Заславский (2)

торых местах гегелевской «Феноменологии» и письмо свое заключает такими удивительными словами:

«Я в ближайшее время думаю много заниматься анатомией и физиологией и, кроме того, буду посещать лекции, где предмет демонстрируется ad oculos (наглядно)

и анатомируется».

Занятия математикой были для Маркса и научной работой и средством отдыха. Предоставим по этому поводу слово Лафаргу. Он пишет:

«Алгебра доставляла Марксу истинное душевное утешение; к ней он прибегал в самые тяжелые случаи своей беспокойной жизни. Во время последней болезни жены он не в силах был заниматься своими обычными научными работами; только углубившись в математику, он

находил забвение от гнета, испытываемого под влиянием страданий жены. Среди этих душевных страданий он написал свою работу об исчислении бесконечно малых, которая, по отзывам математиков, знакомых с ней, представляет большую ценность... В высшей математике он нашел диалектическое движение в его простейшей и наиболее последовательной форме. По мнению Маркса, наука достигнет полного своего развития лишь тогда, когда будет в состоянии пользоваться данными математики».

Математические рукописи Маркса захватили своей глубиной Энгельса. Письма Маркса и Энгельса летом 1881 года полны математических формул, и теория Маркса даже ночью, во время сна, не оставляла Энгельса.

«Эта теория так меня захватила,— писал он Марксу,— что я не только весь день думал о ней, но и во сне-

в прошлую ночь мне приснилось, что я дал одному парню свои запонки для дифференцирования, а он с ними

удрал».

Но если высшей математикой Маркс пользовался, с

одной стороны, для углубления философской диалектики, то, с другой стороны, она же служила для объясне-

ния процессов классовой борьбы, скрытых за явлениями экономической жизни. Он указывал (в письме Энгельсу,

8 января 1868 года), что одним из совершенно новых положений в «Капитале» является то, «что впервые зара-

ботная плата объяснена как иррациональная форма проявления скрывающегося за ней отношения, и это отно-

461

сится одинаково к обеим формам заработной платы: повременной и сдельной».

Маркс прибавляет к этому:

«Мне очень помогло, что в высшей математике ча-

сто встречаются такие формулы».

Так сливались во всей его деятельности, дополняя

друг друга, коммунист, ученый, революционер. И в этом было указание для всего великого общественного дви-

жения, которое мощно развивается под знаменем его учения,— для борьбы рабочего класса за социализм.

Лондон не заметил похорон человека, имя которого теперь со скрежетом зубовным повторяет вся между-

народная буржуазия. Лишь небольшая группа ближайших друзей присутствовала на похоронах. Энгельс про-

изнес речь над могилой. Он говорил о великих открытиях Маркса в области общественных знаний, о его великих

заслугах в области социалистической революции.

Маркс,—а таких областей было очень много, и он ни

в одной из них не оставался поверхностным,— в каждой области, даже в математике, он сделал самостоятельные

открытия».

Таким был Маркс как человек науки. Но это далеко не составляло и половины его деятельности. Наука была для Маркса исторически движущей, революционной си-

лой. Он испытывал чистую радость от всякого нового открытия в области теоретической науки, практическая польза которого, может быть, была еще неясной. Но он испытывал еще гораздо большую радость от таких открытий, которые оказывали немедленное революционное воздействие на промышленность или вообще на истори-

ческое развитие. Так, он внимательно следил за новыми открытиями в области электричества, в частности за опы-

тами Марселя Депре.

Все эти черты, которые были личными чертами велико-

го человека, мыслителя, революционера, вождя, не являются ли они и общими чертами пролетарской революции? В Советском Союзе, в рабочем классе его, в Комму-

нистической партии, в ее вождях мы видим те же черты

страстной преданности теоретической науке вместе с революционной страстью; мы видим стремление к полному

462

развертыванию производительных сил в промышленности, построенной на научной основе, для скорейшего

осуществления того общественного строя, который вставал перед умственным взором Маркса, когда он смотрел

на модель первой электрической машины, на чертежи первой гидростанции.

От этой крохотной, почти игрушечнойгидростанции, осмеянной современниками, слепорожденными буржуа, до первой в Европе гигантской электростанции на Днепре тянется прямой провод классовой борьбы, революционных переворотов и научных исканий. Овладевая наукой и техникой, следуя ленинским заветам, рабочий класс под руководством Коммунистической партииосуществляет пророческую мысль Маркса.

1933 год.

ГРАМОТА, ОБРАЗОВАНИЕ И КУЛЬТУРА

Недавно, месяца два назад, в Мюнхене состоялся конгресс астрологов. Это звучит несколько неожиданно для нашего уха, но в буржуазной печати это никого не поразило. Астрология была наукой, и даже основной наукой, в древние времена. Понятия грамоты, образования и культуры тогда совпадали. Жрецы были единственно грамот-

ными людьми своего времени, они же были представителями науки и культуры. Научными трудами того времени

были гороскопы, то есть раскрытие судьбы народа и человека по скрещению действительных или мнимыхпутей звезд. Небо было населено тогда очень густо богами, чудесными зверями и даже всякими волшебными вещами.

На исходе средних веков астрология была уже лженаукой. Буржуазная наука, значительно расчистившая небо в молодые свои годы, окончательно изгнала астрологию из области образования и культуры. Астролог стал означать шарлатана. Правда, как форма терпимого буржуазными законами жульничества, астрология даже процветает на Западе, но так называемые культурные люди буржуазии над ней еще недавно потешались,

463

В Мюнхене, в сентябре 1934 г., собирались не те убогие шарлатаны, которые за небольшую плату могут определить судьбу человека по линиям на небе или на ладони. Астрологи в Мюнхене называли себя с гордостью людьми науки. Они не торгуют гороскопами в розницу. Но они готовы поставлять гороскопы для нужд буржуазной культуры в оптовом масштабе.

Доклад доктора К. Крафта из Цюриха был посвящен вопросам иной (или, напротив, древней) науки — космической экономики. Не думайте, что это был просто набор магических заклинаний по какому-нибудь египетскому образцу. С замечательной усидчивостью доктор Крафт собрал все данные о подъеме и падении курсов на ньюйоркской бирже с 1831 по 1922 год. Параллельно он установил всякие изменения в движении небесных тел. И вышло, что кризисы объясняются не законами капитали-

«тайнах сферической тригонометрии», а баронесса

стиле средневековья, а ученое исследование о «космических и биологических ритмах». Были еще доклады об астрологии мужских и женских имен, о символике расположения небесных светил и т. п. Древние астрологи наивно видели в небе льва, рака, скорпиона, тельца, козерога. Астрологи современной буржуазии не так простодушны. Небо в их представлении не зверинец, а таинственная грамота, начертанная неведомод космической силой. Они защищаются этой грамотой против революционного марксизма.

Астрологи свободно собираются на свои конгрессы, и «серьезная» буржуазная печать (в данном случае «Нейе фрейе прессе») серьезно печатает отчет о болтовне совре-

464

менных магов. Да и* как не печатать? Ведь все эти астрологи — высокообразованные люди, во всеоружии ученых дипломов и титулов.

Разрыв между образованием и культурой полный. Выходит даже так, что чем более образованным делается средний буржуазный человек, тем больше его одичание. Этот разрыв между наукой и общим мировоззрением, а следовательно, и культурным уровнем констатирует английский буржуазный публицист Роберт Белл. Он пишет в статье «Наука и средний человек», что последние удивительные успехи в области физики (квантовая теория) опасны для мировоззрения среднего культурного человека. Прежние удобные, привычные представления опрокинуты, новая научная космогония ему не по силам. Он поневоле предоставлен -суеверию.

Так оформляется и завершается банкротство буржуазии в той области, в которой она в особенности кичилась своими достижениями и историческими заслугами,— в области грамотности, образования, культуры. Классовое общество провело резкие социальные грани между этими понятиями. Оно ограничило рабочий класс элементарной грамотностью и поставило предел: ни шагу дальше! Оно сделало образование монополией буржуазии. Оно превратило культуру в привилегию избранного меньшинства. Но образование стало технической профессией, оно ничего общего не имеет е культурностью, инженер и врач в капиталистических странах не нуждаются в общем научном мировоззрении.

В Германии на научных конгрессах, в научной печати совершенно серьезно дебатируются вопросы «расовой теории». Это ничем не выше астрологии. И Германия — это не исключение. Фашизм только обострил и оформил те процессы культурного одичания, которые идут повсюду.

В капиталистических странах пролетариат — это единственный класс, который в борьбе своей стремится снести рогатки, поставленные буржуазией между грамотностью, образованием и культурой. И на земном шаре Советский Союз — единственная страна, в которой эти рогатки снесены. Грамотность, образование, культура в Советской стране —это не отдельные пути, упирающиеся каждый в тупик. Это отрезки одной, общей магистрали. Между ними

нет и не может быть противоречий? Они представляют единство роста нового человека.

Когда госпожа Простакова говорила, что дворянскому недорослю Митрофанушке не нужна география, что «не дворянская это наука», она очень ясно и выразительно определяла роль и положение образования в крепостнической России. Помещики удовлетворялись грамотой. Государство требовало от них умения подписать свое имя под крепостной записью. Образование и науки были уделом чиновников разного рода. Культура была словом незнакомым, чуждым и лишним. Для «простонародья», для крестьян и фабричных не полагалось и грамоты.

Буржуазная Россия знала цену образованию господствующих классов. Хотя и очень туго, оно все же развивалось. Пускала хилые ростки и культура. Рябушинские пользовались славой наиболее передовых в Москве капиталистов. Они не только издавали «прогрессивную» газету, но и покровительствовали наукам и искусствам. Один из них издавал дорогой журнал — «Золотое руно», В нем печатались наиболее изысканные поэты» буржуазной России. Рябушинские не отрицали и некоторой пользы грамоты для рабочих, Влад. Павл, Рябушинский гово-

эту программу. Рабочих немного учили грамоте в город-

кладывали свой собственный путь. Они учились в подполье, и революционная борьба была для них источником и образования и общекультурного развития.

466

А многомиллионная крестьянская масса оставалась такой же безграмотной, как и во времена госпожи Простаковой, Ни грамоты, ни образования, ни"культуры, Жалкие начатки школьного дела в деревне были еде-* даны на заре помещичьего земства. Когда Маниловы пришли к заключению, что география — это дворянская наука, они великодушно пожертвовали и крестьянам кроад начальной грамоты. Но вся история земства свелась к тому, что Собакевичи и Проетаковы уничтожали плоды либеральных увлечений Маниловых. Царская Россия покровительствовала только грамотным кулакам.

Пролетариату пришлось мимоходом в социалистической революции доделывать то дело, которое в передовых буржуазны:?? странах, да и то не во всех, было завершено по крайней мере с формальной стороны, Ликвидация буржуазии в Советской стране была и ликвидацией неграмотности. Черное пятно, позорившее некогда царскую Россию даже среди буржуазных стран, стерто теперь почти начисто. Есть еще малограмотность— неграмотности, как общей и серьезнейшей проблемы, нет. Ее' приходится добивать в отдельных углах и самых дальних окраинах Советского Союза — там, где прежде никакой грамотности не было, среди небольших народов, числившихся некогда на положении «дикарей».

ностью белых в России и негров в США. Он писал: «Позором ложится на цивилизованную, передовую страну, северо-американскую республику, такой безобразно высокий процент (44 с половиной процента.— Д. 3.) неграмотных». Это был выпад прежде всего против бур- жуазно-помещичьей "России, в которой неграмотных белых было свыше 73 проц., не считая детей до 9-лет- него возраста.

Излишне повторять теперь параллели грамотных и неграмотных в советской и в капиталистической стране, Мы приходим к нулю неграмотных. В капиталистическом обществе мистеры Собакевичи и мистрис Проста-

467

нейшие сомнения. Если грамотный рабочий полезнее неграмотного на заводе, то к чему нужна грамота безработному? Школьная сеть сократилась во всех капиталистических странах.

Всеобщая грамотность переведена у нас из разряда исторических проблем в разряд обычных задач Совет-

умственного труда. Через сельскую школу челюскинец,

О. Ю. Шмидта о диалектическом материализме ему открылся новый мир, и он понял ограниченность образования без общего научного мировоззрения. И там же, на льдине, он полюбил Пушкина,

Культура во всех ее видах, подлинная культура, накопившая богатства в опыте, в трудах, в творчестве лучших людей всех веков, делается достоянием миллионов в Советской стране. Образованный человек должен быть культурным человеком у нас, точно так же, как грамотному необходимо стать образованным. Это относится к трактористам любой МТС в такой же мере, как и к академикам. Можно ли себе представить тракториста, который не овладевает культурой? Засмеяли бы такого. И скоро засмеивать будут в деревнях такого парня, который, овладев грамотой, не будет овладевать техникой, не будет учиться на курсах, не будет развиваться дальше.

В капиталистической стране посадили в тюрьму учителя Скопа, который пытался в интересах культуры насадить в школе начала научного образования и объяснял происхождение человека по Дарвину. У нас изолирован будет от общества культурных людей тот дикарь или идиот, который стал бы морочить детей дикими баснями, давно опровергнутыми даже в книгах буржуазных историков.

Но мы не отвергаем огулом и басни. Среди них есть

468

поэтические произведения, полные глубокого смысла. В сокровищнице древних мифов едва ли не самый прекрасный — это миф о Прометее. Мятежный полубог, который говорил: «По правде, всех богов я ненавижу»,— похитил у властителей неба огонь, и снес его людям, и приучил их пользоваться им. Огонь был началом культуры, началом власти человека над стихией. Боги сурово наказали Прометея. Они приковали его цепями к скале в горах Кавказа, и орел разрывал его печень... Свою юношескую диссертацию, дерзкий вызов буржуазной науке и культуре Маркс открыл словами в предисловии:

«Прометей — самый благородный, святой- и мученик в философском календаре».

Но огонь, который. Прометей принес некогда людям, огонь разума, исследования, борьбы, культуры, тускло горит в капиталистических странах. Угли покрываются позолотой. И только там, в той стране, где некогда, по преданию, был богами прикован к скалам мятежный титан, разгорается все ярче огонь научной страсти, огонь мысли, подлинной и бесстрашной культуры. Советский Союз — страна освобожденного Прометея, и в торжестве советской социалистической культуры — надежда всего трудящегося, борющегося, мыслящего человечества.

1934 год.

ПРОРОК РЕФОРМИЗМА

В одной из роскошных зал германского рейхстага небольшое семейное торжество. Присутствуют члены со- циал-демократической фракции, члены правления ~соци- ал-демократической партии и гости. Среди гостей какието почтенные старушки и русские меньшевики. В центре собрания рядом с президентом рейхстага Лебе и рейхсканцлером Мюллером виновник торжества — розовый, сияющий старичок с благодушным лицом, аккуратно подстриженной бородкой, в очках. Это Эдуард Бернштейн. Ему исполнилось 80 лет.

Рейхсканцлер Мюллер говорит, что Бернштейн при-

469

надлежит истории, что он был Подлинным идейным вождем германской социал-демократии. Верно, кивают члены фракции и правления и русские меньшевики. Вся политическая жизнь предвоенных годов, продолжает Мюллер, проходила под знаком вашей книги «Предпосылки социализма и задачи социал-демократии». Многие мысли, высказанные в этой книге, оказались пророческими...

Бернштейн из скромности протестует. О, пророк — это слишком много! Прошу не возражать! — говорит строго Мюллер, и все весело смеются. Громко хохочут социалдемократические вожди, улыбаются почтенные старушки, хихикают русские меньшевики.

Бернштейн тронут приветствиями и благодарит. Он не избалован знаками сочувствия. Никого так не травили

снисходительной улыбкой упрекать своего старого друга Каутского: ну, Карл, кто же оказался прав в знаменитом историческом споре между марксистами и ревизионистами?

И Каутский не смеет спорить. Каутский занимается теперь популяризацией Бернштейна, пророка междуна« родного реформизма. Каутский иронически называл Бернштейна Кассандрой, каркающей пророчицей древнего мира. Он писал: «Мыслимо ли, чтобы революция была отложена до тех пор, пока демократические классы не дозреют? Если бессмысленно говорить об отсрочке истори-

бы посреди боя обескуражить пролетариат неосновательным умалением его политических способностей, а в гом, чтобы предъявлять наивысшие требования к политическим способностям пролетариата и всеми силами стараться их увеличить».

Так было. А теперь сидят рядышком две дряхленькие Кассандры и предвещают зловеще гибель пролетарских революций. И вокруг них социал-демократические министры, социал-демократические городовые и социал-демо- кратические жандармы. Вместе с знаменитыми своими теоретиками они ревностно защищают буржуазную фа-

470