Занятие 9-10 Модернизм в литературе и искусстве.

Задание:

1. Познакомиться с эстетическими принципами основных течений модернизма и уяснить его место и значение в отечественном и зарубежном искусстве XX века.

2. "Проиллюстрировать" их примерами из произведений литературы и искусства и дать им собственную оценку.

3. Оформить свою классификацию (схему) модернистских течений.

4. Подготовить сообщения по 1, 6 и 7-ым вопросам занятия.

Вопросы:

1. Теория Кьеркегора, Фрейда, Бергеона, Бретона, Ясперса - основа эстетики модернизма.

2. Кубизм, футуризм, дадаизма.

3. Экспрессионизм, импрессионизм, экзистенциализм.

4. Авангардизм, абстракционизм, искусства абсурда.

5. Сюрреализм, гиперреализм, поп-арт и другие модернистские течения.

6. Русский модернизм.

7. Модернизм в оценке отечественных искусствоведов и литературоведов.

Литература:

1. О литературно-художественных течениях XX века. - М., 1966.

2. Критический реализм XX века и модернизм.- М., 1967.

3. Егоров А.Г. О реакционной сущности современной буржуазной эстетики.- М., 1968.

4. Лифшиц М.А. Рейнгард Л.Я. Кризис безобразия. От кубизма к поп-арт.- М., 1968.

5. Кожинов В.В. К вопросу об эстетике русского авангардизма// Литературные направления и стили. - М., 1976.- С. 318-330.

6. Куликова И.С. Критика эстетических концепций современного буржуазного искусства.- М., 1976.

7. Фасижев М.А. Фрейдизм и кризис современного буржуазного искусствоведения // О современной буржуазной эстетике.- М., 1977.- Вып.2.

8. Модернизм. Анализ и критика основных направлений.- М., 1980.

9. Называть вещи своими именами: Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века.- М., 1986.

10. Ермилова Е.В. Теория и образный мир русского символизма.- М., 1989.

11. Ницше Ф., Фрейд З. и др. Сумерки богов.- М., 1990.- С. 222-345.

12. Русская литература XX века. Дооктябрьский период. Хрестоматия.- Л., 1991.

Текст стихотворения для анализа по теме «Система образов лирического стихотворения»

(Б. Окуджава «Приезжая семья фотографируется у памятника Пушкину»)» для практического занятия по теме: «Способы анализа лирических произведений»

На фоне Пушкина снимается семейство.

Фотограф щелкает, и птичка вылетает.

Фотограф щелкает,

но вот что интересно:

на фоне Пушкина!

И птичка вылетает.

Все счеты кончены, и кончены все споры.

Тверская улица течет,

куда не знает.

Какие женщины на нас кидают взоры

и улыбаются…

И птичка вылетает.

На фоне Пушкина снимется семейство.

Как обаятельны

(для тех, кто понимает)

все наши глупости и мелкие злодейства

на фоне Пушкина!

И птичка вылетает.

Мы будем счастливы

(благодаренье снимку!).

Пусть жизнь короткая проносится и тает.

На веки вечные мы все теперь в обнимку

на фоне Пушкина!

И птичка вылетает.

Одним из предварительных условий анализа литературного произведения является ясное представление об авторе, его эпохи, круги идей и образов, присущих его творчеству. У каждого большого писателя свой особенный художественный мир, живущий по своим собственным законам, не учитывать которые нельзя.

Поэзия Булата Окуджавы вводит читателя в свой мир, где возвышенное и романтическое не отделимо от будничного и обыкновенного, где героика войны и мирные радости жизни: труд, дружба, любовь – сливаются в едином эмоциональном пафосе, где глобальные и нравственные проблемы вырастают подчас из повседневных бытовых фактов.

Общая мысль литературного произведения, его так называемая идея, как правило, не лежит на поверхности, не выражена « открытым текстом», ее нужно «вычитать» во взаимодействии художественных элементов художественной структуры. Если это эпическое повествование, то чаще всего основная идейная нагрузка падает на сюжетно-фабульную организацию материала. Действие персонажей, смена ситуаций закономерно ведут читателя к неким общим выводам из всего рассказанного. Если же перед нам лирическое произведение, в котором динамика событий уступает место динамике мыслей и чувств, то путь воплощения идейного замысла можно искать в системе образов, т.е. в отборе и взаимодействии относительно самостоятельных образных объектов, будь то люди, предметы, явления природы, утверждения, переживания и т.п.

Однако не всегда этот замысел может получить четкую логическую формулировку. В одном случае, в стихотворении угадывается определённая категорическая сентенция, в другом – доминирует трудно выразимое эмоциональное начало. В пользу этого говорят следующие соображения. Первые отроки стихотворения воспринимаются как начало некоторого действия: «снимается семейство», «фотограф щёлкает», «птичка вылетает», «женщины на нас кидают взоры». Однако дальше ничего не происходит, развёртывания событий нет. Но нельзя же всерьёз видеть смысл произведения в самой констатации факта фотографирования приезжей семьи у памятника Пушкину, изложенного в первой строфе! Очевидно не для этого автор вступил в диалог с читателем. Тем более, что последующие строфы вызывают у читателя весьма конкретные вопросы, которые требуют столь же конкретных ответов. Какие «счёты кончены и кончены все споры»? почему прохожие женщины «кидают взоры и улыбаются»? Кто эти те, которые считают, что «наши глупости и мелкие злодейства» «обаятельны» на фоне Пушкина и почему это так? Почему, благодаря снимку, «мы будем счастливы»? поиск последовательных ответов на эти и другие вопросы и составляет в данном случае, так сказать, алгоритм решения нашей задачи. Здесь и следует обратиться к системе образов стихотворения, играющих относительно самостоятельную роль. В неё мы включим образы приезжего семейства, фотографа, улыбающихся женщин, лирического повествователя, выступающего под именем «мы», Тверской улицы, памятника Пушкину, птички, непонятно почему «вылетающей» в конце каждой строфы…

Всё, о чём говорится в стихотворении, интересно потому, что происходит «на фоне Пушкина» и при этом «птичка вылетает». Пятикратное повторение этих выражений недвусмысленно означает их важность для понимания произведения.

Почему же все счёты и споры кончаются на фоне памятника Пушкину? Буквальное толкование этих слов (а оно на практике встречается: как расположится перед объективом, сколько заплатить фотографу?) опровергается дальнейшим ходом изложения, становится бессмысленным. И памятник Пушкину мы начинаем понимать расширительно как образ поэзии, прекрасного искусства, символ которого для нас («для тех, кто понимает») является Пушкин. Рассуждая так, мы невольно подходим к мысли, что перед лицом высокого искусства все мелкие житейские счёты и споры действительно становятся несущественными, ничтожными. Прикосновение к искусству делает нас нравственно выше, духовно богаче, терпимее к людям, снисходительнее к их незначительным провинностям («глупостям и мелким злодействам») и даже физически красивее. Потому-то проходящие мимо прекрасные женщины («какие женщины!») «кидают взоры и улыбаются», что в изображаемой ситуации и в прямом и в переносном смысле (вот она – одна из граней поэтического мастерства Б. Окуджавы!) люди распрямляются, оживляются, становятся одухотворенными, т.е. красивыми и внешне.

Так завязывается, развёртывается и проверяется логикой содержание текста возможная его интерпретация как утверждение благотворного, облагораживающего и возвышающего воздействия искусства на человека, на человечества. От частного случая, конкретного бытового эпизода – фотографирования у памятника Пушкину мысль поэта стремится к обобщению, к размышлениям о назначении искусства, причинах его бессмертия( «жизнь коротка, искусство вечно!»). Оно дарит людям высокое наслаждение духа, несет ощущение подлинного счастья, оно сближает народы, превращает человечество в братский союз единомышленников. Этот тезис в стихотворении категоричен и абсолютен. Он раздвигает временные рамки настоящего, ведет в прошлое и в будущее. Улица Горького, лицом к которой обращен памятник Пушкину, названа Тверской, как она именовалась при жизни великого поэта, ибо утверждаемая истина не знает временных границ. Образ этой многолюдной столичной магистрали воспринимается как полноводная река жизни, как бесконечный поток истории, устремленный в неизвестное будущее.

Кто же является объектом воздействия искусства и носителем сформулированного выше убеждения? Обращает на себя внимание, что в первой строфе все происходящее излагается от третьего лица, а во второй строфе появляется «мы» как некий собирательный образ, куда входит, наряду с семейством, и лирический повествователь, который, как бы присоединился к фотографирующимся («на нас кидают взоры»). В последующих строфах «мы» – это и все мы, читатели, в конечном счете, все человечество, разделяющее высказанные мысли. Рядом с этими образами образ фотографа представляется второстепенным, служебным, не требующим дополнительных комментариев. Но еще одна деталь стихотворения, регулярно повторяющаяся, нуждается в объяснении: это образ птички. Прямое прочтение здесь не поможет, так как птичка стихотворения – это метафора, обозначающая эффект чудесного преображения жизни под влиянием искусства. Верить, что из объектива вылетит птичка – это значит верить в чудо, в то, чего не бывает. Но, здраво рассуждая, мы должны признать, что и вечное искусство, все еще не переделало человечество, не привело его в то идеальное состояние, которое изображается в стихотворении как данность. И это свидетельствует о романтическом пафосе произведения, о страстной вере поэта в возможность подобного чуда, в осуществимость прекрасного идеала всеобщей гармонии.

Образ повествователя, лирического «я» («мы»), в нашем стихотворении особенно сложный, следует отличать от образа автора выражением которого является идейная сущность произведения. Хотя повествователь обычно высказывает точку зрения автора, нетождественность их может быть ощутимой. В анализируемом тексте она наблюдается на лексико-стилистическом уровне. Принадлежащее автору заглавие стихотворения, сформулированное литературно-книжным языком, повторяется в первом стихе в сниженной разговорно-просторечной манере. Сравним: «семья» – «семейство», «фотографируется» – «снимается», «у памятника Пушкину» – « на фоне Пушкина». Два этих стилистических ряда в стихотворении переплетаются, не разрушая идейно-эмоционального единства целого. Сниженная лексика, на наш взгляд, эстетически соотносима с образом приезжей семьи, с их простодушным желанием запечатлеться на престижном фоне, а книжное – с образом повествователя и стоящего за ним автора. Взаимодействие этих рядов демократизирует всю атмосферу произведения, подкрепляя мысль о народном характере подлинного искусства.

Так, рассматривая систему образов стихотворения Б. Окуджавы в их взаимосвязи и складывающемся единстве, мы в итоге поддерживаем предложенную интерпретацию, поскольку она не противоречит логическому смыслу отдельных образов и их соединения, хотя, разумеется, не претендуем на однозначность толкования.

Литература

1. Баженова И. Портрет Окуджавы// Октябрь. 1984. №9.

2. Евтушенко Е. Талант есть чудо неслучайное.- М.: Сов. писатель, 1980. С. 222-225.

3. Паперный З. Единое слово.- М.: Сов. писатель, 1983. С. 220-243.

4. Чайковский И. Будьте высокими! // Вопросы литературы. 1984. №5.