорическим императивом сделал бы человеческую жизнь, в нашем ее понимании, невозможной. Например, он говорит: "Вот здесь-то я сразу стану осознавать, что хотя я и хотел бы лгать сам, мне бы ни в коем случае не захотелось, чтобы возможность лжи стала всеобщим законом. Поскольку при таком положении дел мои будущие заявления вряд ли бы вызвали к себе серьезное отноше­ние со стороны тех, кто с таким нововведением не согласился бы, а Те, кто поспешил бы его принять, отвечали бы мне той же моне­той". Приводя этот пример, Кант обращается к последствиям лжи ("отвечали бы мне той же монетой"), и, в той степени, в какой он отходит от своего первоначального утверждения касаться исключи­тельно мотивов, это делает его теорию несколько непоследователь­ной.

Вторая существенная претензия к этике Канта в том, что она не рассматривает конфликта обязанностей, представляющего, пожа­луй, один из наиболее животрепещущих и серьезных случаев мо­ральных затруднений. Представим, что я пообещал не разглашать секрета, а кто-то спрашивает меня об этом. Я не могу одновременно и сказать правду, и сдержать свое обещание, хотя, вооружившись теорией Канта, я должен сделать и то, и другое. В этой ситуации я, естественно, не могу универсализировать мое поведение: если я ска­жу правду, то нарушу обещание не разглашать секрет; если сдержу свое обещание — не скажу правды.

Третья проблема связана с только что рассмотренной и заключа­ется в том, что Кант чрезмерно настаивает на недопустимости лжи или нарушения обещаний. Согласно более умеренным версиям объ­ективизма, подобная безусловность не должна иметь места. В свете этого возражения, нравственные правила необходимо истолковы­вать скорее как обобщения, чем как категорические требования, не имеющие исключений. Вообще, мы должны говорить правду, но воз­можно и стечение таких обстоятельств, когда мы будем чувствовать себя морально обязанными лгать. Например, если вооруженный ре­вольвером маньяк ищет свою родственницу, чтобы убить ее, было бы крайне аморальным сообщить ему, где она находится, только на основании того, что все должны говорить правду. Честность, вер­ность слову, возврат долга — обязанности, которых необходимо при­держиваться, при условии отсутствия каких-либо из ряда вон вы­ходящих факторов. В. Д. Росс называл такие обязанности оче­видным долгом. Каждый должен выполнять эти обязанности, если не говорить об экстраординарных ситуациях, и, в первую очередь, при прочих равных условиях. Это, третье, возражение не отнимает у моральности ее объективность, но уже не привязывает ее жестко к тому, что противно здравому смыслу, то есть к необходимости всег­да говорить правду, всегда выполнять обещания безотносительно условий и обстоятельств. Разве у нас нет морального права осудить попавшего в плен солдата, который разгласил военную тайну на основании того, что он должен следовать категорическому импера­тиву?

Этим кратким обсуждением этики Канта мы завершаем знаком­ство с этическими воззрениями классической философии.