Психотерапевт лицом к лицу с семейной системой
Терапевтический процесс, как и понимание семейной динамики, определяются в основном системой убеждений и ценностей самого психотерапевта. Благодаря тем его способностям, которые отличают его как индивида, а также способности работать в тандеме с другими терапевтами лечебный процесс выступает не как попытка некой подсистемы изменить систему, воздействуя на нее снизу вверх, а как работа одной системы с другой. Убеждения терапевта включают в себя в качестве компонентов познанное, или накопленный багаж знаний, познаваемое, то есть доступное пониманию благодаря пережитому опыту и последующему его анализу, и непознаваемое, то есть то, что остается за пределами нашего интеллектуального постижения. К вторичным факторам личности терапевта и системы его убеждений я отношу рациональное начало (интеллектуально-техническая основа, политические взгляды) и иррациональное (сокровенная часть опыта, его оценка и символизация). Сюда же относятся элементы самообмана, корни которого надо искать в особенностях либо культуры, либо самой личности профессионала. Они могут вписываться или не вписываться в один из четырех типичных характерологических паттернов: параноидный, простой, кататонический и гебефренический.
В процессе взаимодействия терапевта как личности и семейной системы эти компоненты образуют контекст встреч, определяют обоюдную мотивацию и двусторонний характер обмена жизненным опытом. Деловые качества терапевта, его операциональное мастерство — результат прежде всего его собственной целостности, его роста и не в последнюю очередь — его способности расширять присущее человеку чувство принадлежности семье — той, где родился, и той, что создал сам. Благодаря всему этому становится возможным диалектическое равновесие между принадлежностью другим и чувством собственной индивидуальности. Профессиональное применение этого диалектического баланса между индивидуацией и принадлежностью и называется терапевтическим союзом, поскольку в его основе лежит умение терапевта отделять свою функциональную роль от своего личного образа жизни.
Ловушки и лабиринты терапевтического процесса
Каждый, кто причастен к терапевтической практике, знает, что там нас ждет ряд “ловушек”, создающих угрозу терапевтическому процессу. Наиболее очевидные среди них: рассказы о прошлом, боль — настоящего, страх перед будущим, искус обольщения и миф волшебства. Терапевта подстерегают разного рода опасности: затеряться в лабиринтах беспардонного копания в чужой жизни, поддаться возбуждающему чувству идентификации, соскользнуть на терапию для самого терапевта, удрать от реалий собственной жизни, увлечься совместным с клиентом построением иллюзорных схем и, наконец, не устоять перед искушением продлить симбиоз до бесконечности.
В таких ситуациях возможен ряд терапевтических ходов, может быть, не совсем техничных, но зато полезных под углом зрения собственной безопасности и ее обеспечения. К наиболее критическим моментам в терапевтическом союзе я отношу: соединение сторон, индивидуацию, воссоединение и расторжение. Работая с проекциями, которые возникают при переносе, можно поменяться ролями с клиентом, изображая откровенную скуку, терапевтически манипулируя переносом либо, напротив, бурно отрицая все. Можно также прервать поток семейных проекций и фантазий, прямо указав на скрытый в них подтекст, или начать параллельную игру, рассказав нечто похожее из фантазий самого терапевта. Допускаю, что в иные минуты, накоротке, можно признаться и в каких-то отклонениях, которым подвержен сам. Все это сообщает пациентам опыт равного с терапевтом участия в работе, избавляя их от чувства, что только им приходится раскрывать о себе всю подноготную.
Иногда следует открыто возразить против проекций, к которым прибегает семья, независимо от того, есть в них доля истины или нет. Как уже говорилось выше, полезно временами незаметно брать на себя роль пациента, повернув ситуацию таким образом, чтобы семья становилась терапевтом. Такие приемы ослабляют напряжение, особенно в тех случаях, когда, например, затрагивается проблема изменения.
Для пользы дела иногда неплохо призвать на помощь кого-нибудь из старших коллег, расширив тем самым возрастной диапазон участников, встретившихся на почве того или иного конкретного случая. Подобное сотрудничество осуществляется на началах либо ко-терапии либо просто приглашения нового лица для участия в одной из встреч.
Терапевт может дать понять семье, что он не всемогущ. Это пойдет лишь на пользу делу, поскольку семья должна верить прежде всего в собственные силы, сознавая, что только от нее зависит и только сама она решает, имеет ли смысл продолжать лечебный процесс. И наконец, терапевту стоит постепенно “накапливать” признаки, свидетельствующие о том, что терапевтический союз близится к завершению, поскольку эти отношения носят временный характер и их прекращение знаменует собой успех лечения.
Литература
Ford, F. & Herrick, J. (1974, Janury), Family Rules — Family Lifestyle. Amer. Jnl. Orthopsych. 44, I.
Выступление Альберта Эллиса
Позвольте мне сначала отметить те моменты в докладе Карла, которые я полностью разделяю. За последние тридцать лет мы пережили много разногласий, но остается немало вопросов, по которым наши взгляды совпадают и которые прозвучали в докладе.
С глубоким удовлетворением принимаю утверждение, что у каждого человека есть своя система ценностей и убеждений, несомненно, это относится и к психотерапевтам. Хочу добавить, что именно наличием этой особенности объясняется эффективность терапии, независимо от квалификации терапевта. Коренные изменения личности клиента происходят, в частности, под воздействием ваших слов, как следствие доверия тому, что вы говорите и делаете. Если убеждения клиента расходятся с тем, что говорите и делаете вы, и вам не удалось их поколебать, то будь вы хоть самым распрекрасным терапевтом, ваша миссия обречена на неудачу. С другой стороны, даже не очень опытный специалист может добиться успеха, если в какой-то момент убеждения клиента начинают совпадать с тем, что он говорит.
В докладе отчетливо прозвучала мысль, что орудием изменений является не кто иной, как психотерапевт. И против этого не возразить. Чтобы добиться динамики, вы вкладываете в лечебный процесс всего себя, работаете с полной отдачей, мобилизуя все идеи и теории психотерапии. Я бы только уточнил, что действующей силой изменения является все же сам клиент: на самом деле не мы изменяем людей, мы только помогаем им измениться.
Карл считает, что терапевт должен быть достаточно сильной личностью, чтобы завоевать доверие клиента или целой семьи. Это верно. Как показывают последние исследования, недостаточно только душевности и отзывчивости (на которых в течение многих лет настаивает Карл Роджерс), необходимо показать клиенту, что позиции терапевта тверды и он верит в то, что делает, что чувствует и чему учит. Такой подход располагает клиента или семью к доверию или, по крайней мере, дает им основание предполагать, что терапевту можно верить.
Это возвращает нас к вопросу убеждений. Карл говорит о семейном бессознательном. Я предпочитаю использовать термин “имплицитное”. Хотя у большинства людей всегда найдутся невыраженные, скрытые мысли, невыраженные чувства и поступки, мы в рационально-эмотивной терапии (РЭТ) легко добиваемся их осознания, если действуем так, как подсказывает наша теория. Все это отнюдь не спрятано в глубинах подсознания, скорее, просто представляет неявную сторону поведения, мыслей и чувств всех тех, из кого состоит семья. Этот скрытый план мыслей и чувств привносится в ситуацию, как когда-то он был привнесен в исходную семейную реальность, наложив отпечаток на образ жизни семьи и особенно — на способы ее философского осмысления. Некоторые называют этот процесс “умозаключениями”. Терапевту надо непосредственно приблизиться к тому, как клиент делает выводы, способен ли он изменить свои саморазрушающие умозаключения.
Ничто человеческое не чуждо клиенту, заметил Карл. И то верно. Я согласен, что они — люди, а не какие-нибудь оборотни. Человеческое присуще даже целым семьям, хотя иногда и приходится наблюдать кое-какие маленькие сдвиги, если не сказать малейшие. Однако я хочу обратить ваше внимание на то, что, занимаясь семьей как целым, мы нередко забываем, что она состоит из индивидов. А ведь они тоже люди и подвержены тем же заблуждениям, что и остальные смертные. Все они очень разные и в то же время — удивительно схожие, в силу их принадлежности к роду человеческому. Если мы не сумеем уловить эту схожесть, годы наших терапевтических усилий будут потрачены впустую.
На вооружении у психотерапевтов есть разнообразные теории, оригинальные идеи и даже скромный фактический материал относительно устройства человека, и весь этот багаж мы привносим в семью или любую другую терапевтическую ситуацию. Но, я думаю, мы скорее и точнее попадем в цель, если не будем строго разграничивать семейную и индивидуальную терапию. Между ними есть различия, но и общность тоже.
Мне очень понравился предложенный Карлом термин биопсихосоциальная семья. Он особенно ценен тем, что выделяет биологическое начало, тем более, что этот элемент упускается из виду многими терапевтами, и прежде всего — семейными. У всех нас, при всем различии в воспитании, есть общая базовая основа — принадлежность к роду человеческому, мы имеем много сходства и одинаковых наклонностей. Я имею в виду не врожденные представления, модели поведения и даже не чувства, а именно сильно выраженные биологические тенденции, которые мы приносим с собою в семью, ибо мы — биосоциальные животные. Большая часть того вреда, который мы причиняем самим себе, обусловлена биологическим началом. Не будем забывать, что биологически мы — род людской, и это биологическое начало сохраняется в отношении всех телесных функций, включая процесс мышления, работу нейросигнальной системы и все прочее, что в нас есть. Если мы не заинтересуемся биологической основой и не попробуем выяснить характер ее воздействия на нас и на процесс терапии, мы никогда не сможем толком разобраться, что же происходит на самом деле, и не пойдем дальше предположений (в полном согласии со старой психоаналитической гипотезой), что виной всему окружающая среда, забывая о явных биофизических или психологических, социальных или биосоциальных наклонностях, которые мы привносим в любую ситуацию.
Карл отметил, что в общении членов семьи друг с другом постоянно присутствует элемент психотерапии. Ценная мысль. Терапия — не только там, где есть терапевт и его клиент или клиентка. Это формальная психотерапия. Между тем люди постоянно оказывают друг на друга терапевтическое воздействие — в рамках своих социальных групп, внутри семей, друг с другом и в своих головах. Следовательно, надо исходить из того, что члены семьи постоянно внушают друг другу свои убеждения, влияют друг на друга, помогают, да и мешают друг другу. Надо признать, домашняя терапия часто бывает не самой удачной. Но тем не менее, ее надо поощрять. Занимаясь рационально-эмотивным семейным и особенно индивидуальным лечением, мы пытаемся показать людям, как быть более эффективными терапевтами по отношению друг к другу — не только по отношению к самим себе, но друг к другу. Мы рассказываем им о природе основных нарушений, которым подвержены многие из нас, и разъясняем, как с ними справляться. Мы помогаем клиенту понять, что в его конкретной ситуации нарушение психического равновесия объясняется не только воздействием других людей, но и собственными его поступками и мыслями.
Я согласен с Карлом в том, что действительно не следует чрезмерно вовлекаться в процесс терапии. Вряд ли я воспользовался бы приведенными им техниками, но они вполне пригодны, чтобы не увязнуть в проблемах семьи и сохранить свой независимый статус, не поступаясь убеждениями, не поддаваясь симпатиям и антипатиям. А поэтому стоит время от времени отвлекаться от проблемы и спрашивать себя: “Зачем я все это делаю? Почему пытаюсь преодолеть то или иное предубеждение клиента или научить его какому-то умению или определенному поведению?”. И часто ответом на это будет: “Потому что его проблемы — отголоски моих собственных проблем, которые я привношу в ситуацию. Надо последить за собой и умерить свой пыл”.
По мнению Карла, терапевту следует соблюдать четкую границу между его, терапевта, “микрокосмом” и семейной и общественной жизнью клиента. И с этим я согласен. Вы работаете с семьей, чтобы помочь тем, кто в нее входит, в их жизни, а не в вашей собственной, поэтому следите за тем, чтобы состояние вашего эго и ваши предубеждения не отражались на терапевтическом процессе.
Как заметил Карл, человек может научиться всему, что стоит знать. Я бы развернул эту мысль и добавил, что при желании можно критически пересмотреть все, во что веришь. Если вы действительно хотите что-то узнать и собираетесь работать над проблемой как терапевт и как клиент, вы должны быть открыты для нового знания, чтобы усвоить его и использовать в дальнейшей практике. Как терапевты, мы должны быть заинтересованы в самообразовании в той же мере, как и в обучении других.
Теперь пришла очередь коротко остановиться на моих разногласиях с Карлом. Первое: если я не ослышался, Карл назвал ненормальными родителей-одиночек. Это заявление кажется мне, по меньшей мере, странным. Второе: Карл вместе с Джоном Уоркентоном считается первопроходцем в длительной многогранной терапии (multiple therapy), у которой безусловно есть свои преимущества. Однако это дорогое и требующее времени удовольствие, которое мало кому по карману, если только оно не становится частью исследовательской программы. Третье: Карл считает, что язык терапевта — язык иносказаний. В известной степени это верно, но то же самое в значительной мере относится и к языку клиента. Поэтому терапевту надо следить за тем, чтобы он сам и его клиент достаточно ясно формулировали свои умозаключения. Важный момент в терапии — показать клиенту, как часто его выводы строятся на базе ложно понятых фактов, вызывая драматические переживания, для которых на самом деле нет никаких оснований.
Четвертое: по утверждению Карла, он никогда не работал один с итальянскими семьями, а только в паре с коллегой-итальянцем. Если довести эту мысль до конца, то получится, что с еврейской семьей можно работать только в паре с коллегой-евреем, а с любой другой — с помощью выходца из той же этнической среды. Конечно, знание национальных традиций — большой плюс в работе психотерапевта, однако не это самое главное. Обучая рационально-эмотивной терапии, мы исходим из убеждения, что психическое равновесие нарушается у людей не потому, что они переняли от своих семей и общин ложные нормы поведения или образ мыслей, а потому, что эти нормы превращаются в догму, требующую неукоснительного соблюдения.
В качестве примера я всегда привожу американских и английских подростков. Одних с детства учат обожать футбол и бейсбол, а других — крикет. И там, и там мальчишки говорят себе: “Надо бы научиться этой игре как следует”. Очень неплохая мысль, тем более, что, чем лучше ты играешь, тем выше твой престиж в глазах сверстников. Но затем возникает другая мысль: “Раз все играют в крикет (или бейсбол), мне тоже надо, да я просто должен научиться!”. Все эти “надо”, “должен”, “обязан”, эта тирания модальности, по выражению Карен Хорни, — явление врожденное, а не благоприобретенное.
Вот почему я вполне хорошо управляюсь с итальянцами без всякого напарника и найду общий язык даже с эскимосом без помощи эскимосского коллеги, хотя у них совсем другие представления о нормах и традициях. Конечно, знание традиций мне бы не помешало. Но я могу гарантировать: вся беда от того, что нормы превращаются в обязательные требованием, в автократичное и догматическое “должен”. Вот если мне удастся уловить эту модальность необходимости, тогда я пойму суть норм, кому бы они ни принадлежали. Я не буду пытаться изменить сами нормы, а только разъясню клиентам, как их сохранить, не домогаясь беспрекословного соблюдения с помощью назойливых напоминаний, упреков, криков и угроз. Я помогу клиентам избавиться от этой одержимости.
Пятое: по мнению Карла, главное, что от нас требуется, — понять процесс, а результаты, дескать, не должны смущать терапевта. Что говорить, это замечательно — понять процесс, но было бы еще лучше — разобраться в результатах, перепроверить их, а также изучить, какой именно процесс ведет к тому или иному результату. Это, безусловно, пойдет на пользу как терапевту, так и, надеюсь, клиенту. Единственный критерий успешности психотерапии, заметил Карл, — если вы с удовольствием провели час приема с клиентом. Своеобразный подход! Может, он и прав, но мне как ученому всегда хочется проверить гипотезу опытным путем. Возьмем сто терапевтов, которые в свое удовольствие провели час с клиентом, и сто других терапевтов, которые после часа работы чувствовали себя как выжатый лимон, а теперь сравним результаты. Позвольте мне усомниться, что у первой сотни они будут выше.
Вот основные моменты, по которым я согласен, а также не согласен с Карлом. Мне особенно хочется отметить всеобъемлющую глубину его доклада. Он всесторонне осветил биологический аспект психотерапии, так же как психологический и социальный — в их взаимодействии с первым. Все они взаимодействуют друг с другом, и точку зрения Карла действительно можно считать исчерпывающей. Нам есть, о чем подумать.